Возбуждение, внесенное неожиданным обличением в сборнике "Вехи" кружковой интеллигенции как в среду сочувственно относящихся к авторам, так и в среду негодующих, еще долго не уляжется. Такова уже сила искреннего слова. В помещенном одной из петербургских газет открытом письме к авторам сборника архиепископ Антоний приветствует их мужество, считая их книгу "событием чистым, христианским, русским".
"Мы не знаем, чем больше восхищаться: научностью ли, разумностью ли ваших доводов, или примиренным любящим голосом вашего обращения к иномыслящим, или вашею верою в силу человеческой совести даже у тех, кто ее отрицает и в теории, и на практике, или, наконец, вашей суворовской храбростью, вашим восторженным мужеством, с которым вы, подобно уверовавшему Савлу, обращаетесь к своим собратьям по бывшему ложному увлечению. Все эти свойства речи может внушить только возвышенная, благородная душа, широко просвещенный, светлый ум и русское открытое сердце. Я знал вас заочно и прежде, а о некоторых спрашивал теперь: вы не пылкие юноши, смотрящие на жизнь сквозь розовые очки; вы люди опыта и разочарований, но вы сохранили душу юношескую: как это радостно видеть сквозь строки ваших творений! Конечно, не во всех теоретических положениях я с вами согласен, но тем отраднее, пожалуй, приветствовать провозвестников общественного возрождения из другого лагеря".
В свою очередь г. П. Струве отвечал владыке, что это письмо доставило ему большую радость. "Я знаю, что над вашим добрым словом, обращенным к нам, многие будут злорадно смеяться как над новым доказательством нашей "реакционности". Но я чувствую в ваших словах, владыко, открывающуюся возможность сказать не в пустое пространство нечто такое, что я глубоко прочувствовал и что, я уверен, терзает всех нас".
Касаясь самого больного места радикальной интеллигенции, вечного соображения своих слов и действий с "политикой" и "тактикой", г.Струве высказывает следующее: "Именно то, что мы в нашем литературном действии решились стать над "политикой" и "тактикой", именно это освобождение нашего духа дает нам право и обязанность говорить ту правду, которую мы чувствуем, всем и обо всех".
Зато со стороны радикалов "Вехам" учинен полный разнос. Помещенная в "Совр<еменном> мире" статья некоего г. Иорданского (есть такой писатель) под заглавием "Творцы нового шума" является настоящим обвинительным актом, суровым и беспощадным. Достается, разумеется, "Вехам" больше всего за приветствие им со стороны В. Розанова и А. Столыпина. Затем указывается на то, что подобные же высказанным в этом сборнике мысли встречаются и в "Московском сборнике" Победоносцева и что "неожиданная близость Струве к Победоносцеву вовсе не случайна". В статье г. Иорданского мы находим, впрочем, и вполне удовлетворительное объяснение того, почему сборник так переполошил радикальное болото. Вся суть в том, что громы авторов "Вех" "прежде всего направлены на социалистическую интеллигенцию -- социал-демократов и социалистов-революционеров. Затем они стремятся поразить и радикальную мелкую буржуазию: народных социалистов, членов бывшего "Союза освобождения" и даже кадетов, временно бывших левыми". Отсюда уж само собой понятно, что "книга, задуманная как новое евангелие, оказалась простым альманахом, сборником нескладных памфлетов. Московские "Вехи" -- и никого не спасут, и никому не укажут даже дороги ко спасению. Православие и атеизм, славянофильство и западничество, мистика и буржуазная расчетливость спутываются в них безнадежным клубком, который, как клубок ведьмы в русских сказках, способен завести только в лихое место".
А в хорошее место, где ютятся остатки эсдекских и эсеровских ратей, путь им навсегда заказан.
(Новое время. 1909. No 11911. 11 (24) мая. С. 2 -- 3; без подписи)