РОКОВЫЯ ГАЛОШИ и ДРУГІЕ РАЗСКАЗЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Электро-Типографія Н. Я. Стойковой, Шпалерная, No 14.
1901.
Николай Федоровичъ Воропанинъ скончался. Ему не было еще 50 лѣтъ, хотя всѣ почему то давно уже величали его старымъ холостякомъ. Это былъ человѣкъ вполнѣ обезпеченный и къ тому же не лишенный семейныхъ наклонностей. По крайней мѣрѣ, въ его характерѣ было много мягкости и выносливости, онъ былъ очень аккуратенъ, не расточителемъ, и сильно любилъ дѣтвору. Казалось, съ такими качествами -- какъ разъ кстати было бы жениться и сдѣлаться добропорядочнымъ супругомъ...
Однако, Воропанинъ не женился. Правда, онъ дѣлалъ нѣсколько попытокъ въ этомъ направленіи, но препятствія являлись не съ его стороны, и даже не со стороны невѣсть, а со стороны трехъ семей, у очага которыхъ онъ считался непремѣннымъ и незамѣнимымъ членомъ.
Еще въ гимназіи Воропанинъ сблизился съ тремя своими однокашниками: -- Спиридоновымъ, Наумовымъ и Великановымъ. Эта дружба росла и крѣпла въ періодъ студенческой жизни, и превратилась въ неразрывныя узы, когда четверо друзей выступили на арену жизни. Жизнь ихъ, однако, сложилась различно. Спиридоновъ, Наумовъ и Великановъ, сейчасъ же поступили на службу, Воропанинъ, какъ наиболѣе обезпеченный и независимый, избралъ доли) "свободнаго интеллигента"; онъ жуировалъ, путешествовалъ, Посвящалъ свои досуги живописи и музыкѣ.
Трое друзей его вскорѣ женились и Воропанину послѣ недѣли эстетическихъ восторговъ въ безалаберной средѣ художниковъ, или послѣ легкомысленнаго заграничнаго вояжа, всегда было гдѣ отдохнуть, куда преклонить главу. Передъ нимъ были широко раскрыты двери трехъ дружественныхъ семей, гдѣ онъ могъ себя считать роднымъ и близкимъ. Здѣсь его окружали такою любовью, такою предупредительностью, что желать большаго было бы грѣшно. Нѣжныя ручки хозяекъ готовили для него любимыя тартинки, другъ почти насильно заставлялъ его улечься послѣ обѣда въ кабинетѣ, дѣти но сходили съ колѣнъ "добраго дяди"... А онъ былъ дѣйствительно добръ. Какія прелестныя игрушки онъ привозилъ дѣтямъ, какіе удивительные портсигары дарилъ своимъ друзьямъ, и какими ослѣпительными брилліантами баловалъ хозяекъ дома...
Одно его нѣсколько печалило -- это соревнованіе, происходившее между семьями его трехъ друзей. Каждый желалъ видѣть его у себя какъ можно чаще. Особенно сильно сказывалось это соперничество между женами друзей, Дѣло доходило иногда до ссоръ и столкновеній, и Воропанину стоило не малаго труда помирить прелести ихъ дамъ. Кончалось тѣмъ, что онъ долженъ былъ обѣщать лишній разъ отобѣдать у обиженной и, кстати, дарилъ ей изящную дорогую бездѣлушку. Когда, же недоразумѣніе при нимало болѣе серьезный характеръ, Воропанинъ обыкновенно прибѣгалъ къ слѣдующей дипломатической уловкѣ. Онъ приглашалъ трехъ обиженныхъ дамъ въ оперу и здѣсь, въ ложѣ, мирилъ ихъ. Къ тому же его самолюбію льстило то, что знакомая партерная холостежь видѣла его въ цвѣтникѣ трехъ красивыхъ и совершенно не похожихъ другъ на друга женщинъ, которыхъ онъ называлъ: "три граціи". Жена Спиридонова была румяная, свѣжая блондинка съ голубыми глазами газели, роскошными плечами и пышнымъ каскадомъ бѣлокурыхъ локоновъ; жена Наумова стройная, граціозная брюнетка съ горящимъ взоромъ и красными, какъ вишня, губами; жена Великанова -- шатенка съ матовоблѣдной кожей, античнымъ профилемъ и загадочной улыбкой сфинкса...
Такъ текла жизнь Воропанина. Онъ былъ красивъ, богатъ, независимъ. Все лучшее, что могла бы дать ему семейная жизнь, онъ вкушалъ у очага трехъ дружественныхъ семей. Непріятностей и тяготъ, связанныхъ съ жизнью отца и супруга онъ не зналъ, но испытывалъ... Шли годы за годами. Ворошнинъ началъ утомляться отъ веселой свѣтской жизни, и тогда друзья завладѣли имъ ужъ вполнѣ. Правда, изрѣдка начинала шевелиться въ его мозгу мысль о собственной женитьбѣ, но тутъ онъ встрѣчался съ горячимъ протестомъ, особенно со стороны неонъ его друзей. Въ каждой изъ предлагаемыхъ ему невѣстъ онѣ находили, по крайней мѣрѣ, по семи смертныхъ грѣховъ, и Воропанинъ въ ужасѣ опять бѣжалъ подъ защиту своихъ друзей".
Воропанину стукнуло 45 лѣтъ. Подходила старость. Прелестныя "три граціи" какъ будто немного охладѣли къ нему. Онѣ ужъ по такъ горячо приглашали его къ обѣду, не такъ часто заставляли сопутствовать въ театръ и на прогулки. За то для друзей онъ сталъ совершенно незамѣнимымъ. Они привыкли къ нему какъ къ своему халату и утреннему чаю. Никто не у мѣлъ та къ разсказать скабрезнаго анекдота, позабавить дѣтей, разыграть съ друзьями пульку винта."
Но когда Воропанинъ возвращался одинокій въ свою большую холостую квартиру, какимъ холодомъ и пустотой вѣяло отъ нея. Тамъ въ кругу друзей шумный дѣтскій говоръ, оживленныя лица хлопочущихъ хозяекъ; здѣсь мракъ и тоска... И въ тѣ часы одиночества онъ всей душой ненавидѣлъ и свою веселую холостую лишь, и беззаботные годы самостоятельности, и своихъ "дорогихъ" друзей, и очаровательныя улыбки "трехъ грацій"...
* * *
Воропанинъ скончался внезапно... Еще вечеромъ, сидя въ кабинетѣ своего друга Великанова, онъ игралъ въ "дурачки" съ его младшимъ сыномъ. Придя домой, онъ пожаловался лакею на головную боль, и отправился къ себѣ въ спальню. На другой день его нашли въ постели мертвымъ...
Искреннее горе, повидимому, охватило семью Спиридонова, Наумова и Великанова: три друга во все время панихидъ не отнимали платка отъ глазъ, а "три граціи" поторопились облечься въ глубокій трауръ, который, кстати сказать, былъ имъ очень къ лицу... Похоронили, незабвеннаго друга", возложили цѣлую дюжину вѣнковъ "отъ неутѣшныхъ товарищей", и черезъ недѣлю собрались въ опечатанный кабинетъ Воропанина, чтобы изъ устъ судебнаго пристава выслушать послѣднюю волю усопшаго. Прямыхъ наслѣдниковъ у Воропанина не было, и только въ углу кабинета жался въ истертомъ чиновничьемъ вицмундирѣ, его дальній родственникъ -- троюродный племянникъ. Въ дверяхъ собралась прислуга въ лицѣ лакея, кухарки, кучера и конюха. Посреди комнаты, у письменнаго стола, въ скорбныхъ позахъ расположились попарно супруги Спиридоновы, Наумовы, Великановы. Судебный приставъ вскрылъ завѣщаніе и, послѣ обычной вступительной формулы, перешелъ къ перечисленію по пунктамъ, оставленнаго Воропанинымъ наслѣдства.
Перечисленіе, это, невидимому было расположено покойнымъ въ восходящей градаціи. Сначала упоминалось о сотнѣ рублей, оставленныхъ конюху, затѣмъ слѣдовалъ кучеръ, швейцаръ, какая-то бѣлошвейка, прислуга его друзей. Троюродный племянникъ былъ помѣщенъ между кухаркой и лакеемъ и получилъ 2000 рублей и какую-то золотую вещь. Лакею Павлу было отказано 3000 рублей и богатый гардеробъ покойнаго. Затѣмъ слѣдовалъ капиталъ для гимназіи, гдѣ воспитывался покойный, и для университетской библіотеки...
Во время чтенія этого длиннаго перечня, нервная судорога пробѣгала по лицамъ друзей, а въ глазахъ "трехъ грацій" вспыхивалъ огонекъ нетерпѣнія...
Наконецъ, слѣдовалъ пунктъ, посвященный сообща Спиридонову, Наумову и Великанову. "Дорогимъ друзьямъ" была отказана коллекція рѣдкихъ мундштуковъ, богатый наборъ охотничьяго оружія и нѣсколько дорожныхъ "surtouts" и "cabarets"... Судебный приставъ съ любопытствомъ взглянулъ на лица друзей, полныя изумленія и негодованія. Далѣе шло перечисленіе посмертныхъ подарковъ дѣтямъ друзей. Все это очень миленькія и изящныя бездѣлушки, но ничего существеннаго ничего цѣннаго.
Дѣтямъ-же Воропанинъ оставлялъ свои 3 большихъ портрета, масляными красками, въ роскошныхъ рамахъ. Портреты эти должны висѣть въ квартирѣ друзей въ "дѣтскихъ", по словамъ завѣщанія, "хотя бы одинъ годъ" для того, чтобы дѣти, глядя на портретъ, чаще вспоминали, какъ горячо Воропанинъ любилъ ихъ. Непремѣннымъ исполненіемъ этого пункта обусловлено было приведеніе въ исполненіе всего, что въ завѣщаніи относится къ семьямъ Спиридонова, Наумова и Великанова.
Послѣдній пунктъ гласилъ слѣдующее: "Всѣ остальныя наличныя деньги, а также и цѣнныя бумаги, положенныя на храненіе въ Коммерческій банкъ, въ общемъ въ суммѣ 225 тысячъ рублей, раздѣлитъ на три равныя части, и по одной части (75 тыс. рубл.) вручитъ женамъ друзей моихъ Людмилѣ Спиридоновой, Вѣрѣ Наумовой и Наталіи Великановой въ награду за оказанное ими мнѣ вниманіе и за заслуги, имъ однѣмъ извѣстныя. Имъ-же поручаю возвратить находящіяся въ моемъ гардеробѣ 8 халата и три пары туфель, разновременно, собственноручно ими вышитые и поднесенные мнѣ"...
Такова была месть Воропанина...
Три дамы въ траурѣ были близки къ обмороку, а трое друзей, быстро выйдя въ переднюю, нахлобучили на голову шапки и, молча спустившись съ лѣстницы, разошлись въ разныя стороны, даже не попрощавшись, и нахмуривъ брови, подобію заговорщикамъ итальянской опоры...
Судебный-же приставъ, складывая завѣщаніе, изрекъ афоризмъ, достойный быть проданнымъ потомству: "хорошо быть другомъ дома и еще лучше быть другомъ трехъ домовъ"...
* * *
Этотъ день въ семьяхъ трехъ друзой -- былъ днемъ генеральной баталіи. Летѣли стаканы, миски, блюда; "граціи" то и дѣло хлопались на полъ, а горничныя уставали, бѣгая съ стаканами воды и разшнуровывая барынямъ корсеты. Малолѣтніе отпрыски Спиридоновыхъ, Наумовыхъ и Великановыхъ но могли понять, чего это папеньки по нѣсколько разъ подбѣгали къ нимъ, тащили ихъ къ зеркалу, гдѣ внимательнѣйшимъ образомъ сравнивали ихъ физіономіи со своими... Къ вечеру однако, стало тише. Мажорное настроеніе смѣнилось минорнымъ. Маменьки тихо плакали, а папеньки бродили но комнатамъ, заложивъ руки за спину и, повидимому, что-то обдумывая...
Рано утромъ Спиридоновъ отправился къ Наумову и, къ своему удивленію, поднимаясь по лѣстницѣ, встрѣтился съ Великановымъ, который шелъ туда-же. Три пріятеля Воропанина молча и крѣпко пожали другъ другу руки. Затѣмъ Спиридоновъ заговорилъ о всепрощеніи, благородствѣ души и противленіи злу. Наумовъ къ этому добавилъ нѣчто о тяжкой долѣ семьянина, о дороговизнѣ воспитанія дѣтей, о неудачахъ по службѣ. Великановъ цитировалъ двѣ поговорки: "грѣхъ да бѣда на кого не живетъ" и "кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ"... Наконецъ, Спиридоновъ рѣшительно заявилъ, что онъ не считаетъ себя въ правѣ противиться послѣдней волѣ "незабвеннаго" друга. Наумовъ и Великановъ тотчасъ-же присоединились къ этому мнѣнію... Рубиконъ былъ перейденъ.
Черезъ мѣсяцъ семьи трехъ друзей были утверждены въ наслѣдственныхъ правахъ. Въ ихъ кассу поступило по 75 тысячъ рублей, портреты, халаты и туфли покойнаго. Халаты и туфли были въ тотъ же день проданы татарину, но портреты, согласно завѣщанію, висѣли въ "дѣтскихъ" ровно годъ, заставляя нянюшекъ и тетенекъ удивляться сходству нѣкоторыхъ дѣтей съ покойнымъ "добрымъ дядюшкой". Спустя годъ и портреты были отправлены на чердакъ. Только 75 тысячъ остались незыблемыми и-послужили основой дальнѣйшаго благополучія друзей Воропанина.