Ходатай.

Передо мной кліентъ особаго рода. Это г. Баркатовъ -- подпольный ходатай по судебнымъ дѣламъ въ рабочей слободѣ, пришедшій ко мнѣ для "консультаціи".

Приступая къ адвокатской дѣятельности, я рисовалъ себѣ подпольныхъ "аблакатовъ" или "дровокатовъ" оборванными пропойцами, строчащими неграмотныя жалобы и прошенія въ кабакахъ или трактирахъ за штофъ водки или за пятакъ, губящими бѣдноту, запутывающими ее... Дѣйствительность сказала иное. Такіе "адвокаты" и сейчасъ, конечно, есть, но ихъ все больше вытѣсняютъ ходатаи другого типа...

О Баркатовѣ я уже слышалъ раньше. Теперь онъ пришелъ посовѣтоваться по дѣлу, которое самъ принялъ къ производству. У него большая практика, а уголовщиной Баркатовъ заваленъ.

Ходитъ онъ, не смотря на 40 лѣтъ, козыремъ, а когда стоитъ, то ноги разставляетъ циркулемъ; пиджакъ на немъ очень хорошій. Правда, нѣкоторое время онъ былъ портнымъ.

Баркатовъ живой, веселый человѣкъ и все смѣется.

Многіе рабочіе его хвалятъ и идутъ къ нему со всякими дѣлами. Если рабочему не на что выѣхать въ деревню, Баркатовъ ничтоже сумняшеся, строчитъ ему прошеніе объ отправкѣ этапнымъ порядкомъ на мѣсто приписки.

Нѣкоторые судьи его не выносятъ и третируютъ, но онъ гордо ведетъ свои уголовныя защиты. Говоритъ на судѣ съ пафосомъ, то повышая, то понижая голосъ до трагическаго шопота. Но со мной онъ держится просто. Онъ иногда нестерпимо запутываетъ дѣла рабочихъ, хотя по судебной части несомнѣнно натертъ. Я сообщаю Баркатову, какіе усматриваю кассаціонные поводы по интересующему его приговору, и онъ все это заноситъ въ свою записную книжку. А она у него -- юридическій календарь!

-- Еще одинъ вопросецъ,-- говоритъ Баркатовъ,-- есть тутъ у одного литейщика теща. Очень она его допекаетъ. А жена за нее стоитъ. Хочется ему ее выслать, или, чтобъ убрали изъ дома.-- "Озолочу,-- говоритъ,-- если выживешь." Только за бабой нѣтъ никакихъ преступленій. Просто язвительная особа. Въ деревнѣ, конечно, можно бы по общественному приговору хоть въ Сибирь сослать. А вотъ какъ въ городѣ обойтись тихо, скромно, безъ скандала -- не могу придумать. Не посовѣтуете-ли вы?

-- Конечно, нѣтъ, да и вамъ какъ не стыдно, Баркатовъ. Оставьте вы эту язвительную особу въ покоѣ, пусть себѣ на здоровье ссорятся!

-- Ну, простите, пожалуйста! У меня и еще одинъ вопросовъ. Дѣло вексельное... Принялъ я на себя взысканіе по векселямъ. Передаточныя надписи на меня сдѣлали, вотъ я отъ своего имени и предъявилъ искъ, самъ пошлины внесъ, а отвѣтчикъ возьми и скончайся! Теперь у него малолѣтнія дѣти остались... Къ наслѣдству они не утверждаются. Опять, если къ нимъ искъ предъявить, то опекуна надо, дѣло на вѣки затянется!.. Слышалъ я, что какъ-то къ лицу покойника искъ предъявить можно, да не знаю, какъ это сдѣлать...

-- Знать-то знаю, да не хочу вамъ разсказывать. Боюсь, вы ребятъ обидите...

-- Это какъ угодно, все равно, я поразспрошу, поразузнаю и дорожку найду, сами видите... Только... у меня и еще одинъ вопросецъ...

И Баркатовъ засыпаетъ меня вопросами. Вся практика его идетъ мимо моего слуха. Онъ, повидимому, рѣшилъ вымотать всѣ мои знанія.

-- Побывалъ я въ консультаціи присяжныхъ повѣренныхъ при окружномъ судѣ,-- признается онъ,-- посовѣтоваться по этому дѣлу... Конечно, промолчалъ, что самъ веду чужое. Только очень ужъ на лету посовѣтовали, какъ вы объ этомъ вотъ дѣльцѣ думаете?

Я отвѣчаю и получаю новый запросъ... Практика его разнообразна, очень многія дѣла того же характера, что и мои. И онъ, какъ и я, выхлопатываетъ рабочимъ паспорта, а женамъ отдѣльные виды на жительство.

-- По 15 копѣекъ прошенія на высочайшее имя соломеннымъ вдовицамъ пишу,-- а вѣдь женщина за отдѣльный паспортъ душу чорту отдастъ,-- говоритъ онъ, съ гордостью подчеркивая свое великодушіе.

И я начинаю думать, что такіе ходатаи, какъ Баркатовъ, къ сожалѣнію, нужны теперь рабочему населенію, и не только нужны, но и трудно замѣнимы, по своей доступности, для бѣднаго, трудящагося люда, пока на помощь этому люду не пришелъ настоящій, разборчивый образованный юристъ, пока такъ много пустыхъ мѣстъ въ рядахъ рабочей адвокатуры...

-- Гдѣ вы, Баркатовъ, учились, что такъ преуспѣваете?-- спрашиваю я, когда наша "консультація" закончена.

-- Въ духовной семинаріи,-- смѣется онъ.-- До четвертаго класса пребывалъ. Учился плохо, и такъ какъ сказано въ священномъ писаніи: не мечите бисера передъ свиньями, то... пришлось уйти...

-- И тѣмъ лишить Россію одного пастыря?..

-- Архипастыря, ибо при моихъ качествахъ я пробилъ бы себѣ дорогу и до архіерейской кафедры... Затѣмъ, я занимался разными дѣлишками, состоялъ помощникомъ письмоводителя у судьи... Отъ него у меня и пошла практика. Урвешь свободное время и закатываешь всякія апелляціи, отзывы... Публика считала, что если самъ помощникъ секретаря пишетъ, значитъ дѣло будетъ вѣрнѣе...

-- Отчего-же, въ такомъ случаѣ, вы не держите экзамена на частнаго повѣреннаго?

-- Душою бы радъ... Мнѣ и самому надоѣло на судей за обиды да плевки жалобы въ Сенатъ писать... Только, знаете, навѣрно на чемъ-нибудь срѣжусь -- старъ ужъ я... Позвольте вамъ разсказать одно маленькое нравоученіе. Есть у меня знакомый почтмейстеръ, старикъ лѣтъ 56-ти, онъ и рѣшилъ держать экзаменъ для производства въ какой-то тамъ 14-й или 16-й классъ. Я для него и справки наводилъ... Задали ему написать сочиненіе: "Описаніе моего мѣстожительства -- села Кобаньки". Ломалъ старикъ голову, ломалъ и, наконецъ, послѣ долгаго размышленія, взялъ перо и написалъ: "у насъ теперь лѣсничій -- Иванъ Петровичъ Яковлевъ, а раньше былъ Егоръ Дмитріевичъ Фаддѣевъ. А становой у насъ -- Николай Демьяновичъ Уткинъ, а кто раньше былъ, не знаю. А батюшка у насъ -- отецъ Яковъ, а по фамиліи Безштановъ, а лавочникъ -- Ѳедоръ"... Тутъ и сталъ.-- "Такъ, говоритъ, и не могъ вспомнить отчества и фамиліи Ѳедора Тимофѣевича Григорьева! Оттого и срѣзался!" -- Вотъ я, и боюсь, что тоже какого-нибудь Тимофѣича не сумѣю влѣпить, да и судьи меня знаютъ, постараются на вороныхъ прокатить!-- засмѣялся Баркатовъ.-- Нѣтъ, знай каждый свое мѣсто, а съ гордостью и образованіемъ вездѣ можно держаться. Вотъ, знаете, иду я сегодня отъ Мирошки, вижу, на извозчикѣ ѣдетъ мастеровой -- прямо съ завода. На мостовой выбоины, ѣдутъ шагомъ, а разговоръ у нихъ идетъ о папиросахъ и куреніи. И слышу я мастеровой говоритъ извозчику: "такъ бы ты тогда и сказалъ мнѣ: а что, баринъ, нѣтъ ли у васъ папироски, я тебѣ и далъ бы, а сейчасъ послѣднюю закурилъ"... Чѣмъ-же я не повѣренный, если и мастеровой въ "барины" попасть можетъ?! По закону всякій воленъ защищать уголовныя дѣла, какъ всякій имѣетъ право сѣсть на извозчика... Я этого и держусь!.. Мое нижайшее!...

И онъ уходитъ, забывъ уплатить "гонораръ за совѣтъ", хотя, кажется, никогда не забываетъ получить его съ кліентовъ, хотя бы и въ гомеопатическихъ дозахъ.

Въ заключеніе этихъ замѣтокъ, мнѣ необходимо коснуться вопроса о заработкѣ адвоката-рабочихъ, такъ какъ понятно,-- какое практическое значеніе можетъ имѣть отвѣтъ на него.

Намъ часто приходится слышать, что въ Россіи вообще перепроизводство образованныхъ людей, потому и адвокатамъ некуда дѣваться, нечего дѣлать -- нѣтъ кліента, нѣтъ куска хлѣба... А въ это самое время громадныя массы трудящихся, но бѣдныхъ людей остаются безъ всякой или почти безъ всякой юридической полощи. Правда, по крупнымъ и громкимъ процессамъ, напр., о безпорядкахъ -- въ защитѣ недостатка не бываетъ. Иной разъ за эти дѣла берутся даже люди, никакого сочувствія къ рабочимъ не питающіе. Находятся также повѣренные для "увѣчныхъ", платныхъ дѣлъ. Но это еще не то, что нужно, и не все, что нужно. Рабочимъ нуженъ адвокатъ, къ которому они могли бы идти со всякой и ничтожной своей нуждой, котораго они знали бы, которому бы вѣрили...

Принимаясь за адвокатуру, я пользовался нѣкоторыми личными средствами, дававшими возможность существовать. Но я принципіально рѣшилъ, что какой-нибудь заработокъ и такая адвокатура должна давать, ибо иначе мой трудъ будетъ случайной филантропіей, не могущей имѣть послѣдователей. Не нужно только никогда напоминать о гонорарѣ, не нужно открывать лавочку, слѣдуетъ отказываться отъ него тамъ, гдѣ будетъ видно. И вотъ теперь, оглядываясь назадъ, я долженъ признать, что начинать рабочую адвокатуру, не имѣя никакихъ средствъ, очень и очень трудно. Сразу адвокатура не дастъ и черстваго куска хлѣба. Нужны побочныя занятія у "патрона", уроки, литература и т. д. Мнѣ вспоминаются слова одного мастерового: "несчастные вы люди адвокаты: однимъ изъ васъ ѣсть нечего, другимъ ѣсть некогда". Гонорары, конечно, очень ничтожны: за веденіе дѣла отъ 1--до 5 рублей, но за то дѣлъ такая масса, что иногда приходится выступать по нѣсколькимъ дѣламъ въ день...

При этомъ гонорары несутъ самые разнообразные не только деньгами, но и натурою.

Одинъ рабочій принесъ мнѣ за написанное наканунѣ "вѣрное", по его словамъ, прошеніе... билетъ для входа въ заѣзжій музей съ восковыми фигурами разныхъ знаменитостей: онъ самъ попалъ въ него, осмотрѣлъ, восхитился и рѣшилъ, что не можетъ ничѣмъ лучше отблагодарить меня... Дѣлать нечего: я отправился въ эту "рѣдкостную" кунсткамеру.

Другой какъ-то поднесъ мнѣ фунтъ московской копченой колбасы и все хотѣлъ, чтобъ я попробовалъ ее при немъ; третій притащилъ глинянаго въ разноцвѣтной поливѣ слона съ ящикомъ для спичекъ на спинѣ, а одна женщина спустила съ рукъ въ пріемную живую утку, чуть не разбившую мнѣ лампу. Но больше всего мнѣ почему-то дарили чашки съ яркими, то огненными, то золотыми, то кумачево-красными рисунками.

Рабочая практика со временемъ несомнѣнно можетъ дать и настоящій заработокъ, и средства къ существованію. Наиболѣе оплачиваются увѣчныя дѣла. Здѣсь иски по цѣнѣ достигаютъ отъ 1200 до 4000 рублей, и судъ, кромѣ просимаго вознагражденія за увѣчье, присуждаетъ еще и на вознагражденіе труда повѣреннаго и за веденіе дѣла -- до 10% цѣны иска. Эти деньги несомнѣнно адвоката. Только увѣчныя дѣла, какъ я уже отмѣчалъ, долго тянутся, и первый гонораръ по нимъ можно получить не ранѣе года.

Долженъ прибавить, что рабочіе всегда въ высшей степени добросовѣстно относились къ моему труду, и каково бы ни было вознагражденіе по размѣрамъ,-- напоминать о немъ не было нужды.

Однажды, окончивъ разговоръ съ однимъ изъ кліентовъ, я вышелъ въ пріемную проводить его и сказать, что слѣдующій по очереди можетъ войти. Въ пріемной уже сидѣло нѣсколько человѣкъ простыхъ рабочихъ и между ними два инженера.

Не успѣлъ я спросить, чья очередь, какъ со стульевъ сорвались два мужика въ своихъ желтыхъ, свѣжихъ тулупахъ и съ улыбающимися довольными лицами какъ-то разомъ сказали:-- Мы къ вашей милости...

-- Но ваша ли очередь?-- переспросилъ я.

-- Наша очередь,-- сказали инженеры и приподнялись.

Одинъ изъ мужиковъ, весь сіяющій, вдругъ обратился къ инженерамъ.

-- Пустите насъ, господа, раньше: намъ скорое дѣло.

Инженеры, улыбаясь, согласились.

Мужики вошли въ мой кабинетъ съ сознаніемъ собственнаго достоинства все съ тѣми же улыбками.

-- Мы къ вашей милости,-- начали они,-- пришли благодарить.

-- За что?

-- А какъ же, батюшка, развѣ не помните?

-- Нѣтъ!

-- А ломовыхъ-то извозчиковъ?!

-- Какихъ?

-- Да что за кражу мировой осудилъ.

Я вспомнилъ.

-- Ну, такъ мы того... тебѣ на чай принесли. Ты намъ бумагу написалъ, намъ тогда заплатить нечѣмъ было, такъ мы и пришли поблагодарить...

И одинъ изъ нихъ вытащилъ изъ кармана серебряный рубль и все еще весь сіяющій положилъ его на столъ.

-- Ну, а еще что скажите?

-- Ничего, ваша милость, только для этого и пришли,-- промолвилъ другой, и оба они, пожавъ мою руку, повернулись и вышли.

Отъ обоихъ вѣяло такой простотой, такой деревенской непосредственностью, что у меня на душѣ сдѣлалось какъ-то хорошо.

Дѣло ихъ было очень простое. Оба работали въ ломовыхъ извозчикахъ. Однажды часовъ въ 6 вечера зимою къ нимъ на трактирный дворъ пришелъ молодой человѣкъ лѣтъ восемнадцати... Онъ нанялъ ихъ перевезти кули съ овсомъ. Они подъѣхали къ амбару, который молодой человѣкъ отперъ при приказчикѣ ключомъ, и положили на подводы кули; въ это время подошелъ городовой. Молодой человѣкъ и приказчикъ убѣжали. Испугавшись, одинъ изъ ломовыхъ тоже ускакалъ на лошади, успѣвъ сбросить почти всѣ кули, другой остался и назвалъ товарища. Оказалось, что молодые люди -- хозяйскій сынъ и приказчикъ,-- хотѣли украсть кули. Отецъ привлекъ сына къ обвиненію. Судья приговорилъ всѣхъ четырехъ, въ томъ числѣ и ломовыхъ, за кражу, хотя хозяйскій сынъ и приказчикъ клялись, что никогда раньше не видали ломовыхъ и не сговаривались съ ними.

Я написалъ имъ коротенькій апелляціонный отзывъ, отпустилъ ихъ и забылъ даже, что писалъ. Но они, какъ видите, не забыли.

Владиміръ Беренштамъ.
"Русское Богатство", Nо 11, 1902