В тот век, как живали еще Торквемады,
Над жертвами рока свершались обряды
Глубоких, ужасных, убийственных мук:
Ломание ног и дробление рук.
Там истина, корчась средь воплей и жалоб,
Винилась, – и страшный кончался обряд
Тогда, как, глаза свои выкатив на лоб,
Невинный страдалец кричал: «Виноват!»
Есть пытка другая, того ж совершенства
Она достигает, – то пытка блаженства.
Счастливцу творится пристрастный допрос
Под всем обаянием лилий и роз.
Тут узнику в сердце, без всякой пощады,
Вонзаются сладкие женские взгляды,
Он дивные, райские видит места, –
И алые, полные неги уста, Как бисер, как жемчуг, слова ему мечут
И с жарким дыханьем щебечут, лепечут.
«Покайся! признайся!» – напевы звенят,
И нервные звуки всё вкрадчивей, ниже…
Он тает, а пламя всё ближе, всё ближе…
Нет сил… Исторгается вздох: «Виноват!»