"Exegese des lieux communs" ("Толкование общих мест") -- самый зрелый плод творческой жизни Л. Блуа. Это истолкование общих мест буржуазной мудрости гениально по замыслу и местами, не везде одинаково, гениально по выполнению. Все открывшееся Л. Блуа знание о буржуазности сгущено здесь и выражено с большой остротой. Книга эта поражает своим метафизическим остроумием. Она состоит из небольших исследований, в страницу или полстраницы, по поводу изречений житейской мудрости буржуа, кристаллизовавшейся веками. Подбор этих изречений изумителен, и одно оглавление изобличает совершенно исключительную остроту мысли. Приведу некоторые из них:
"Dieu n'en demande pas tant" ("Бог столько не требует"), "Rien n'est absolu" ("Нет ничего абсолютного"), "On n'est pas parfait" ("Никто не совершенен"), "Les affaires sont les affaires" ("Дела есть дела"), "Quand on est dans le commerce" ("Заниматься торговлей"), "Etre poete a ses heures" ("Быть поэтом в свои часы"), "II faut hurler avec les loups" ("С волками жить -- по-волчьи выть"), "L'argent ne fait pas le bonheur, mais..." ("Не в деньгах счастье, но..."), "L'honneur des familles" ("Честь семейств"), "Je pourrais etre votre pere" ("Я вам в отцы гожусь"), "Que voulez-vous, l'homme est l'homme" ("Ну что вы хотите! Человек есть человек"), "Assurer l'avenir de ses enfants" ("Обеспечить будущее своих детей"), "Faire honneur a ses affaires" ("Делать честь своим делам"), "Perdre ses illusions" ("Не питать иллюзий"), "N'etre pas le premier venu" ("Не быть первым встречным"), "Faire un bon mariage" ("Выгодно жениться"), "Si jeunesse savait, si vieillesse pouvait" ("Если бы молодость знала, если бы старость могла"), "Chaque chose en son temps" ("Всему свое время"), "Le bon Dieu" ("Боже милостивый"), "La sante avant tout" ("Здоровье превыше всего"), "Dieu ne fait plus de miracles" ("Бог больше не совершает чудес"), "Je ne suis pas plus bete qu'un autre" ("Я не глупее других"), "Je ne veux pas mourir comme un chien" ("Я не хочу умереть как собака"), "L'honnete femme" ("Порядочная дама"), "Tout n'est pas rose dans la vie" ("Жизнь не всегда бывает розовой") "Les belles annees de l'enfance" ("Счастливые годы детства"), "On..." ("Говорят..."), "Ce que la femme veut, Dieu le veut" ("Чего хочет женщина, того хочет Бог") и т. п.
Во Франции буржуазность достигла классической законченности и совершенства. Нигде нет такого предельного, эстетически завершенного мещанства. Франция дает последние плоды буржуазной культуры. И во Франции должен был явиться величайший изобличитель буржуазности и страстный ненавистник смрадной мудрости буржуа. "Exegese des lieux communs" -- зеркало, поставленное перед буржуазным миром. По радикализму и глубине изобличения мещанства Л. Блуа стоит выше Ибсена. Он проникает в самые тайные движения буржуазного сердца, буржуазной воли и мысли, в метафизику и мистику буржуа. Он вскрывает мистические корни экономического материализма. Для Л. Блуа буржуазность не есть социальная категория, как для социалистов, остающихся на поверхности явлений, и даже не психологическая категория, а категория метафизическая и мистическая. Категория буржуа и буржуазности -- основная во всем его мышлении, во всех его оценках. Он хочет дать метафизику буржуазности, интуитивно проникнув в мистическую глубину буржуа. Презрение, гнев, ненависть -- методы этого интуитивного познания, методы, давшие изумительные результаты. Л. Блуа вскрывает, что всякий буржуа, будь он христианин и добрый католик, верит лишь в этот мир, в данность, в необходимость, в полезное и деловое и не верит ни во что иное, ни во что рождающееся после Креста и Голгофы. "Великолепное превосходство буржуа основано на неверии, даже после того как он увидел и дотронулся. Что я говорю! на невозможности увидеть и дотронуться вследствие неверия" ("Exegese des lieux communs"). У Блуа есть гениальное определение идолопоклонства: "Идолопоклонство -- это предпочтение видимого невидимому" ("Le mendiant ingrat"). Буржуа всегда идолопоклонник, он живет рабством у видимого. И как много таких буржуа-идолопоклонников среди добрых католиков! Л. Блуа не выносит буржуазную религиозность -- она хуже атеизма. С каким уничтожающим сарказмом говорит он о том, что такое le bon Dieu для буржуа: "Le bon Dieu du Bourgeois est une espece de commis dont il n'est pas sur et qu'il se garde bien d'honorer de sa confiance... il n'y a pas a dire, le bon Dieu est extremement decoratif dans les boutiques. On sait cela, quand on est dans le commerce... Je ne serais pas etonne si, quelque jour, un huissier de grande banlieue me faisait presenter un commandement par le bon Dieu parlant a ma personne" ["Боже милостивый для Буржуа - нечто вроде приказчика, в котором он не уверен и ни в коем случае не удостаивает его своим доверием. Он мало ему платит и всегда готов его уволить, с тем чтобы тут же при необходимости взять обратно... нельзя же отрицать, что милостивый Бог весьма способствует украшению лавок. Это хорошо известно всем, кто занимается торговлей... Не удивлюсь, если однажды передо мной предстанет судебный исполнитель из дальних предместий и передаст мне заповедь милостивого Бога, глаголящего к моей персоне" (фр.)] ("Exegese..."). Буржуа явился в мир, когда Деньги были отделены от Бедняка, мир отрезан от Христа. Буржуа и есть "мир". Это буржуа распял Христа и вечно Его распинает. "Ныне буржуа заменил Христа". (Там же.) Для буржуа "дела -- его Бог, его Абсолют". "Etre dans les Affaires, c'est etre dans l'Absolu" ["Заниматься делами - значит приобщиться к Абсолюту" (фр.)]. (Там же.) "Дела -- дела, как Бог -- Бог, то есть ^превыше всего. Дела -- это необъяснимое, таинственное, нетленное". (Там же.) И Блуа ненавидит все "деловое"; отказывается принять и тайну "делового". У буржуа есть много своих тайн, совсем непостижимых со стороны. Существуют мистерии буржуазности, к которым нужно приобщиться, чтобы постигнуть их. Для Л. Блуа вся экономика буржуа есть теология, обратная теология; мудрость буржуа -- вывороченная божественная мудрость. "Никогда мексиканский или папуасский идол не был так обожаем, как обожает себя буржуа, и не требовал таких страшных человеческих жертв". (Там же.) "По природе своей буржуа -- ненавистник и истребитель рая. Когда он замечает прекрасное место, мечта его -- вырубить большие деревья, иссушить источники, провести дороги, устроить лавки и... Он называет это "monter une affaire" ("начать дело"). (Там же.) Так совершает буржуа свои мистерии -- "Faire travailler l'аrgent" ("Деньги должны приносить прибыль"), "II faut 'mourir riche" ("Нужно умереть богатым"), "Quand on lest dans le commerce" ("Заниматься торговлей"), "Etre pratique" ("Быть практичным"), "Rentrer dans son argent" ("Вернуть себе свои деньги"), "Assurer l'avenir la ses enfants" ("Обеспечить будущее своих детей"), "Le temps c'est l'argent" ("Время -- деньги") и пр., и пр. "Величественная судьба буржуа есть вывернутое наизнанку искупление, как его понимают христиане. Для него одного род человеческий должен быть распят. Нужно было, говорят, чтобы Сын Божий воплотился, пострадал при Понтии Пилате и умер на Кресте, чтобы все люди были искуплены. Вот противоположное. Неизбежно, необходимо, абсолютно и навеки, чтобы все существа вольно или невольно были принесены в жертву, для того чтобы буржуа переваривал спокойно, чтобы его кишки и почки были в безопасности, чтобы знали, что он настоящий Бог и что все сотворено для него" ("Exegese..."). Но настанет день, когда Христос скажет буржуа: "Я Сам -- Деньги, и Я не знаю тебя". (Там же.)
Основа мудрости буржуа -- в общем месте "Dieu n'en demande pas tant" ("Бог столько не требует"), с которого Л. Блуа и начинает свое истолкование. Буржуа торгуется с Богом. Когда буржуа говорит, что Бог не требует так много, то это лишь значит, что "Сам-то Он столько не требует" ("Exegese..."). "Раз Бог не требует столько, то, как неизбежное следствие этого, Он вынужден требовать все меньше и меньше и в конце концов вовсе отказаться от требований". Этой мудрой максимой буржуа обеспечивает себе возможность дать как можно меньше. Та же буржуазная мудрость выражается в максимах "Rien n'est absolu" ("Нет ничего абсолютного"), "On n'est pas parfait" ("Никто не совершенен"), "Je ne suis pas un saint" ("Я не святой"), "Que voulez-vous! l'homme est l'homme" ("Что вы хотите! Человек есть человек") и многих других. Этим клише буржуазной мудрости Л. Блуа противополагает свой религиозный максимализм. У Л. Блуа есть идея радикального ухода из мира, революционного разрыва с буржуазностью. Он живет в мире как юродивый -- внутренне он человек ушедший. Но это иной уход, чем уход Александра Добролюбова. Л. Блуа принимает до конца унижение и позор. Он думает, что христианин должен жить милостыней и не должен стремиться к новому устроению жизни, как того хотел Лев Толстой. Он сознательно не хотел и не мог заняться хлебной профессией, как того требовал буржуазный мир от него и его героя Марше-нуара. Л. Блуа не допускает никакого компромисса христианства с буржуазным миром. Христианская жизнь -- безумная, страдальческая, неустроенная жизнь. Только такая жизнь -- абсолютна. Ему чужд идеал благообразной, гармонизированной христианской жизни. Ему чуждо даже благообразие и устроенность святости. Бог требует бесконечно многого, все большего. "Я из тех, которые хотели бы, чтобы разразилась революция и чтобы нестерпимой тирании буржуа -- старого врага авантюр -- были противопоставлены современные волнения буржуа-сорвиголовы, который не захочет более слушать ни о каких границах. Эта катастрофа была бы хоть некоторым утешением на нашей планете". (Там же.)
"Exegese des lieux communs" -- книга, насыщенная меткими и острыми определениями и суждениями, то глубокими, то легкими в духе французского гения. Приведу характерные места. "Микроб с опозданием на шестьдесят веков после творения мира вышел наконец из небытия. Какая революция! С его приходом все изменяется. Искание маленького животного заменяет старый дух крестовых походов". "Божественная наука стала чем-то столь низким, что буржуа может до нее достигнуть". Наука -- божественное знание -- приспособляется к услугам буржуа. "Попробуйте предложить поверенному первой инстанции возобновить четвертый крестовый поход". Мы уже знаем, что одно из самых острых чувств Л. Блуа -- это его ненависть к "порядочной женщине", этой вечной буржуазке Вифлеема, которая отказала в гостеприимстве Дитяте-Спасителю. "L'honnete femme est la morose et brulante epouse du grand Cocu dechaine... О Prostituees sans mensonge pour qui Jesus a souffert; pitoyables et saintes Putains qui n'avez pas honte des pauvres et qui temoignerez au Dernier jour, que pensez-vous de cette gueuse?" ["Порядочная женщина - это угрюмая и огнедышащая супруга распоясавшегося Великого Рогоносца. О нелицемерные блудницы, те, за кого страдал Иисус; жалостливые и святые шлюхи, не стыдившиеся бедных, вы будете свидетельствовать на Суде, что вы думаете об этой стерве!" (фр.)] "Etre dans les nuages" ("Витать в облаках") -- вот что порицает и высмеивает буржуа. "Сколь досадным эпизодом представляется Буржуа Вознесение, и как должен его шокировать Иисус, взошедший на небо! Бог в облаках!.. А ведь кто может быть лучшим христианином, чем Буржуа? Кто, как не он, возглавляет все благотворительные начинания в наших приходах..."
Острота и индивидуальное своеобразие языка Л. Блуа теряется в переводе и почти непередаваемы, поэтому нужно привести некоторые места по-французски. "Si je vois une bourgeoise enceinte, il m'est impossible de ne pas penser a la naissance prochaine d'un petit bourgeois et j'avoue que cela me parait plutot troublant. Je ne vois meme pas tres bien en quoi la famille peut y etre interessee, sinon dans le sens le plus facheux. Car enfin le Bourgeois n'est pas patriarche et ne doit pas l'etre. Les vertus patriarchales sont juste le contraire des vertus dont il s'honore... Meme lorsqu'il engendre, le Bourgeois est dans es affaires" ["При виде беременной буржуазной дамы я не могу не думать о скором рождении маленького буржуйчика - и признаюсь, не без страха. Я даже не понимаю толком, какой тут может быть интерес для его семейства - одна докука. Ибо в Буржуа нет и не должно быть ничего от патриарха. Патриархальные добродетели совершенно противоположны тем, которыми он по праву гордится. Многочисленное потомство ему ни к чему, и он не способен представить себя поклоняющимся Иегове в пустыне во главе семейного каравана. Даже размножаясь, Буржуа занимается делами" (фр.)]. "Autrefois, il y a cinquante ans a peine, la nuit, ou si on veut, les tenebres du Moyen Age etaient rigoureusement exigees dans les examens. Un jeune bourgeois qui aurait doute de l'opacite de ces tenebres n'aurait pas trouve a se marier" ["Когда-то, всего лишь полвека назад, про средневековые потемки или тьму непременно спрашивали на экзаменах. Юный Буржуа, усомнившийся в непроницаемости этой тьмы, не нашел бы себе жены" (фр. )]. "Dieu ne fait plus de miracles" -- "c'est une maniere conciliante, benigne, quasipieuse, de dire qu'il n'en a jamais fait..." ["Бог больше не совершает чудес. Это обходительный, окольный и почти набожный способ сказать, что Он их никогда и не совершал" (фр.)] Когда буржуа говорят, что не понимают Барбе д'Оревильи, Вилье де Лиль-Адана, Элло, Вер-лена, он прибавляет: ""Cependant nous ne sommes pas plus betes que d'autres." Et, a l'instant, Verlaine, Hello, Villiers, Barbey et meme, si vous voulez, Napoleon et tous les grands personnages seront apercus sous leurs pieds... L'universelle superiorite de l'homme qui n'est pas plus bete qu'un autre est ce que je connais de plus ecrasant" [""Однако мы не глупее других". И даже ангел не сказал бы, как это происхо- -дит, но вот уже Верлен, Элло, Вилье, Барбе и даже, если угодно, Наполеон и все великие люди повержены во прах... Всеобщее превосходство человека, который не глупее других, - вот что я нахожу совершенно обезоруживающим" (фр.)]. Буржуа любит говорить: "Je ne veux pas mourir comme un chien". "Il est permis a demander, pourquoi un homme qui a vecu comme un cochon a le desir de ne pas mourir comme un chien" ["Я не хочу умереть как собака. Позволительно спросить себя, почему человек, живший как свинья, не желает умереть как собака" (фр.)]. "Quand le bourgeois vous dit qu'il est philosophe, cela signifie tout simplement qu'il a le ventre plein, la digestion sans embargo, le porte-monnaie ou le porte-feuille convenablement dodu et que, par consequent, il se fout du reste "comme de l'An quarante"" ["Когда он уверяет вас, что смотрит на жизнь по-философски, это всего лишь означает, что он набил брюхо, что у него бесперебойное пищеварение, что бумажник у него пухлый, как и положено, и следовательно, на все остальное ему наплевать, как на сороковой год" (фр.)]. "On" -- в этом звуке тоже сгущена буржуазная мудрость. "Chaque fois que le Bourgeois parle, ce mysterieux "On" sonne comme un sac d'argent pose lourdement a terre, dans une chambre voisine, ou quelqu'un aurait ete assassine" ["Всякий раз, как Буржуа разглагольствует, это загадочное "говорят " звенит, словно мешок с деньгами, которым бухают об пол за стеной комнаты, в которой кого-то убили" (фр.)]. Большая красота есть в эпилоге истолкования общих мест. "Que ferez-vous, quand on vous mettra en croix? demande Quelqu'un. -- Moi, je ferai de beaux reves, repond ma petite Madeleine agee de cinq ans" [Что вы будете делать, когда вас распнут? спросил Некто. -- Смотреть прекрасные сны, отвечает моя пятилетняя дочка Мадлен" (фр.).]. В этих трогательных и сильных словах цвет жизни Л. Блуа -- прекрасные мечты распятого на кресте. Это ответ буржуазному миру, распинающему правду и красоту.