Коротконожка

РОКОВЫЯ ГАЛОШИ и ДРУГІЕ РАЗСКАЗЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Электро-Типографія Н. Я. Стойковой, Шпалерная, No 14.

1901.

Ее всѣ звали коротконожкой...

-- Вотъ наша милая коротконожка!.. -- представляли ее знакомымъ родители...

Коротконожка пойдемъ гулять!..-- звали ее подруги.

И въ этомъ не звучало ничего обиднаго, а скорѣе нѣчто ласкательное.

Таня была такая уже отъ рожденія. Правая голень ея оказалась на нѣсколько сантиметровъ короче лѣвой. Въ остальномъ сложеніе ея было вполнѣ правильное, и она выглядѣла здоровымъ, цвѣтущимъ ребенкомъ. Притомъ, если въ ней и не было особенной красоты, то безконечно много миловидности и той доброты въ лицѣ, которая дѣлаетъ ребенка анголоподобнымъ...

Шли годы. Таня подростала. Тутъ только она начала чувствовать нѣкоторый трагизмъ своего положенія. Когда подруги-подростки танцовали съ кавалерами-гимназистами, ей приходилось сидѣть и быть только наблюдательницей, Правда, постоянно подлѣ нее торчалъ какой-нибудь велико-возрастный гимназистъ, который мрачно философствовалъ.

-- Что такое танцы!.. Это обычай дикихъ!.. Повѣрьте, Татьяна Александровна, я-бы съ большею охотой просидѣлъ подлѣ васъ всю жизнь.

Но эта философія ее мало утѣшала, и она съ завистью смотрѣла, какъ мимо неслись оживленныя пары...

Гулять казалось ей теперь тоже не совсѣмъ удобнымъ. Родители заказали ей подходящую обувь съ высокимъ каблукомъ. Она становилась на пальцы правой ноги, чтобы выработать болѣе правильную походку. Но это было довольно мучительно, и мало помогало... Между тѣмъ, ей чудилось, что мимоидущіе смотрятъ на нее съ явнымъ сожалѣніемъ. А иногда она слышала за своей спиной.

Какое несчастье! Такая миленькая, и вдругъ...

Таня очень страдала... Названіе "коротконожка" ее теперь уже раздражало, и родители, и окружающіе, избѣгали произносить это слово. Но привычка брала свое и нѣтъ-нѣтъ у кого-нибудь да срывалось фатальное прозвище... Бѣдную Таню это доводило до слезъ...

Ей шелъ двадцать первый годъ, и она, конечно, мечтала, какъ всѣ дѣвушки въ эту пору. Ей мечтамъ представлялся сказочный принцъ-чародѣй, который, явившись прежде всего, удлинялъ ея ногу ровно на столько сантиметровъ, сколько было необходимо, а затѣмъ уже предлагалъ ей руку и сердце.

И этотъ принцъ, дѣйствительно пришелъ. Конечно, онъ не былъ въ состояніи сдѣлать ея ногу нормальной. Но предложеніе онъ ей сдѣлалъ.

Николай Валеріановичъ Кадушовъ у многочисленныхъ маменекъ и тетушекъ считался очень выгоднымъ женихомъ. Ему было немногимъ болѣе 30 лѣтъ, занималъ онъ вполнѣ обезпеченное положеніе, среди знакомыхъ считался оригиналомъ и эксцентрикомъ,-- впрочемъ, больше потому, что неоднократно ускользалъ отъ сѣтей разставляемыхъ ему невѣстами и ихъ матерями. Съ Таней онъ познакомился не случайно. Увидя ее однажды на балу, онъ слѣдилъ цѣлый вечеръ, какъ она скромно жалась въ углу, стараясь укрыться отъ взора окружающихъ.

Въ концу вечера онъ былъ представленъ Танѣ и съ тѣхъ поръ сдѣлался ея постояннымъ кавалеромъ. Матушки и тетушки шипѣли и злились, но все-же были совсѣмъ огорошены, когда узнали, что Кадушевъ сдѣлалъ Танѣ предложеніе.,

-- Нечего сказать убилъ бобра!.. Чѣмъ только плѣнила его эта калѣка?!.

Кромѣ того, Таня была безприданница, и, слѣдовательно, съ этой стороны женитьба Кадушева такъ-же не могла быть оправдана...

Коротконожка была счастлива какъ никогда... Николаи Валеріановичъ очень ей нравился, а тутъ еще ее подзадоривали и тѣшили завистливые взгляды подругъ.

Послѣ свадьбы новобрачный укатили въ Италію. Когда они вернулись Таню буквально узнать нельзя было. Она расцвѣла, сформировалась, похорошѣла... Она обожала мужа, а онъ относился къ ной очень внимательно, ласково, хотя нѣсколько свысока... Счастливымъ днямъ, казалось, не должно было быть предѣла... Но судьба рѣшила иначе...

Какъ-то къ Николаю Валеріановичу зашелъ его давнишній другъ и однокашникъ Рѣзуновъ. Тани не было дома. Друзья усѣлись въ кабинетѣ и, увлекшись воспоминаніями о далеки прошедшихъ студенческихъ годахъ, не замѣтили какъ вернулась хозяйка дома. Спросивъ у горничной, кто у Николая Валеріановича, Таня хотѣла уже войти въ кабинетъ, но услышала свое имя и на мгновеніе остановилась. Да, безспорно, говорили о ней и говорили довольно горячо... Невольное любопытство удержало Таню у дверей кабинета.

Однако, никакъ я не пойму, почему ты выбралъ себѣ жену съ физическимъ изъяномъ?..-- раздавался голосъ Рѣзунова. Вѣдь, самъ говоришь, что и влюбленъ ты но былъ, и матеріальныхъ выгодъ никакихъ не предвидѣлось.

-- Именно, этотъ изъянъ, какъ ты выражаешься, и заставилъ меня выбрать эту дѣвушку, а по другую, отвѣчалъ Николай Валеріановичъ.

-- Не понимаю что-то...

-- А вотъ я объясню мою точку зрѣнія... Видишь-ли, дружище, я -- эгоистъ, и сознаваться въ этомъ нисколько не стыжусь. Такъ какъ въ сущности -- всѣ люди эгоисты, и для рисовки только играютъ въ альтруизмъ. И вотъ пришло мнѣ на умъ жениться на такой дѣвушкѣ, которая всегда чувствовала, что, женившись на ней, я свершилъ нѣчто вродѣ благодѣянія. Быть можетъ это и не совсѣмъ благородная мысль, но, во всякомъ случаѣ, она логична. Какъ тамъ ни верти, а моя Таня постоянно чувствовала, что она коротконожка, что большинство молодыхъ людей смотрятъ на этотъ физическій норокъ, какъ на нѣчто ужасающее. И вотъ явился я, благородный рыцарь, и взялъ ее... Чувства удивленія и благодарности при этомъ должны явиться сами собой, а отсюда уже не далеко до обожанія... А что можетъ быть пріятнѣй, какъ быть обожаемымъ своею собственною женой?!. Это такая рѣдкость!.. Такъ вотъ секретъ моей женитьбы...

-- И ты, дѣйствительно, счастливъ?.. Вполнѣ... Съ моей стороны тутъ, собственно, оказалось очень мало самопожертвованія... Ты видѣлъ, какъ расцвѣла и похорошѣла моя Таня, подъ вліяніемъ любви... А что до обожанія, то мы къ этому идемъ, мой другъ... Она и теперь уже смотрятъ на меня такими глазами, словно съѣсть собирается... Она покорна и кротка, какъ овечка... Я дѣлаю съ нею что угодно... Я лѣплю ея характеръ, какъ изъ воска... Однако, пойдемъ, посмотримъ -- не вернулась-ли и она...

Коротконожка отскочила отъ дверей, бросилась въ спальню и тамъ, уткнувшись въ подушку, долго плакала... Затѣмъ, кое-какъ справившись съ нервами, сѣла къ окну и начала обдумывать свое положеніе. Къ чаю она не вышла, велѣвъ сказать мужу, что у нея голова болитъ.

На другой день въ отношеніяхъ Тани къ Николаю Валеріановичу наступила значительная перемѣна. Она стала къ нему куда холоднѣе. Замѣтна была даже нѣкоторая склонность къ ироніи и критикѣ... Николаи Валеріановичъ отнесъ это на долю нервовъ, которые могутъ розыграться въ любой моментъ у любой женщины. Однако, и продолженіи недѣли дѣло пошло еще хуже. Таня начала возражать, говорить дерзости, капризничать и предъявлять невозможныя требованія... О "лѣпкѣ изъ воска характера" -- не могло быть и рѣчи... Николаи Валеріановичъ былъ очень удивленъ, но и тутъ придумалъ "физіологическое " объясненіе:-- быть можетъ, Таня была въ интересномъ положеніи. А въ это время женщинамъ все прощается...

Однако, никакого "интереснаго" положенія не оказалось... А совмѣстная жизнь шла все хуже и хуже... Черезъ 2--3 мѣсяца -- она стала невозможной... Ихъ мирный семейный очагъ былъ превращенъ въ какой-то адъ. Начались сцены, обмороки, истерики, битье посуды Николай Валеріановичъ буквально потерялъ голову. Онъ не могъ себѣ уяснить, что произошло съ его тихой, кротко и, "благодарной" женой, Ему приходилось во всемъ уступать, лишь-бы сохранить только тѣнь покоя. Его гордость и самолюбіе были сильно уязвлены. Его эгоистическія наклонности потерпѣли чувствительный ударъ. Его разсчеты совершенно не оправдались.

Но какъ это ни странно -- Николай Валеріановичъ любилъ теперь "коротконожку" гораздо больше, чѣмъ прежде. Тогда онъ скорѣе жалѣлъ ее, чѣмъ любилъ. Онъ смотрѣлъ на нее, какъ на немощное существо, нуждающееся въ его покровительствѣ, и призванное обожать его. Теперь эта горячая, своенравная. ни въ чемъ не уступающая женщина интересовала его, заставляла усиленно биться его сердце. И въ недолгіе промежутки семейнаго перемирія онъ считалъ себя счастливымъ, какъ никогда.

Однако, чаша не была еще выпита до дна...

Въ одинъ прекрасный день "коротконожка" заявила, что неудачная семейная жизнь ей опротивѣла, и что она желаетъ вернуться къ родителямъ.

Въ первую минуту, Николай Валеріановичъ, оскорбленный до глубины души, рѣшилъ сейчасъ-же выдать Танѣ отдѣльный видъ на жительство...

Чѣмъ скорѣе освободиться отъ такой особы, тѣмъ лучше!..

Но въ тотъ-же день уже онъ почувствовалъ, что такъ поступить не въ состояніи. Онъ слишкомъ любилъ Таню, онъ не могъ вырвать ея образа изъ своего сердца, онъ понялъ, что, несмотря на всѣ переносимыя имъ непріятности, онъ безъ нея будетъ невыразимо страдать.

Онъ бросился къ Танѣ и все это очень горячо высказалъ ей...

И если ты будешь меня еще въ десять разъ больше мучить, все-таки я не отпущу тебя, потому что я люблю тебя, я безъ тебя жить не могу!..

Подъ вліяніемъ его горячей рѣчи, лицо Тани становилось все радостнѣе и радостнѣе. При послѣднихъ словахъ она бросилась въ объятія мужа.

-- Милый!.. Да я тебѣ сама очень люблю, и никогда, никогда не оставлю... Все то, что я дѣлала это время -- служило только искусомъ... Теперь я знаю, ты меня, дѣйствительно, любишь, а не руководишься одною жалостью!..

И она разсказала ему все: какъ подслушала его разговоръ съ пріятелемъ, какъ рѣшилась, во что-бы то ни стало, узнать, любитъ-ли онъ ее самою или только ея покорность и кротость.

-- Милый, ты попался въ ловушку собственнаго эгоизма. Вотъ ты говорилъ, что я должна тебя обожать изъ благодарности. Не было-ли это грубымъ оскорбленіемъ для тебя самого? Вѣдь, тогда я должна была-бы любить всякаго, кто-бы меня соблаговолилъ взять замужъ будь это Иванъ Ивановичъ, Петръ Петровичъ или Сидоръ Сидоровичъ... Слѣдовательно, свои личныя-то достоинства ты ставилъ ни во что! И вотъ мнѣ стало больно и ли себя, и за тебя... Я хотѣла доказать, что одна благодарность еще не можетъ взывать любви... Да ты и не достоинъ былъ, любви, разъ взялъ меня исключительно въ тѣхъ видахъ, чтобы имѣть въ своей женѣ послушную рабу. И отказала-же я себя!.. Долго ты будешь это помнить... Но за то я узнала, что ты меня, дѣйствительно, любить не за кротость и хорошій нравъ, а за меня самою -- какая-бы я ни была... Ты все перетерпѣлъ... Получай-же теперь свою прежнюю кроткую женку!.. Впрочемъ, насчетъ, кротости съ тобой слѣдуетъ быть поосторожнѣе... Еще опять, пожалуй, задумаешь "лѣпить мой характеръ изъ воска!,"

Николай Валеріановичъ зажалъ ей ротъ горячимъ поцѣлуемъ... Миръ былъ заключенъ. И снова солнце согласія засіяло надъ молодой четой...