-- Что случилось, Жессика? -- с беспокойством прошептал де Биевр.
Овладев собой, Агарь поднялась.
-- Извините меня, -- едва слышно проговорила она.
-- Что с тобой? -- в свою очередь спросил Риго.
-- Ничего. Легкое недомогание. Тут очень душно. Я должна подышать свежим воздухом. Это пройдет.
-- Пойти мне с тобой? -- спросила Люси.
-- Жессика! -- жалобно воскликнул Гильорэ.
-- Не стоит беспокоиться. Немного воздуха, и все будет хорошо.
Она поблагодарила Риго, подавшего ей манто и проводившего ее до дверей ложи.
В коридоре она столкнулась с несколькими запоздавшими зрителями, спешившими на свои места. Поднявшись по главной лестнице, она направилась к верхнему ярусу. Достигнув галерки, она осмотрелась. В кулуаре было пусто. Бедняки, идя в театр, никогда не опаздывают.
В углу, прислонившись к стене, старая капельдинерша механически перебирала билетики.
Агарь подошла к ней.
-- Мадам, -- начала она.
Старуха подняла голову. Тон Агари невольно заставлял быть внимательным.
-- Мадам, в первом ряду, на третьем от занавеса стуле, сидит молодая девушка в сером платье. Подойдите к ней и скажите, что с ней хотят говорить.
Для виду женщина пыталась протестовать.
-- Представление уже началось. В следующем антракте...
-- Сейчас же! -- повелительно сказала Агарь.
Оставшись одна, она прислонилась к разрисованной красным стене. В открывшуюся дверь Агарь увидела широкую спину молодого гвардейца, напряженно вслушивавшегося в каждое слово, доносившееся со сцены. Отрывки фраз изредка долетали до слуха Агари. Потом все смешалось, и она больше ничего не видела, кроме стоящей перед ней Гитель.
-- Агарь! -- повторяла девочка, протягивая к ней руки. -- Агарь!
-- Пойдем отсюда! -- резко сказала Агарь.
Они очутились в пустом фойе. Там они посмотрели друг на друга.
-- Агарь, -- снова сказала Гитель, порываясь обнять ее.
Но Агарь, отстранившись, положила руки на плечи молодой девушки, как бы желая лучше разглядеть ее. Гитель мало изменилась, став разве только более сильной и гибкой. Глаза ее, окруженные густой синевой, увеличившейся от усталости и переживаний, горели лихорадочным огнем.
-- Как ты попала сюда? -- наконец спросила Агарь.
-- Я пришла искать тебя, -- проговорила девочка, опустив голову.
-- Я не спрашиваю тебя, почему ты пришла. Я хочу знать, как ты нашла меня. Никто здесь не знает моего настоящего имени.
-- Один человек знает, -- ответила Гитель.
-- А! Понимаю, господин Каркассонна.
-- Я обещала не рассказывать, -- прошептала Гитель. -- Но я не сомневалась, что ты догадаешься.
-- Каким образом тебе пришла в голову мысль разыскать Каркассонну?
-- К кому же мне было обратиться? Я никого не знаю. Приехав сегодня утром, я тотчас направилась к барону, было девять часов, и меня не приняли. Я пришла еще раз, потом еще. В третий раз я встретила господина Каркассонну. Он добрый. Он пожалел меня.
-- Итак, он сказал тебе мое имя и мой адрес?
-- Да, после долгих колебаний. Было около шести. Я пошла пешком и заблудилась в этом огромном городе. После семи часов я дошла до большого красивого дома. Ты там живешь, Агарь?
-- Да. И что же ты сделала?
-- Я спросила мадемуазель Жессику, как мне велел Каркассонна. Какая-то дама сказала мне, что ты только что ушла, не обедаешь дома и будешь вечером во "Французской комедии". По правде говоря, я не поверила. Я думала, что она не хотела впустить меня, но я взяла извозчика и приехала сюда. Когда поднялся занавес, я почувствовала, что ты здесь.
-- Что тебе еще говорил обо мне Каркассонна?
-- Ничего, уверяю тебя. Боже мой! Боже мой!
-- Что такое?
-- Как ты красива, Агарь! Только теперь я это поняла. В "Колодезе Иакова" ты была хороша. Но теперь!...
-- Тише! -- Агарь с силой сжала руку девочки.
Молодой гвардеец, оставив зал, для успокоения совести прошелся по кулуарам. Пройдя мимо них и не без удивления посмотрев на женщину в собольем манто, разговаривающую с посетительницей галерки, он, покачав головой, возвратился на свое место.
-- Агарь, -- робко спросила Гитель, -- твои кольца настоящие?
-- Молчи! -- прервала ее Агарь. -- Ты сказала "Колодезь Иакова"?
-- Да.
-- Скажи мне, как там живут?
Гитель горько улыбнулась.
-- Как живут? Я думаю, ты должна догадаться, раз я пришла за тобой.
-- Никто, никто не пришел вам на помощь, с тех пор как я уехала? -- спросила Агарь прерывающимся голосом.
-- О, если бы нам помогли! Нам только посылали деньги. Даже больше, чем нам было нужно.
-- И?
-- И произошло нечто очень странное. Чем больше денег мы получали, тем хуже шли дела. Для такого дела, как наше, нужно нечто большее, чем деньги.
-- Что?
-- Я не знаю. Нужна радость, доверие. То, что чувствовал даже самый большой скептик, когда ты была среди нас.
-- А теперь? Мадемуазель Вейль?
-- Мадемуазель Вейль? -- повторила девочка, печально улыбнувшись. -- Мадемуазель Вейль покинула "Колодезь Иакова".
-- Мадемуазель Вейль больше не в "Колодезе Иакова"?
-- Она единственная, покинувшая колонию против своей воли. Она в Вифлеемской больнице.
-- В Вифлеемской больнице? Она, значит, помешалась?
-- Да, -- сказала Гитель.
-- Сошла с ума, сошла с ума, -- повторяла Агарь.
-- Она была не в своем уме уже тогда, когда ты уехала. Потом пошло и пошло. В конце концов пришлось отправить ее в дом для умалишенных. О! Она не страдает буйным помешательством, но Ида Иокай, которая ее лечит, говорит, что ее болезнь неизлечима.
-- Ида Иокай лечит ее?
-- Ида Иокай ведь тоже уехала из колонии. Ей неоднократно делали выгодные предложения. В Палестине ощущается сильный недостаток во врачах. Сначала она отказывалась. Но от людей нельзя же требовать вечной преданности. В конце концов она соблазнилась одним особенно блестящим предложением и уехала. -- На мгновение они замолкли. Гитель опустила глаза. Она не видела слез, которые медленно катились по щекам Агари.
-- А... он? -- наконец вырвалось у нее.
Гитель вздохнула.
-- Он? Он еще жив. Это все, что я могу тебе сказать.
-- Он жив!
-- Да. Это чудо. Когда стало известно, что ты не возвратишься и мадемуазель Вейль лишилась рассудка, мы не надеялись, что он долго продержится. Но этот человек обладает совершенно непонятной, сверхъестественной энергией. Ты ведь помнишь его состояние, когда ты уехала от нас. Ты можешь себе представить, что сделалось с ним, когда от тебя не было больше известий. Он был на краю гибели, но остался жив. Каким чудом -- непостижимо. Но он почти ослеп. Иногда он целыми днями не произносит ни слова. Его борода и волосы поседели.
-- А он когда-нибудь говорит обо мне? -- спросила Агарь.
-- Никогда, -- ответила девочка.
По временам до них доносился все более и более усиливавшийся шум аплодисментов. Агарь вытерла слезы и отрывисто спросила:
-- Сколько в настоящее время колонистов в "Колодезе Иакова"?
-- Тридцать.
-- Как? Тридцать?
-- Двое из тех, что были при тебе, умерли, остальные уехали.
-- Новых, значит, не прислали?
-- В Палестину приезжают все реже и реже, а те, которые приезжают, говорят, заранее знают о месте своего назначения и делают все возможное для того, чтобы не попасть в "Колодезь Иакова".
-- Скажи мне, как ты решилась поехать в Париж?
-- Я поняла, что так нужно, и потом я думала, что ты вернешься назад.
-- Я не о том говорю. Как ты все устроила, где ты взяла деньги? Ты предупредила кого-нибудь?
-- Я никого не предупреждала. Я только оставила письмо, что возвращусь не позже чем через месяц.
-- А деньги у тебя были?
-- Уже давно я думала поехать и найти тебя. Когда мадемуазель Вейль отправилась в больницу, она мне оставила свои золотые часы и два или три колечка. Я их продала. Кроме того, у меня было немножко своих денег. Этого было достаточно для поездки сюда. У меня ничего нет на обратный путь, но это ничего, так как я чувствую, что возвратиться без тебя свыше моих сил. Я почему-то была уверена, что если только найду тебя, то без тебя назад не поеду. Теперь другое дело. Я начинаю понимать, что приехать в Париж -- еще не самое трудное. Самое трудное...
Агарь растерянно посмотрела на нее, как бы умоляя не продолжать.
Но девочка закончила:
-- Самое трудное, как я поняла, это уехать.
-- Уехать? Что ты хочешь сказать?
Гитель не ответила. Она взяла руку молодой женщины и нежно ласкала ее.
-- Агарь, -- восторженно шептала она. -- Боже мой, как ты прекрасна!...
Танцовщица хотела высвободить руку, и манто соскользнуло с ее плеч. Она осталась полуобнаженная, в роскошном платье из парчи и золота.
-- Боже, Боже мой! Это ожерелье! Это платье! Как ты красива и как ты, должно быть, счастлива, Агарь! -- глухо вскрикнула Гитель.
-- Не смотри на меня! -- резко сказала Агарь.
В то же время она быстрым движением натянула на плечи манто, как бы желая защитить от глаз девочки свои драгоценности и обнаженность.
Первое действие кончилось. Изо всех дверей зала с шумом и гамом хлынула толпа зрителей.
Агарь наклонилась к Гитель:
-- Слушай, -- сказала она, -- слушай внимательно. Ты возьмешь свое пальто и шляпу, а потом...
Она подвела ее к окну.
Отсюда была видна площадь Французского театра, освещенная электрическими фонарями, отражающимися в мокром от мелкого дождя асфальте.
-- Видишь, там, налево, почти на середине площади, возвышение с часами. Пойди туда сейчас же и жди меня. Через десять минут я приду.
Агарь быстро спустилась вниз. По дороге она на мгновение остановилась перед зеркалом и мельком взглянула на свое отражение. Только теперь она поняла, чего ей будет стоить эта жертва.
В ложе она застала только Жана Риго и графа де Биевра.
Увидев ее, оба радостно воскликнули:
-- Наконец! Как вы себя чувствуете? Ну и беспокоились же мы!
-- Вы не встретили остальных? -- спросил де Биевр. -- Они ищут вас по всему театру. Гильорэ пошел с одной стороны, Люси Глэдис с другой. Только что пришедший Поль Эльзеар присоединился к ним.
-- В чем дело? Вам уже не плохо? -- взволнованно спросил появившийся Гильорэ.
-- Я вам всем очень благодарна и прошу извинить меня, -- обратилась к ним Жессика. -- Мне гораздо лучше, чем раньше, но я думаю, что было бы неблагоразумно в таком состоянии ехать в Бринуа. Завтра я совсем оправлюсь, а сегодня думайте, что я больна! Скажите Королеве Апреля, что я очень сожалею...
-- Я поеду с вами, -- тотчас же выпалил Гильорэ.
-- Вот так скверная история! -- процедил Жан Риго.
-- Ничуть, -- ответила Агарь. -- Вы, дорогой друг, -- обратилась она к Гильорэ тоном, не допускающим возражений, -- вы должны послушаться меня. Я хочу, чтобы вы предоставили меня на этот вечер моей печальной судьбе и одиночеству. Согласны, не правда ли? До свидания.
-- Позвольте мне, по крайней мере, проводить вас до дома.
-- Нет, -- сказала она со все увеличивающимся раздражением.
Де Биевр, внимательно следивший за малейшим движением в лице Агари, тронул плечо Гильорэ.
-- Лучше не настаивайте, -- прошептал он.
Очутившись одна, она облегченно вздохнула. Но самое трудное было впереди. В вестибюле, ведшем к выходу, она столкнулась с Полем Эльзеаром.
-- Наконец вас нашли, -- заговорил он холодным тоном, плохо скрывавшим беспокойство, отражающееся на его лице.
Танцовщица остановилась.
Ее бледность ужаснула Поля Эльзеара.
-- Жессика! Что с вами?
С усилием она заставила себя улыбнуться.
-- Простите меня. Видите, я не совсем здорова, я должна ехать домой.
-- Домой? Вы не будете у Королевы Апреля? Хорошо, тогда я тоже еду к вам.
-- Это невозможно.
В первый раз, после того как Агарь стала любовницей Гильорэ, журналист, в течение двух месяцев отказывавшийся видеть ее, говорил с ней с таким волнением и нежностью.
-- Вы должны пойти к Королеве Апреля, -- слабо промолвила Агарь. -- Обещайте мне, я не хочу быть причиной...
-- Я пойду, -- сказал он. -- Я пойду, но с одним условием. Раньше я провожу вас домой. Я не хочу вас оставить одну в таком состоянии. И потом, так больше не может продолжаться. Я должен говорить с вами. Я столько должен вам сказать, Жессика...
-- Нет, нет! -- с ужасом воскликнула она. -- Оставьте меня, идите к ним! Я должна быть одна, одна!
Он продолжал настаивать.
-- Я умоляю вас! -- почти простонала она, и он осекся на полуслове.
Гитель ждала в условленном месте. Они сели в такси, которое через четверть часа довезло их до дома Агари. Она позвонила. Горничная открыла дверь.
-- Мадам! -- воскликнула она, отступая при виде своей госпожи.
-- Ничего, Женни, я немножко устала. Я должна была уехать из театра. Я скоро вас позову. Теперь оставьте нас одних.
Пройдя с Гитель в свою комнату и усадив ее в кресло, она, скинув манто, лихорадочно зашагала по комнате. И наконец, сев за письменный стол, принялась писать письмо. Гитель видела, как в ее длинной белой руке дрожало перо.
Агарь запечатала конверт, написала адрес и позвонила. На пороге комнаты появилась Женни.
-- Завтра утром, как только вы встанете, вы отнесете это письмо господину Полю Эльзеару, на Рю-Вивьен, 31. Это все. Спокойной ночи, Женни, вы мне больше не нужны. Да! Если позвонят и будут справляться о моем здоровье, скажите, что я дома и чувствую себя лучше.
Ливший всю ночь дождь превратил в озера поля, окружавшие лесистый холм, на котором была построена вилла, предподнесенная господином Домбидо Королеве Апреля.
Небо все еще хмурилось, когда на другой день около восьми часов утра один из автомобилей, стоявших в гараже, подкатил к ее подъезду.
Это был автомобиль де Биевра.
Немного спустя граф вышел в сопровождении Поля Эльзеара. Прежде чем сесть в автомобиль, они одновременно подняли воротники.
-- Прекрасная погода! -- сказал де Биевр.
-- Мне совестно, что я заставил вас ехать в такой дождь, -- начал Поль Эльзеар.
-- Я ведь сам предложил поехать с вами, -- запротестовал старик.
Автомобиль тронулся, брызнув целым фонтаном грязи.
-- Не слишком быстро, Этьен, -- заметил де Биевр, наклонившись к шоферу. -- Не опрокиньте нас в какой-нибудь овраг. Не забывайте, что мы не в купальных костюмах, мой друг.
Около трех часов утра, когда ужин близился к концу и настроение, бывшее все время подавленным, еще более упало, Поль Эльзеар изъявил желание отправиться на автомобиле в Меллин, а оттуда поехал первым поездом в Париж. От отговаривался тем, что должен еще к полудню написать несколько статей для своей газеты, но остался, уступив настояниям де Биевра, который обещал рано утром сопровождать его. Приглашенные еще спали в роскошных комнатах, приготовленных Королевой Апреля, когда автомобиль графа направился по дороге в Париж, которая, извиваясь между темными мокрыми деревьями, выходила на затопленные прогалины.
Под влиянием угрюмой тишины утра и смутной тоски, являющейся следствием не слишком весело проведенной ночи, оба молчали.
-- Забавно, -- наконец прошептал де Биевр.
-- Это можно было предвидеть, -- жестко усмехнулся Поль Эльзеар.
-- Что можно было предвидеть?
-- Да что будет скучно, черт возьми! Так всегда бывает, когда ожидают безумного веселья.
-- Королева Апреля сделала все возможное.
-- О, это не ее вина.
-- Понятно. Может быть, если бы была Жессика...
-- Между прочим, что с ней?
-- Откуда мне знать?
-- Гильорэ, -- сказал де Биевр, -- звонил, как только приехал сюда. Ему не ответили. Я думаю, там все благополучно.
-- Этот Гилъорэ просто глуп и не отесан, -- сказал Поль Эльзеар, очевидно, искавший повода, чтобы излить накопившуюся в нем горечь.
-- Не глупее и не грубее господина Домбидо, -- миролюбиво ответил де Биевр. -- В общем, он хороший малый.
Поль Эльзеар предпочел сменить тему.
-- В чем дело? -- спросил он. -- Мы стоим. Что случилось?
-- Мы у железнодорожного переезда, -- ответил старик.
Опять воцарилось молчание. Прошло пять, десять минут. Автомобиль все еще стоял.
-- Боже мой! -- с нетерпением воскликнул Поль Эльзеар. -- Можно было уже десять раз проехать. Что там наконец?
Дождь утих.
Де Биевр опустил запотевшее стекло и подозвал разговаривавшего со стрелочником шофера.
-- В чем дело, Этьен?
-- Дождь размыл недалеко отсюда железнодорожную насыпь, и поезда должны были остановиться.
-- Мы бы успели проехать.
-- Я того же мнения, но стрелочник не разрешает. Марсельский экспресс, выходящий из Парижа около половины девятого, должен пройти с минуты на минуту.
-- А вот и поезд, -- сказал стрелочник.
Внезапно с грохотом и свистом, выбрасывая клубы белого пара, показался локомотив, и медленно один за другим проплыли мимо автомобиля вагоны. В вагоне-ресторане, за столиками, освещенными маленькими лампочками с розовыми абажурами, завтракали пассажиры.
-- Счастливые! Они едут к солнцу, к синему небу, туда, где так прекрасно! -- прошептал Поль Эльзеар. -- А мы должны возвратиться в эту грязь! Ах, если бы...
-- Что с вами? -- вздрогнув, спросил де Биевр.
Прервав фразу на полуслове, журналист привстал и машинально схватился за ручку дверцы, как бы желая выскочить из автомобиля.
-- Смотрите, смотрите, -- указал он старику на последний вагон, который медленно, казалось, медленнее, чем остальные, проехал мимо них.
-- Что такое?
Но было уже поздно. Туман и все увеличивавшееся расстояние скрыли вагон из виду.
-- Что случилось?
-- Вы, значит, не видели? В последнем вагоне, у окна купе? Я узнал ее. Я не сомневаюсь. Это была она...
-- Кто она?
-- Жессика!
Де Биевр пожал плечами и сказал, грустно улыбнувшись:
-- Жессика в марсельском экспрессе? Что ей там делать, черт возьми! Вы кончите тем, что она вам будет мерещиться повсюду, мой бедный друг!
Первое издание перевода: Колодезь Иакова. Роман / Пьер Бенуа; Пер. с фр. С. Тамаркиной. Обложка работы худож. М.Ио. -- Рига: Культура, 1926. -- 173 с.; 21 см.