(Финляндія).

" II. Далекое прошлое Финляндіи

" V. Внѣшность и характеръ финновъ

Бараньи лбы на озере Сайма.

Финляндія.

Бывали вы когда нибудь въ Финляндіи? Нѣтъ? Русскіе мало посѣщаютъ ее. Въ Финляндію, и то въ ближнюю часть ея, переселяются на дачи въ лѣтнюю пору жители Петербурга, ѣздитъ еще изъ столицы много народу на день, на два по праздникамъ, посмотрѣть знаменитый водопадъ Иматру. Изъ остальной огромной Россіи врядъ ли найдется сколько нибудь значительное число людей, которые когда либо заглядывали въ этотъ далекій и чуждый намъ, русскимъ, сѣверо-западный уголъ имперіи. Вотъ въ Крымъ, на Кавказъ ѣздитъ, дѣйствительно, множество народу. Каждый годъ весной и осенью поѣзда переполнены отправляющимися на югъ, такъ что билетами надо запасаться за нѣсколько дней впередъ. Возвращаются потомъ путешественники и съ восхищеніемъ разсказываютъ про чудеса природы, теплоту ночей, про лазурь морей и небесъ, ароматъ и сладость фруктовъ...

Ну, а какъ тамъ жизнь? Дешева, удобна, спокойна и пріятна? Но тутъ настроеніе внезапно мѣняется. Оказывается, насколько хороша природа, настолько все, кромѣ нея, отвратительно: невѣжество, полное неустройство, грязь, обманъ... И на повѣрку, кромѣ наслажденія природой, путешественникъ ничего отъ своей поѣздки не получилъ. Онъ натерпѣлся множества неудобствъ, растратилъ много денегъ и, разсуждая здраво самъ съ собой, сплошь и рядомъ приходитъ къ заключенію, что лучше бы ему было за тѣ же деньги съѣздить за границу -- въ Швейцарію, въ Италію... тамъ не только полюбуешься красотами природы, но увидишь, какъ живутъ люди, отъ которыхъ есть чему научиться, что перенять, увидишь и подивишься порядкамъ, которыхъ нѣтъ не то что въ медвѣжьихъ углахъ нашей страны, нѣтъ даже въ блестящихъ столицахъ.

Вотъ почему людямъ, которые странствуютъ въ свободное время не только для отдыха и развлеченія, но и для наблюденія жизни, для того, чтобы посмотрѣть, гдѣ и чего люди достигли общими разумными усиліями, такимъ людямъ можно посовѣтовать съѣздить въ Финляндію.

Эта страна сильно поразитъ русскаго, никогда не бывавшаго за границей, особенно сѣверянина. Правда, что въ Финляндіи онъ увидить гу же знакомую ему сѣверную природу, только еще болѣе блѣдную и сѣрую, заваленную камнями и залитую водой. Но среди этой природы онъ увидитъ цивилизованную человѣческую дѣятельность и такое сравнительно густое населеніе, какого подъ такою же географической широтой нѣтъ нигдѣ на земномъ шарѣ. А самое поразительное будетъ то, что путешественникъ не найдетъ во всей Финляндіи такого глухого угла, гдѣ бы онъ почувствовалъ себя, какъ на необитаемомъ островѣ, отрѣзаннымъ отъ всего остального міра: вездѣ къ его услугамъ будетъ почта, телеграфъ, даже телефонъ, всюду онъ проѣдетъ по благоустроенной дорогѣ, не терпя лишеній въ пути, вездѣ онъ можетъ получить все, что ему потребуется, въ возможно короткій срокъ, вездѣ встрѣтитъ людей, можетъ быть, бѣдныхъ, очень бѣдныхъ, даже такихъ, которые кочуютъ съ оленями и живутъ зимой въ оленьихъ чумахъ или землянкахъ, но которые не изумятся его появленію, не соберутся кругомъ него, чтобы поглазѣть на, невиданное существо, какъ на выходца съ того свѣта... А что самое главное, никто и нигдѣ его не обидитъ, не обманетъ, воспользовавшись тѣмъ, что чужеземецъ не понимаетъ мѣстнаго языка, съ него не запросятъ втридорога за вещь или услугу, которыя того не стоятъ; также не увидитъ онъ той грязи, грубости, невѣжества, необыкновеннаго униженія человѣческой личности и пренебреженія къ закону, все картины, къ которымъ мы, русскіе, увы, такъ привыкли съ дѣтства, что онѣ совершенно перестаютъ поражать насъ. И воротится путешественникъ домой и будетъ съ восхищеніемъ разсказывать о бѣдной сѣверной странѣ, гдѣ всюду господствуютъ удивительные, поразившіе его, порядки. Но... онъ будетъ не совсѣмъ правъ.

И здѣсь, въ этой странѣ мирнаго порядка и спокойной человѣческой дѣятельности, далеко не все такъ хорошо, какъ могло бы и должно быть всюду на землѣ. Только поживши въ Финляндіи долгое время, присмотрѣвшись хорошенько къ жизни народа во всѣхъ его слояхъ, чужеземецъ замѣтитъ пятна и крупныя пятна... Если онъ обратится тогда къ туземцамъ и скажетъ: "Да, ваши порядки мнѣ очень нравятся, они хороши,-- но неужели вы не замѣчаете, какъ плохо живется у васъ множеству сельскаго люда, какъ своекорыстны ваши богатые горожане, какъ узки еще ихъ взгляды, какъ много въ нихъ предразсудковъ!.." то услышитъ въ отвѣтъ: "Конечно, многіе изъ насъ сознаютъ все это, они не закрываютъ глазъ на недостатки и позорныя явленія нашей жизни, но кто же имъ мѣшаетъ бороться со зломъ? Увѣряемъ васъ, они, эти благородные люди, имѣютъ въ нашей странѣ полную возможность къ тому, имъ только будутъ благодарны, имъ окажутъ и помощь и уваженіе... Понемногу, благодаря собственнымъ усиліямъ, пятна наши блѣднѣютъ и рано или поздно исчезнутъ совсѣмъ. Какъ вы, навѣрное, замѣтили, мы тихо ѣдемъ, за то не останавливаемся, и въ концѣ концовъ, пожалуй, перегонимъ другихъ, несмотря на то, что и страна наша изъ самыхъ скудныхъ, и сами мы не хватаемъ звѣздъ съ неба".

И посѣтитель, успѣвшій изучить финскую страну и народъ, уѣзжаетъ съ мыслью, что, дѣйствительно, народъ этотъ отлично справляется со своими невзгодами, что онъ самъ,-- только не мѣшайте ему,-- медленнымъ, но вѣрнымъ шагомъ будетъ подвигаться впередъ и, можетъ быть, дѣйствительно скорѣе другихъ достигнетъ общаго благополучія, водворитъ у себя справедливость во всемъ, въ чемъ такъ давно и упорно нуждаются всѣ люди на всей землѣ.

ГЛАВА I.

Природа Финляндіи.

Можно проѣхать по Финляндіи сотни и тысячи верстъ, отъ береговъ Финскаго залива почти до Полярнаго моря, и какъ бы ни мѣнялись картины природы, всюду взоръ путешественника чаще всего будетъ упираться въ камень. Часто копыта его коня и колеса телѣжки будутъ звучать о голый, сглаженный гнейсъ и гранитъ {Гнейсъ и гранитъ -- древнія горныя породы.}, выступившіе изъ нѣдръ земли, наподобіе гигантскихъ череповъ какихъ-то чудовищныхъ звѣрей, глубоко вгрузшихъ въ землю. На обработанныхъ полянахъ, среди пустынныхъ болотъ, въ непроходимой чащѣ лѣса грудами и по одиночкѣ лежатъ большіе и малые валуны. Цѣлыя розсыпи ихъ окружаютъ хаотически нагроможденными массами хмурые утесы, на вершинахъ которыхъ и на бокахъ тамъ и сямъ пріютились тощія, сиротливыя сосенки, которыя робко машутъ своими рѣдкими вѣтвями, словно ищутъ себѣ поддержки отъ холоднаго вѣтра, потому что корни ихъ съ трудомъ находятъ опору въ щелеватомъ камнѣ. Моховыя болота, на которыхъ неподвижно стоятъ кривыя, облѣпленныя мохомъ, съ высыхающими вѣтвями сосны; голубые издали, а вблизи сѣро-зеленые сосновые лѣса, которые густыми щетками взбѣгаютъ на холмы, спускаются въ ложбины, гдѣ къ ихъ однотонной зелени примѣшивается темная хвоя елей, кудрявая березка и густой ольшанникъ съ рябиной и черемухой,-- вотъ какую картину видитъ чаще всего странникъ съ вершины холма или утеса, на который, звякая колокольчикомъ, втащила его таратайку крутобокая лошадка съ свѣтлой гривой и мохнатыми ногами. Передъ нимъ страна невысокихъ, но часто утесистыхъ лѣсныхъ холмовъ, между которыми, какъ куски разбитаго зеркала, прихотливо мерцаютъ безчисленныя большія и малыя озера, отражая въ своей гладкой поверхности низкое и большею частью хмурое небо. Чѣмъ дальше къ сѣверу, тѣмъ меньше лѣсу, больше мха и голаго камня, озера попадаются рѣже, и вскорѣ значительно болѣе высокіе холмы, почти горы заполняютъ всю окрестность своими оголенными пологими скатами. Всюду, кромѣ крайняго сѣвера, пейзажъ слагаютъ три составныя части: камень, запятнанный сѣро-зелеными лишаями, лѣсистые холмы съ болотами и озера, часто соединенныя протоками, на которыхъ гремятъ и пѣнятся каскады. Иногда это сочетаніе создаетъ необыкновенно красивые, уютные уголки, которые привлекаютъ своей нѣсколько суровой задумчивостью и располагаютъ къ молчанію, къ раздумью.

Суровый край! Его красамъ,

Пугаяся, дивятся взоры:

На горы каменныя тамъ

Поверглись каменныя горы;

Синѣя, всходятъ до небесъ

Ихъ своенравныя громады,

На нихъ шумитъ сосновый лѣсъ,

Съ нихъ бурно льются водопады

Такъ описываетъ нашъ поэтъ Баратынскій Финляндію.

Однообразіе природы характерно для всей этой громадной страны. Финляндія по пространству больше Италіи, больше Британскихъ острововъ. Всѣ европейскія владѣнія Англіи могли бы помѣститься въ ней, и осталось бы еще много мѣста. На что велики наши европейскія губерніи, но и среди нихъ только архангельская и вологодская больше Финляндіи, въ которой насчитывается 373.604 кв. километра {Километръ равняется 14/15 версты.}. Изъ этого пространства 41.659 кв. километровъ занято большими и малыми озерами; ихъ такъ много, особенно въ южной части страны, что, когда смотришь на карту Финляндіи, кажется, будто она вся продырявлена, и въ эти дыры выстудила вода моря. До разсчету больше 1/10 Финляндіи занято озерами (11,16% всей поверхности). Сколько этихъ озеръ числомъ, трудно даже сосчитать; благодаря имъ финны называютъ иногда свою родину "Страной тысячи озеръ".

Финляндія только съ одного края примыкаетъ къ Россіи, именно съ востока; тамъ рядомъ съ нею лежатъ губерніи Петербургская, Олонецкая и Архангельская. На сѣверо-западѣ Финляндія граничитъ со Швеціей, отъ которой ее отдѣляетъ большая сѣверная рѣка Торнео, и съ Норвегіей, гдѣ подымаются горы,-- большую часть года сверху донизу одѣтыя ослѣпительной ризой бѣлаго снѣга. Тамъ страна полуночи, потому что зимой много недѣль солнце не показывается вовсе, оставляя землю во мракѣ и холодѣ. Въ южной же половицѣ о гранитные берега Финляндіи плещется Балтійское море. Оно охватываетъ Финляндію двумя своими длинными заливами -- Ботническимъ и Финскимъ -- такъ далеко, что, по крайней мѣрѣ, половина страны превращается благодаря тому въ полуостровъ. Гранитные, берега Финляндіи очень извилисты. Они окаймлены широкой полосой каменныхъ острововъ, которые называются по-шведски "шеры" (у насъ часто говорятъ "шхеры"); шеры разсыпаны мѣстами въ морѣ такими тучами, что пароходъ, приближающійся къ берегамъ Финляндіи съ. моря, достигаетъ края матерой суши очень нескоро. Въ одномъ мѣстѣ, тамъ, гдѣ по морю раскинулся архипелагъ Оландскихъ острововъ, пароходы, совершающіе рейсы между Швеціей и Финляндіей, все время плывутъ "шерами". Одинъ за другимъ появляются они изъ моря, остаются съ правой и лѣвой стороны и исчезаютъ позади судна. Если направляться къ берегу извнутри страны, то сосѣдство моря обнаруживается такъ же постепенно, какъ это было съ землей, когда пароходъ приближался къ берегу минуя множество скалъ, острововъ и островковъ, виляя вправо и влѣво по извилистыхъ проливамъ. Кайма шеръ очень широка; въ нѣкоторыхъ мѣстахъ она имѣетъ въ ширину болѣе 50 верстъ. Сперва, ближе къ берегу, расположены большіе лѣсистые острова, съ полями и деревнями; между островами, точно рѣки, раскинулась цѣлая запутанная сѣть морскихъ протоковъ. Но постепенно протоки становятся шире, острова дѣлаются меньше, на нихъ уже мало лѣсовъ и болотъ, больше скалы, а потомъ у самаго моря развертывается архипелагъ полого гладкихъ, голыхъ, какъ бы обмытыхъ и облизанныхъ морокою волною скалъ. Темные хребты ихъ, выступающіе во множествѣ надъ сѣрой водой Балтійскаго моря подъ низкимъ сѣвернымъ небомъ, производятъ на видящаго ихъ впервые путешественника такое впечатлѣніе, точно предъ нимъ цѣлое стадо китовъ, дельфиновъ или даже другихъ какихъ-то невѣдомыхъ морскихъ чудищъ, которыя всплыли на поверхность моря, выставивъ надъ водой только свои гладкія спины, и заснули, предоставивъ баюкать себя ласково журчащимъ волнамъ. На нѣкоторыхъ скалахъ видны маяки или сигнальныя мачты! возлѣ виднѣются крохотные домики. Не эти ли шеры, мимо которыхъ плавали нѣкогда въ варяжскую землюновгородскіе корабельщики и гости, создали въ народной фантазіи представленіе о "чудо-юдѣ рыбѣ китѣ", на хребтѣ котораго стоятъ цѣлыя селенія, разбиты пашни и луга, растутъ лѣса?..

Полоса этихъ голыхъ скалъ называется внѣшними шерами. Тутъ люди не живутъ. День и ночь о голый камень плещетъ вода, а когда встаетъ буря, кипящія волны хлещутъ черезъ скалы и превращаютъ шеры въ цѣлый адъ пѣнящихъ брызгъ и крутящихся водоворотовъ. Но во внутреннихъ шерахъ тамъ и сямъ среди рощъ и полей раскиданы поселки; буро-красныя стѣны домовъ -- любимый цвѣтъ финновъ -- необыкновенно гармонируютъ съ темной зеленью хвои, изумрудомъ луговъ и сѣровато-темнымъ камнемъ. Пароходы, иностранныя парусныя суда, финскія "лайбы" съ дровами, лѣсомъ и камнемъ, лодки рыбаковъ оживляютъ своимъ присутствіемъ протоки шеръ.

Эти извилистые каменные берега, заливы, заливчики, шеры рано превратили прибрежныхъ финновъ въ смѣлыхъ, опытныхъ рыбаковъ и мореходовъ. Прежде они вмѣстѣ съ варягами даже разбойничали на моряхъ.

Случается, что волны моря и теперь багрятся кровью, но это кровь мирныхъ тружениковъ, которые гибнутъ на рыбной ловлѣ, на судахъ, застигнутыхъ бурей у финскихъ каменныхъ береговъ.

Вся внутренняя Финляндія представляетъ каменистую страну съ слабо волнистой поверхностью, средина которой нѣсколько вдавлена; а къ востоку и особенно къ сѣверу она становится все выше и выше, но настоящія горы, съ вершинами болѣе одной версты, подымаются только на далекомъ сѣверѣ у норвежской границы. Тамъ въ хребтѣ Пеленъ извѣстна вершина Хальдичоко, высотой въ 1254 м. надъ уровнемъ моря. Отсюда пологіе каменные хребты и отдѣльныя массивныя глыбы, усѣянныя угловатыми обломками, распространяются далеко на востокъ и на югъ, переходя въ сѣверной Финляндіи въ однородное плато до 200 м. высотой, съ плоскими долинами, занятыми обширными лѣсами и болотами. Тамъ и сямъ на плато подымаются каменные пологіе бугры; тѣ изъ нихъ, которые поросли до вершинъ лѣсомъ, мѣстные финны или лапландцы называютъ "ваара", а голыя, усѣянныя обломками, высоты они называютъ "тунтури", слово, отъ котораго произошло наше "тундра", употребляемое, впрочемъ, совсѣмъ въ другомъ смыслѣ. "Тунтури" это высокія и сухія пространства, покрытыя ягелемъ, т. е. сѣрымъ оленьимъ мохомъ Вся эта страна есть финская Лапландія. Несмотря на то, что большая часть ея лежитъ за полярнымъ кругомъ, въ Лапландіи много лѣсовъ, притомъ глухихъ и почти непроходимыхъ. Лѣсъ заполняетъ своимъ темнозеленымъ ковромъ всѣ низины. Озеръ здѣсь меньше, но видъ ихъ поражаетъ своею суровой живописностью, потому что они лежатъ высоко, обыкновенно окружены утесистыми скалами и усѣяны голыми островками. Зато болотъ и текучей воды въ видѣ порожистыхъ рѣкъ и рѣчекъ огромное множество. Большую часть года Лапландія одѣта снѣгомъ. Лютыя метели, долгія ночи, едва прерывыемыя короткой зарей, морозъ и заунывный волчій вой превращаютъ ее тогда въ ту сказочную Пойолу, страну холода и мрака, гдѣ, по финскимъ сказаніямъ, царитъ злая вѣдьма Лоухи, которая похищаетъ съ неба золотое солнце и серебряный мѣсяцъ, чтобы заключить ихъ въ глубокую пещеру.

Много снѣга на Пойолѣ,

Много льду въ округѣ хладной,

Снѣга рѣки, льда озера.

Тамъ блеститъ застывшій воздухъ,

Зайцы снѣжные тамъ скачутъ,

Ледяные тамъ медвѣди

По горамъ изъ снѣга бродятъ.

Тамъ и лебеди изъ снѣга,

Ледяныхъ тамъ много утокъ,

Въ снѣговомъ живутъ потокѣ,

Въ ледяной плывутъ пучинѣ...

Такъ описываетъ финскія былины Пойолу -- Лапландію.

В Лапландии: засыпанные снегом во время метели (Снимок с картины).

Весной снѣга начинаютъ таять. Груды его таютъ медленно, но талыя воды несутся быстро къ морю. Онѣ скачутъ и гремятъ по водоскатамъ, собираясь по безчисленнымъ притокамъ въ большую рѣку Кеми, которая изливается въ Ботническій заливъ возлѣ устья другой большой рѣки, пограничной Торнео.

Южнѣе природа смягчаетъ свои угловатыя черты... Горы становятся ниже, лѣса разнообразнѣе, климатъ мягче, и вскорѣ предъ нами развертывается то громадное озерное плато, которое и есть настоящая Финляндія. Вся его основа гнейсо-гранитная, и кристаллически-сланцевая. Но уже за много тысячъ лѣтъ тому назадъ текучія воды успѣли завалить низины наносами, по нимъ раскинулись болота, залегли озера, деревья, кустарники и травы накрыли все тонкимъ слоемъ скудной почвы, и теперь голый камень выступаетъ наружу далеко не вездѣ. Мѣстами, особенно въ южной Финляндіи, каменные кряжи и гряды разсыпающихся въ прахъ скалъ смѣняются длинными, слабо извивающимися на много верстъ насыпями, которыя шведы называютъ "озами", а финны "сельгами", и которыя производятъ такое впечатлѣніе, точно они насыпаны не природой, а сооружены руками человѣка для того, чтобы проложить по гребню ихъ дорогу, желѣзную и шоссейную. Заблужденіе еще усиливается тѣмъ, что и простыя и желѣзныя дороги, дѣйствительно, часто вьются по гребнямъ озовъ, потому что озы представляютъ самые удобные пути для странствія въ этой странѣ болотъ и озеръ.

Безчисленныя озера Финляндіи не представляютъ отдѣльныхъ большихъ бассейновъ, какъ наши озера -- Ладога, Онега, Ильмень. Это какое-то до крайности запутанное кружево, въ которомъ длинные извилистые полуострова, узкіе заливы, безчисленные протоки, острова, скалистые мысы и пересыпи переплетаются такъ сильно, что временами затрудняешься сказать, что такое видишь передъ собою: землю, покрытую озерами, или озеро, усѣянное клочками суши. У насъ тоже много озеръ въ губерніяхъ Псковской, Новгородской, Тверской, но финскія озера чрезвычайно извилисты, очень длинны, часто окружены скалистыми, сглаженными берегами, они глубоки и усыпаны безчисленными скалами и островками. Большая часть ихъ соединяется одно съ другимъ, съ третьимъ и четвертымъ широкими или узкими проливами, въ которыхъ пѣнятся пороги или скачутъ величественные водопады. И опять не знаешь, что сказать: озера ли это, соединенныя проливами, или то рѣки, которыя встрѣтили на пути своего теченія широкія, извилистыя впадины, заполнили ихъ до краевъ и потекли дальше, переливаясь съ пѣной и грохотомъ черезъ каменныя преграды. Есть не мало озеръ, которыя лежатъ рядомъ, раздѣленныя лишь узкой невысокой косой, но которая достаточна, чтобы вода въ обоихъ бассейнахъ стояла на разныхъ уровняхъ. Стоитъ прокопать перешеекъ, и вода, размывая преграду, заструится изъ одного озера въ другое, превративъ протокъ въ короткое время въ бурный потокъ. Иногда это дѣлается само собой, отъ переполненія озера дождевой водой, но чаще природѣ помогаетъ человѣкъ. Такъ какъ дно осушеннаго озера представляетъ превосходную землю подъ пашню, то финны въ, погонѣ за удобной землей, которой въ Финляндіи очень мало, издавна прибѣгали къ этому способу, а потомъ озера стали соединять каналами, благодаря которымъ даже морскіе пароходы, правда, небольшіе и короткіе, могутъ забираться. въ самую глубь страны.

Еще вначалѣ этого столѣтія къ югу отъ рѣки Вуоксы существовало глубокое, продолговатое озеро Суванто, спускавшее свои воды въ ту же рѣку. Зима 1848 г. была очень обильна снѣгомъ, весной озера и рѣки разлились широко, такъ что Суванто затопило всѣ окрестныя поля Прибрежные жители сильно пріуныли. Но вода озера придвинулась такъ близко къ Ладогѣ, что ихъ раздѣлялъ лишь песчаный перешеекъ, шириной всего въ 6 с. Вода Суванто стояла тогда саженей на семь выше, чѣмъ въ Ладогѣ.-- "Эй, братцы! теперь бы можно поспустить въ Ладогу воды изъ нашего Суванто, чтобы оно не такъ жадно заливало наши земли" -- сказалъ своимъ односельчанамъ одинъ изъ крестьянъ деревни Тайпала.-- "Такъ что жъ? сходимъ домой за лопатами" -- отвѣтили другіе. Пришли и давай копать канавку между Суванто и Ладогой. Прокопали небольшой ровъ. Вода изъ Суванто журча заструилась по новой дорожкѣ -- прямо въ Ладогу. Наступила ночь; крестьяне ушли домой отдыхать, а утромъ, въ самый Юрьевъ день, пошли посмотрѣть на вчерашнюю работу. Но тутъ уже за ночь само Суванто поработало: на мѣстѣ ихъ канавки ревѣлъ стремительно потокъ, ворочая большіе камни, вырывая съ корнемъ и унося въ Ладогу старыя сосны. Дѣло вскорѣ кончилось тѣмъ, что на мѣстѣ прежняго перешейка образовалась рѣка шириною въ 75 футовъ, а озеро Суванто отдало тайпальцамъ всѣ земли, отнятыя у нихъ разливомъ, да еще съ большею придачею и со всѣмъ, что было прежде поглощено озеромъ и лежало на его днѣ. А въ томъ протокѣ, по которому Суванто раньше посылало свои воды въ Вуоксу, теченіе повернуло и направилось изъ Вуоксы въ Суванто. Шло оно вяло, мелководнымъ протокомъ, который разливался въ обширное болото. Но въ 1857 г. финскіе инженеры прокопали такъ называемый каменный мысъ -- "Киви-ньеми", на протяженіи 107 с. По этой новой дорогѣ вода изъ Вуоксы черезъ Суванто устремилась въ Ладогу, такъ что вмѣсто одного устья Вуокса впадаетъ теперь въ Ладогу двумя рукавами.

У финскаго писателя Аренберга есть разсказъ, связанный съ осушеніемъ озера. На берегу озера, которое соединялось съ сосѣднимъ бассейномъ мелкимъ протокомъ, въ числѣ другихъ крестьянъ, жили богатый старикъ съ красивой дочерью и бѣднякъ парень. Парень и дѣвушка любили другъ друга. У старика былъ сѣнокосный участокъ на островкѣ посреди озера. Однажды тамъ косили сѣно. Бѣдный парень былъ въ числѣ нанятыхъ рабочихъ. Во время полуденнаго отдыха старикъ нечаянно подслушалъ бесѣду молодыхъ людей и такимъ образомъ проникъ въ тайну ихъ намѣреній. "Слушай ты,-- сказалъ онъ сердито парню,-- когда ты придешь сюда за ней посуху, тогда получишь ее въ жены"! Все было кончено, потому что, какъ извѣстно, финны упрямы и цѣпко держатся предразсудковъ. Зимою въ округѣ появился инженеръ-капиталистъ. Онъ скупилъ окрестные лѣса, срубилъ ихъ, а весною началъ сплавлять бревна. Чтобы ускорить дѣло, ему вздумалось углубить и расширить протокъ изъ озера, взорвавъ каменистое ложе его динамитомъ. Тогда вода хлынула изъ озера. Старикъ съ дочерью были въ это мгновеніе на островкѣ. Къ ихъ ужасу, вода кругомъ нихъ внезапно начала сбывать, и скоро въ томъ мѣстѣ, гдѣ на ближнемъ мысу стояла хижина бѣднаго парня, дно бассейна обнажилось вплодь до островка; въ густой и вонючей грязи тамъ и сямъ серебрилась бившаяся рыба, ползали угри... На крикъ, несшійся съ островка, вышелъ изъ своей избушки бѣднякъ и съ изумленіемъ увидѣлъ, что вода отступила, прибавивъ къ его болотистому лужку большой кусокъ плодородной земли. Вдали на берегу островка онъ увидѣлъ двѣ машущія руками фигуры. Тогда онъ схватилъ лыжи и съ помощью ихъ добрался до островка. Упрямый старикъ долженъ былъ сдержать свое слово, такъ какъ парень пришелъ на островокъ посуху.

Сайменский канал.

Озера внутренней Финляндіи распадаются въ общемъ на три группы или системы. Самая большая -- восточная -- представляетъ обширный бассейнъ Саймы, расположенный на высотѣ 76--83 м. надъ уровнемъ моря. Это чудное озеро изобилуетъ живописными видами, а рѣка Вуокса, выносящая его воду въ Ладогу, извѣстна по своему грандіозному водоскату Иматрѣ. Западнѣе лежитъ не менѣе живописная, не менѣе извилистая система Пеяне, а еще ближе къ Ботническому заливу -- система озера Несси. Отъ моря ихъ отдѣляютъ расположившіяся полукольцевидно высоты -- каменные кряжи и озы, но, должно быть, прежде воды въ этихъ озерахъ было больше, она изливалась черезъ ложбины въ гребнѣ высотъ въ море, такъ что и теперь избытокъ озерной воды имѣетъ стокъ въ море черезъ рѣку Кумо для Пеяне, черезъ Кюмень для Несси.

Человѣкъ уже давно понялъ, что эти внутреннія моря -- настоящее богатство для страны. Но для этого ихъ надо соединить съ моремъ судоходными каналами. Однако, средства къ тому явились только недавно. Въ 1853 г., послѣ долгихъ размышленій, наконецъ, приступили къ работамъ по закладкѣ Сайменскаго канала, который долженъ былъ соединить Сайму съ морскимъ заливомъ, при которомъ стоитъ Выборгъ. Дѣло было нешуточное: хотя по пути лежало нѣсколько большихъ и малыхъ озеръ, такъ что изъ 59 в. протяженія процитированнаго канала 27 в. являлись какъ бы даромъ природы, но зато остальныя 32 в. мѣстами приходилось вырубать въ матерой скалѣ. Работа казалась такой колоссальной, что инженеры не рѣшились сохранить въ тѣхъ мѣстахъ намѣченную для канала ширину, и у самаго выхода изъ Саймы каналъ имѣетъ всего 11,8 метровъ (метръ -- 1,4 аршина) ширины.

Очень любопытно наблюдать, какъ по такой узкой щели, межъ черныхъ скалъ, и крутыми, зеленѣющими надъ ними откосами, съ осторожной медленностью пробирается пароходъ. Кажется, точно судно пролагаетъ себѣ дорогу черезъ нѣдра суши, словно роющая или бурящая землю машина.

Такъ какъ уровень воды въ озерѣ на 76 м. выше, чѣмъ въ заливѣ, то каналъ превратился бы въ клокичущій потокъ, если бы нѣсколько группъ шлюзовъ -- всѣхъ шлюзовъ 28 -- не превращали его въ положенныхъ мѣстахъ въ оригинальную гигантскую лѣстницу. Когда пароходъ медленно спускается съ большой высоты внизъ по этимъ водянымъ ступенямъ, невольно удивляешься величественному зрѣлищу, невольно отдаешь дань восхищенія генію и упорному труду человѣка. Въ добавленіе ко всему каналъ обошелся очень дешево -- онъ стоилъ всего немногимъ больше 3 милліоновъ рублей.

Шлюза в Сайменском канале.

Сооруженіе его оживило всю восточную Финляндію. Прежде тамъ была глушь, лѣсная пустыня, жители часто голодали на тощей землѣ, а шумѣвшій кругомъ великолѣпный лѣсъ росъ, падалъ, снова росъ и гнилъ безъ пользы. Съ проведеніемъ канала на время все измѣнилось. Морскія суда, баржи и небольшіе пароходы получили теперь возможность входить въ Сайму и двигаться по озеру на много сотъ верстъ къ сѣверу въ самое сердце страны.

Едва открылась эта дорога, какъ капиталисты кинулись покупать земли, лѣса, понастроили лѣсопилокъ, баржей, завели пароходы, и изъ глубины Финляндіи къ Выборгу потянулись вереницы нагруженныхъ лѣсными матеріалами судовъ. А навстрѣчу этому потоку товаровъ, жидкимъ, но цѣннымъ ручейкомъ потекло въ кошельки предпринимателей золото, нѣкоторая часть котораго попадала и въ тощіе карманы крестьянъ и рабочихъ. Денегъ появилось столько, что жители расчистили порубленные лѣса, улучшили пашни и поля, провели дороги и оживили города. Увы, золотое время уже за горами. Лѣса сильно вырублены, а новые еще не выросли, но все же пустынную прежде Сайму, глухіе города и мѣстечки по берегамъ ея теперь не узнать -- всюду благоустройство и культура.

Кромѣ озеръ громадное, еще большее богатство Финляндіи заключается въ ея текучихъ водахъ. Такъ какъ ручьи и рѣки несутся по каменнымъ ложамъ, которыя вода не такъ то скоро можетъ углубить и сгладить, хотя бы она уносила и двигала по дну множество камней, то на рѣкахъ Финляндіи отъ древнѣйшихъ временъ сохранились почти безъ измѣненія безчисленные пороги, каскады и водопады. Вездѣ въ другихъ странахъ, непохожихъ на Финляндію, многочисленные заводы и фабрики работаютъ паровыми и электрическими машинами. Тамъ покупаютъ и жгутъ колоссальныя груды каменнаго угля, копоть дыма виситъ надъ городами густымъ туманомъ, окрестности черны отъ шлаковъ и угольной пыли. Въ Финляндіи колеса и механизмы заводовъ, гдѣ только возможно, приводятся въ движеніе водопадами, сила которыхъ дается природой даромъ даже зимой, когда полярный великанъ простираетъ ледяныя руки къ убранной въ бѣлоснѣжный покровъ Финляндіи. Велика ли эта сила? Стоитъ ли говорить о ней? Да, общая сила всѣхъ пото ковъ Финляндіи составляетъ прямо невообразимое количество энергіи -- до 5-и милліоновъ лошадиныхъ силъ. Многіе изъ пороговъ рѣки Кумо представляютъ по нѣскольку тысячъ лошадиныхъ силъ, два изъ нихъ -- даже въ 10.000 и 12.000. Одна Иматра можетъ дать 117.000 лошадиныхъ силъ, но мощь ея еще блѣднѣетъ передъ порогами Уле, изъ которыхъ одинъ заключаетъ 157.800, а другой 292.000 лошадиныхъ силъ Пока человѣкъ пользуется лишь ничтожной долей даровой силы, но отъ сколькихъ напряженій, отъ сколькихъ страданій избавитъ она его въ будущемъ!

Когда видишь мчащуюся съ пѣной и грохотомъ, сдавленную между гранитныхъ береговъ, стихію, кажется, не дай Богъ человѣку попасть въ этотъ адъ. На дѣлѣ, однако, по порогамъ не только съ успѣхомъ сплавляютъ бревна, но по многимъ изъ нихъ отваживаются спускаться люди въ лодкахъ. И съ какимъ спокойствіемъ; съ какимъ хладнокровіемъ проводятъ финскіе лодочники пассажировъ по своимъ быстрымъ рѣкамъ, особенно во внутренней и сѣверной Финляндіи, гдѣ мало дорогъ, и лучшими путями сообщенія являются лѣтомъ озера и рѣки! Но лодка, увлеченная по оплошности пловцовъ въ водопадъ, летитъ навстрѣчу почти вѣрной гибели. Спасеніе является настоящимъ чудомъ. Такое чудо случилось на водопадѣ Тампере у города Таммерфорса въ двадцатыхъ годахъ нынѣшняго столѣтія. Какой-то англичанинъ съ однимъ финномъ катался на парусной лодочкѣ по Несси-Ярви. По неосмотрительности они слишкомъ приблизились къ водопаду и къ своему ужасу почувствовали внезапно, что лодка перестала слушаться руля, веселъ, паруса. Страшная сила неудержимо повлекла ее къ водопаду.

Финнъ, надѣясь выплыть, кинулся въ воду, но не смогъ одолѣть быстрины -- она поглотила его! Англичанинъ легъ на дно лодки, схватился за борта ея и стрѣлой слетѣлъ въ глубину, откуда мощный толчекъ водоворота выбросилъ лодку на торчавшую изъ пѣны гранитную скалу. Не теряя присутствія духа, англичанинъ вскочилъ на утесъ и даже успѣлъ втащить на камень лодку.

Было утро воскреснаго дня, и на берегу столпилось множество народа. Всѣ смотрѣли на чудо -- на человѣка, слетѣвшаго по водопаду, оставшагося живымъ и стоящаго теперь на камнѣ посреди бушующихъ волнъ! Но какъ спасти его? Англичанинъ самъ догадался. При грохотѣ водопада никакого крику не слышно и въ десяти шагахъ, а до берега отъ спасительнаго камня было гораздо больше. Къ счастью, въ карманѣ у него оказалась записная книжка и клубокъ бичевки. Онъ написалъ на вырванномъ листкѣ: "Привяжите къ бичевкѣ веревку, а къ веревкѣ канатъ; я привяжу себя къ лодкѣ, а вы тащите канатомъ лодку къ берегу".

Бумажку онъ завернулъ въ камешекъ, который привязалъ къ бичевкѣ, и перекинулъ его на берегъ.. Такимъ способомъ его, дѣйствительно, удалось спасти.

Какъ ни скудна природа Финляндіи, но она вовсе не страна снѣга и мороза.

Правда, зима здѣсь долгая; въ южной Финляндіи снѣгъ лежитъ еще въ апрѣлѣ, а на сѣверѣ пятна его бѣлѣютъ даже весь май. Въ Лапландіи, въ затѣненныхъ ущельяхъ, попадаются груды снѣга, которыя лежатъ тамъ, вовсе не успѣвая стаять за лѣто. Но все же зима не отличается суровостью, потому что Финляндія лежитъ не очень далеко отъ океана, по которому весь годъ медленно движется къ сѣверу согрѣвающая всю Европу вода Гольфштрома. Весна долгая и не теплая, но въ это время уже таютъ льды, озера синѣютъ, рѣки ломаютъ и уносятъ льдяныя оковы, а стаи перелетныхъ птицъ съ веселыми криками тянутся надъ лѣсами.

Вотъ обнажились поля, по которымъ рѣзво носится холодный вѣтеръ, но озера еще подернуты сизо-сѣрой пеленой разрыхлившагося льда. Затѣмъ хлынуло съ запада тепло съ дождями, и спустя нѣсколько недѣль, а то и дней, все превращается въ лѣто. Развернулись липкіе листочки березы, закуковала кукушка, ландышъ показалъ кисти бѣлыхъ цвѣточковъ изъ зеленаго пушистаго мха. Утромъ, когда вы вышли бросить взглядъ на окрестность, вамъ вдругъ бросается въ глаза, что ледъ, словно по волшебству, исчезъ съ озера. Онъ потонулъ! Это особенность финскихъ озеръ, и часто опусканіе его удается наблюдать собственными глазами.

Послѣдній слѣдъ зимы исчезъ. Природа весело пробуждается подъ небомъ, на которомъ дни пролетаютъ почти безъ ночей. Въ сѣверной Финляндіи цѣлыхъ два мѣсяца нѣтъ ночи, потому что вечеръ и утро протягиваютъ другъ другу руки.

Северная Финляндия.

Недалеко отъ городка Торнео стоитъ гора Авасакса. Въ іюнѣ туда ѣздятъ, чтобы съ вершины ея любоваться незаходящимъ солнцемъ.

При долгомъ днѣ, въ мягкомъ, негаснущемъ свѣтѣ бѣлыхъ ночей, растительность развивается съ необыкновенной быстротой. Между сѣменемъ, стеблемъ, цвѣтомъ и плодомъ лежитъ одинъ только длинный день, и когда онъ клонится къ концу, когда первые сумраки набрасываютъ на землю прозрачное покрывало, и первая звѣзда начинаетъ еле мерцать на вечернемъ небѣ, то кажется, словно надъ полями и долинами зву-читъ вечерній звонъ, призывъ къ долгому покою. Краса лѣта исчезаетъ такъ же быстро, какъ пришла: наступаютъ морозныя ночи. Еще все зелено, но по утрамъ нѣжную растительность бьетъ по сырымъ низинамъ колкій морозъ. Это "желѣзныя ночи" пришли. Все одолѣваетъ человѣкъ упорнымъ трудомъ, но горе землепашцу, котораго неумолимая нужда загнала на холодное болотце -- желѣзныя ночи безжалостно сражаютъ его тощій урожай.

За холодными ночами задуваетъ вѣтеръ отъ полуночи, изъ страны злой вѣдьмы Лоухи, и очень быстро одѣваетъ все въ грустный разноцвѣтный уборъ опадающихъ листьевъ. Приходитъ зима, но не съ туманами и сѣрыми дождливыми облаками. Она не врагъ, а добрый товарищъ. Зима строитъ мосты, разстилаетъ пушистыя дороги, сокращая тѣмъ разстоянія и дѣлая проѣзжими непроходимыя дебри. Зима съ чуднымъ полярнымъ сіяніемъ, бѣлыми сугробами, звенящими бубенцами, съ быстрымъ бѣгомъ на лыжахъ, съ дальными поѣздками на круто выгнутыхъ саняхъ, съ уютнымъ очагомъ. Только въ прибрежной юго-западной полосѣ зима, хотя и теплая, но вѣтрянная и съ частыми оттепелями, такъ что жители Гельсингфорса могутъ жаловиться на свою погоду еще съ большимъ правомъ, чѣмъ обитатели Петербурга.

"Суровая задумчивость, смѣшанная съ грустной улыбкой, покоится на челѣ Финляндіи. Ея красота часто блѣдна, какъ сѣверное сіяніе, и печально-задумчива, какъ ея темный боръ. Половина ея жизни похоронена во мракѣ, а другая протекаетъ въ непрерывномъ свѣтѣ"!

Такъ характеризуетъ природу своей родины одинъ изъ ея сыновъ.

ГЛАВА II.

Далекое прошлое Финляндіи.

Ледъ, ледъ и ледъ... Мощныя толщи льда, который сплошь покрываетъ страну на тысячи верстъ окрестъ, и надъ которымъ тамъ и сямъ торчатъ черныя верхушки утесовъ. Такой видъ имѣла Финляндія много тысячъ лѣтъ тому назадъ, когда на всемъ нашемъ сѣверѣ царилъ громадный ледникъ, какой покрываетъ теперь лишь малоизвѣстныя области вокругъ обоихъ полюсовъ. Возможно ли это? Неужели тамъ, гдѣ раскинулись лѣса и пашни, гдѣ дымятъ многолюдные города и несутся паровозы съ вереницами вагоновъ, лежалъ ледяной покровъ чуть не въ нѣсколько верстъ толщиною? Чудовищная мысль, отъ которой отказывается человѣческое воображеніе! Финляндія подо льдомъ! И не только Финляндія, но добрая часть Россіи, вся Скандинавія, сѣверная Германія... Однако, это такъ, вѣрнѣе, мы принуждены думать, что это было такъ, иначе, намъ не понять, почему такой видъ у Финляндіи, откуда эти массы сглаженнаго гнейса, округленные валуны, длинные продольные и поперечные озы; вѣдь стоитъ только копнуть ихъ, и сейчасъ же обнаруживается, что озы навалены гигантскимъ ледникомъ. Мало того. Гладкія скалы несутъ на себѣ полустертыя временемъ царапины, они часто имѣютъ форму "бараньихъ лбовъ", они выдаются въ озера и въ море длинными полуостровами.

И когда вы разсмотрите, куда направлены царапины, куда смотрятъ "лбы", почему царапины, лбы, каменные кряжи, многіе озы, извилины озеръ и морскихъ береговъ простираются въ одну и ту же сторону, именно съ сѣверо-запада на юго-востокъ, вамъ невольно приходитъ въ голову, что все это совершила какая-то одна могучая сила. Она словно руками провела по странѣ, и чуть не на вѣки оставила печати своего пребыванія на всей поверхности ея. Слѣды великаго ледниковаго періода, въ объятіяхъ котораго еще и теперь живутъ околополярныя страны, какъ напримѣръ, Гренландія, ясны всякому, кто, съ цѣлью изученія прошлаго земли, посѣщалъ Финляндію. Эти шрамы разсказываютъ намъ о далекомъ прошломъ страны съ неменьшей достовѣрностью, чѣмъ египетскіе іероглифы, разгадавъ которые, ученые узнали древнѣйшую исторію Египта. По какой причинѣ этотъ ледникъ таялъ, отступалъ, увеличивался на время и потомъ исчезъ совершенно -- мы не знаемъ.

Несомнѣнно, его медленно оттѣсняло къ полюсу тепло, но откуда и почему надвинулось оно -- еще неизвѣстно. Ледникъ исчезъ, но освободившаяся отъ его холоднаго гнета страна стала добычею моря. Море нѣсколько разъ заливало Финлянію, отлагая свои глины и пески поверхъ ледниковаго наноса. Подымалось ли и опускалось оно? Нѣтъ, правильнѣе думать, что медленно колебалась земля, тихо вздымалась и опускалась каменная грудь Финляндіи. Она не успокоилась и теперь.

Нѣтъ никакого сомнѣнія, что море отступаетъ отъ береговъ Финляндіи: за послѣдніе сто лѣтъ многіе приморскіе города должны были придвигаться къ морю; новые дома строились на новыхъ мѣстахъ, гдѣ прежде колыхалась вода. Города оставили позади себя на сушѣ развалины пристаней съ ввинченными въ камни кольцами, за которыя нѣкогда чалили суда. И если измѣрить, насколько опустился морской уровень, вѣрнѣе, насколько поднялась земля, то оказывается, что южная кайма Финляндіи повысилась за послѣднее столѣтіе на 1 1/2-- 2 фута, а на сѣверѣ на 3 ф. и болѣе.

Можно думать, что гранитъ, гнейсъ и нѣкоторыя другія массивно-кристаллическія породы слагаютъ нѣдра земли и сверху прикрыты слоистыми породами, которыя отложились на днѣ морей, нанесены волнами его, скоплялись въ озерахъ, насыпаны рѣками. При образованіи горъ подземныя массы медленно выпучивались гигантскими складками, и если на поверхности земли происходило что нибудь такое, что стирало и сносило осадочные пласты, какъ то дѣлаетъ ледникъ, то рано или поздно, въ теченіе сотенъ вѣковъ, долженъ былъ обнажиться фундаментъ горъ -- гнейсы, граниты, кристаллическіе сланцы. Кто знакомъ съ дѣятельностью ледниковъ, которыхъ еще много во влажныхъ горныхъ странахъ, какъ напримѣръ, въ Альпахъ, кто знаетъ, какой отпечатокъ оставляютъ ледники на мѣстности, гдѣ они лежали, тотъ, проѣхавшись по Финляндіи, увидитъ слѣды пребыванія гигантскаго ледника буквально на каждомъ шагу.

Пусть волны моря, наступая и отступая, наслоили тамъ и сямъ пласты глинистаго ила съ остатками морскихъ организмовъ, пусть въ низинахъ появились потомъ озера, топи и болота, пусть травянистыя растенія и деревья заткали землю зеленымъ ковромъ и человѣкъ усѣялъ ее пашнями -- все же сглаженные, отполированные льдомъ утесы остались: почти неизмѣнными, остались груды снесенныхъ ледникомъ щебня и валуновъ, остались высоты и впадины, на которыхъ лежалъ ледяной покровъ. Не слѣдуетъ думать, что для возникновенія льдистаго царства нуженъ былъ какой-то: особенный, исключительный холодъ. Изслѣдованія показываютъ, что достаточно охлажденія нынѣшняго климата въ среднемъ на 6°--10°, чтобы страна стала вновь медленно накоплять снѣга и ледъ, чтобы наступилъ ледниковый періодъ. Какъ долго Финляндія лежала погребенною подо льдомъ, нельзя рѣшить, но во всякомъ случаѣ время это было очень продолжительное. Ледъ, нароставшій сверху, медленно, отъ собственной тяжести, выдавливался, текъ отъ середины обледенѣлой области къ краямъ, и можно себѣ представить, что творилось въ немъ, какъ крупные и мелкіе обломки, песокъ и илъ съ неодолимой силой бороздили неровную поверхность земли.

Это былъ какой-то гигантскій самодвижущійся жерновъ, который срывалъ, стиралъ и шлифовалъ всѣ выпуклости, увлекалъ обломочный матеріалъ далеко отъ мѣста катастрофы, перетиралъ, округлялъ его и оставлялъ свои жертвы въ покоѣ только тамъ, гдѣ южная теплота воздуха плавила его самого и превращала ледъ въ многоводныя рѣки, уносившія съ собою изъ насыпанныхъ каменныхъ обломковъ въ далекія страны весь мелкій матеріалъ. Округленные валуны, раскиданные по русской равнинѣ на громадномъ пространствѣ вокругъ Финляндіи, не дѣти ли они "финскихъ хладныхъ скалъ", не изъ того же ли они гнейса и гранита, какой встрѣчается только въ Финляндіи и Скандинавіи, ибо нигдѣ кругомъ нѣтъ кристаллическихъ породъ отъ которыхъ они могли бы оторваться. Если даже поверхъ финляндскихъ гнейсовъ и кристаллическихъ сланцевъ лежали другія, болѣе мягкія осадочныя породы, какъ напр. известняки, песчаники, то они не могли устоять подъ напоромъ ледяной глыбы. Все, что лежало поверхъ каменной основы, ледъ содралъ, раздробилъ, растеръ, размололъ, а талыя воды унесли прочь.

Скалы в Финляндии.

Когда ледъ покинулъ Финляндію, она стала добычею моря. Надо думать, суша опустилась, и подъ плещущей водой вздымались лишь отполированныя верхушки скалъ -- цѣлый архипелагъ голыхъ шеръ. Широкіе проливы соединяли тогда одно время Балтійское море съ Полярнымъ и Нѣмецкимъ, черезъ которые въ него проникали жители холодныхъ морей, какъ напр., тюлень, еще и нынѣ обитающій въ Балтійскомъ морѣ.

Потомъ суша стала подыматься, проливы сдѣлались уже, и, наконецъ, тотъ проливъ, который долго соединялъ Финскій заливъ съ Бѣлымъ моремъ, исчезъ, оставивъ по себѣ большія озера -- Ладогу, Онегу и другія.

Между тѣмъ поверхность Финляндіи, этотъ неровноизрытый гранитный щитъ, подверглась дѣйствію воздуха и воды, которыя, работая въ союзѣ другъ съ другомъ, всюду измѣняютъ лицо земли. Кто скажетъ, сколько тысячелѣтій длится борьба финскаго гранита съ этими новыми врагами! Гранитъ и гнейсъ, какъ истые финны, неподвижные, кряжистые, упрямые, лишь цѣною долгой медленной борьбы уступаютъ врагу поле битвы. Въ другихъ мѣстахъ земли, напр., въ степяхъ южной Россіи, во внутренней Азіи, вольный вѣтеръ свободно несется по необозримымъ равнинамъ, ручьи и рѣки, медленно и лѣниво, какъ отдыхающіе побѣдители, влачатъ свои мутныя воды среди низкихъ сглаженныхъ долинъ къ морямъ. Не то въ Финляндіи. Здѣсь борьба кипитъ съ бѣшенствомъ, какое овладѣваетъ нападающимъ, когда побѣда надъ стойкимъ врагомъ еще далеко. Атмосфера со своимъ вывѣтриваніемъ нанесла и. продолжаетъ наносить финскому граниту тысячи глубокихъ ранъ, въ которыя запускаютъ свои коварные корни растенія. Взгляните, какой массой трещинъ изборожденъ старый гранитъ, сколько мху и лишаевъ облѣпило и точитъ его, сколько сосенъ вонзило въ зіяющія трещины свои корни, расширяя и углубляя раны! И, однако, лишь изрѣдка отъ утеса тамъ и сямъ отваливается расшатанная глыба, обнажая свѣжую розовую поверхность, которая снова долго и упорно сопротивляется врагу. Влага пронизываетъ камень по милліонамъ невидимыхъ глазу трещинъ, замерзаетъ тамъ, раздвигая сжимающія ее стѣнки. Лѣтніе дожди и воды талаго весенняго снѣга скопляются во всѣхъ впадинахъ гранитной поверхности въ видѣ лужъ и озеръ. Они, эти запасы воды, эти обильные резервуары, коварно ищутъ очереди, готовые ринуться вонъ въ скалистыя ложбины порожистыхъ рѣкъ. И вотъ, стоя на утесѣ надъ Иматрой, у края быстро мчащагося, покрытаго сѣдою пѣной водопада, который яростно реветъ, какъ сумасшедшій или взбѣсившійся звѣрь, и прядаетъ межъ рядовъ недвижныхъ, безмолвно торжествующихъ скалъ съ такою злобой, что дрожатъ земля и воздухъ, стоя тамъ, передъ этимъ зрѣлищемъ титанической борьбы, развѣ вы не чувствуете, что грохотъ и шумъ, скачки и пѣна не болѣе, какъ знаки безсильной и пока безнадежной злобы.

Вѣка будутъ мчаться, а что измѣнится?

Развѣ чуть углубится русло, тамъ рухнетъ подточенная глыба, тамъ дрогнетъ и треснетъ утесъ, и гордо стоявшія на немъ сосны покорно опустятся внизъ, какъ знамена, склоняющіяся передъ побѣдителемъ. Вѣка будутъ мчаться.

Но всѣ вещи боятся времени, а время не имѣетъ конца. Время черпаетъ воду изъ океана и брызжетъ ее на сушу, время гонитъ массы воздуха, грѣетъ и холодитъ, и ему все равно, сколько разъ будетъ повторяться одно и то же.

И наступитъ такое время, когда сгладятся пороги и водопады, стечетъ вода озеръ, распылятся въ прахъ утесы и камни, понизится земля. Тогда глубинные остатки стертаго гранита прикроются пластами рыхлыхъ породъ, и Финляндія потеряетъ свой каменисто-озерный характеръ. Но до этого еще далеко!

ГЛАВА III.

Доисторическое прошлое финновъ.

Уже въ то отдаленное время, когда ледникъ лежалъ надъ всей сѣверной Европой, спускалъ съ Альпъ и другихъ горъ свои ледяные зубцы глубоко въ долины, у края его копошилось жалкое существо -- человѣкъ. Онъ прозябалъ, какъ прозябаютъ теперь эскимосы, чукчи и другіе жители околополярныхъ странъ, т. е. ловилъ сѣверныхъ оленей, добывалъ рыбу, собиралъ ягоды... Когда рыли вокругъ Ладожскаго озера каналъ, въ землѣ нашли остатки этихъ древнихъ людей. Предки ли они нынѣшнихъ финновъ? Нѣтъ, нельзя этого утверждать. Предки населяющихъ теперь Финляндію финновъ переселились въ нее съ востока или юго-востока. Полагаютъ, что въ Финляндіи они появились въ VIII в. послѣ P. X., потому что ихъ стали тѣснить славяне. Поселки финновъ медленно распространялись черезъ всю среднюю Россію, пока новые выселенцы не достигли береговъ Балтійскаго моря и Полярнаго океана.

Вѣдь и сейчасъ по всей сѣверной и средней полосѣ Россіи тамъ и сямъ уцѣлѣли эти родичи нынѣшнихъ финляндцевъ. А въ древности они представляли цѣлыя княжества, которыя покорились потомъ русскимъ славянамъ, приняли христіанство и мѣстами совсѣмъ смѣшались съ русскими.

Такъ жила у моря Балтійскаго Чудь, на верховьяхъ Волги -- Весь, по средней Волгѣ -- Меря, на Окѣ -- Мурома. Сейчасъ еще уцѣлѣли Черемисы, Мордва, Вотяки, Пермяки, Зыряне, а за Ураломъ -- Вогулы и Остяки. Стоитъ только взглянуть на вогула или остяка и съ изумленіемъ скажешь: "да это финнъ, настоящій финнъ!" до того схожи эти народности складомъ фигуры, чертами лица, характеромъ; даже въ языкахъ наблюдается сходство.

И такъ, вотъ они откуда родомъ, просвѣщенные финляндцы нынѣшняго Великаго Княжества Финляндскаго -- изъ Азіи! На основаніи многихъ признаковъ ихъ причисляютъ къ желтой породѣ, къ монголамъ, хотя различіе между финнами и настоящими монголами очень велико.

Сами себя они никогда не называютъ финнами. Ихъ земля, это "Суоми", а по фински "суома" значитъ "болота, трясины". Себя они называютъ "суомалайсетъ", т. е. "обитатели болотъ", "болотняки". Финнами ихъ назвали древніе германцы -- новержцы и шведы, у которыхъ "финна" значило "хитрый", "колдунъ" и проч. Дѣйствительно, финновъ издавна считали чародѣями, вѣроятно, потому что у нихъ долго сохранялись древнія заклинанія и заговоры, напр., какъ остановить кровь изъ раны, какъ обезвредить острое желѣзо, змѣиный ядъ, зловѣщій крикъ ворона.

Ихъ звѣроподобныя фигуры, появляясь изъ дремучихъ, болотистыхъ лѣсовъ, производили, вѣроятно, странное, "чудное" впечатлѣніе на славянъ, которые прозвали ихъ "чудь", притомъ "чудь бѣлоглазая", вѣроятно, за свѣтлый цвѣтъ глазъ и волосъ.

Въ то время убогіе финскіе поселки ютились по берегамъ озеръ и большихъ русскихъ рѣкъ, которыя почти всѣ до сихъ поръ сохранили свои древнія финскія названія: Онега, Молога, Волга, Ока, Кама... Одѣтые въ звѣриныя шкуры финны жили лѣтомъ въ простыхъ конусовидныхъ шалашахъ, "кота", какіе сохранились еще и теперь кое-гдѣ въ глуши Финляндіи; въ нихъ не живутъ теперь, они строются гдѣ-нибудь по близости дома и служатъ обыкновенно чѣмъ-то вродѣ кухни.

Должно быть первоначально кота представляла жерди и сучья, прислоненные прямо къ стволу раскидистой, шатровидный ели, которая скрипѣла отъ вѣтра, шуршала хвоей и навѣвала въ темныя ночи на собравшихся вокругъ костра внутри коты обитателей таинственно поэтическое настроеніе.

Тогда вѣрно и сложилась финская поговорка:

"Прислушайся къ шороху ели,

У корня которой стоитъ твое жилище".

Зимой жили въ землянкахъ, пока не научились строить грубый срубъ изъ тонкихъ бревенъ, "перте", безъ потолка и пола, съ крышей, сложенной изъ коры и жердей, съ громадной печью, если только можно назвать такъ безформенную груду булыжниковъ безъ трубы такъ что дымъ густыми клубами стлался подъ крышей и медленно уходилъ въ щели, въ большія четерехугольныя двери и въ махонькія оконца, которыя задвигались (заволакивались) дощечкой, какъ въ нашихъ прежнихъ избахъ, когда не знали стекла. Оттого такія окна называются "волоковыми". На такія перте очень похожи нынѣшія карельскія бани. Можетъ быть, накаленные жаркимъ огнемъ камни перте, отъ которыхъ, если на нихъ плеснуть водой, шелъ горячій паръ, вызвали глубоко вкоренившійся у всѣхъ финскихъ племенъ обычай часто и сильно париться въ банѣ. Отъ финновъ обычай этотъ заимствовали славяне. Въ первобытныя времена финны промышляли себѣ пищу, какъ до сего дня промышляютъ ее ихъ дикіе родичи -- зауральскіе вогулы. Они промышляли звѣря съ помощью своихъ востромордыхъ собакъ-лаекъ, расправлялись съ нимъ грубымъ оружіемъ съкостяными и каменными наконечниками, ловили рыбу мордами или крючками, сдѣланными изъ кривыхъ рыбьихъ костей. Въ то время не только сѣверная, но и вся средняя Россія была покрыта дремучими лѣсами, въ которыхъ въ изобиліи водился цѣнный пушной звѣрь -- чернобурая лисица, соболь, куница, южнѣе -- бобръ. Вѣдь еще при великомъ князѣ Василіи III "бобровые гоны", т. е. рѣчки съ бобровыми плотинами-поселеніями, существовали кругомъ Москвы. Должно быть, именно эти цѣнные мѣха привлекали въ страну дикой чуди купцовъ какъ съ далекаго азіатскаго востока, такъ и съ запада. Должно быть, легкость съ какою можно было собирать съ чуди дань дорогими мѣхами, привлекла въ ихъ страну предпріимчивыхъ новгородцевъ, дружины которыхъ устремились на великія сѣверныя рѣки совершенно также, какъ потомъ, послѣ завоеванія Сибирскаго царства, устремились на сибирскихъ инородцевъ для сбора пушнины казаки. Потомъ славяне, когда имъ стало тѣсно у себя, стали селиться среди финновъ и отъ нихъ то звѣроподобная чудь приняла первыя сѣмена культуры, т. е. искусство строить постоянныя жилища и обрабатывать землю. Вмѣстѣ съ этимъ стали они перенимать многое другое: одежду, вѣру, обычаи... Но и славяне, которые по дикости мало уступали своимъ лѣснымъ сосѣдямъ, многое переняли отъ финновъ, напримѣръ, баню. Въ концѣ концовъ древніе и новые жители такъ смѣшались, что теперь не всегда можно различить ихъ. Поѣзжайте въ Олонецкую или въ Архангельскую губерніи, посмотрите, какъ тамъ живутъ русскіе и карелы, и вы не замѣтите разницы между ними почти ни въ чемъ, кромѣ языка.

Но въ "Страну тысячи озеръ" славяне не вторгались, чтобы селиться тамъ. Скалы, дикія озера, шумящія рѣки не по нраву славянамъ. Они любятъ пологіе холмы и равнины, гдѣ можно жить большими селеніями, "на міру", сообща держать землю, промышлять, торговать. Дикая, хмурая Финляндія мало привлекала ихъ, тѣмъ болѣе что овладѣть ею, какъ они овладѣли другими финскими землями, новгородскіе и псковскіе славяне не могли, не вступивъ въ борьбу съ варягами, иными словами, со шведами, которые уже въ то время стали перебираться черезъ Балтійское море, покоряли побережныхъ финновъ и селились между ними.

Можно думать, что первобытному земледѣлію финны научились отъ славянъ. Еще до сихъ поръ, какъ въ Финляндіи, такъ и въ сѣверной Россіи уцѣлѣлъ древнѣйшій сѣверный способъ сѣять хлѣбъ. Это "пожогъ", "подсѣчный" или "огневой" способъ, "лядинное хозяйство". Поселенецъ валилъ на облюбованномъ мѣстѣ лѣсъ, но убрать его, выкорчевать пни, выровнять почву было ему не подъ силу. Да онъ и не понималъ тогда этого. Онъ просто оставлялъ лѣсь сохнуть, а потомъ жегъ его. Пепелъ удобрялъ землю, которую потомъ бороздили самыми первобытными орудіями, и среди торчавшихъ повсюду черныхъ, обгорѣлыхъ пней кое какъ сыпали зерно. Ужасная работа! Медленная, убійственная борьба съ лѣсомъ за жалкій кусокъ грубой пищи! Но что было дѣлать? Народу прибавлялось, звѣрь исчезалъ, князь требовалъ дани... И вотъ люди, поколѣніе за поколѣніемъ, внѣдряются въ лѣсъ, валятъ его, сами устилаютъ землю своими костями въ непосильной борьбѣ со скудной природой, гибнутъ тысячами, уступая мѣсто новымъ борцамъ, продолжаютъ работу отцовъ и дѣдовъ, но уже вооруженные лучше ихъ, потому что къ нимъ пришла культура.

Съ этого начинается исторія Финляндіи, но прежде чѣмъ познакомиться съ нею, бросимъ еще взглядъ, какія финскія племена обитали въ "Странѣ тысячи озеръ" тысячу лѣтъ тому назадъ, и въ какомъ порядкѣ они туда пришли. Лѣтописцы наши перечисляютъ древнія финскія племена, это были: сумь, емь, карела и лопь. Имена ихъ сохранились до сихъ поръ, также какъ сохранились нѣкоторыя различія между западными, восточными и сѣверными финнами. Имя суми, "Суоми", самаго западнаго изъ этихъ племенъ, стало названіемъ всей страны; племя суоми сильно смѣшалось съ емью, которая жила въ серединѣ страны. Нынѣшніе жители средней Финляндіи, потомки древней еми, называются теперь у шведовъ тавастами, у финновъ "хемалайсетъ", между тѣмъ какъ восточная вѣтвь сохранила имя карелъ "карьялайсетъ", т. е. "коровники". Итакъ, суомалайсетъ, хемалайсетъ, карьялайсетъ -- вотъ самыя многочисленныя группы нынѣшнихъ финновъ, къ которымъ на сѣверѣ присоединяются лопари или лапландцы т. е. "крайніе", потому что по фински "лопь" значитъ: край, предѣлъ. По мнѣнію ученыхъ болѣе древними поселенцами была лопь. Потомъ началось переселеніе въ Финляндію новыхъ племенъ. Первыми появились карелы, какъ полагаютъ, въ VIII в. послѣ Р. Хр.; они заняли восточную часть страны, гдѣ живутъ и по сей день. За ними послѣдовала емь или тавасты, которые заняли земли на западъ отъ рѣки Кюммене, и почти въ одно время съ ними сумь заняла Финляндію. Лопь или лопари, прогнанные со своихъ мѣстъ новыми пришельцами, должны были удалиться дальше на глухой сѣверъ, гдѣ прозябаютъ до сего дня.

ГЛАВА IV.

Историческое прошлое страны.

Прошлое финскаго народа не блещетъ великими и яркими событіями, которыя оставили бы глубокія черты въ народной памяти и распространили бы далеко кругомъ имя народа и земли. Финляндія никогда не была независимымъ государствомъ, и потому историческія судьбы ея тѣсно связаны со Швеціей, въ составъ которой она долго входила, и съ Россіей, частью которой она стала послѣ того, какъ Швеція была принуждена уступить ее Россіи.

Первое крупное событіе, съ котораго начинается ея исторія, это крестовый походъ шведскаго короля Эрика IX Святого на финновъ въ половинѣ XII ст. Пусть наивные люди думаютъ, что Святой Эрикъ дѣйствительно болѣлъ душой за бѣдныхъ язычниковъ, которыхъ ждала геенна огненная, и потому взялся за мечъ, дабы, выпустивъ изъ нихъ потоки крови, сдѣлать ихъ достойными рая. Проще нападеніе его объясняется тѣмъ, что шведы, иначе говоря, варяги, давно уже высылали въ сосѣднія страны толпы вооруженныхъ дружинъ, предводительствуемыхъ коварными и жестокими вождями. Очевидно, скудная шведская земля не могла прокормить лишнихъ ртовъ, а по германскому обычаю родовая земля, "отчина", всегда доставалась старшему сыну, младшимъ-же предоставлялось добывать себѣ новую отчину мечемъ. Такъ сосѣдніе варягамъ новгородскіе славяне нѣкоторое время платили имъ дань, затѣмъ прогнали ихъ и снова призвали "княжити и владѣти". Но эти варяги скоро обрусѣли и превратились въ русскихъ князей, объединившихъ славянскія области.

Послѣ этого совершать нашествія на новгородцевъ, отнимать у нихъ земли, шведамъ стало не подъ силу. Имъ не оставалось другого близкаго мѣста для завоеванія, какъ Финляндія. Ее они и покорили. Съ благословенія папы Адріана Эрикъ IV пошелъ въ 1157 г. крестить дикихъ финновъ огнемъ и мечемъ. Шведскія суда пристали въ устьѣ рѣки Авры, гдѣ Эрикъ заложилъ первый городъ Або или Обо. Этотъ король загубилъ немало финновъ, прежде чѣмъ толпы дикарей собрались на берегу ручья возлѣ Обо, смиренно вошли въ воду и позволили окрестить себя. Потомъ король поплылъ домой, а епископъ съ воинами продолжалъ его дѣло среди суми и еми. Между тѣмъ карелы, жившіе къ востоку отъ суми, оказывается, приняли христіанство уже раньше отъ новгородцевъ, но по православному обряду. Это обстоятельство было очень непріятно шведскому епископу, а такъ какъ послѣ покоренія Финляндіи шведы такъ разлакомились что начали мечтать о подчиненіи себѣ всего побережья Финскаго залива, то нѣтъ ничего удивительнаго въ томъ, что папа продолжалъ благословлять ихъ на новые крестовые походы, но въ этотъ разъ не на язычниковъ, а на православныхъ. Тогдашній повелитель шведовъ, дядя и опекунъ короля, могущественный ярлъ {Ярлъ значило тогда князь.} Биргеръ высадился въ 1240 г. на берегахъ Невы, но тутъ его встрѣтилъ и побѣдилъ новгородскій князь Александръ Невскій. Съ этой битвы началась многовѣковая распря за Балтійское море между шведами и русскими, въ которой хуже всего приходилось Финляндіи. Потерпѣвъ неудачу, Биргеръ обратилъ оружіе на карелъ и на непокоренныхъ емей, въ землѣ которыхъ заложилъ крѣпость Тавастхузъ. Внукъ Биргера Торкель Кнутсонъ совершилъ въ 1293 г. третій и послѣдній крестовый походъ въ восточную Финляндію и заложилъ городъ Выборгъ. Тамъ и теперь цѣлы башня и замокъ Торкеля. Съ того времени шведы стали толпами селиться по финскому побережью, преимущественно въ "новой землѣ", Нюландѣ, т. е. нынѣшней Нюландской и Або-Бьернеборгской губерніи.

Извѣстно, что феодальные порядки никогда не имѣли большой силы у шведовъ, народъ у нихъ не зналъ крѣпостного состоянія, оставался вольнымъ и свободно подавалъ свой голосъ въ народномъ собраніи, которое современемъ превратилась въ сеймъ. Естественно, что тѣ же порядки утвердились и въ Финляндіи. Но безъ угнетенія и умаленія народныхъ правъ дѣло все-таки не обошлось: шведы захватили финскія земли, притомъ самыя лучшія; какъ и въ Швеціи, богатые землевладѣльцы выставляли для войны конное ополченіе; за это они получили въ XIII в. свободу отъ налоговъ, и понемногу превратились въ особое сословіе -- въ дворянство, рядомъ съ которымъ не меньшими правами пользовалось духовенство. Горожане, которые въ качествѣ торговцевъ, скопили въ своихъ рукахъ богатства, также получили особыя права, меньше дворянскихъ, но все же достаточныя, чтобы ставить себя выше крестьянъ.

Какъ ни тяжело было шведское иго, но оно далеко не вырождалось въ то ужасное насиліе, подъ какимъ стонали покоренные нѣмецкими крестоносцами латыши и эсты. Шведы, дворяне, духовные и горожане, которые издавна поселились въ Финляндіи, скоро привыкли считать ее своей родиной. Они такъ же упорно стояли за свои права всякій разъ, когда какой нибудь король старался сократить ихъ, какъ ихъ соотечественники, жившіе по ту сторону Ботническаго залива. Поэтому Финляндія жила и развивалась какъ одно цѣлое со Швеціей. Она такъ крѣпко приросла къ Швеціи религіей, законами, даже языкомъ, нравами и обычаями, что никому въ голову не приходило какъ нибудь различать обѣ страны. Поэтому всякія перемѣны въ Швеціи составляли перемѣну и для Финляндіи. Такъ, когда въ 1527 г. на сеймѣ въ шведскомъ городѣ Вестересѣ было рѣшено отдѣлить отъ Рима шведскую церковь и предоставить лютеранству распространяться въ государствѣ, католическая религія такъ же быстро исчезла въ Финляндіи, какъ и въ Швеціи. Хотя папа и объявилъ тогда финновъ и шведовъ еретиками, но здѣсь этихъ еретиковъ некому было сжигать на кострахъ, и лютеранство быстро утвердилось во всей странѣ. Въ дѣятельности церковной, также какъ и въ свѣтской, финны наравнѣ со шведами безпрепятственно достигали высшихъ должностей, и финскій народъ въ одно время и вмѣстѣ со шведскимъ расширялъ свои права. Оттого между побѣдителями и побѣжденными не возникло сильной розни и такой взаимной ненависти, которая вызывала бы постоянные возстанія и мятежи. Равноправность -- вотъ что примиряло финновъ со шведами: финскій крестьянинъ обладалъ совершенно тѣми же правами, что и шведскій, финскій дворянинъ ничѣмъ не отличался отъ шведскаго. А такъ какъ шведскій народъ издавна отличался культурой, то культура его легко, и просто распространялась въ Финляндіи, которая до послѣдней крайности оставалась вѣрна Швеціи, пока сила Россіи, исконнаго, окрѣпшаго врага Швеціи, не отторгла ее отъ нея. Въ войнахъ Швеціи Финляндія участвовала наравнѣ съ нею деньгами и людьми. Финляндія страдала сильнѣе всего, когда "подымалась грозная туча съ востока, которая поливала землю не водой, а кровью, палила ее не молніей, а пожарами". Извѣстно, что тогдашнія войны были ужасны не тѣмъ, сколько людей погибало въ бояхъ, а страшными опустошеніями, какія врагъ производилъ въ непріятельской странѣ, опустошеніями, за которыми слѣдовали по пятамъ голодъ и разныя болѣзни.

Можно себѣ представить, что испытала Финляндія, когда въ 1318 г. новгородская рать прошла съ мечемъ и огнемъ всю южную Финляндію и разорила Обо, или когда въ войну 1591--3 г. московское ополченіе проходило по южной части Улеоборгской губерніи до самаго моря и вдоль финскаго залива до Обо, который опять былъ сожженъ и разграбленъ! Во всѣхъ войнахъ во всѣхъ смутахъ Швеціи, Финляндія принимала участіе. Въ этихъ событіяхъ, финская знать, успѣвшая, конечно, принять совершенно шведскій обликъ, добывала себѣ помѣстья и титулы, народъ же расплачивался своимъ горбомъ; ему было мало пользы отъ того, что въ воздаяніе различныхъ заслугъ и многочисленныхъ страданій шведскій король пожаловалъ Финляндіи въ 1581 г. титулъ "Великаго княжества". При Густавѣ Адольфѣ вся пустая, т. е. никому непринадлежащая земля стала казенной, и короли шведскіе получили широкую возможность награждать своихъ любимцевъ помѣстьями.

Число дворянъ очень увеличилось, а такъ какъ ихъ земли были освобождены отъ налоговъ, то все бремя подати падало на народъ. Особенно отличилась подобной щедростью королева Христина: она раздарила 2/3 всей казенной финской земли. Такая щедрость на чужой счетъ вызвала сильное недовольство въ народѣ, и спустя 40 лѣтъ Карлъ XI, хоть и съ большимъ трудомъ, но отобралъ эти помѣстья назадъ въ казну. Среди шведскихъ королей время отъ времени случались выдающіяся личности: прислушиваясь къ голосу народа, они по указаніямъ и при помощи государственныхъ дѣятелей вносили улучшенія въ правленіе. Даже при ограниченныхъ короляхъ не бывало застоя, потому что народныя потребности въ случаѣ чего такъ громко вопіяли на сеймѣ, что не удовлетворить ихъ было нельзя. Оттого страна не испытывала въ своей внутренней жизни сильныхъ потрясеній, она постепенно улучшала свои учрежденія, многія изъ которыхъ были задуманы съ самаго начала такъ хорошо, что сохранились въ общихъ чертахъ даже до сихъ поръ. Такъ Густавъ Адольфъ учредилъ "надворные суды" -- они дѣйствуютъ и по сей часъ; живущій въ Петербургѣ финскій статсъ-секретарь, который докладываетъ императору дѣла и нужды Финляндіи, впервые появился при этомъ королѣ.

До появленія русскихъ на берегу Балтійскаго моря при Петрѣ I Финляндія долгое время не испытывала вражескихъ нашествій. Но вотъ вспыхнула великая сѣверная война, потребовались солдаты, потребовались деньги, и уже скоро побѣдоносный врагъ вторгся въ самую Финляндію. Въ 1710 г. Петръ лично осадилъ Выборгъ и взялъ его. Въ слѣдующіе четыре года русскіе постепенно захватили всю южную Финляндію; въ 1714 г. князь Голицынъ одержалъ рѣшительную побѣду надъ Армфельдомъ. Послѣ того слабые остатки финскихъ полковъ еще геройствовали и гибли въ Норвегіи, но въ самой Финляндіи продолжалась только партизанская война, именно на сѣверѣ. Тамъ, спустя два года, послѣ упорной и славной защиты палъ послѣдній оплотъ, шведская крѣпость Каяна, развалины которой видны еще и теперь. Но спокойствіе не наступило въ странѣ: тамъ и сямъ вспыхивали возмущенія, отдѣльныя кучки патріотовъ начинали партизанскую войну, ихъ ловили, жестоко казнили. По приказу короля жители стали выселяться въ Швецію, и долго по Финляндіи тянулись на сѣверъ, въ обходъ Ботническаго залива, толпы бѣглецовъ, въ то время какъ другіе переправлялись на тотъ берегъ въ лодкахъ и судахъ. Отъ опустошеній, вызванныхъ войной, отъ болѣзней и голода, населеніе и безъ того сильно убавилось, послѣ же бѣгства зажиточныхъ людей въ Швецію многіе приходы совсѣмъ опустѣли. Когда въ 1721 г. былъ заключенъ миръ, и Финляндія, кромѣ Выборгской области, осталась подъ шведскимъ скипетромъ, бѣглецы верйулись назадъ. Страна быстро оправилась отъ бѣдствій войны, но въ положеніи ея наступила перемѣна: сосѣдство могущественной Россіи сдѣлалось для нея постоянной угрозой, потомучто въ случаѣ новой войны первые удары ея должны были посыпаться на Финляндію. Между тѣмъ Швеція настолько ослабѣла послѣ борьбы съ быстро усилившейся при Петрѣ Россіей, что надѣяться на ея защиту рѣшались не всѣ финны. Въ это время въ Финляндіи образовались двѣ партіи, которыя существуютъ до сихъ поръ; тогда ихъ называли "шляпами" и "шапками" Финляндскіе шведы и ошведившіеся финляндцы были "шляпы". Они мечтали о возмездіи за понесенное униженіе и готовились къ новой борьбѣ съ Россіей. "Шапки", къ которымъ принадлежали чистокровные финны, хотѣли только одного -- покоя.

Начиная съ 1741 г. между Россіей и Швеціей происходилъ рядъ войнъ, большею частью неудачныхъ для шведовъ. Финляндія, въ которой насчитывалось тогда всего 420.000 жителей, жестоко страдала отъ нихъ: почти послѣ каждой войны Россія охватывала отъ нея новые куски. Въ то же время въ самомъ шведскомъ государствѣ было неспокойно -- король Густавъ III старался увеличить свою королевскую власть. Онъ былъ зараженъ тѣмъ же духомъ, какъ и другіе государи Европы въ то время, т. е. мечталъ о полной, сильной и просвѣщенной монархической власти, подъ скипетромъ которой долженъ благоденствовать народъ. Въ шведскомъ государствѣ главное значеніе принадлежало дворянству; оно владѣло помѣстьями, служило въ войскѣ, въ штатской службѣ и при дворѣ. Естественно, что въ дѣйствіяхъ Густава III оно почуяло умаленіе своихъ правъ. Тогда то въ финляндскомъ замкѣ Аньяла составился дворянскій заговоръ; одни пристали къ нему изъ ненависти къ королю, другіе потому-что опасались усиленія его власти. Но такъ какъ народъ не принималъ участія въ заговорѣ, то заговоръ не имѣлъ успѣха, и однихъ бунтовщиковъ схватили, другіе бѣжали въ Россію. Однако вскорѣ ненависть къ королю нашла себѣ исходъ; составился новый заговоръ, и въ 1790 г. Густавъ III палъ отъ руки дворянина Анкарстрема въ то время, какъ безпечно веселился замаскированнымъ на роскошномъ балу. Сынъ его Густавъ IV не обладалъ ни блестящимъ характеромъ, ни талантами отца. Ему было ненавистно новое охватившее всю Европу освободительное движеніе, которое распространилось изъ Франціи и не замедлило проникнуть на далекій сѣверъ. Ограниченный, упрямый Густавъ былъ къ тому же плохой политикъ. Онъ сильно раздражалъ Наполеона въ то самое время, когда между Наполеономъ и Александромъ I установились послѣ свиданій въ Тильзитѣ наилучшія отношенія. Наполеонъ, желая отвлечь вниманіе русскихъ отъ Европы, очень прозрачно намекнулъ Александру, что де Финляндіи по ея положенію всего естественнѣе принадлежать Россіи, которой слѣдуетъ воспользоваться первымъ случаемъ для овладѣнія ею. Случай этотъ благодаря упрямству Густава IV не заставила себя ждать, и въ 1808 г. между Швеціей и Россіей вспыхнула послѣдняя война, рѣшившая судьбу Финляндіи. Война глубоко унизила Швецію, потому что русскіе не только овладѣли всей Финляндіей, но въ лютую стужу 1809 г. перешли двумя арміями по льду Балтійское море и появились подъ самой столицей Швеціи, Стокгольмомъ. Тутъ терпѣніе шведовъ лопнуло. 1-го Марта прославившійся въ этой войнѣ финдлянецъ Адлеркрейцъ явился со своими единомышленниками во дворецъ и предложилъ Густаву IV подписать бумагу -- отреченіе отъ престола. Преемникъ его подписалъ 5 Сентября 1809 г. въ финскомъ городѣ Фридрихсгамѣ Договоръ, по которому вся Финляндія навсегда отошла къ Россіи.

Война эта, какъ она ни была несчастна для Финляндіи, составила блестящую страницу въ ея исторіи, и память о ней, о герояхъ ея живетъ въ народномъ сознаніи, окруженная ореломъ славы. Ее воспѣлъ въ своихъ "Разсказахъ прапорщика Столя" великій финскій поэтъ Рунебергъ, эпизоды ея изображали на бумагѣ и полотнѣ финскіе художники. Въ этой войнѣ финны и шведы, какъ братья одной родины, съ мужествомъ отчаянія и до послѣдней возможности боролись за свои очаги, за достоинство свое и за свободу. Они долго жили общею жизнью и страшились перемѣнъ, какія могутъ наступить, если страна будетъ насильственно присоединена къ чужой имъ Россіи. Они боялись, чтобы она не уничтожила тѣ нравы и законы, подъ сѣнью которыхъ они считали себя благоденствующими на медленномъ, но вѣрномъ пути прогресса. Немудрено, что вѣсть о мирѣ легла черной тѣнью на всю страну, внесла печаль и смущеніе во всѣ души. "Что-то будетъ теперь?-- спрашивали себя граждане Финляндіи,-- не сулитъ ли намъ будущее рядъ смутъ, мятежей, безплодную и безнадежную борьбу, въ которой нашъ народъ медленно угаснетъ и будетъ стертъ съ лица земли"?

Всеобщее смущеніе и тревога вскорѣ, однако, разсѣялись: стало извѣстно, что Александръ I не считаетъ возможнымъ измѣнить законы страны и навязывать ей новое устройство. Александръ созвалъ земскіе чины Финляндіи на сеймъ въ городѣ Боргѣ 16 марта 1809 г. Въ изданной наканунѣ открытія сейма грамотѣ императоръ всенародно объявилъ слѣдующее: "Произволеніемъ Всевышняго вступивъ въ обладаніе Великаго Княжества Финляндіи, признали мы за благо симъ вновь утвердить и удостовѣрить религію, коренные законы, права и преимущества, коими каждое состояніе. сего Княжества въ особенности и всѣ подданные, оное населяющіе, отъ мала до велика, по конституціямъ ихъ доселѣ пользовались, обѣщая хранить оные въ ненарушимой и непреложной ихъ силѣ и дѣйствіи; въ удостовѣреніе чего и сію грамоту собственноручнымъ подписаніемъ Нашимъ утвердить благоволили".

Открывая лично сеймъ, Александръ въ своей рѣчи между прочимъ заявилъ, что желалъ видѣть представителей финскаго народа, чтобы дать новое доказательство своихъ намѣреній на благо ихъ родины.

"Я обѣщалъ,-- сказалъ онъ,-- сохранить вашу конституцію, ваши коренные законы; ваще собраніе здѣсь удостовѣряетъ исполненіе моихъ обѣщаній. Это собраніе составитъ эпоху въ вашемъ политическомъ существованіи; оно имѣетъ цѣлью укрѣпить узы, привязывающія васъ къ новому порядку вещей, пополнить права, предоставленныя мнѣ военнымъ счастьемъ, правами, болѣе дорогими моему сердцу, болѣе сообразными съ моими принципами, тѣми правами, которыя даютъ чувства любви и привязанности".

Когда въ народѣ распространилась вѣсть, что присоединеніе къ Россіи не грозитъ странѣ уничтоженіемъ привычнаго строя, что великодушіемъ новаго Великаго Князя Финляндіи навсегда обезпечено свободное развитіе въ духѣ дорогихъ народу учрежденій, тревога улеглась, смущеніе разсѣялось, послѣдніе еще сражавшіеся борцы сложили оружіе, и вся страна, положившись на торжественное обѣщаніе, единодушно и чистосердечно присягнула своему новому государю. Съ тѣхъ поръ и до сего дня Финляндія составляла часть великаго русскаго государства. Имѣя свои законы, свои особыя учрежденія, она жила отдѣльною жизнью, мало привлекая къ себѣ вниманіе. Только въ послѣдніе годы, именно начиная съ царствованія Александра III, вмѣстѣ со смутами въ Россіи, начались вскорѣ смуты въ Финляндіи. И нашу и финляндскую смуту произвела одна и та же причина, именно произволъ правительственной власти. Трудно, скорѣе даже невозможно указать разумную причину, почему сперва отдѣльные русскіе чиновники, а затѣмъ и все правительство усмотрѣло въ финскихъ законахъ и порядкахъ нѣчто такое, что надо уничтожить и замѣнить русскими учрежденіями. Сперва начали придираться, а потомъ, полагаясь на свою силу и спокойную терпѣливость финскаго народа, уповавшаго на правоту своего дѣла, русскіе чиновники начали ломать финскій порядокъ на свой образецъ, несмотря на то, что въ самой Россіи всѣ благоразумные люди давно осудили и признали негодными наши собственные порядки. Съ этого началась смута въ Финляндіи, которая разразилась въ октябрѣ 1905 г. открытымъ сверженіемъ ненавистныхъ чиновниковъ и возстановленіемъ прежнихъ, дѣйствовавшихъ при Александрѣ II, законовъ и учрежденій.

ГЛАВА V.

Внѣшность и характеръ финновъ.

Уже по своему внѣшнему виду финны сильно отличаются отъ насъ, русскихъ, но еще больше различія между этими двумя народами въ характерѣ и въ складѣ ума, не говоря про языкъ, вѣру и нравы. Только финновъ не надо сравнивать съ тѣми "русскими", которые живутъ въ окрестностяхъ Петербурга и въ нѣкоторыхъ другихъ мѣстахъ сѣверо-западной Россіи и на дѣлѣ являются просто обрусѣлыми потомками издавна сидѣвшихъ здѣсь финскихъ племенъ: и жоры, карелы, веси... Прежде всего финны, именно западные финны,-- тавасты, а еще болѣе сѣверные -- лопари, ростомъ въ общемъ ниже русскихъ, но крѣпки и приземисты. Карелы, тѣ по росту мало отличаются отъ своихъ русскихъ сосѣдей. Широкая кость, костлявость, обусловливаетъ какую то угловатость въ фигурѣ финна, которая сильнѣе бросается въ глаза у подростковъ, особенно у дѣвушекъ, потому что тѣло человѣка въ юности худощавѣе. Широкая, круглая голова сидитъ на довольно короткой шеѣ. Форма головы тѣмъ замѣтнѣе, что финны, именно въ молодости, охотно стригутъ волосы коротко, а если отращиваютъ ихъ въ болѣе зрѣлые годы, то носятъ ихъ тогда въ видѣ нашей "русской" прически, т. е. съ проборомъ по серединѣ и обрѣзанными въ кружокъ. Широкія, выступающія скулы и угловатая крѣпкая, нерѣдко сильно развитая, нижняя челюсть еще прибавляютъ лицу ширины, и этому же впечатлѣнію помогаетъ плоско вдавленное переносье, переходящее ниже въ широкій носъ. Благодаря этимъ особенностямъ лицо финна не покажется намъ красивымъ: всѣ черты его слишкомъ неправильны, какъ-то нескладны, а главное, неподвижны, потому что физіономія финна не оживлена измѣнчивой игрою чувствъ и живымъ блескомъ глазъ. Среди финновъ преобладаютъ бѣлокурые. Но не всѣ финны блондины,-- между ними встрѣчаются рыжіе и черные. Глаза у нихъ обыкновенно не чисто голубые, а какіе-то сѣровато или зеленовато-голубые, иногда совсѣмъ водянисто-свѣтлые, съ тусклымъ блескомъ, такъ что черный зрачекъ выступаетъ рѣзко. Вслѣдствіе этого вялый и холодный взглядъ финна напоминаетъ сонный взоръ уснувшей рыбы.

Финский крестьянин.

Въ старости бритое лицо финна покрывается густой сѣтью лучистыхъ морщинъ и становится до того похожимъ на женское, что только по одеждѣ можно отличить стариковъ отъ старухъ. А у женщинъ эти морщины часто располагаются такъ, что въ нѣкоторомъ разстояніи лицо старухи представляется вѣчно съеженнымъ въ привѣтливую улыбку. Неподвижное, какъ у истукана, выраженіе, пожалуй, самое характерное въ лицѣ финна. Вы можете говорить съ нимъ на самыя животрепещущія темы, которыя близко касаются его, можете сообщить ему неожиданную новость, необычайное извѣстіе -- лицо его остается неподвижнымъ, въ глазахъ незамѣтно ни малѣйшаго изумленія, ни испуга, ни радости. Немногія сильныя чувства способны измѣнить эту неподвижность, но не дай Богъ, чтобы они овладѣли финномъ. Чувства эти: гнѣвъ и религіозный экстазъ. Гнѣвъ охватываетъ финна неудержимо; онъ медленно разгорается въ немъ, проявляясь въ зломъ блескѣ глазъ, въ томъ, что лицо какъ-то темнѣетъ, и во всей фигурѣ просыпается что-то тяжело-непреклонное, медленно-рѣшительное, готовое сокрушить всякое препятствіе. И, когда, охваченный гнѣвомъ, финнъ не находитъ пищи разыгравшейся злобѣ кругомъ, онъ обрушивается всею тяжестью злобы на самого себя. Извѣстно, что у нашихъ финскихъ инородцевъ, напр. у мордвы, долго существовалъ, да вѣрно еще и теперь практикуется, обычай, къ которому прибѣгаютъ также китайцы и японцы: разгнѣванный мордвинъ мститъ своему обидчику тѣмъ, что вѣшается на его воротахъ.

Вообще по своему характеру финнъ -- крайній представитель флегматическаго типа. Чувства, волнующія его, очень рѣдко выступаютъ наружу, въ большинствѣ же случаевъ остаются скрытыми подъ неподвижной маской лица. Они не проявляются ни въ интонаціяхъ голоса, ни въ жестахъ, потому что финны совсѣмъ не жестикулируютъ, такъ что два занятыхъ интереснымъ разговоромъ собесѣдника напоминаютъ своими неподвижными фигурами, съ засунутыми въ карманы руками, съ торчащими изъ тонкихъ, едва раздвигающихся губъ трубками, не живыхъ людей, а два поставленные другъ противъ друга монумента. Даже маленькія дѣти, встрѣтившись гдѣ нибудь на улицѣ, разговариваютъ такъ серьезно, точно они солидные взрослые.

Женщины-карелки из Воcточной Финляндии.

На всякій обращенный къ финну вопросъ отвѣтъ получается не сразу, и нетерпѣливому русскому кажется, что собесѣдникъ его или очень глупъ, такъ что онъ не понимаетъ, о чемъ его спрашиваютъ, или, наоборотъ, очень осмотрителенъ и остороженъ, потому что считаетъ нужнымъ отвѣтить только послѣ того, какъ обстоятельно раскинетъ умомъ. На дѣлѣ ни то, ни другое -- просто флегма. При всемъ томъ финны говорятъ быстро, только въ рѣчи ихъ нѣтъ паузъ, нѣтъ никакого выраженія, по которымъ можно было бы угадать, какія чувства владѣютъ ими въ данный моментъ. Благодаря этой неподвижности намъ, русскимъ, совершенно невозможно бываетъ понять настроеніе финна: доволенъ онъ или огорченъ, разсерженъ или, наоборотъ, радъ.

Съ этими качествами характера тѣсно связаны безграничное терпѣніе, огромное упорство и медленность въ мышленіи, въ чувствованіи и въ дѣйствіи, что и проявляется во всякой дѣятельности, во всякой работѣ финна. Онъ семь разъ отмѣритъ и одинъ отрѣжетъ. Посмотрите на работающаго финна: движенія его медленны, спокойны и размѣрены; онъ часто останавливается, размышляетъ и при малѣйшемъ сомнѣніи обращается къ провѣркѣ. Онъ совершенно неспособенъ сдѣлать что нибудь на авось. Страстное увлеченіе работой или дѣломъ какъ будто совершенно чужды финну: онъ трудится такъ методически безучастно, точно результатъ работы совершенно не интересуетъ его. Въ самый разгаръ деревенской страды, когда нашъ крестьянинъ, мокрый отъ пота, красный отъ напряженія, торопливо и страстно машетъ косой, вилами или цѣпомъ, финнъ остается вѣрнымъ себѣ. Чтобы вколачивающіе сваю, финны возбуждали себя дружной пѣсней, охами, криками -- да этого никогда не бываетъ! Не увидите также, чтобы послѣ тяжелой работы толпа ихъ радостно шла домой, заломивъ фуражки, накинувъ кое какъ пиджаки, съ оживленными рѣчами и прибаутками... чтобы среди работы ихъ охватилъ припадокъ веселья, который на короткое время прерываетъ однообразное теченіе ея... Ничего этого не бываетъ съ ними, но причина совсѣмъ не въ томъ, что веселье не по вкусу финнамъ. Наоборотъ, я часто замѣчалъ, что наше русское оживленіе очень нравится имъ; оно способно даже расшевелить ихъ, такъ что они тоже начинаютъ улыбаться и даже дѣлаютъ попытки сбросить свою холодную неподвижность и отдаться тому же легкомысленному настроенію, но -- это имъ плохо удается.

Когда наблюдаешь финновъ, работающихъ въ полѣ или занятыхъ какой нибудь строительной работой или ремесломъ, то, по сравненію съ такими же русскими рабочими, какъ то невольно кажется, будто они трудятся безъ всякаго интереса, будто имъ никогда не кончить затѣянной работы. Однако на повѣрку оказывается совсѣмъ обратное: дѣло подвигается впередъ ровно и быстро, притомъ не кое какъ, а основательно и аккуратно; и тогда догадываешься, что, несмотря на кажущуюся медлительность, финскіе рабочіе прекрасно умѣютъ экономить время и усилія. Неудачи и задержки не раздражаютъ ихъ, ничто не заставитъ ихъ поторопиться съ тѣмъ, чтобы пожертвовать качествомъ работы. Маляръ, который краситъ домъ или заборъ, при первыхъ капляхъ надвигающагося дождя, забираетъ кисти, горшки съ краской и уходитъ домой пережидать непогоду, потому что по мокрому дереву краска плохо держится. Извозчикъ не выѣдетъ на непочиненномъ экипажѣ, на некормленной лошади.

Терпѣливость позволяетъ финну не знать, что такое скука, такъ что на должностяхъ, на которыхъ русскій человѣкъ пропадаетъ отъ этого недуга и начинаетъ спать или пить, напр. въ сторожахъ на желѣзной дорогѣ, на каналѣ, у пристани, финнъ превращается въ аккуратнѣйшій механизмъ, на который можно положиться, какъ на часы. Онъ является на постъ минута въ минуту, именно тогда, когда долженъ быть на мѣстѣ. Если надо, онъ ждетъ, неподвижный, какъ статуя, безъ малѣйшаго выраженія досады и скуки на лицѣ, выстаивая цѣлые часы. Въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ скопленіе оживленно трудящихся людей сопровождается всегда криками, суетой и суматохой, какъ, напр., передъ отходомъ набитаго пассажирами поѣзда или парохода, или на Сайменскомъ каналѣ, гдѣ по узкой водяной дорогѣ движется много тяжело-нагруженныхъ судовъ, ежеминутно готовыхъ столкнуться и повредить другъ друга или разворотить гранитную облицовку сооруженія, во всѣхъ такихъ случаяхъ странствующаго по Финляндіи русскаго прежде всего поражаетъ общая тишина и спокойствіе. Каждый дѣлаетъ свое дѣло основательно и возможно лучше; въ результатѣ самыя сложныя операціи протекаютъ быстро и гладко. Даже если и случится что, опять нѣтъ ругани и даже упрековъ. Разъ я ѣхалъ по узкой дорогѣ, и мой извозчикъ при встрѣчѣ съ тяжело нагруженнымъ возомъ на всемъ скаку оборвалъ той телѣгѣ тяжъ. Ну, думаю, сейчасъ начнется... Вмѣсто того, оба возницы остановили лошадей, слѣзли съ козелъ, осмотрѣли вмѣстѣ поврежденіе и, мирно бесѣдуя о чемъ-то постороннемъ, занялись починкой. Господствующая въ массѣ народа добросовѣстность совершенно устраняетъ множество столкновеній -- "если что случилось,-- разсуждаютъ они -- то надо поправить, а не ругаться, потому что ни та, ни другая сторона не виновата".

Финская девушка в национальном костюме.

Съ добросовѣстностью тѣсно связана честность финскаго народа, которая особенно поражаетъ насъ, русскихъ, потому что у насъ во взаимныхъ отношеніяхъ безчестности и обмана очень много, какъ это видно даже изъ множества нашихъ пословицъ вродѣ: "не обманешь -- не продашь", или:-- "дураковъ учить надо". Честность финновъ, особенно крестьянъ и рабочихъ, поразительная. Помню разъ, ѣхалъ я, и извозчикъ потерялъ хорошую овчинную полость; очевидно, она выскользнула изъ саней и осталась лежать на снѣгу. Замѣтивъ пропажу, онъ и не подумалъ вернуться, чтобы подобрать ее, а, стегнувъ лошадь, покатилъ дальше.

"Кто нибудь поѣдетъ, подберетъ, узнаетъ, чья полость, и занесетъ", сказалъ онъ на выраженное мною удивленіе. Русскіе рабочіе, работавшіе случайно во внутренней Финляндіи, съ нескрываемымъ восхищеніемъ разсказывали мнѣ, что оброненныя на дорогѣ вещи, все равно какой бы то ни было цѣны, остаются лежать на дорогѣ, пока потерявшій не вернется, чтобы подобрать ихъ, либо ихъ подниметъ тотъ, кто знаетъ, гдѣ найти хозяина. Съ такою честностью неизмѣнно связана вѣрность данному слову. Если финскій простолюдинъ обѣщалъ что нибудь, то обязательно исполнитъ обѣщаніе, а въ случаѣ невозможности сдержать слово по какой нибудь независящей причинѣ заранѣе предупредитъ о томъ. Черта эта не въ русскомъ характерѣ, и надо видѣть, какъ сердятся и негодуютъ финны, когда что нибудь подобное случается у нихъ при какой-либо сдѣлкѣ съ русскимъ. Вслѣдствіе общей честности нигдѣ въ Финляндіи, ни въ деревняхъ, ни въ городахъ, не запираютъ дверей на ключъ, такъ что доступъ въ домѣ всегда открытъ для каждаго. Не надо думать, что честность эта есть нѣчто свойственное только финнамъ; у насъ въ глухихъ селеніяхъ Олонецкой, Вологодской, Костромской губерніи крестьяне тоже очень честны. Честность -- общее свойство первобытныхъ людей, живущихъ разсѣянно на громадномъ пространствѣ, но у финновъ она сохранилась въ первоначальной неприкосновенности благодаря тому, что у нихъ издавна законы обладали несокрушимой силой, и передъ закономъ всѣ были равны: богатый и бѣдный, знатный и простолюдинъ. Также не знали они никогда крѣпостного права, которое такъ глубоко развратило русскій народъ и высшія сословія.

Упорство и упрямство финновъ вошли въ поговорку. Это, дѣйствительно, такъ. Упорство въ трудѣ и въ дѣятельности именно то свойство, которое позволило финнамъ подчинить себѣ безплодную, казалось бы, природу своей родины. Нельзя сказать, чтобы финны были очень сообразительны. Мыслятъ они туго и, поддавшись ложному расчету, въ силу упорства, не скоро убѣждаются въ своей ошибкѣ. Передъ всякимъ важнымъ дѣломъ финнъ долго соображаетъ и колеблется, проявляя большую нерѣшительность, но, какъ скоро рѣшеніе сложилось, сомнѣнія съ трудомъ могутъ поколебать его. Иногда трудно бываетъ понять, на чемъ основаны его соображенія, и тогда на сцену выступаетъ знаменитое финское упрямство, твердое и холодное, какъ гранитъ, которое ничѣмъ невозможно побѣдить. Одинъ путешественникъ описываетъ слѣдующую сцену, которую онъ наблюдалъ въ вагонѣ желѣзной дороги на пути въ Гельсингфорсъ. У окна на лавкахъ сидѣли два незнакомыхъ другъ другу пассажира -- женщина и какой-то господинъ. Наступила ночь, легли спать. Господину показалось душно, онъ всталъ, опустилъ окно и легъ. Едва онъ легъ, встала дама, подняла окно и легла на свое мѣсто. Едва она легла, господинъ всталъ и снова опустилъ окно. Не успѣлъ онъ улечься, какъ дама опять подняла окно; господинъ, дождавшись своей очереди, опустилъ его, и эта борьба продолжалась до тѣхъ поръ, пока поѣздъ не прибылъ на станцію, гдѣ одинъ изъ упрямцевъ слѣзъ. Притомъ во все продолженіе борьбы ни господинъ, ни дама не сказали другъ другу ни одного слова, ни однимъ жестомъ не проявили волновавшія ихъ мысли или чувства. Такъ и въ гнѣвѣ финнъ не теряетъ присутствія духа, а становится жестоко упрямъ. Благодаря упорству и способности предаваться этому своему холодному гнѣву, финны были прежде отличными солдатами. Особенно отличались они въ тридцатилѣтнюю войну въ войскахъ Густава-Адольфа, а также въ послѣднюю войну Швеціи съ Россіей. Разъ въ Помераніи, у Демина, король Густавъ-Адольфъ, сопровождаемый только 70 финскими всадниками, попалъ въ засаду, устроенную 1500 итальянцевъ императорской арміи. Финскіе солдаты грудью защищали короля, который одинъ только остался невредимъ среди кучи наваленныхъ тѣлъ, пока отрядъ въ 200 шведскихъ кавалеристовъ не явился на выручку. Въ сраженіи при Брейтенфельдѣ, въ сентябрѣ 1631 г., своею блистательною побѣдой надъ неодолимымъ Тилли Густавъ-Адольфъ много обязанъ мужеству и стойкости финскихъ полковъ. Ихъ конница,-- все мелкорослый народъ, сидѣвшій на маленькихъ, мохнатыхъ шведкахъ,-- отбила семь атакъ вчетверо сильнѣйшей конницы Паппенгейма, которая до того считалась непобѣдимой. Въ этомъ же бою Тилли, опрокинувъ и разсѣявъ саксонцевъ, уже считалъ побѣду за собой, но тутъ ему пришлось вступить въ ожесточенный бой съ шведскими и финскими полками, бывшими подъ командой финна, Густава Хорна. Эти войска отразили всѣ нападенія Тилли, а затѣмъ, по приказу короля, финская конница кинулась на непріятельскія пушки, овладѣла ими и, направивъ дула противъ врага, доставила протестантамъ полную побѣду надъ католиками.

Чуть не половина войска Густава Адольфа состояла изъ финновъ, и непріятель очень боялся этихъ "хакапеяле", какъ прозвали финновъ нѣмцы за ихъ крикъ, съ которымъ они кидались въ рукопашную. Хакка-пееле по фински значитъ "руби". Въ Люценской битвѣ, гдѣ палъ самъ Густавъ Адольфъ, вѣсть о его смерти привела финско-шведскую армію въ такую ярость, что она ринулась впередъ и вырвала побѣду изъ рукъ неодолимаго Валленштейна; самъ грозный Тилли палъ въ борьбѣ съ финляндцемъ Стольгандске. Не меньше отличались финны въ арміи Карла XII.

Прежде, когда въ Финляндіи было широко распространено пьянство, склонность предаваться припадкамъ тяжелаго гнѣва сплошь и рядомъ приводила къ ножевой расправѣ и другимъ проявленіямъ насилія. Упрямство финновъ при возникающихъ столкновеніяхъ затягиваетъ у нихъ ссоры, которыя длятся годами, потому что ни та, ни другая сторона не желаетъ уступить и не поддается ни на какія соглашенія.

Оттого добрыя отношенія съ финнами, разъ они нарушены, возстановляются съ трудомъ, и такъ какъ между ними очень распространена взаимная поддержка, то всякому, кто возстановилъ противъ себя сосѣда-финна, приходится считаться чуть не со всей округой. Особенно тяжела участь людей, опороченныхъ по суду: кто посидѣлъ въ тюрьмѣ за воровство или другой безчестный поступокъ, подвергается общему презрѣнію; его не нанимаютъ въ услуженіе, отказываютъ въ работѣ, вообще избѣгаютъ всякихъ сношеній съ нимъ, такъ что такому человѣку, обыкновенно, не остается иного выхода, какъ перебраться въ другую мѣстность, гдѣ его не знаютъ, или совсѣмъ уѣхать изъ Финляндіи.

Также безжалостно относятся тамъ къ нищимъ, къ попрошайкамъ, къ пьяницамъ, равнымъ образомъ къ людямъ, которые попали въ бѣду по собственной винѣ. Судьба ихъ мало кого трогаетъ, и рѣдко кто протянетъ имъ руку помощи.

Равнодушіе къ чужой участи, холодное отношеніе къ бѣдствіямъ ближняго, словомъ, черствость души свойственны, однако, главнымъ образомъ, состоятельнымъ людямъ, не исключая и зажиточнаго крестьянства. Среди бѣдняковъ мрачная непривѣтливость, какую гость замѣчаетъ на лицахъ хозяевъ, когда входитъ въ избу, отсутствіе любезной предупредительности и словоохотливаго радушія есть не болѣе, какъ обманчивая внѣшность; финны просто не умѣютъ и не любятъ выражать своихъ чувствъ, особенно мужчины. Они сидятъ, мрачно насупившись, холодно и медленно отвѣчаютъ на привѣтствіе и продолжаютъ спокойно заниматься своимъ дѣломъ, какъ бы не обращая ни малѣйшаго вниманія на появленіе посторонняго.

Нѣсколько подвижнѣе, веселѣе и привѣтливѣе -- женщины. Если вы, въ качествѣ гостя, раньше были знакомы съ хозяевами, то дѣло никогда не обходится безъ угощенія.

Приверженность къ старинѣ, привычка жить, какъ всѣ живутъ, не нарушая сложившагося уклада, и боязнь новшествъ еще очень сильны среди финновъ, особенно среди финскихъ крестьянъ. Поэтому всякія нововведенія и улучшенія принимаются тамъ медленно и часто очень туго. Только, когда негодность стараго обычая или закона совершенно ясна, его замѣняютъ новымъ.

Умъ финна въ значительной степени практическій. Финнъ прекрасно понимаетъ обыденныя житейскія вещи и очень рѣдко позволитъ сбить себя съ пути здраваго смысла: Въ этомъ между финскими крестьянами и русскими громадная разница. Финны предусмотрительны и внимательны во множествѣ такихъ случаевъ, гдѣ русскій по халатности и нерадивости машетъ рукой. Оттого изба, одежда, посуда и орудія бѣдняка-финна никогда не имѣютъ того ужасающаго запущеннаго вида, какимъ отличаются разныя хибарки на выѣздѣ изъ русскаго села. Финская бѣдность опрятная и заплатанная. Нѣтъ того, чтобы окно по мѣсяцамъ оставалось разбитымъ, заткнутое рванымъ зипуномъ или женинымъ сарафаномъ; финнъ подберетъ гдѣ нибудь осколки стекла и аккуратно задѣлаетъ окно, а за отсутствіемъ стекла заколотитъ его ровно пригнанной дощечкой. Онъ не запускаетъ ничего, потому что знаетъ, что всякую дыру надо чинить, покуда она маленькая. Самъ онъ и дѣти его не ходятъ въ рваномъ или въ одеждѣ съ чужого плеча, которая не въ пору. Какъ ни плоха одежда, но она всегда по росту, по возможности чиста и заплатана. Скотъ, особенно лошади, не имѣютъ ужаснаго ободраннаго вида нашихъ крестьянскихъ клячъ, ихъ не хлещутъ, не оставляютъ безъ пищи и питья, не заставляютъ возить непосильныя тяжести, и все это вовсе не изъ состраданія къ животнымъ, а потому, что понимаютъ всю невыгоду дурного обращенія съ конемъ, коровой или овцей.

Въ избѣ по возможности чисто, и потому мало насѣкомыхъ, именно мухъ, таракановъ и клоповъ. Сбруя, орудія, телѣги и таратайки въ исправности, поэтому разныя приключенія въ дорогѣ очень рѣдки. Чуть гдѣ попортитъ дождемъ дорогу -- черезъ нѣсколько дней, а то и часовъ, она уже въ исправности; только успѣла крыша дать течь, уже гнилое мѣсто, въ ожиданіи основательной починки, заложили берестой. Изъ этого видно, что финнъ лучше всего и прежде всего понимаетъ свои выгоды, которыхъ старается достигнуть разумными путями. Онъ отнюдь не способенъ "фантазировать", какъ говорятъ тамъ, т. е. увлекаться широкими замыслами и высокими соображеніями, онъ хорошо видитъ только близкое, что у него передъ самыми глазами; вслѣдствіе этого онъ вѣрный сторонникъ признанной старины и большой, но узкій эгоистъ. Финны очень цѣнятъ матеріальныя блага и поэтому высоко ставятъ обыденныя добродѣтели, именно: трудолюбіе, бережливость, честность, аккуратность, съ помощью которыхъ люди добиваются или стараются добиться благосостоянія.

Въ народѣ, среди крестьянъ и рабочихъ, эти качества соединяются съ нѣкоторою привѣтливостью, насколько она доступна молчаливому и сонному финну, съ гостепріимствомъ, съ сильнымъ чувствомъ собственнаго достоинства и уваженіемъ къ чужой личности. Поэтому въ финскихъ нравахъ совсѣмъ нѣтъ мѣста грубости: драки между мужемъ и женой, колотушки дѣтямъ, площадная брань -- все вещи, которыя въ Финляндіи почти отсутствуютъ. Я, по крайней мѣрѣ, ни разу ничего такого не видалъ и не слыхалъ, а бывалъ въ разныхъ мѣстахъ Финляндіи и живалъ тамъ подолгу.

Среди зажиточныхъ и богатыхъ людей, въ Финляндіи семейный эгоизмъ, мелочность, узость взглядовъ, приверженность къ установившимся, общепризнаннымъ обычаямъ и взглядамъ достигаютъ часто нестерпимой для насъ, русскихъ, пошлости, прикрытой лоскомъ внѣшней воспитанности. Уваженіе, скорѣе какое то священное благоговѣніе передъ чиномъ, положеніемъ и богатствомъ играютъ у этихъ людей первую роль...

ГЛАВА VI.

Обитатели финской деревни.

Полтораста лѣтъ тому назадъ въ Финляндіи насчитывалось всего 420.000 жителей, теперь же число ихъ приближается къ 3 милліонамъ.

Если принять въ расчетъ, что Финляндія занимаетъ 374.812 кв. к., то оказывается, что, какъ ни много три милліона, но, по сравненію съ громадностью страны, число это очень, очень небольшое, такъ что въ среднемъ тамъ на жв. килом. приходится что-то около 8--9 ч. Если даже отбросить всю сѣверную Финляндію, гдѣ жителей очень мало, то и въ такомъ случаѣ населеніе оказывается очень рѣдкимъ -- 13--14 ч. на кв. к. Семь десятыхъ жителей Финляндіи {Говорящихъ по-фински -- 86,07%

", шведски -- 13,56%

" на другихъ языкахъ -- 0,37%

По сословіямъ жители Финляндіи дѣлятся такъ:

дворянъ -- 0,12 %

духовныхъ -- 0,26%

горожанъ -- 3,11%

крестьянъ, имѣющихъ землю -- 26,15%

безземельные и рабочіе -- 70,36%

По религіи жители дѣлятся на:

лютеранъ -- 98,08%

православныхъ -- 1,90%

католиковъ -- 0,02%} чистые финны, остальные три десятыхъ говорятъ на шведскомъ языкѣ, почему ихъ причисляютъ къ шведамъ. На дѣлѣ же среди этихъ шведовъ много тѣхъ же финновъ, которые только приняли шведскій обликъ, т. е. передѣлали свои фамиліи на шведскій ладъ и стали говорить по-шведски.

По крайней мѣрѣ, три четверти жителей Финляндіи занимаются сельскимъ хозяйствомъ, но кромѣ землепашцевъ въ деревняхъ живетъ еще много другого народа: ремесленники, лавочники, духовенство, чиновники. Въ городахъ живутъ рабочіе, ремесленники, купцы, чиновники. Но городовъ въ Финляндіи, особенно большихъ, мало, и въ нихъ живетъ всего не много больше десятой части всѣхъ жителей, тогда какъ въ городахъ Западной Европы живетъ половина и даже больше половины всѣхъ жителей, какъ, напр., въ Англіи.

Уже изъ этого видно, что финны по преимуществу земледѣльцы. Казалось бы, что въ такой скудной странѣ очень трудно и тяжело кормиться отъ плодовъ земли. Такъ оно и есть на самомъ дѣлѣ. Но упорный трудъ, хорошее хозяйство и разумная помощь, какую земледѣльцы встрѣчаютъ со стороны своего правительства, приводятъ въ Финляндіи къ самымъ поразительнымъ результатамъ. Какъ ни плоха почва, какъ ни суровъ климатъ, между тѣмъ урожаи хлѣбовъ и овощей въ Финляндіи прямо на диво, если сравнивать ихъ съ нашими сѣверными губерніями.

Итакъ, финны по преимуществу крестьяне.

Но какъ различенъ ихъ бытъ отъ нашаго крестьянскаго уклада! Какая разница между угрюмымъ, одиноко живущимъ финномъ, и нашимъ мужикомъ, обитающимъ въ большихъ, тѣсно построенныхъ селахъ!

Бедный крестьянский двор в Финляндии.

Прежде всего у финновъ совсѣмъ другіе земельные распорядки. Въ Великороссіи крестьяне еще вездѣ въ большей или меньшей степени владѣютъ землей сообща: пашни, луга, лѣсъ и выгонъ составляютъ собственность сельскаго общества; земля дѣлится на части, по "душамъ", и дается въ пользованіе каждому домохозяину. Въ Финляндіи этого никогда не было. Уже раньше, при описаніи заселенія Финляндіи, было разсказано, какъ финны-земледѣльцы постепенно завоевывали свои пашни. Каждый, кто обработалъ столько земли, сколько могъ, становился полнымъ собственникомъ ея. Пустопорожнія, болѣе плохія земли не принадлежали вначалѣ никому, и только потомъ ихъ взяли въ казну. Но каждый безземельный можетъ получить изъ этой земли, сколько считаетъ возможнымъ обработать. Обработанный участокъ переходитъ по наслѣдству его дѣтямъ, остается въ его родѣ, пока обладатели уплачиваютъ казнѣ подати и обрабатываютъ землю. Если они этого не дѣлаютъ, то теряютъ права на свой участокъ. Если захотятъ, они могутъ выкупить его въ полную собственность.

Кромѣ собственныхъ и коронныхъ владѣній (скаттовыя и коронныя геманы) есть еще дворянскія земли (фрельсовыя), освобожденныя отъ всякихъ налоговъ. Казалось бы, если всякій можетъ получить въ аренду и выкупить казенный участокъ, то въ Финляндіи не должно было бы быть безземельныхъ крестьянъ. Но на дѣлѣ оказывается какъ разъ обратное: изъ громаднаго числа земледѣльцевъ, примѣрно, только одна двадцатая часть ихъ владѣетъ собственными участками. Всѣ остальные принуждены либо арендовать землю у собственниковъ и казны, либо наниматься къ собственникамъ въ батраки и въ рабочіе.

Не странно ли это при обиліи земли? Ничуть. Надо обратить вниманіе на то, какая это "свободная" земля. Всѣ лучшіе куски давно уже расхватаны, обработаны и стали собственностью немногихъ. Оставшіеся громадные пустыри представляютъ болота, болотистые лѣса, низины, гдѣ морозъ побиваетъ всякую растительность, и обширныя каменистыя пространства на далекомъ сѣверѣ.

Усадьба зажиточного крестьянина в Финляндии.

Кто польстится на такую землю? У кого хватитъ мужества и выносливости врѣзаться въ этотъ лѣсъ и чуть не цѣной своей жизни и жизни всей своей семьи достигнуть въ концѣ концовъ только того, что въ результатѣ его упорныхъ долголѣтнихъ трудовъ и нескончаемыхъ лишеній удастся расчистить клочекъ пашни, который еще долгое время будетъ давать лишь жалкій урожай.

Но и собственниковъ крестьянъ, по сравненію съ количествомъ земли, столько, что на долю каждаго приходится не очень-то много удобной земли: въ среднемъ на каждаго хозяина-собственника въ Финляндіи приходится 20--25 десятинъ на дворъ. Крупныхъ дворянскихъ и крестьянскихъ помѣстій въ Финляндіи мало.

Уже этого обстоятельства, именно, что финскіе крестьяне мелкіе собственники, достаточно тому, кто, проѣзжая по странѣ, удивляется, почему во всей Финляндіи нѣтъ такихъ деревень, какъ у насъ. Вмѣсто деревенской длинной улицы, уставленной двумя тѣсными рядами сѣрыхъ избъ подъ крутыми, украшенными рѣзьбой крышами, съ густо лѣпящимися къ нимъ амбарчиками, ригами, сараями и крохотными огородами, путешествующій по Финляндіи, спускаясь медленно съ крутого холма, видитъ передъ собою пеструю картину отдѣльныхъ хуторовъ или поселковъ, раскиданныхъ разсѣянно посреди четырехугольниковъ полей, нивъ, огородовъ, тщательно обведенныхъ высокими, косыми заборами изъ расколотыхъ жердей. Между поселками простираются поросшіе кустарникомъ пустыри, поляны, лѣсистые холмы, болотистые лѣса. Обыкновенно недалеко сверкаетъ и серебристая гладь озера, а то и нѣсколькихъ озеръ. Только благодаря раскиданности хуторовъ Финляндія кажется въ своей южной части населенной страной.

Угрюмому и молчаливому финну не нужно общества. Онъ любитъ жить особнякомъ, безъ помѣхи. Оттого нѣтъ здѣсь оживленія, которое часто разнообразитъ улицу нашей деревни. Вы не увидите здѣсь, кромѣ какъ въ праздники, кучки мужиковъ, разсуждающихъ о своихъ дѣлахъ около чьихъ либо воротъ или завалинокъ, не увидите бабъ, которыя хлопочутъ, кричатъ смѣются и ругаются, ребятъ, которыя вихремъ, какъ стаи шумныхъ воробьевъ, носятся по длинной улицѣ или возятся по задворкамъ. Все здѣсь пустынно, чинно и мертво. Усадьба каждаго крестьянина стоитъ обыкновенно совсѣмъ особнякомъ, на берегу озера, въ серединѣ поляны, открывающейся въ лѣсной чащѣ, или на холмѣ, съ котораго далеко видны синѣющіе окрестъ лѣса. Въ селеніяхъ крестьянскіе дома отстоятъ на десятки, сотни саженъ одинъ отъ другого, такъ что прорѣзающая деревню дорога, вынырнувъ изъ тощаго соснячка, долго вьется мимо оградъ и рѣдкихъ строеній, иногда на протженіи двухъ, трехъ верстъ, и снова скрывается въ лѣсу, который протянется дальше на 5, 10, 15 верстъ до слѣдующаго селенія. Но изъ лѣсу тамъ и сямъ будутъ показываться среди расчищенныхъ полянъ усадьбы, обрамленныя пестрымъ ковромъ полей, или хилыя избушки съ жалкимъ клочкомъ распаханной землицы возлѣ нихъ.

Центромъ многихъ селеній и дворовъ, составляющихъ "приходъ", является мѣстечко, гдѣ находится храмъ въ готическомъ или скандинавскомъ стилѣ. Возлѣ церкви за каменной оградой изъ валуновъ пестрая толпа наклонившихся во всѣ стороны крестовъ. Гдѣ нибудь по сосѣдству на живописномъ пригоркѣ въ тѣни сада стоитъ усадьба пастора (священника). Въ мѣстечкѣ нѣсколько большихъ лавокъ, даже магазиновъ, живетъ портной, сапожникъ, есть булочная, чистенькая почтовая станція съ крохотными опрятными комнатами для пріѣзжающихъ, есть аптека, живетъ докторъ, полицейскій чиновникъ-ленсманъ съ помощникомъ. Отъ мѣстечка тянутся во всѣ стороны прекрасныя, ровно-укатанныя дороги, вдоль которыхъ видна вереница тонкихъ столбовъ съ гудящей проволокой телеграфа и телефона.

Самый дворъ крестьянскій не такой, какъ у насъ. Только взглянешь на зажиточный хуторъ, такъ сразу поймешь, что финнъ не охотникъ до мелкихъ, тѣшащихъ взоръ, украшеній, разной рѣзьбы, коньковъ, балюстрадъ. Онъ любитъ постройку основательную, прочную, теплую, аккуратную въ отдѣлкѣ. Некрашеныя сѣрыя избы только у бѣдныхъ, у богатыхъ онѣ обязательно окрашены въ темно-красный, почти малиновый цвѣтъ съ бѣлыми косяками оконъ и дверей. Эти простые домики удивительно какъ гармонируютъ съ сѣро-рыжимъ гранитомъ скалъ, съ темной хвоей сосенъ, съ изумрудомъ луговъ и серебромъ озеръ. Чаще всего крестьянинъ селится на холмѣ, "на юру", не особенно заботясь о какомъ нибудь порядкѣ въ расположеніи строеній, которыя раскиданы далеко кругомъ двора. Часто также дворы стоятъ у тихой заводи озера. То у другое понятно. Окрестности озеръ и особенно высоты холмовъ не такъ сильно страдаютъ отъ губительныхъ морозовъ, которые простираютъ леденящее дыханіе свое въ звѣздныя, осеннія ночи, "желѣзныя ночи", какъ ихъ тамъ называютъ, на болотистыя низины. Кромѣ того финнъ любитъ воду, которая для него знакомая стихія. При своемъ терпѣливомъ характерѣ онъ прекрасный рыбакъ, и его также часто можно встрѣтить на озерѣ, въ лодкѣ, или стоящимъ по поясъ въ водѣ съ удочкой или бреднемъ, а зимой -- сидящимъ на скамеечкѣ у проруби, какъ въ полѣ, на пашнѣ и въ лѣсу. Дома зажиточныхъ крестьянъ различны въ разныхъ частяхъ Финляндіи, хижины бѣдняковъ вездѣ сходны. Въ этомъ отношеніи можно наблюдать всѣ переходныя ступени. И какая же разница тамъ между богачемъ-крестьяниномъ и бѣднякомъ! Богатый живетъ въ просторномъ двухэтажномъ или длинномъ одноэтажномъ домѣ, къ которому примыкаетъ четырехугольный дворъ съ навѣсами для дровъ, телѣгъ и саней, съ рядомъ амбаровъ, съ помѣщеніемъ для скота и ледникомъ, причемъ эти зданія нерѣдко сложены изъ большихъ, скрѣпленныхъ цементомъ, кубическихъ булыжныхъ глыбъ. Внутренее помѣщеніе часто раздѣлено на жилыя и парадныя комнаты, которыя открываютъ для гостей, для пастора, когда онъ пріѣзжаетъ, и въ другіе торжественные моменты. Тутъ все чисто и уютно. По обитому клеенкой полу вьется половикъ; удобная, даже мягкая мебель стоитъ вдоль стѣнъ, на которыхъ немало картинъ или какихъ нибудь узорныхъ надписей въ рамкахъ, представляющихъ тексты изъ священнаго писанія. На окошкахъ занавѣси, цвѣты въ горшкахъ, иногда даже стоитъ фисгармонія или рояль. Жилыя комнаты, конечно, убраны проще, но все же и ихъ убранство свидѣтельствуетъ, что обитателямъ ихъ не чуждо понятіе объ удобствахъ. Такъ, напримѣръ, всѣ члены семьи имѣютъ свои кровати съ матрацами, подушками и одѣялами. Даже бѣдняки финны спятъ въ кроватяхъ; у нихъ нѣтъ обычая нашихъ крестьянъ спать, не раздѣваясь, на полатяхъ, на лавкахъ, а чаще на полу, постеливъ на него тулупы. Самъ крестьянинъ-собственникъ одѣтъ аккуратно, смотритъ увѣренно. Въ праздникъ, скинувъ обычную рабочую одежду, онъ одѣваетъ, какъ господинъ, синюю пару съ крахмальной рубахой, шляпу и выѣзжаетъ въ церковь на блестяще лакированной одноколкѣ, запряженной рыжей лошадкой, крутые бока которой лоснятся отъ хорошаго корма. Рядомъ съ нимъ въ чепцѣ или наколкѣ, въ хорошей шали, сложивъ руки на животѣ, возсѣдаетъ дородная супруга его, въ ногахъ нерѣдко прикурнули дѣти въ новенькихъ одеждахъ. У него лежатъ деньги въ банкѣ и, кромѣ земледѣлія, онъ охотно занимается разными торговыми операціями: скупаетъ и перепродаетъ земли, лѣсъ, сельскохозяйственные продукты. На землѣ его живетъ одинъ или нѣсколько мелкихъ арендаторовъ, такъ называемыхъ торпарей, на поляхъ работаютъ наемные рабочіе, ему кругомъ должны многіе и многіе. Въ приходѣ его выбираютъ на почетныя и видныя должности, на выборахъ въ сеймъ онъ пользуется правомъ голоса и случается попадаетъ въ депутаты отъ крестьянскаго сословія. Оттого онъ выступаетъ такъ увѣренно, говоритъ медленно и важно, отвѣчаетъ благосклонно на поклоны и въ усъ себѣ не дуетъ, пока имѣетъ дѣло съ мелкой деревенской сошкой, а не съ образованнымъ господиномъ, богатство и вѣсъ котораго внушаютъ ему еще большее почтеніе, чѣмъ какое онъ питаетъ къ собственной особѣ. Онъ каждый день сытъ и спокоенъ за свое будущее; семья его тоже сыта, чисто одѣта и чисто вымыта. Знакомство онъ водитъ съ равными себѣ или съ такими людьми, которые еще побогаче его. Боже упаси, чтобы къ дочери его посватался какой нибудь сынъ бѣднаго арендатора или наемный рабочій, чтобы сынъ его женился на дѣвушкѣ изъ бѣдной семьи!

Слѣдующее мѣсто за крестьянами собственниками занимаютъ мелкіе арендаторы, коѣоуыхъ называюіъ "торпарями", отъ слова "торпъ". Когда земли было больше, крупные собственники, не въ силахъ воздѣлывать ее сами, и не имѣя также подъ рукой свободныхъ рабочихъ, отдавали участки разной величины въ долгосрочную аренду. Аренда нерѣдко передавалась изъ рода въ родъ. Возможно также, что по смерти отца, все имѣнье доставалось старшему сыну, а остальные дѣлались наслѣдственными торпарями, т. е. получали пахотную землю за обязательство отрабатывать владѣльцу имѣнія извѣстное число дней въ году. Вмѣстѣ съ тѣмъ они получали право рубить въ его лѣсу сколько имъ потребуется деревьевъ на постройки, на дрова. Торпъ бываетъ разной величины, нерѣдко онъ достаточенъ, чтобы вести самостоятельное хозяйство, т. е. держать 1--3 лошади, нѣсколько коровъ и овецъ. Поэтому многіе торпари мало чѣмъ отличаются въ своемъ бытѣ отъ крестьянъ средней руки. Но уже то, что они не имѣютъ права на землю и по окончаніи срока контракта могутъ быть удалены, лишаетъ ихъ самостоятельности и заставляетъ чувствовать извѣстную зависимость отъ "господина". Всѣхъ торпарей въ Финляндіи около 70.000. Конечно, эти арендаторы бѣднѣе крестьянъ, но все же они крѣпче сидятъ на землѣ, чѣмъ всѣ тѣ "неосѣдлые" землевладѣльцы, сотни тысячъ рукъ которыхъ по настоящему обрабатываютъ скудную почву Финляндіи.

Убогая избушка безземельного финна ("неоседлого землевладельца"), кое-как выстроенна на чужом клочке земли, аредрванного у собственника.

Кто же эти "неосѣдлые?". А это очень разный людъ. Вотъ, напримѣръ, муоналнесъ -- нахлѣбники, ипаче, годовые земледѣльческіе рабочіе. Они живутъ со своими семьями на землѣ помѣщика или сооственника-крестьянина, на хозяйскихъ харчахъ, работаютъ на хозяина 2--3 дня въ недѣлю. Кромѣ харчей, въ видѣ продуктовъ,-- ржи, кортофеля, масла и т. п. они получаютъ небольшое жалованье, рублей 60--70 въ годъ, смотря по контракту. Въ барскихъ имѣніяхъ такіе рабочіе живутъ въ большихъ общихъ казармахъ; Какъ ни скудно живется этимъ рабочимъ, но положеніе ихъ все-таки лучше тѣхъ, кого въ Финляндіи называютъ мякитупала й ненъ т. е. "живущій въ избушкѣ на пригоркѣ". Приблизимся къ такой избушкѣ, сложенной изъ тонкаго дрянного лѣса и расположенной гдѣ нибудь подальше на краю усадьбы, гдѣ топкій лугъ или песчаный пригорокъ переходитъ въ усѣянный валунами пустырь или въ мелкій соснякъ. Крыша ея вогнулась, поросла зеленымъ мохомъ, а гдѣ отъ старости должны зіять дырья, тамъ обитатель ея наложилъ бересты и аккуратно придавилъ ее плашками. Все указываетъ на то, что сама избушка, сѣрая изгородь возлѣ нея, картофельный погребокъ и закутка для свиньи собирались и возводились по частямъ и въ разное время изъ сборнаго матеріала, который хозяинъ добывалъ тамъ и сямъ. Все жалко и убого, но свидѣтельствуетъ ясно, что бѣдная семья честно и упорно силится обезпечить себѣ скудное пропитаніе и жилье. Низкія оконца зимой завалены снаружи мохомъ, полузавѣшаны холстиной, потому что въ щели между стеклышками, изъ осколковъ которыхъ заботливо составлено окно, неумолимо дуетъ вѣтеръ и даже порошитъ снѣгъ. Вся то избушка состоитъ изъ одной комнатки съ большой печью и крохотныхъ сѣней, да пристройки для единственной коровы, если она есть. Возлѣ избушки, внутри изгороди небольшой, съ трудомъ вскопанный, картофельный огородъ. Видно, что хотѣлось бы и вскопать его хорошенько, и навозу потрусить больше -- да силъ не хватаетъ, времени нѣтъ. Здѣсь живетъ бобыль. Этотъ клочекъ земли онъ снимаетъ у хозяина подъ обязательство отработать ему нѣсколько дней въ году или прямо за деньги. Изъ хозяйскаго лѣсу онъ получаетъ валежникъ для топки, на хозяйскій выгонъ ходитъ его корова съ тощей спиной и большимъ вспученнымъ животомъ -- не даромъ, конечно. А зарабатывать этому мякитупалайнену представляется гдѣ угодно. Рано утромъ онъ плетется по тропинкѣ куда нибудь на постройку, пилить бревна, лѣтомъ онъ коситъ, убираетъ сѣно, словомъ, рветъ работу, гдѣ удается найти ее. Нѣтъ работы -- онъ голодаетъ. Станетъ вовсе плохо въ этой мѣстности, или сгонитъ его съ аренды хозяинъ, онъ переселяется на другой клочекъ, перетаскивая туда свою жалкую избушку по бревнышкамъ, если только она принадлежитъ ему.

Зайдемъ внутрь. Въ небольшой комнатѣ съ прогнувшимся, щелеватымъ поломъ и низкимъ потолкомъ много народу. Въ переднемъ углу у лавокъ столъ. Къ нему свисаетъ съ потолка маленькая лампа. Дальше у стѣнъ старый комодъ, постель или двѣ. Въ другомъ углу, выступая чуть не на середину горницы, большая, пахнущая гарью и закопченная печь. На постеляхъ гомозятся ребята, за столомъ, сидя на лавкахъ и стульяхъ, обѣдаютъ взрослые. Дряхлая старушка, ломая хворостъ съ прилипшимъ къ нему снѣгомъ, топитъ печку и варитъ на веселомъ огонькѣ кофе въ черномъ отъ копоти чайничкѣ. Старикъ съ густыми, сѣдѣющими волосами неподвижно сидитъ у окна и куритъ трубку. Почему такъ много народу въ убогой избушкѣ, единственнымъ украшеніемъ которой служатъ сипло тикающія на стѣнѣ старые часы? Или всѣ эти люди составляютъ одну семью? Нѣтъ, здѣсь тѣснятся двѣ семьи: кромѣ семьи хозяина, который представляетъ изъ себя мелкаго арендатора, мякитупалайнена, въ тѣсной комнаткѣ нашла себѣ пріютъ семья постояльца, представителя самой жалкой группы сельскихъ жителей. У арендатора нѣтъ ни денегъ, ни запасовъ, но все же онъ живетъ въ своей избушкѣ, имѣетъ свою корову, онъ "хозяйничаетъ" на клочкѣ земли, хотя каждый день его осаждаетъ забота, гдѣ достать работу. Но все же въ воскресенье, когда онъ надѣнетъ чистую рубаху, натянетъ поверхъ ея старенькій, но заботливо сохраненный въ чистотѣ пиджакъ и выпуститъ штаны поверхъ голенищъ ветхихъ сапогъ, да выйдетъ на перекрестокъ у церкви покурить трубочку въ обществѣ такихъ же скромныхъ тружениковъ, ему начинаетъ мерещиться, что онъ человѣкъ,-- бѣдный и незамѣтный, но человѣкъ, съ такими же правами и потребностями, какъ тѣ, кто усѣлся въ большихъ домахъ на просторныхъ земляхъ. "Есть,-- говоритъ онъ въ утѣшеніе себѣ,-- кому живется еще хуже". И къ несчастью онъ правъ, потому что молодой парень съ костлявой женой и парой бѣлокурыхъ ребятъ, занимающій уголъ въ его убогой хатѣ, еще бѣднѣе его. Это уже совершенный бѣднякъ; у него нѣтъ ни жилья, ни клочка арендованной земли, и потому онъ принужденъ ютиться въ избѣ бѣднаго арендатора въ качествѣ нахлѣбника за самую скромную плату, обольщаясь отдаленной надеждой, что когда нибудь ему удастся сколотить деньгу и купить старый домишко, который онъ поставитъ на пустырѣ посреди клина нанятой землицы. Жена его тоже работаетъ, не покладая рукъ, и все же оба они и дѣтки ихъ не всегда сыты. А когда наступаютъ страшные годы неурожая, оттого что ранніе морозы побили посѣвы, всѣ эти бѣдные, необезпеченные земледѣльцы обречены на голодъ, на болѣзни и смерть. Въ это черное время появляется тотъ ужасный хлѣбъ изъ толченой сосновой коры, который только заглушаетъ голодъ; долгое питаніе имъ за отсутствіемъ другой пищи, рано или поздно, приводитъ самаго сильнаго работника на край могилы. Избушки и землянки полны тогда несчастными страдальцами, которые лежатъ пластомъ съ темными, истощенными лицами, въ бреду отъ голоднаго тифа, иногда рядомъ съ тѣми, кто уже скончался нѣсколько дней тому назадъ. Приходъ, который долженъ содержать своихъ нищихъ, и частная благотворительность не въ силахъ помочь всѣмъ, и только болѣе достаточные сосѣди, заглядывая время отъ времени въ эти уединенныя жилища смерти, ставятъ у ложа погибающихъ краюху хлѣба или чашку тощаго молока. Много десятковъ лѣтъ бѣдствовали эти несчастные, молча и терпѣливо, не обвиняя никого. Только недавно судьбой ихъ стали интересоваться.

Послушаемъ, что разсказываетъ о "голодномъ годѣ" финскій писатель Піетари Пейверинта.

Илмари Юузе.

Эпизодъ изъ голоднаго 1867 года.

Юузе отнюдь не былъ ученымъ человѣкомъ. Мальчикомъ онъ выслушивалъ въ школѣ немало упрековъ и замѣчаній, потому что ученіе плохо давалось ему. Онъ попытался-было уклониться отъ этихъ непріятностей тѣмъ, что пересталъ ходить въ школу. Но попытка кончилась тѣмъ, что его привели въ школу при содѣйствіи полиціи. Передъ тѣмъ, какъ приступить къ чашѣ причастія, Юузе нѣсколько лѣтъ подрядъ ходилъ учиться къ пастору, потому что имѣть дѣло съ полиціей казалось ему очень непріятно {Въ Финляндіи, пока было мало школъ, дѣти обучались грамотѣ у пастора. Неграмотные и незнающіе основъ вѣры не допускаются къ причастію, къ которому у лютеранъ подростки приступаютъ, когда проявятъ извѣстную зрѣлость.}. Нельзя сказать, чтобъ ему не хватало добраго желанія. Вѣдь онъ усердно старался умѣстить книжную премудрость въ свою голову съ помощью глазъ, устъ и указательнаго перста, такъ что нерѣдко потъ катился градомъ съ его наморщеннаго лба. Наконецъ, его допустили къ священной вечери, несмотря на то, что познанія его мало чѣмъ отличались отъ тѣхъ, какія онъ имѣлъ, когда только еще приступалъ къ ученію.

Между тѣмъ Юузе уже успѣлъ превратиться въ сильнаго, широкоплечаго парня. Добывать себѣ хлѣбъ, работая въ людяхъ, ему пришлось уже съ десятилѣтняго возраста. Работу ему давали вездѣ охотно, потому что Юузе трудился охотно и былъ добродушнаго нрава. Онъ получалъ скромную плату въ качествѣ рабочаго, но такъ такъ у него, подобно многимъ другимъ, сложилась скверная привычка тратить по воскреснымъ днямъ то, что онъ скопилъ за недѣлю, то ему не удавалось завести себѣ приличнаго платья, въ какомъ щеголяли другіе парни.

Нехорошо человѣку жить одному. Истина эта понемногу стала ясной и Юузе, и, когда ему стукнуло 24 года, онъ высваталъ себѣ въ жены служанку, сироту безъ роду и племени, и безтрепетно обвѣнчался съ нею.

Но разъ появилась подруга жизни, надо было обзавестись и собственнымъ очагомъ, чувствовать свою крышу надъ головою. Тогда Юузе пошелъ къ Илмари и попросилъ у него разрѣшенія расчистить клочекъ земли и поставить на ней свою хижину. Правда, земля у Илмари была похуже, чѣмъ у другихъ собственниковъ, но разъ отецъ Юузе жилъ на ней, то и Юузе тоже какъ-то невольно потянуло на старое мѣсто, несмотря на то, что отецъ его погибъ въ тяжелой борьбѣ за существованіе. Контрактъ былъ заключенъ въ самое короткое время, и вотъ Юузе получилъ участокъ довольно болотистой земли.

Тутъ онъ вскорѣ построилъ избушку, и не прошло года, какъ молодые очутились подъ собственнымъ кровомъ. И вотъ Юузе сталъ пахать землю и выводить птенцовъ, которые появлялись на свѣтъ одинъ за другимъ. Въ концѣ концовъ, они достигли того, что въ годы добраго урожая имъ жилось недурно. Если своего хлѣба не хватало, Юузе работалъ на деревнѣ въ качествѣ поденщика, ибо ему, какъ хорошему рабочему, всегда давали работу. Хоть онъ и не былъ ученый, какъ это явствуетъ изъ первыхъ строкъ нашего разсказа, но это не мѣшало ему любить жену и дѣтей со всею силой добраго семьянина и, въ свою очередь, быть любимымъ ими.

Но вотъ подошелъ ужасный 1867 годъ. Разумѣется, на нивѣ Юузе посѣвъ померзъ, какъ и у всѣхъ сосѣдей, и страшная нужда шагнула черезъ порогъ его хижины. Работы не было нигдѣ, даже за кусокъ черстваго хлѣба. Оставалось продавать изъ имущества то, безъ чего можно было обойтись, чтобы купить хоть сколько нибудь муки, которую мѣшали съ рубленой соломой, съ толченой сосновой корой.

Но это не могло долго продолжаться, потому чтобъ годину бѣдствія вещи шли задешево, ибо люди сами сидѣли безъ денегъ, а мука была страшно дорога, если ее вообще можно было достать.

Комитетъ о бѣдныхъ дѣлалъ, что могъ, въ цѣляхъ смягчить нужду, но многаго ли достигнешь съ пустыми руками?

Время отъ времени и Юузе получалъ, въ числѣ другихъ, для своей семьи фунтъ чистаго зерна, но могло ли хватить его для многолюдной семьи. Жена и дѣти тощали день это дня подъ рукой жестокаго голода и скоро стали похожи на скелеты: тонкая кожа висѣла складками на костяхъ, жизнь едва тлѣла въ тѣлѣ. "Только бы лѣто наступило скорѣе", вздыхалъ Юузе, "лѣтомъ наберешь травы и другихъ растеній, которыя утолятъ голодъ лучше, чѣмъ сухая солома теперь зимой".

Такъ боролись они съ нуждой въ надеждѣ на лучшія времена.

Однажды Юузе опять пошелъ въ комитетъ просить помощи. По указу правительства въ селеніи, по примѣру прочихъ, былъ учрежденъ домъ для бѣдныхъ.

-- Нѣтъ, любезный, мы ничего не можемъ дать тебѣ, но дѣтей своихъ ты можешь прислать сюда, здѣсь они по крайней мѣрѣ каждый день получатъ пищу. Ты съ женой, смотри самъ, какъ бы вамъ перебиться,-- такъ сказалъ ему завѣдующій.

Тяжко было выслушать такой совѣтъ, но лучшаго не было въ виду.

Со слезами на глазахъ привели родители шестерыхъ старшихъ дѣтей въ домъ для бѣдныхъ; младшій ребенокъ, грудной, остался дома.

Они появились какъ разъ въ то время, когда разливали мучную похлебку. У кухонной двери толпились, едва держась на ногахъ, истощенные и слабые отъ голода люди, толпились такъ густо, что невозможно было протискаться. Сильные оттирали слабыхъ, дѣтей и стариковъ, и крики голодныхъ висѣли въ воздухѣ, такъ что не слышно было собственнаго голоса.

Юузе тоже тѣснился тутъ съ деревянной чашкой въ рукахъ Онъ былъ посильнѣе прочихъ и потому, пробившись впередъ, протягивалъ свою чашу изъ первыхъ.

-- Что! Такой здоровый парень, а туда же проситъ помощи! Здѣсь много другихъ, нуждающихся сильнѣе!-- такъ крикнула ему женщина, разливавшая похлебку.

-- Да вѣдь я не для-себя, вѣдь у меня же здѣсь шестеро ребятокъ, я хлопочу за нихъ,-- молилъ Юузе.

Шумъ и толкотня не стихали, по тутъ появился завѣдующій домомъ съ нѣсколькими помощниками, которые водворили порядокъ. Онъ разрѣшилъ споръ Юузе съ женщиной тѣмъ, что приказалъ наполнить его чашку...

Юузе принесъ чашку съ похлебкой и позвалъ дѣтей, И вотъ они окружили ее, жадно хлебая горячую жидкость и закусывая хлѣбомъ изъ оленьяго моха.

-- Папа съ мамой, покушайте съ нами,-- закричали дѣтки въ одинъ голосъ, едва принялись за ѣду и увидѣли, что родители ихъ не принимаютъ участія въ ней.

-- Не заботьтесь о насъ, дѣтки, кушайте спокойно, бѣдные ребятки,-- отвѣтилъ имъ Юузе со слезами на глазахъ.

Быстро очистили дѣти чашку; супъ показался имъ праздничнымъ блюдомъ -- вѣдь онъ былъ изъ чистой ржаной муки и даже чувствовалось въ немъ присутствіе мяса.

Въ заключеніе завѣдующій приказалъ налить похлебки и Юузе съ женой и обѣщалъ имъ присматривать за дѣтьми, чтобы ихъ не затолкали въ толпѣ.

Прошло еще нѣсколько недѣль, и голодный тифъ, обычный спутникъ нужды и голода, проложилъ себѣ путь въ домъ для бѣдныхъ. Всѣ обитатели его поочередно падали его жертвой. Рука смерти косила богатую жатву.

Юузе часто навѣщалъ дѣтей въ этомъ гнѣздѣ смерти, и, когда онъ увидѣлъ, какъ блѣдныя тѣни одна за другой склонялись на ложе болѣзни и гибли, ему захотѣлось увести дѣтей домой. Разрѣшеніе на то не заставило ждать себя, потому что при страшной смертности отъ свирѣпой болѣзни у всѣхъ руки были полны дѣла. Изъ дѣтей Юузе еще никто не хворалъ, и потому была надежда, что, убравъ ихъ изъ дома для бѣдныхъ, онъ отстранитъ отъ нихъ руку смерти.

И вотъ дѣти въ теченіе цѣлой недѣли дома, какъ вдругъ старшій начинаетъ жаловаться на боль въ головѣ, въ спинѣ; спустя нѣсколько дней дитя уже бредитъ и мечется въ постели въ приступахъ жестокой горячки. Очевидно, дитя заразилось въ домѣ для бѣдныхъ и носило зародыши болѣзни въ себѣ. Одинъ за другимъ дѣти и даже мать стали жертвой болѣзни, одного Юузе пощадила она.

Можно себѣ представить, какъ ему было тяжело день и ночь ухаживать за всѣми больными, которыхъ было восемь человѣкъ. Со двора Илмари ему приносили время отъ времени немного молока и хлѣба изъ сосновой коры. Юузе варилъ изъ этого съ примѣсью соли похлебку и пытался кормить ею больныхъ, чтобы они не погибли отъ истощенія. Самъ онъ довольствовался коркой этого жалкаго хлѣба, которую глодалъ, мокая ее въ соль и запивая водою.

Двѣ недѣли спустя померъ маленькій ребенокъ. Юузе обмылъ трупикъ и поставилъ его въ сѣняхъ. Черезъ два дня скончалась и мать.

Этотъ ударъ сильно придавилъ его. Онъ думалъ и такъ и эдакъ, но нигдѣ никакого выхода, ни откуда нѣтъ помощи. Ему оставалось только ходить за больными дѣтьми, какъ онъ умѣлъ, одному предъ лицомъ жестокой смерти.

Прошла третья недѣля, и Юузе остался одинъ: вся семья его лежала на полу, одинъ подлѣ другого, въ пустыхъ сѣняхъ. Самъ Юузе такъ ослабъ отъ страданій, горя, голода, отъ безсонныхъ ночей, что былъ не въ силахъ самъ схоронить своихъ милыхъ. Объ этомъ позаботился комитетъ о бѣдныхъ. И вотъ въ одинъ день во дворъ въѣхало двое саней, въ каждомъ по четыре гроба, которые сколотили тѣ обитатели дома бѣдныхъ, которые еще шевелили руками. Покойниковъ, завернутыхъ въ скудныя лохмотья, уложили въ нихъ и увезли.

Юузе такъ ослабъ, что не могъ даже приподняться съ постели, чтобы послать вслѣдъ своимъ милымъ прощальный взглядъ. Но онъ сознавалъ, что происходило въ домѣ, и тихонько всхлипывалъ въ своей постели.

Отнынѣ для Юузе погибли всѣ надежды: дорогіе его не дождались лѣта, отъ котораго ждали спасенія.

Онъ оправился было настолько, что могъ самъ топить печь, но кромѣ этой работы былъ безсиленъ дѣлать что либо и большею частью лежалъ въ постели. Никто не заботился о немъ, ибо у всѣхъ во всей округѣ у самихъ не было пищи! Только отъ Илмари изрѣдка приносили ему молока и кусокъ сосноваго хлѣба. Слабость доходила у него до того, что онъ не могъ даже варить себѣ похлебки, а просто разбавлялъ молоко водой, крѣпко присаливалъ его, пилъ соленую жидкость и глодалъ краюху. Если бъ хоть этой пищи перепадало ему ежедневно! Но вѣдь у Илмари тоже не было много запасовъ, чтобъ давать на сторону, и часто дни тянулись за днями, когда Юузе не перепадало ни крохи. Голодъ неустанно терзалъ и точилъ его.

Иногда въ избушку его заходили двѣ женщины-сосѣдки и помогали ему растопить печь -- пищи онѣ не могли дать ему, у нихъ у самихъ ничего не было; но все же положеніе ихъ было тѣмъ лучше, что они могли двигаться и дѣлать кое что.

-- Навѣрно, тебѣ порядкомъ хочется ѣсть?-- спросила его какъ-то одна изъ нихъ.

-- Я сумѣлъ бы покушать, еслибъ было что,-- сказалъ Юузе,-- но поможешь ли жалобами!

-- Ахъ, какъ страшно, такъ сильно терпѣть отъ голода!-- замѣтила снова женщина.

-- Увы, его чувствуешь слабѣе, когда хорошенько привыкнешь къ нему и когда порою попадаетъ въ ротъ кроха, другая. Жизнь, вотъ что тяжко и лишено покоя. Пришло бы лѣто скорѣе... но горе и безсиліе....-- устало прошепталъ Юузе.

Разъ женщины опять навѣстили его и принесли немного молока и сосноваго хлѣба.

Юузе много благодарилъ ихъ за милость и замѣтилъ, что сбережетъ эту пищу до того времени, когда у него ничего уже не будетъ.

-- А если ты помрешь?-- спросила одна.

-- Я не боюсь смерти, пусть придетъ она... я надломленный, жалкій человѣкъ....-- равнодушно отвѣтилъ Юузе.

-- Но куда ты попадешь послѣ смерти?-- спросила снова женщина, которой казалось необходимымъ позаботиться о его спасеніи.

-- Я не ученый, но вѣдь извѣстно, что есть двѣ силы, которыя заботятся о нашей душѣ, когда мы помираемъ; которая изъ нихъ придетъ раньше, пусть беретъ мою душу, я не въ силахъ противиться, а жить я не хочу,-- отвѣтилъ Юузе утомленнымъ голосомъ.

Женщины въ ужасѣ удалились отъ него. Спустя три дня, они вновь навѣстили хижину Юузе.

Они окликнули его съ пожеланіемъ добраго дня, но Юузе молчалъ. Они бросили взглядъ на стулъ возлѣ постели, гдѣ поставили въ послѣднее свое посѣщеніе молоко и положили сосновый хлѣбъ. Хлѣбъ исчезъ, чашка стояла пустая. Они подступили къ постели и убѣдились тутъ, что Юузе уже не было въ живыхъ. Глаза его свѣтились въ глазницахъ, какъ двѣ стеклянныхъ пуговицы. Въ лѣвомъ кулакѣ онъ крѣпко сжалъ что-то, точно эта вещь казалась ему очень важной и необходимой. Они разжали руку: въ ней было немного соли. Должно быть, Юузе, сосалъ ее, чтобы заглушить муки голода. На груди его лежала развернутой единственная книга, имѣвшаяся въ домѣ, псалтырь; правая рука мертвеца лежала на ней, какъ будто хотѣла удержать ее.

Значитъ, въ часъ послѣдней борьбы ему показалось не такъ безразлично, какая сила придетъ прежде по его душу.

-----

Разсказъ этотъ показываетъ, какъ необезпечена судьба такихъ землепашцевъ, какъ Юузе, а вѣдь главную массу финскаго крестьянства составляютъ именно эти бѣдняки-рабочіе. Нерѣдко, странствуя по дорогамъ Финляндіи, можно наткнуться на бѣдную семью, которая бредетъ куда то въ поискахъ за лучшею жизнью.

Отецъ тащитъ за собой телѣжку, въ которой лежитъ жалкій домашній скарбъ, истощенная мать бредетъ за нимъ съ гурьбой ребятъ. Куда они? Или въ мѣстность, гдѣ легче найти работу, или туда, гдѣ можно получить въ аренду клочекъ земли. Но это отнюдь не нищіе, потому что они не просятъ милостыни. Дебри финляндскія покрылись пашнями и лугами благодаря поколѣніямъ этихъ работниковъ. Смѣло, съ твердой вѣрой въ свои силы, врѣзались они въ темный лѣсъ, изнемогали въ борьбѣ, гибли тамъ отъ голода и, холода, отъ тѣлеснаго и душевнаго изнеможенія, но гибли, торжествуя надъ природой. Сколько ихъ еще и теперь, убѣгая отъ рабскаго труда, стремится завоевать себѣ счастье независимости собственными руками, но, одинокіе, они, подобно своимъ предкамъ, гибнутъ въ непосильной борьбѣ. Вотъ исторія такой семьи лѣсного поселенца.

Новая земля.

Разсказъ Юхани Ахо.

Оба они служили у пастора: онъ -- батракомъ, она служанкой.

Онъ имѣлъ дѣло съ лошадью, она состояла при домашнемъ хозяйствѣ, Встрѣчаясь за ѣдой у стола, за которымъ каждый занималъ свое обычное мѣсто, они иногда перекидывались шутками. Но чаще они ссорились. По мнѣнію господъ, оба, какъ слуги, были невыносимы.

"Точно собака съ кошкой", говорили про нихъ.

Но при ночномъ ловѣ рыбы, на сѣнокосѣ и во время жатвы у нихъ у обоихъ понемногу созрѣло рѣшеніе основать собственный дворъ. Въ чащѣ лѣса, на берегу глухого озера, они выбрали мѣсто для хижины. Лѣсу для расчистки было много кругомъ, просторная, поросшая ольшанникомъ равнина должна была превратиться въ пашню, а низины кругомъ воды въ луга. Но жалованье было маленькое, между тѣмъ, чтобы начать собственное хозяйство, нужна была лошадь, нужна была корова. Это обстоятельство замедляло свадьбу. Однако, въ теченіи послѣдующихъ лѣтъ узы, связывавшія ихъ, становились все прочнѣе, надежды на будущее свѣтлѣли. Въ свободные отъ работы часы они занимались разсчетами, сколько у нихъ пакоплено денегъ, и сколько еще надо времени, чтобы скопить нужную сумму. Никто не догадывался, что у батрака и служанки постепенно возгорѣлась жажда свободы и горячее стремленіе зажить собственнымъ домомъ. Вѣдь имъ было такъ хорошо и беззаботно у хозяевъ: жалованье, харчи и одежда шли отъ нихъ. Но желанія гнали ихъ въ пустыню. Когда лѣтомъ они отказались наняться еще на годъ, всѣ наперерывъ отговаривали ихъ. "Тамъ свирѣпствуетъ морозъ, и вы завязнете по уши въ долгахъ. Появятся дѣти, а нищихъ и безъ того много". Но они разсчитывали и обдумывали свое намѣреніе пять лѣтъ, и рѣшеніе ихъ сложилось. Пасторъ долженъ былъ отпустить ихъ, и осенью они оставили у него службу.

Зиму они прожили наемной работой. Въ свободное отъ поденщины время Вилле рубилъ избу, Анни ткала и помогала хозяйкѣ въ работѣ. Весной на Троицу они наконецъ, обвѣнчались. Пасторша сама наряжала ихъ къ вѣнцу, а пасторъ вѣнчалъ своихъ бывшихъ слугъ въ большой залѣ пастората. Но когда они простились, то пасторъ, провожая взоромъ ихъ фигуры, удалявшіяся по узкой тропинкѣ, покачалъ въ раздумьи головой и промолвилъ: "Пусть молодые люди попытаются, но не батраку, и служанкѣ съ ихъ жалкимъ капиталомъ заселить дикій пустырь".

Однако, именно такіе капиталы превратили дебри Финляндіи въ поселенія.

Тѣмъ не менѣе, все же и пасторъ былъ съ своей стороны правъ.

Мы, молодежь, проводили нашихъ давнихъ друзей въ ихъ новый домъ.

Весь долгій лѣтній день мы гуляли въ зеленомъ лѣсу, а всю ночь напролетъ танцовали въ избѣ. Половицы въ ней смыкались не очень плотно, неотпиленные концы стропилъ торчали далеко въ стороны по угламъ, черная болотная почва сквозила всюду на свѣжей пашнѣ.

Но по склону холма межъ обугленныхъ пней красиво зеленѣла молодая рожь, а тамъ, гдѣ должна была раскинуться пашня подъ овесъ, всюду лежали деревья, лишенные въ цѣляхъ просушки сучьевъ. Молодая хозяйка развела огонь на новой землѣ и въ первый разъ подоила свою корову. Мы, я и Вилле, сидѣли на камнѣ и смотрѣли, какъ хлопотала хозяйка; она не скинула еще нарядной одежды, и заходящее солнце тускло освѣщало ея фигуру. Вилле ничуть не сомнѣвался въ успѣхѣ ея усилій. "Только бы намъ быть здоровыми, да не хватилъ бы морозъ...", и словно угадывая мою мысль, онъ добавилъ: "Къ несчастью, болотце-то внизу напускаетъ холодъ, но если усердно потрудиться, вырубить лѣсъ и открыть просторъ солнцу теперь вечеромъ прохладно, а вотъ приходи слѣдующее лѣто и посмотри!"

Мнѣ не удалось навѣстить ихъ ни въ это, ни въ слѣдующее лѣто. Сказать правду, я совсѣмъ забылъ о нихъ. Однажды въ побывку свою домой я освѣдомился, какъ имъ живется. "Имъ пришлось войти въ долги", отвѣтилъ мнѣ отецъ. "А здоровье Анни совсѣмъ плохо", добавила мать.

Прошло нѣсколько лѣтъ. Я превратился въ студента, завелъ ружье и охотничью собаку и остался на осень дома въ деревнѣ.

Однимъ пасмурнымъ октябрьскимъ днемъ, шатаясь по лѣсу, я вышелъ на тропу, которая показалась мнѣ знакомой. Началъ накрапывать дождь, собака лѣниво трусила передо мною. Вдругъ песъ мой сильно залаялъ. Впереди послышался конскій топотъ, и вскорѣ на поворотѣ дороги показалась лошадка; конь, впряженный въ пару длинныхъ оглобель, концы которыхъ волочились по землѣ, имѣлъ на дугѣ бѣлый платокъ. Поперекъ оглобель стоялъ гробъ, а за нимъ шелъ Вилле, словно пахарь за сохою. Онъ былъ поглощенъ стараніями поддерживать грузъ въ равновѣсіи. Видъ у него былъ изможденный: блѣдныя щеки, тусклые, лишенные блеска глаза.

Онъ узналъ меня лишь послѣ того, какъ я назвалъ себя.

-- Что это у васъ на возу?

-- Это моя покойная жена,-- отвѣтилъ онъ,

-- Мертвая!

-- Да, она скончалась.

Понемногу я узналъ всю исторію этой четы, судьбу которой предсказывали заранѣе: морозы, долги, дѣти, жена, захворавшая отъ непосильной работы и, наконецъ, упокоившаяся навѣки. И вотъ онъ везетъ ее къ погосту, но дорогу такъ развезло, что гробъ того и гляди развалится, не добравшись до церкви.

Вилле дернулъ за возжу, такъ какъ конь свернулъ въ сторону, чтобы щипнуть травы среди пожелтѣвшей листвы. Несчастное животное стремилось утолить голодъ, потому что обрѣталось въ такомъ же жалкомъ состояніи, какъ и хозяинъ: то есть -- кожа да кости.

Вилле простился со мной, не спуская глазъ съ гроба, и тронулся дальше. Оглобли зачертили двѣ параллельныя борозды на песчаной дорогѣ.

Я удалился въ противоположную сторону и вышелъ на болото, вдоль котораго виднѣлась недоконченная осушительная канавка. Тропа, столь памятная мнѣ со дня свадьбы, привела меня ко двору. За изгородью мычала тощая корова, свинья рылась на дворѣ, ворота котораго стояли настежь. Посреди двора стояла пустая кровать, а постель покойной висѣла на заборѣ. Стропила попрежнему торчали по угламъ неотпиленныя. Стекла окошка смотрѣли слѣпо, затекли грязью, за ними на подоконникѣ въ берестяномъ коробѣ торчалъ увядшій цвѣтокъ.

И все-таки поселенцу удалось превратить въ пашню хоть кусокъ дебри. Добрый участокъ пашни и такой-же кусокъ готовой росчисти врѣзались въ лѣсъ просѣкой. Но тутъ силы, видимо, измѣнили ему. Правда, онъ повалилъ березнякъ и превратилъ въ пашню ольшанникъ, но позади этой мелочи стояли темныя высокія ели лѣса, подобныя неодолимой стѣнѣ, у подножія которой остановился пахарь.

Долго стоялъ я среди пустого двора. По лѣсу гулялъ вѣтеръ, онъ шумѣлъ въ вершинахъ деревьевъ и, проникая въ дуло моего ружья, извлекалъ изъ него печальные и жалобные звуки.

Итакъ, первое поколѣніе этихъ поселенцевъ сложило оружіе: у того человѣка уже нѣтъ силъ продолжать начатый трудъ. Онъ надломленъ тѣлесно и душевно, огонь его глазъ потухъ, и гордая вѣра въ себя, которою онъ сіялъ въ день свадьбы, исчезла.

Но за нимъ придетъ другой, перейметъ его дворъ, и, можетъ быть, судьба пошлетъ ему больше удачи. Ему уже будетъ легче, потому что лѣсная чаща оттѣснена. Онъ поселится въ готовой хижинѣ и засѣетъ пашню, которую приготовилъ для него другой.

Можетъ быть, современемъ на мѣстѣ хижины встанетъ большой, богатый крестьянскій дворъ, а потомъ, кто знаетъ, кругомъ раскинется цѣлое селеніе.

Но о тѣхъ, кто вложилъ въ эту землю свое единственное богатство -- юношескую силу, не вспомнитъ тогда никто. Вѣдь они были батракъ и служанка, только, притомъ голые бѣдняки.

Если-бы они остались въ пасторатѣ, одинъ -- батракомъ, другая -- прислугой, то жизнь ихъ, весьма возможно, протекла бы свободнѣе отъ заботъ, но дебри лѣса остались бы невоздѣланными, и никто не основалъ бы въ нихъ аванпоста цивилизаціи.

Когда цвѣтетъ рожь на нашихъ поляхъ, и ячмень выкидываетъ колосъ, подумайте тогда объ этихъ первыхъ жертвахъ колонизаціи.

Мы не въ состояніи воздвигнуть памятниковъ на ихъ могилахъ, ибо имя имъ легіонъ, да и самыя, имена -- кто же ихъ знаетъ!

ГЛАВА VII.

Рабочіе.

Пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ Финляндія была вполнѣ крестьянской страной -- ремесленные рабочіе, жившіе по городамъ и деревнямъ, совершенно терялись среди земледѣльческихъ рабочихъ. Тогда всюду еще господствовали "патріархальныя" отношенія: хозяева были "отцы", а работавшіе у нихъ рабочіе изображали "дѣтей", о которыхъ предприниматели, какъ они говорили, пеклись -- въ своихъ выгодахъ, конечно. Никакихъ опредѣленныхъ законовъ, которые защищали бы рабочихъ отъ алчности хозяевъ, не существовало, не зародились еще и рабочіе союзы; всюду господствовалъ обычай, которому рабочіе подчинялись почти безропотно.

Однако такому положенію сталъ приходить конецъ. Въ половинѣ ХІX-го ст. Финляндія стала необыкновенно быстро развивать свои промышленныя силы: между озерами и моремъ появились каналы, черезъ страну протянулись желѣзные пути, а товары, которые до того не имѣли почти никакой цѣны, сразу повалили за границу. Прежде всего пошелъ лѣсъ (бревна, доски, брусья), потомъ начали вывозить въ Англію масло, стали выдѣлывать изъ древесной массы бумагу, картонъ. Деньги полились въ Финляндію ручьемъ, появились банки, предприниматели горячо кинулись въ промышленную дѣятельность и стали быстро богатѣть. Какъ возросла за это время промышленность Финляндіи, видно изъ того, что 50 лѣтъ тому назадъ Финляндія продавала и покупала товаровъ на 40--50 мил. марокъ (16--20 мил. рублей), а уже въ 1900 г. сумма эта возросла до 468 мил. марокъ (около 180 мил. руб.)! Все благопріятствовало росту промышленности: водопады доставляли даровую силу, а деревня кишѣла дешевыми работниками, которые не находили работы на землѣ и были рады работать на фабрикахъ и заводахъ за дешевую плату. Что же удивительнаго, если въ короткое время въ Финляндіи появился пролетаріатъ {Пролетаріатъ -- классъ людей, не имѣющихъ собственности, живущихъ ежедневнымъ заработкомъ и, въ случаѣ потери его, остающихся безъ всякихъ средствъ къ существованію.}, и богачамъ сталъ грозно напоминать о себѣ рабочій вопросъ. Въ 1889 г. тамъ насчитывалось всего 53.263 рабочихъ, а черезъ 10 лѣтъ ихъ оказалось уже 101.978 {Колонтай, Жизнь финляндскихъ рабочихъ, стр. 12--13.}.

Вмѣстѣ съ семьями и случайными рабочими это составляетъ уже около 300.000 душъ, т. е. больше 1/10 части всего населенія. Если же прикинуть сюда еще всѣхъ сельскихъ рабочихъ, то общее число пролетаріевъ составитъ для Финляндіи громадную армію въ 865.916 ч. {Колонтай, стр. 32. Данныя относятся къ 1895 г.}.

Особенностью Финляндіи является то, что заводы и фабрики не тѣснятся тамъ по городамъ, а раскиданы по странѣ. Больше половины ихъ расположены въ сельскихъ мѣстностяхъ, городовъ же фабричныхъ, какъ въ Англіи, въ Финляндіи почти нѣтъ, кромѣ развѣ Таммерфорса, хлопчатобумажныя фабрики котораго снискали ему славу "финскаго Манчестера". Лѣсопильные заводы, мукомольни, бумажныя фабрики и мануфактуры сплошь и рядомъ располагаются среди природы, гдѣ нибудь возлѣ озера, иногда въ глуши лѣса, на берегу шумнаго потока. Фабрики и заводы сравнительно невелики, самые громадные въ Таммерфорсѣ насчитываютъ не болѣе 1600--1800 рабочихъ.

Однако за быстрымъ развитіемъ промышленности не замедлилъ послѣдовать нѣкоторый застой или кризисъ. Не могла, въ самомъ дѣлѣ, промышленность развиваться такимъ же быстрымъ путемъ и дальше! Лѣсъ понемногу свели, на заграничномъ рынкѣ перестали брать лишнее количество товара, и вотъ-уже въ 1900--1901 г. произошелъ кризисъ, т. е. фабрики и заводы уменьшили свою дѣятельность, и вслѣдствіе этого, конечно, множество рабочихъ осталось безъ дѣла. Тутъ уже всѣмъ стало ясно, что Финляндія стала капиталистической страной, что въ ней завелся "пролетаріатъ", и появился "рабочій вопросъ".

Въ прежнія времена каждый способный и работящій ремесленникъ могъ мечтать, что онъ современемъ сдѣлается хозяиномъ, и потому онъ, скрѣпя сердце, сносилъ и долгую работу и малую плату. Теперь же оказалось, что безъ капитала ничего нельзя сдѣлать. Каждое производство стало машиннымъ, а машины дорого стоятъ, для нихъ надо строить большія зданія, покупать или нанимать большіе участки земли. Кто же это можетъ, кромѣ людей богатыхъ, у которыхъ есть капиталъ, на который они желаютъ получить хорошій доходъ?

И вотъ между капиталистами и рабочими образовалась пропасть. Одни въ погонѣ за доходомъ старались сдѣлать рабочій день длиннѣе, сбавить плату и мѣшать всѣмъ и всякому, кто лично или черезъ правительство старался улучшить положеніе трудящихся. Другіе, т.-е. рабочіе, наоборотъ, отстаивали свои интересы и въ этомъ дѣлѣ, какъ въ другихъ странахъ, скоро научились соединяться въ общества и союзы.

Хорошо ли живется финскимъ рабочимъ? Если спросить хозяевъ и богатыхъ людей, то они отвѣтятъ, что хорошо или удовлетворительно, но если отправиться самому въ рабочій кварталъ, посѣтить квартиры, гдѣ ютятся рабочіе, заглянуть на фабрики и въ мастерскія и поразспросить работающихъ тамъ людей, то нетрудно убѣдиться, какъ плохо живется финскому рабочему, и тогда станетъ ясно, что требованія и желанія его объ улучшеніи положенія болѣе чѣмъ справедливы. Правда, онъ зарабатываетъ немного больше своего русскаго собрата, но зато многіе насущные продукты и квартиры въ Финляндіи дороже, и самъ финскій рабочій, какъ болѣе культурный человѣкъ по сравненію съ русскимъ, требуетъ отъ жизни больше {Изъ этой таблички видно, сколько зарабатываютъ рабочіе въ среднемъ въ день въ разныхъ странахъ:

въ Америкѣ -- 8,6 марокъ.

" Англіи -- 7,1 "

" Франціи -- 5,1 "

" Германіи -- 4,2 "

" Финляндіи -- 2,5 "

" Россіи -- 1,7 "

марка равняется 38 к.}. Несмотря на кипучую промышленную дѣятельность, на быстрый ростъ богатства разныхъ предпринимателей, положеніе рабочихъ, оставалось почти безъ перемѣны: заработная плата была такъ мала, что рабочіе съ трудомъ поддерживали свое существованіе. Особенно плохо приходилось кожевникамъ, гончарамъ, портнымъ, пекарямъ, а всего хуже портнихамъ. Долгая утомительная работа въ душныхъ мастерскихъ приносила имъ такъ мало, что несчастныя не жили, а влачили жалкое существованіе на краю той пропасти, гдѣ гнѣздились потеря заработка, болѣзни и нищая старость. Въ то же время все дорожало -- квартиры, съѣстзые припасы, одежда...

Дети финского рабочего.

Множество рабочихъ, которые не находили занятія въ деревняхъ, стучались въ двери фабрикъ и заводовъ, составляя большую армію безработныхъ, готовыхъ часто работать за любую плату, лишь бы не погибнуть съ голода. Вотъ благодаря этой массѣ безработныхъ фабриканты и заводчики могли свободно богатѣть насчетъ рабочихъ, не повышая ихъ заработной платы:. "Если вы недовольны, можете уходить, на ваще мѣсто; сейчасъ же найдутся желающіе", могъ сказать своимъ рабочимъ любой фабрикантъ.

А когда, какъ въ 1900 и 1901 гг., фабрики уменьшили производство, рабочіе толпами ходили изъ города въ городъ въ тщетныхъ поискахъ за какою нибудь работой. Безработица, да еще въ зимнюю пору, ужасное бѣдствіе для сѣверянина. Въ леденящемъ сыромъ воздухѣ нетопленнаго подвала зимняя ночь кажется невыносимо долгой, голодъ мучитъ обитателей его, плачутъ дѣти, и нѣтъ денегъ даже на керосинъ, чтобы освѣтить берлогу, въ тусклое окно которой злобно бьется зимняя вьюга...

Но и въ такое время, когда работа есть, денегъ хватаетъ только на необходимое; если холостой рабочій живетъ еще сносно, то семейному вѣчно не хватаетъ средствъ на самое насущное {При заработной платѣ въ день 3 марки, что считается въ Финляндіи высокой платой, рабочій зарабатываетъ въ годъ около 1.000 м. (380 р.).

Посмотримъ, на что тратитъ эту сумму женатый рабочій.

На пищу -- 525 м.

" квартиру -- 183 "

" отопленіе и освѣщеніе -- 44 "

" одежду -- 112 "

" посуду -- 33 "

" образованіе и развлеченія -- 45 "

" разные расходы -- 58 "

Итого -- 1.000 м.}. Питаются они, особенно сельскіе рабочіе, плохо: соленой рыбой, кислымъ молокомъ, картофелемъ и ржанымъ хлѣбомъ въ видѣ тѣхъ сухихъ, плоскихъ лепешекъ съ дырой посерединѣ, которыя пекутъ въ Финляндіи всего нѣсколько разъ въ годъ. Часто обѣдъ приходится ѣсть холоднымъ, второпяхъ, въ той же мастерской, гдѣ происходитъ работа. Несчастныя швеи зарабатываютъ такъ мало, что нерѣдко питаются однимъ кофе и хлѣбомъ, потому что у нихъ нѣтъ ни времени, ни средствъ, чтобы приготовить горячій обѣдъ. Не лучше пищи и жилища рабочихъ. Въ городахъ они принуждены жить въ отдаленныхъ кварталахъ, и, несмотря на это, квартиры такъ дороги, что не всякая семья имѣетъ для себя отдѣльную комнату. Обыкновенно такая семья въ 5--6 ч. ютится въ комнатѣ, которая одновременно является спальней, кухней, прачешной и даже кладовой. Но часто нѣтъ и этого, потому что ради экономіи рабочій или пускаетъ къ себѣ холостыхъ жильцовъ, или дѣлитъ комнату съ другой рабочей семьей.

И вотъ изо дня въ день въ тѣсной комнатѣ толпятся люди разныхъ возрастовъ, различныхъ профессій, больные, здоровые, старики и дѣти; здѣсь спятъ, ѣдятъ, готовятъ пищу; здѣсь же, возвратясь съ работы, развѣшиваютъ мокрую или грязную одежду. Лѣтомъ еще какъ будто сносно, но какова атмосфера въ рабочихъ жилищахъ зимой, когда ради теплоты замазаны всѣ щели! Сколько бы ни старалась хозяйка, всѣ стремленія ея о соблюденіи чистоты и порядка разбиваются о невозможныя условія тѣсноты. Жильцы, вѣчно перекочевывающіе съ квартиры на квартиру, приносятъ съ собой привычку къ неряшливости и грязи. Нерѣдко они возвращаются домой пьяные, и тогда даже ночь не проходитъ спокойно для усталой семьи. Особенно худо приходится тѣмъ рабочимъ, которые работаютъ ночью, а спятъ днемъ среди шума дневной суеты, гама и плача дѣтей. Не лучше живется рабочимъ и сельскихъ фабрикъ: одни ютятся по 2--3 семьи въ крестьянскихъ хижинахъ, другіе живутъ въ квартирахъ при фабрикахъ, изъ которыхъ ихъ въ случаѣ забастовки или безработицы безжалостно выселяетъ полиція.

Скудный заработокъ свой рабочій добываетъ долгимъ и утомительнымъ трудомъ. Въ Финляндіи нѣтъ закона, который устанавливалъ бы равную для всѣхъ длину рабочаго дня. Законъ ограничиваетъ только работу малолѣтнихъ (12--15 лѣтъ -- 7 часовъ) и подростковъ (15--18 лѣтъ -- 8 часовъ). Поэтому въ разныхъ отрасляхъ промышленности длина рабочаго дня разная, смотря по обычаю. Въ настоящее время большею частью работаютъ 11 1/2 часовъ, но въ лѣсопильняхъ, мукомольняхъ, на гончарныхъ заводахъ рабочій день длиннѣе, до 13 часовъ, а всего хуже положеніе сплавщиковъ лѣса, которые трудятся 14 часовъ. Хорошо еще, что въ Финляндіи довольно строго держатся правила не работать въ воскресенье и въ праздники, но и тутъ существуютъ исключенія, особенно въ мелкихъ ремесленныхъ заведеніяхъ. Мелкимъ хозяевамъ и предпринимателямъ приходится вообще туго, потому что они принуждены соперничать съ крупными заведеніями, которыя побиваютъ ихъ, потому что, чѣмъ крупнѣе фабрика или заведеніе, тѣмъ дешевле обходится производство; въ непосильной борьбѣ съ ними мелкіе предприниматели понемногу гибнутъ, но, погибая, они цѣпляются за все, что можетъ отсрочить часъ разоренія, и въ этихъ видахъ эксплоатируютъ рабочихъ.

Неужели сами рабочіе не предпринимаютъ ничего для улучшенія своего положенія? Неужели же въ такой все-таки просвѣщенной странѣ, какъ Финляндія, образованные, гуманные люди и особенно газеты, которыя слѣдятъ за всѣмъ, не обращаютъ вниманія на бѣдственное состояніе трудящейся массы народа, и никто не приходитъ имъ на помощь?

Нѣтъ, этого нельзя сказать. Но усилія, которыя употребляютъ рабочіе, до сихъ поръ не привели къ желаннымъ цѣлямъ. А что касается образованныхъ людей, то они сочувствуютъ бѣдствующимъ и приходятъ имъ въ трудныя минуты на помощь пожертвованіями, а въ остальное время стараются поднять умственное и нравственное состояніе рабочихъ, но въ общемъ всѣ эти мѣры въ корнѣ не мѣняютъ положенія дѣла, такъ что въ концѣ концовъ рабочіе въ ихъ борьбѣ за лучшее будущее предоставлены собственнымъ силамъ. Посмотримъ, чего они успѣли достигнуть за послѣднее время, когда рабочій вопросъ выдвинулся въ Финляндіи на первый планъ и приковалъ къ себѣ общее вниманіе.

Надо сказать, что финскіе рабочіе, какъ всѣ финны, обладаютъ большимъ чувствомъ собственнаго достоинства, проникнуты уваженіемъ къ закону и въ своемъ поведеніи выдаются такими качествами, какъ добросовѣстность и аккуратность въ работѣ, спокойная сдержанность при разныхъ столкновеніяхъ, стремленіе зрѣло обсуждать свое положеніе и съ упорнымъ терпѣніемъ проводить принятыя рѣшенія. Съ другой стороны и предприниматели, какъ въ виду этого, такъ и потому, что при сколько нибудь явной несправедливости общественное мнѣніе высказываетъ имъ черезъ газеты свое негодованіе и охотно поддерживаетъ пожертвованіями выкинутыхъ съ фабрики безработныхъ или тѣхъ рабочихъ, которые вышли изъ терпѣнія и прибѣгли къ стачкѣ,-- предприниматели обыкновенно держатъ себя съ рабочими прилично и избѣгаютъ крутыхъ мѣръ. Очень многіе заводы и фабрики даже приходятъ на помощь рабочимъ постройкой для нихъ жилищъ при фабрикѣ, устройствомъ разныхъ образовательныхъ учрежденій, вродѣ читаленъ или библіотекъ, развлеченій, какъ, напр., разныя образовательныя экскурсіи, увеселительныя прогулки и танцовальные вечера по воскресеньямъ. Благодаря всему этому, какъ ни обострились отношенія между рабочими и предпринимателями, однако столкновенія между ними почти никогда не принимаютъ того насильственнаго характера, какимъ отличаются, напр., стачки во многихъ другихъ странахъ.

Усилія финскихъ рабочихъ измѣнить свое положеніе къ лучшему встрѣчали большія затрудненія на своемъ пути. Главное препятствіе заключалось въ томъ, что рабочіе раскинуты небольшими группами по всей странѣ, такъ какъ почти половина фабрикъ лежитъ въ Финляндіи въ сельскихъ мѣстностяхъ, и даже въ городахъ нѣтъ очень большихъ заводовъ съ нѣсколькими тысячами или десятками тысячъ рабочихъ. Поэтому финскимъ рабочимъ трудно объединяться, между тѣмъ какъ вся сила рабочаго класса заключается именно въ единеніи и въ общихъ, дружныхъ дѣйствіяхъ. Кромѣ того громадную часть рабочихъ составляютъ рабочіе земледѣльческіе или работающіе въ разныхъ промыслахъ, какъ, напр., пильщики, сплавщики, а эти рабочіе отличаются очень низкимъ уровнемъ своего развитія.

Тѣмъ не менѣе рабочіе уже двадцать лѣтъ тому назадъ выступили на борьбу за свои права.

Первый рабочій союзъ былъ основанъ въ Гельсингфорсѣ въ 1884 г., за нимъ начали основываться другіе союзы и общества, стали происходить рабочіе съѣзды.

Уже въ первые годы дѣятельность союзовъ и все болѣе ухудшавшееся положеніе рабочихъ привели къ тому, что финское правительство принуждено было обратить на нихъ свое вниманіе и издало въ 1889 г. первые фабричные законы, а также назначило для надзора за фабриками особыхъ инспекторовъ. Въ то время рабочіе не требовали многаго. Они сами еще не сознавали ясно, въ чемъ заключаются главныя причины ихъ бѣдствій, и стремились поправить свое положеніе самодѣятельностью; такъ, напр.. они дѣятельно устремились на борьбу съ пьянствомъ, основывая общества трезвости, старались поднять уровень развитія читальнями и библіотеками, учреждали кассы взаимопомощи на случай болѣзни или безработицы, основывали общества на паяхъ для постройки здоровыхъ и дешевыхъ рабочихъ жилищъ. На все это какъ правительство, такъ и общество смотрѣли съ большимъ одобреніемъ и охотно приходили въ этомъ дѣлѣ рабочимъ на помощь. Но скоро рабочіе убѣдились, что мѣры эти большею частью не улучшаютъ ихъ положенія, иногда даже ухудшаютъ его, потому что если, напр., квартиры становились гдѣ нибудь благодаря дѣятельности общества постройки рабочихъ домовъ дешевле, то это давало фабрикантамъ поводъ понижать рабочую плату. Вскорѣ уже рабочіе начали требовать, чтобы фабриканты сократили чрезмѣрно длинный рабочій день и повысили плату за трудъ. Такія требованія привели въ негодованіе не только предпринимателей, но и множество людей изъ общества. Въ газетахъ рабочихъ упрекали въ неблагодарности, въ слишкомъ большой требовательности, доказывали, что имъ живется вовсе уже не такъ плохо, а правительство упорно отклоняло всѣ ихъ прошенія. Такимъ образомъ обстоятельства вынудили рабочихъ, успѣвшихъ уже болѣе или менѣе объединиться, вступить съ предпринимателями въ открытую борьбу путемъ стачекъ и другихъ общихъ дѣйствій. Но къ этому средству они прибѣгали крайне осторожно и очень рѣдко, лишь въ томъ случаѣ, когда право несомнѣнно было на ихъ сторонѣ, и никакіе переговоры не приводили къ соглашенію. Хотя общественное мнѣніе часто становилось на ихъ сторону, поддерживая стачечниковъ пожертвованіями и другими способами, однако въ большинствѣ случаевъ стачки кончались для рабочихъ неудачно, особенно вначалѣ. Имъ не хватало ни силъ, ни средствъ для борьбы съ богатыми и сплоченными предпринимателями.

Только постепенно, послѣ многихъ неудачъ финскимъ рабочимъ стало ясно, въ чемъ заключаются главныя причины всѣхъ ихъ пораженій, почти полнаго безсилія ихъ стремленій. Они убѣдились, во-первыхъ, что лишены политическихъ правъ, т. е. не пользуются правомъ избирать законодателей {См. дальше главу "Государственное устройство".} которые, могли бы дать имъ въ руки самое главное орудіе борьбы, а во-вторыхъ -- что громадное число сельскихъ обитателей, не имѣя тѣхъ же самыхъ правъ, вмѣстѣ съ тѣмъ лишены и земли, вслѣдствіе чего эти малоразвитые, полуголодные сельскіе рабочіе часто стремятся на фабрики и образуютъ ту армію вѣчно безработныхъ людей, среди которыхъ предприниматели вербуютъ дешевыхъ рабочихъ не только при стачкѣ, но и во всякое другое время.

И вотъ вмѣсто скромныхъ требованій о сокращеніи рабочаго дня на часъ -- другой, о повышеніи заработной платы на нѣсколько марокъ въ недѣлю финскіе рабочіе выставили теперь на своемъ знамени гораздо болѣе широкія требованія, какъ, напр., всеобщее избирательное право, восьмичасовой рабочій день, надѣленіе землею безземельныхъ и многое другое.

ГЛАВА VIII.

Государственное устройство и самоуправленіе.

1) Сеймъ и сенатъ.

Различіе между коренной Россіей и Финляндіей проявляется рѣзче всего въ государственномъ строѣ этихъ странъ. Россія до недавняго времени была неограниченной монархіей, въ ней царило самодержавіе. Въ Финляндіи, также какъ въ Швеціи, самодержавія не было никогда. Въ ней съ самыхъ древнихъ временъ и до сего дня народъ участвовалъ въ изданіи для себя законовъ и въ наблюденіи за ихъ исполненіемъ. Участіе народа, если не всего, то извѣстной части его, въ изданіи законовъ было тѣмъ необходимымъ условіемъ, на которомъ Финляндія добровольно согласилась сложить оружіе и войти въ составъ русской имперіи. Въ теченіи ста лѣтъ, послѣдовавшихъ затѣмъ, Финляндія была единственною частью Россіи, въ которой дѣйствіе признанной конституціи ни разу не прерывалась всецѣло, какъ это было въ Польшѣ.

Это обстоятельство имѣло огромное значеніе для жизни народа. Хороши или дурны были законы, которые господствовали въ Финляндіи, но это были законы, т. е. ихъ никто не могъ преступить и нарушить. Никакое преступленіе какъ бы знатенъ, вліятеленъ и богатъ ни былъ преступникъ, не могло ускользнуть отъ кары закона, и каждый гражданинъ твердо зналъ это. Всѣ вѣрили въ силу законовъ, подчинялись имъ и привыкали съ дѣтства къ мысли, что они для всѣхъ равны, всѣхъ защищаютъ, и что измѣнять ихъ можно также только законнымъ путемъ. Истины эти такъ въѣлись въ народное сознаніе, стали такими общими, что въ головѣ финна съ трудомъ возникаетъ мысль о насиліи. Почтеніе къ закону и повиновеніе ему проникаетъ всѣхъ отъ мала до велика. Послѣдній голякъ безъ крова и будущаго знаетъ свои права и вѣритъ, что во всей Финляндіи нѣтъ силы, которая лишила бы его ихъ. Оттого, при всей бѣдности финновъ, въ каждомъ изъ нихъ живетъ чувство собственнаго достоинства и готовность отстоять его противъ кого бы то ни было.

Хороши ли законы и государственное устройство Финляндіи? Нѣтъ, они очень устарѣли и требуютъ сильныхъ перемѣнъ, которыя скоро должны произойти. Государственное устройство Финляндіи почти не измѣнилось за послѣдніе сто лѣтъ, между тѣмъ какъ въ жизни самой страны произошли большія перемѣны. Одежда народа стало узкой и не соотвѣтствуетъ уже разросшимся формамъ тѣла и его отправленій.

Въ чемъ же главныя особенности государственнаго строя Финляндіи?

Прежде всего Финляндія очень слабо связана съ Россіей. У нея свои законы, свои учрежденія, своя монета, и еще недавно были своя почта и войско. Связь съ Россіей заключается въ томъ, что монархъ Финляндіи, ея великій князь, есть вмѣстѣ съ тѣмъ и императоръ Россіи. Права финскаго монарха очень обширны. Онъ правитъ Финляндіей на основаніи мѣстныхъ законовъ при содѣйствіи законной финской власти и финскихъ чиновниковъ. Онъ назначаетъ высшихъ чиновниковъ, даруетъ дворянство, милуетъ преступниковъ, командуетъ войсками и ведетъ всѣ дѣла съ иностранными державами, объявляя войну, заключая миръ и союзные договоры. Но монархъ не можетъ издавать новыхъ основныхъ законовъ или упразднять старые безъ согласія народныхъ представителей, которые составляютъ сеймъ. Вотъ почему справедливо считаютъ, что Финляндія управляется конституціоннымъ образомъ.

Основные законы, къ которымъ принадлежатъ: законы государственные и касающіеся правъ сословій, законы гражданскіе и уголовные, церковные, по воинской повинности, монетные и финансовые, законы о налогахъ, законы, затрагивающіе, права и обязанности гражданъ, какъ напр. земельные, торговые, промышленные и по общинному самоуправленію,-- всѣ эти законы получаютъ силу лишь послѣ того, какъ они приняты народными представителями и утверждены монархомъ, причемъ и народные представители и монархъ имѣютъ право предлагать ихъ или отказывать въ своемъ согласіи на введеніе ихъ. Однако, народные представители не имѣютъ права предлагать законовъ, касающихся самой конституціи (т. е. измѣненія правъ монарха и народа), законовъ военныхъ и о печати.

Каждый принятый народными представителями законъ идетъ на утвержденіе монарха, и затѣмъ его должно обнародовать финское правительство, иначе говоря, сенатъ.

Что касается государственныхъ доходовъ и расходовъ, то и здѣсь одна часть такихъ, которыя монархъ можетъ рѣшить безъ согласія народныхъ представителей, другая же требуетъ разсмотрѣнія ихъ на сеймѣ и согласія его.

Какъ же составляется сеймъ или государственная дума, которая, наравнѣ съ монархомъ, есть высшее законодательное учрежденіе княжества? Въ этомъ учрежденіи сильнѣе всего проявляется устарѣлость государственнаго строя Финляндіи.

Въ прежнія времена все было проще, и законы, и управленіе. Тогда рѣже случались такія дѣла, для которыхъ требовалось узнать мнѣніе и волю народа, выражавшаго свои желанія черезъ народныхъ представителей. Поэтому они собирались либо только въ очень важныхъ случаяхъ, какъ, напр., собирались земскіе соборы у насъ въ Москвѣ, либо черезъ опредѣленные сроки, когда накопится много дѣлъ. Такія собранія назывались сеймами. Теперь во всѣхъ конституціонныхъ странахъ теченіе событій и дѣлъ стало такимъ быстрымъ, что собраніе народныхъ представителей (парламентъ) должно засѣдать почти непрерывно круглый годъ. Но въ Финляндіи сохранился старый порядокъ, и сеймъ собирался прежде, когда его созоветъ монархъ, потомъ сталъ созываться черезъ пять лѣтъ, а теперь созывается черезъ каждые три года, кромѣ особыхъ сеймовъ, которые собираются для рѣшенія экстренныхъ дѣлъ.

Затѣмъ прежде, когда весь народъ дѣлился на сословія съ разными правами и привиллегіями, сословія выбирали своихъ представителей каждое отдѣльно, засѣдали сословные представители также отдѣльно и рѣшеніе постановляли такъ: сколько сословій за и сколько противъ.

Такой порядокъ былъ очень выгоденъ высшимъ сословіямъ, дворянству и духовенству, потому что по числу людей ихъ было меньше горожанъ и крестьянъ, между тѣмъ при рѣшеніяхъ сейма голосъ, напр., дворянства имѣлъ такую же силу, какъ голосъ крестьянства. Этотъ устарѣлый порядокъ сохранился до сего дня въ Финляндіи.

Каждый дворянскій родъ имѣетъ право посылать въ сеймъ представителя. Всѣхъ дворянъ въ Финляндіи около 1.300--1.400 ч. {Здѣсь принимаются въ разсчетъ только мужчины.}, которые раздѣляются на 250 родовъ. Значитъ, дворянское сословіе можетъ послать на сеймъ 250 депутатовъ, но обыкновенно ихъ является около 140. Духовенство, къ которому причисляются также профессора и учителя среднеучебныхъ заведеній, посылаютъ около 40 представителей, между тѣмъ какъ численность этого сословія равняется приблизительно 3.300 ч. Горожане, которыхъ около 40.000, выбираютъ 60--65 депутатовъ, причемъ богатые, платящіе больше налоговъ, располагаютъ на выборахъ большимъ числомъ голосовъ. Крестьяне выбираютъ депутатовъ непрямо. Сперва они выбираютъ выборщиковъ, а уже эти выбираютъ депутатовъ изъ числа всѣхъ сельскихъ жителей числомъ 62. Далеко не всѣ крестьяне обладаютъ правомъ выборовъ; это право, какъ и у горожанъ, зависитъ отъ размѣра уплачиваемыхъ крестьяниномъ налоговъ, т. е. отъ богатства его. Всѣхъ крестьянъ, имѣющихъ это право, насчитывается около 325.000--350.000.

Изъ этого видно, что въ Финляндіи законодательная власть находится въ рукахъ богатыхъ, не составляющихъ даже и одной пятой части всего населенія. Но мало того. Такъ какъ сословія засѣдаютъ и голосуютъ особо, и для рѣшенія важныхъ дѣлъ требуется согласіе всѣхъ сословій, а для дѣлъ менѣе важныхъ согласіе большинства, т. е. трехъ сословій противъ одного, то въ однихъ случаяхъ достаточно несогласія дворянства, а въ другихъ -- несогласія двухъ сословій, напр. дворянства и духовенства, чтобы полезный для другихъ сословій законъ не прошелъ; между тѣмъ дворянство вмѣстѣ съ духовенствомъ не составляетъ и одной шестисотой части народа. Конечно, такіе случаи не часты, но все же ничтожная кучка своекорыстныхъ людей всегда можетъ затормозить изданіе полезнаго и всѣми желаемаго закона. Впрочемъ, въ такихъ случаяхъ для рѣшенія дѣла каждое сословіе избираетъ изъ себя по 15 делегатовъ, всего, стало быть, 60 ч., и если % ихъ противъ предложеннаго закона, то законъ не проходитъ.

Каждое сословіе обсуждаетъ дѣла отдѣльно, даже въ разныхъ зданіяхъ, и сообщаетъ свои рѣшенія письменно другимъ черезъ предсѣдателя или тальмана.

Сеймъ не можетъ продолжаться долѣе 4-хъ мѣсяцевъ. За все это время депутаты получаютъ отъ своихъ сословій жалованье, проѣздныя деньги и пользуются неприкосновенностью.

Финны уже давно недовольны такимъ ходомъ дѣлъ. Народъ требуетъ, чтобы всѣ пользовались равнымъ правомъ голоса, такъ чтобы сеймъ выражалъ истинныя желанія всего народа, а не только части его, притомъ болѣе богатой и потому своекорыстной. И перемѣна эта должна теперь наступить въ Финляндіи.

Сеймъ собирается разъ въ три года и засѣдаетъ 3--4 мѣсяца. Какимъ же образомъ управляется страна во все остальное время?

Она управляется высшимъ правительственнымъ учрежденіемъ, которое называется сенатъ. Сенатъ состоитъ изъ 21 сенатора, назначаемыхъ монархомъ и засѣдающихъ подъ предсѣдательствомъ генералъ-губернатора, который замѣняетъ монарха и слѣдитъ за тѣмъ, чтобы сеймъ и сенатъ не нарушалъ его правъ, и чтобы теченіе дѣлъ соотвѣтствовало законамъ.

Для доклада монарху о всѣхъ финскихъ дѣлахъ существуетъ должность статсъ-секретаря по дѣламъ Финляндіи, который живетъ въ Петербургѣ и служитъ какъ бы посредникомъ между русскимъ и финскимъ правительствами.

2) Судъ.

Всего сильнѣе устарѣлъ въ Финляндіи судъ, а между тѣмъ именно судъ, правый, скорый и дешевый, составляетъ самое важное и необходимое условіе порядка въ странѣ.

Кто, какъ не судъ, долженъ охранять каждаго гражданина отъ произвола властей и насилія сосѣда! Но финское судопроизводство очень медленно, неуклюже и покоится на многихъ устарѣлыхъ основаніяхъ.

Въ прежнія времена, когда судебное разбирательство велось письменно и не было гласнаго разбора, больше всего придавали значенія показаніямъ допрашиваемыхъ людей, а не здравому обсужденію всѣхъ обстоятельствъ преступленія.

Что бы тамъ ни вытекало изъ всѣхъ обстоятельствъ, при какихъ совершилось преступленіе, судьи въ своихъ рѣшеніяхъ принимали въ разсчетъ только показанія допрашиваемыхъ. Для того, чтобы заставить преступниковъ дать такія показанія, судьи не останавливались ни передъ чѣмъ и обыкновенно прибѣгали къ пыткамъ. Какъ только показаніе добыто и записано, значитъ, дѣло въ шляпѣ. Оттого старинный судъ былъ бумажно-формальный.

Разъ на бумагѣ записано, то и кончено, нечего разсуждать -- достаточно найти статью закона и наказать преступника въ примѣръ прочимъ. Правда, пытокъ въ Финляндіи давно нѣтъ, но формализма сохранилось еще много. Такъ, если при разборѣ дѣла два свидѣтеля показываютъ о немъ согласно, то по финскому закону нѣтъ надобности допрашивать другихъ свидѣтелей, и судъ можетъ постановить свой приговоръ, не откладывая дѣла въ долгій ящикъ. Всякому понятно, какъ это несправедливо. Истина -- такая важная вещь, что подсудимому должны быть предоставлены всѣ средства доказать свою невинность. Такъ учитъ современное право. Далѣе судъ долженъ быть скорый, иначе людямъ бѣднымъ,-- а вѣдь ихъ больше, чѣмъ богатыхъ -- приходится терять много времени, вслѣдствіе чего многіе предпочтутъ лучше снести насиліе и несправедливость, чѣмъ мыкаться по судамъ. Судъ долженъ быть дешевый, правильнѣе -- безплатный, иначе опять бѣдные будутъ въ убыткѣ отъ него по сравненію съ богатыми. Между тѣмъ финскіе суды грѣшатъ противъ всѣхъ этихъ требованій.

Но и этотъ плохой финскій судъ все-таки исполняетъ свое назначеніе довольно удовлетворительно, особенно потому, что всякое вопіющее дѣло оказалось бы пропечатаннымъ въ газетахъ и въ концѣ концовъ кончилось бы очень плохо для неспособнаго или корыстолюбиваго судьи. На свой судъ финны жалуются уже давно, и теперь, вмѣстѣ съ другими реформами, должно быть улучшено и судопроизводство.

3) Администрація.

Кромѣ законодательной и судебной власти въ каждой странѣ необходимо существуютъ правительственные исполнители, чиновники, составляющіе администрацію. Администрація должна слѣдить за исполненіемъ предписаній закона, выполнять порученія правительства и оказывать содѣйствіе гражданамъ въ разныхъ обстоятельствахъ. Во главѣ финской администраціи стоитъ генералъ-губернаторъ и хозяйственный департаментъ сената. Надзоръ за правильностью дѣлъ въ сенатѣ принадлежитъ генералъ-губернатору при содѣйствіи подчиненнаго ему прокурора, который долженъ слѣдить за точнымъ соблюденіемъ законовъ и за добросовѣстнымъ исполненіемъ чиновниками ихъ обязанностей, "такъ, чтобы ни знатный, ни низкій, ни богатый, ни бѣдный не потерпѣлъ несправедливости". Для удобства управленія вся Финляндія раздѣлена на 8 губерній со своимъ губернаторомъ въ каждой, который назначается на должность монархомъ по указанію генералъ-губернатора.

У насъ губернаторъ пользуется огромной властью, но финскій губернаторъ не болѣе какъ чиновникъ, не смѣющій ни на іоту отступить отъ закона и предписаній высшей власти. Его обязанности больше полицейскія: слѣдить за безопасностью, за исправленіемъ мостовъ и дорогъ, за своевременнымъ собираніемъ налоговъ. Губернія дѣлится на уѣзды или фохтства, во главѣ управленія которыхъ стоитъ фохтъ; уѣзды дѣлятся на ленсманства съ завѣдующими ими ленсманами, чиновниками, составляющими полицію.

4) Самоуправленіе.

Такъ какъ каждый городъ и каждый приходъ имѣютъ свои дѣла, которыя не касаются другихъ городовъ и приходовъ, то они пользуются правомъ сами вести свое хозяйство. Они имѣютъ попеченіе о своихъ общихъ дѣлахъ, о порядкѣ и хозяйствѣ, о своихъ имуществахъ, для чего общины (городъ или приходъ) выбираютъ собственное управленіе.

Участіе въ этомъ принимаютъ за нѣкоторыми исключеніями всѣ жители города и прихода, которые собираются для рѣшенія дѣлъ и выбора своихъ должностныхъ лицъ на общинныя собранія.

Здѣсь опять наблюдается та же несправедливость, о которой приходилось говорить раньше, именно, богатые въ зависимости отъ того, сколько они платятъ общинныхъ налоговъ, пользуются большимъ числомъ голосовъ и потому имѣютъ возможность проводить рѣшенія, которыя выгодны имъ. Такъ какъ въ общинахъ бываетъ много членовъ, и имъ трудно часто собираться, то они выбираютъ изъ своей среды уполномоченныхъ, которые составляютъ собраніе, наблюдающее за дѣйствіями избранныхъ общиной должностныхъ лицъ.

Какія же. дѣла находятся въ вѣдѣніи общины? Дѣлъ этихъ очень много. Община должна содержать въ порядкѣ дороги, содержать достаточное число школъ, заботиться о призрѣніи сиротъ, калѣкъ и впавшихъ въ бѣдность, обезпечить своихъ членовъ медицинской и иной помощью, словомъ, въ вѣдѣніи ея находится все, что такъ или иначе близко касается интересовъ прихода. Для выполненія этого нужны деньги, и потому общины облагаютъ своихъ членовъ налогомъ, размѣръ котораго зависитъ отъ имущества и богатства жителей города или селенія. Бѣдные не платятъ ничего, но зато они въ большинствѣ случаевъ не пользуются и правомъ голоса.

Общинное управленіе имѣетъ громадное вліяніе на нравы народа: выборныя должности являются почетными, за дѣйствіями властей существуетъ надзоръ -- всякій имѣетъ право и возможность узнать, на что и какъ тратятся его деньги; наконецъ, каждый, тѣмъ, что участвуетъ въ выборахъ и обсужденіи разныхъ мѣръ и рѣшеній, чувствуетъ себя полноправнымъ членомъ, человѣкомъ, признающимъ чужія права, привыкшимъ дѣйствовать сообща съ другими и достигать своихъ цѣлей не насиліемъ, а законными путями. При такомъ положеніи настоятельныя нужды всѣхъ, а также и отдѣльныхъ лицъ не могутъ остаться безъ вниманія, общія желанія непремѣнно находятъ рано или поздно осуществленіе, большія неустройства и безобразія совсѣмъ не имѣютъ мѣста. Однако, какъ и все другое, такъ и самоуправленіе отличается въ Финляндіи многими недостатками, которые вскорѣ должны исчезнуть.

5) Религія и Церковь.

Почти всѣ финны -- лютеране и такими были съ давнихъ поръ. Лютеранская церковь подчинена въ Финляндіи свѣтской власти, она отдѣлена отъ школы и не считается исповѣданіемъ, обязательнымъ для всѣхъ; такимъ образомъ тамъ существуетъ свобода совѣсти: всякій воленъ исповѣдывать какую пожелаетъ вѣру или не исповѣдывать никакой. Въ церковномъ отношеніи вся страна раздѣляется на приходы, въ каждомъ изъ которыхъ одинъ или нѣсколько пасторовъ.

Пасторъ въ своемъ приходѣ важное лицо, "баринъ", онъ совсѣмъ не похожъ на нашего сельскаго батюшку. У насъ священники получаютъ очень плохое образованіе и по образу жизни; по нравамъ часто мало чѣмъ отличаются отъ крестьянъ.

Пасторъ человѣкъ съ высшимъ образованіемъ, которое онъ получилъ на богословскомъ факультетѣ университета, и прежде чѣмъ занять мѣсто, онъ два года готовится къ нему въ качествѣ помощника другого пастора. Обыкновенно проходитъ не меньше 5--6 лѣтъ, прежде нѣмъ онъ получитъ самостоятельное мѣсто. На такомъ мѣстѣ пасторъ получаетъ отъ общины достаточное жалованье отъ 2 до 4.000 рублей и кромѣ того хорошую усадьбу съ хозяйствомъ при ней. Всѣ службы и требы онъ исполняетъ безвозмездно, но кромѣ нихъ на немъ лежитъ много дѣлъ и обязанностей. Вотъ какъ описываетъ обстановку жизни и дѣятельность пастора одинъ писатель {Протопоповъ, Финляндія.}: "Сядемъ на небольшой пароходъ, который увезетъ насъ въ глубь страны. Вонъ изъ-за проливовъ и мысовъ выглянула, наконецъ, церковь; она обычнаго типа, построена въ формѣ креста, выкрашена въ желтый цвѣтъ; довольно неуклюжая колокольня стоитъ отдѣльно. Нѣсколько въ сторонѣ стоитъ усадьба пастора, окруженная тѣнистымъ садомъ. Домъ пастора деревянное одноэтажное зданіе въ старомодномъ стилѣ, со старинной крышей въ четыре ската, выкрашенное темнокрасной краской съ бѣлыми углами и косяками...

Войдемъ въ домъ. Комнаты невысоки, мебель простая, но все дышетъ уютностью и заботами получше обставить свой уголъ. Изъ передней мы входимъ въ "канцелярію",-- рабочую комнату пастора; здѣсь стоятъ большой столъ, на которомъ лежатъ церковныя книги и большой архивный шкапъ, выкрашенный въ коричневый цвѣтъ; у другой стѣны диванъ со столомъ передъ нимъ, на столѣ газеты -- какой нибудь столичный органъ, мѣстная газета и нѣсколько религіозныхъ изданій. Въ книжномъ шкапу 100--200 томовъ разныхъ богословскихъ книгъ. Если дѣло въ субботу, то въ канцеляріи кипитъ работа. Крестьянину, пріѣхавшему въ церковь, предстоитъ немало дѣлъ. Многіе, особенно дальніе, пріѣзжаютъ съ субботы. Одинъ пришелъ заявить о смерти родственника, прося отмѣтить о томъ въ церковныхъ книгахъ, и сговорится о днѣ похоронъ; другой сообщаетъ о своемъ переѣздѣ въ приходъ и представляетъ свидѣтельсто изъ прежняго прихода; третій пришелъ за пасторскимъ аттестатомъ, въ которомъ отмѣчается, былъ ли посѣтитель подъ судомъ или нѣтъ; сватъ молодой четы хлопочетъ объ оглашеніи брака въ ближайшее воскресенье; этотъ еще не заплатилъ пастору слѣдующихъ съ него сборовъ и пришелъ просить объ отсрочкѣ и т. п. Пришли узнать, можетъ, ли пасторъ въ воскресенье или въ другой день прибыть въ такую то деревню для толкованія библіи. Иному нужно отдѣльно потолковать о божественномъ. Въ такихъ разнообразныхъ заботахъ проходитъ все время до обѣда и послѣ него. Вечеромъ пастору остается время обдумать свою проповѣдь для слѣдующаго дня.

Въ воскресенье служба начинается обыкновенно около 10 ч. утра. На пригоркѣ, гдѣ стоитъ церковь, замѣтно оживленіе. Въ тѣни небольшой сосновой рощицы стоятъ выпряженныя лошади близь одноколокъ и другихъ экипажей. Тамъ, гдѣ проѣзжихъ дорогъ еще немного, можно видѣть такъ называемыя церковныя лодки; это длинныя узкія лодки на 12--15 паръ веселъ; въ нихъ помѣщается 40--80 человѣкъ. Эти лодки -- общая собственность всей деревни; къ рулю садится обыкновенно самый почтенный хозяинъ. Въ ожиданіи духовенства, народъ группами собирается близь церкви, старики и молодежь отдѣльно; знакомые встрѣчаются, перекидываются словами; другіе бродятъ по кладбищу; въ толпѣ снуютъ торговцы бѣлымъ хлѣбомъ.

Церковная лодка на озере.

Наконецъ звонъ возвѣщаетъ о приходѣ пастора. До службы нерѣдко совершаются похороны, крестины. Народъ понемногу наполняетъ церковь и разсаживается по скамейкамъ; мужчины садятся по правую руку, женщины -- по лѣвую; при этомъ легко замѣтить, что женщины усерднѣе мужчинъ посѣщаютъ службу.

Внутренность церкви отличается крайней простотой. Единственнымъ украшеніемъ служитъ картина надъ алтаремъ, изображающая одно изъ событій въ жизни Христа.

Характерную особенность лютеранской церковной службы составляетъ участіе въ ней самихъ прихожанъ, поющихъ псалмы. Необходимую часть службы составляетъ проповѣдь. По окончаніи проповѣди пасторъ читаетъ вслухъ "объявленія", т. е. послѣднія распоряженія правительства и разныя увѣдомленія общинныхъ и церковныхъ властей. Отдѣльные прихожане тоже имѣютъ право публиковать этимъ путемъ о собраніяхъ акціонерныхъ обществъ, объ аукціонахъ, о пропавшей скотинѣ и т. п. Эти "объявленія" до извѣстной степени замѣняютъ деревенскому жителю объявленія въ газетахъ; иной и ѣдетъ въ церковь лишь за тѣмъ, чтобы узнать деревенскія новости.

Послѣ обѣда въ воскресенье, а иногда на недѣлѣ, пасторъ, по просьбѣ прихожанъ, руководитъ духовной бесѣдой. Крестьяне собираются въ какую нибудь избу по просторнѣе, которую для этого случая чисто прибираютъ -- полъ посыпаютъ мелкими еловыми вѣтками, распространяющими пріятный запахъ. Пасторъ садится на одномъ изъ концовъ длиннаго стола. Сперва пропоютъ нѣсколько псалмовъ, затѣмъ пасторъ читаетъ главу изъ библіи, сопровождая чтеніе толкованіями, читаются также мѣста изъ молитвенниковъ...

Богослужение на шхерах (Снимок с картины Эдельфельта).

Раньше уже было сказано, что финны -- простолюдины очень религіозны. Воскресенье -- день, когда никто не станетъ работать. Финны празднуютъ его скромно, но торжественно: утромъ ѣдутъ или идутъ въ церковь, повидаются тамъ съ сосѣдями, узнаютъ новости, справятъ приходскія дѣла -- и быстро катятъ домой къ обѣду. Изъ оставшихся дома, многіе, особенно старые люди, читаютъ по цѣлымъ часамъ библію и заунывно распѣваютъ псалмы и духовныя пѣсни. Вечеромъ бываютъ увеселенія, очень скромныя увеселенія, безъ пьянства, дракъ и ужасной ругани, которая нерѣдко оглашаетъ въ праздники улицы нашей деревни съ утра и до глубокой ночи. Грубая и громкая ругань вообще неизвѣстна въ Финляндіи, потому что составляетъ преступленіе, караемое закономъ и осуждаемое духовенствомъ, вліяніе котораго на народные нравы прежде было очень велико. Заслугой финскаго духовенства являлось также и то, что оно боролось съ распущенностью и всѣми мѣрами искореняло пьянство. Теперь на этомъ поприщѣ дѣйствуетъ народная школа, и передовые, образованные люди изъ самого народа. Пьянство почти изчезло изъ финской деревни, между тѣмъ какъ прежде оно было очень распространено и, благодаря характеру финновъ, сопровождалось многими преступленіями. Оно всюду считается большимъ порокомъ. Тѣмъ не менѣе, въ городахъ оно еще процвѣтаетъ, притомъ среди высшихъ классовъ, представители которыхъ охотно напиваются, но только у себя дома, потихоньку, чтобъ молва не разгласила порока.

6) Народное образованіе.

Проѣзжая часто по одной дорогѣ я не разъ любовался красивой сосновой рощей, раскинувшейся противъ финской деревушки, которая чернѣла направо отъ шоссе на пологой вершинѣ холма. Потомъ я не былъ два года въ этой мѣстности, а когда посѣтилъ ее вновь, то къ своему изумленію замѣтилъ, что роща уже не роща. Она оказалась обнесенной крѣпкой крашеной оградой, межъ стволовъ ярко зеленѣла посѣянная трава, а по срединѣ участка красовалось большое зданіе съ окнами, какихъ не бываетъ въ обыкновенныхъ домахъ. Это была сельская школа.

Верстахъ въ 7 отсюда, въ глубинѣ веселаго сосноваго лѣса я увидѣлъ разъ на прогулкѣ такой же огороженный участокъ съ точно такимъ же зданіемъ по срединѣ его. Это тоже была школа. Я поинтересовался затѣмъ узнать, многіе ли изъ обитателей знакомой мнѣ деревни умѣютъ читать и писать, я услышалъ, что всѣ дѣти и молодое поколѣніе владѣютъ этимъ искусствомъ, неграмотными же оказались лишь глубокіе старики, ставившіе на бумагахъ вмѣсто подписей кресты. Изъ этого, можно было бы, пожалуй, заключить, что громадное большинство финновъ грамотные. На дѣлѣ оно такъ и есть -- почти всѣ умѣютъ читать, но читаютъ плохо и основательной школы не прошли. И неудивительно. До недавняго времени народное образованіе, именно, низшая школа, находилась въ вѣдѣніи духовенства. Извѣстно, что у лютеранъ дѣтей не причащаютъ. Къ этому таинству допускаютъ лишь подростковъ, которые въ состояніи показать, что они относятся къ таинству сознательно, т. е. вслѣдствіе знанія грамоты могутъ читать и понимать Писаніе. Вотъ это обстоятельство и было прежде главной причиной, по которой пастыри стремились распространить въ народѣ грамотность. Первоначальное обученіе должны были давать ребенку родители, а затѣмъ онъ учился въ школѣ, которою завѣдывалъ пасторъ. Школы эти было довольно-таки плохи, да ихъ было и недостаточно, но духовенство ревниво охраняло ихъ. Однако жизнь вскорѣ показала, что въ прежнемъ положеніи народное образованіе остаться не можетъ, и тогда на школу обратили свое вниманіе тѣ образованные финны, которые примкнули къ финноманской партіи {См. послѣднюю главу: Финскія партіи.}. И вотъ въ короткое время картина измѣнилась. Каждая община, сельская и городская, обязана была завести столько школъ, чтобы въ нихъ могли обучаться, по возможности безплатно, всѣ дѣти школьнаго возраста. Еще въ Финляндіи... нѣтъ всеобщаго безплатнаго обученія, но оно, несомнѣнно, вскорѣ распространится на всю страну, а пока тамъ, наряду съ новыми школами, которыя устраиваются всѣ по одному типу и въ согласіи съ современными требованіями учебнаго дѣла, существуютъ еще самыя разнообразныя школы. Въ глухихъ, рѣдко населенныхъ мѣстахъ дѣйствуютъ передвижныя школы. Учитель переѣзжаетъ съ мѣста на мѣсто, оставаясь въ каждомъ 4--6 недѣль, пока не обучитъ всѣхъ дѣтей {Такихъ школъ въ 1896 г. было 951, и въ нихъ обучалось 190.249 дѣтей.}.

Народная школа в городке, имеющим 719 жителей.

Деньги на содержаніе училищъ даетъ община, но правительство приплачиваетъ отъ себя, даетъ бѣднымъ общинамъ въ долгъ на постройку школъ, придумываетъ безплатно планы и заботится, чтобы 8 учительскихъ семинарій доставляли толковыхъ учителей.

Финская народная школа поставлена свободно, т. е. родители имѣютъ участіе въ ея дѣлахъ, а учителя не стѣснены въ своемъ преподаваніи разными неидущими къ дѣлу правилами и программами. Школьныя зданія не только хороши, но въ городахъ нерѣдко представляютъ лучшія строенія, гордость жителей.

Положеніе финскаго народнаго учителя куда лучше нашего: онъ ведетъ занятія въ просторномъ, свѣтломъ и тепломъ классѣ, имѣетъ всѣ необходимыя пособія, у него вполнѣ приличная квартира, есть огородъ и садъ, корова, но жалованья {Въ общемъ 400--450 р. въ годъ.} обыкновенно не хватаетъ. За то онъ обезпеченъ пенсіей на старости и въ случаѣ болѣзни, имѣетъ возможность и даже долженъ ѣздить на казенный счетъ на учительскіе съѣзды и изучать постановку школьнаго дѣла въ сосѣднихъ странахъ. Въ деревнѣ онъ уважаемое лицо, а не представляетъ жалкую фигуру, которою, кромѣ школьнаго начальства, помыкаетъ всякій -- волостной старшина, писарь, чуть не церковный сторожъ.

Кромѣ народныхъ школъ, въ городахъ, даже въ небольшихъ, есть достаточное число хорошихъ среднихъ школъ, нѣчто вродѣ нашихъ классическихъ гимназій и реальныхъ училищъ.

Наконецъ высшее образованіе доставляетъ всѣмъ желающимъ университетъ, который былъ основанъ еще въ 1640 г. въ Або, а послѣ большого пожара 1827 г. переведенъ въ Гельсингфорсъ. Университетъ представляетъ небольшую республику, которая завѣдуетъ всѣми своими дѣлами сама, но содержаніе получаетъ отъ правительства. Особенность этого университета составляетъ то, что обученіе въ немъ безплатное, и онъ открытъ для всѣхъ мужчинъ и женщинъ, могущихъ по своему образованію слушать лекціи профессоровъ. Экзамены производятся всякому студенту тогда, когда студентъ готовъ, а не весной или осенью, для всѣхъ разомъ. Университетъ имѣетъ прекрасныя библіотеки, лабораторіи, кабинеты и все необходимое для учебныхъ и ученыхъ изслѣдованій. Университетъ въ лицѣ своихъ профессоровъ и студентовъ имѣетъ громадное вліяніе и пользуется общею любовью.

Казалось бы, если доступъ въ него безплатенъ, всѣ желающіе изъ бѣдныхъ могли бы получить высшее образованіе. На дѣлѣ, однако, это не такъ. Занятія поставлены очень серьезно и требуютъ усидчиваго труда въ продолженіе 4--5 лѣтъ. А между тѣмъ жизнь въ городѣ стоитъ дорого, и работу студенту найти нелегко. Тѣмъ не менѣе въ университетѣ много бѣдныхъ студентовъ, дѣтей крестьянъ и рабочихъ. Обыкновенно они устраиваются такъ: или берутъ, если могутъ достать, нѣкоторую сумму въ долгъ, а потомъ, когда по окончаніи университета получаютъ мѣсто, уплачиваютъ ее частями, либо они поступаютъ въ университетъ, но въ городѣ не живутъ, а работаютъ или служатъ гдѣ нибудь, готовясь въ свободное время къ экзаменамъ. Есть учащіеся, которые состоятъ въ университетѣ 10--15 лѣтъ и даже больше. Между студентами очень развита взаимопомощь.

Все же, однако, большинство студентовъ и студентокъ принадлежитъ къ зажиточному и достаточному классу. Для народа двери университета еще не открыты настежь.

Для него въ Финляндіи существуютъ "народные или крестьянскіе университеты". Первые народные университеты возникли въ Даніи, потомъ ихъ стали устраивать въ Норвегіи, въ Швеціи, а отсюда мысль эта проникла въ Финляндію.

Первый такой университетъ былъ открытъ здѣсь въ 1889 г., а уже черезъ 10 лѣтъ къ 1900 г. ихъ насчитывалось 22. Эти учебныя заведенія совсѣмъ не университеты, а скорѣе среднія училища, гдѣ преподаются предметы такіе и такъ, чтобы они могли развить въ юношахъ и дѣвушкахъ изъ народа, преимущественно изъ крестьянской среды, любознательность вызвать въ нихъ интересъ къ общественнымъ дѣламъ и облагородить чувства, не отрывая ихъ въ то же время отъ ихъ обычной жизни. Помѣщаются они въ сельскихъ мѣстностяхъ и принимаютъ за плату окончившихъ сельскую школу юношей и дѣвушекъ, которые живутъ тутъ же въ общежитіи, занимаясь только зимой, отъ ноября до мая, а лѣтомъ работаютъ дома. Весь учительскій персоналъ состоитъ изъ 3--4 лицъ, въ числѣ которыхъ часто можно встрѣтить студентовъ Гельсингфорскаго университета. Преподаваніе принаровлено къ возрасту и развитію учениковъ и представляетъ живыя, популярныя лекціи, занятія практическаго характера, научныя и литературныя бесѣды. Кромѣ общеобразовательныхъ предметовъ, какъ, напр., математика, исторія и географія, финскій языкъ и литература, естествознаніе, читается много предметовъ, которые имѣютъ особое значеніе для крестьянъ, именно, агрономія, молочное хозяйство, ветеринарное искусство, бухгалерія, гигіена. Занимаются здѣсь также много ручнымъ трудомъ, также искусствами, какъ, напр., рисованіе, пѣніе и игра на финскомъ національномъ инструментѣ кантеле; женщины изучаютъ, кромѣ того, домашнее хозяйство и рукодѣліе. Работать приходится много, часовъ 7--8 въ день, но такъ какъ молодежь поступаетъ въ "университетъ" добровольно, и преподаваніе носитъ разумный характеръ, а сама жизнь въ товарищеской средѣ, въ постоянномъ соприкосновеніи съ образованными наставниками очень привлекательна, то финское крестьянство вполнѣ оцѣнило свои вольныя академіи и охотно посылаетъ туда свое юношество. Но, къ сожалѣнію, и здѣсь опять-таки приходится указать на то, что крестьянскія академіи доступны лишь зажиточному слою сельскаго населенія, бѣднякамъ онѣ не по карману: они не могутъ вносить плату за обученіе своихъ сыновей и дочерей, какъ ни мала она, они не могутъ содержать ихъ тамъ въ теченіе зимы, какъ ни дешево содержаніе, не могутъ лишить себя въ то же время рабочей силы подрастающаго поколѣнія, которое смѣняетъ своихъ дряхлѣющихъ отцовъ въ тяжелой борьбѣ за кусокъ насущнаго хлѣба.

ГЛАВА IX.

Финскія партіи.

Въ Финляндіи говорятъ теперь на двухъ языкахъ -- по-шведски и по-фински. Финскій преобладаетъ во всей Финляндіи, кромѣ ея юго-западной части, гдѣ даже въ деревняхъ говорятъ по шведски. Но еще недавно, лѣтъ 40--50 тому назадъ, шведскій языкъ господствовалъ надъ финскимъ, не потому чтобы на немъ говорилъ народъ, а потому что по шведски говорили всѣ образованные люди. Такъ какъ Швеція была страной, откуда по Финляндіи распространялась культура, то неудивительно, что все шведское -- языкъ, законы, учрежденія и нравы -- усваивались образованными и черезъ нихъ получало дальнѣйшее распространеніе. Но въ это время народное образованіе находилось въ слишкомъ большомъ пренебреженіи, и между высшими и низшими сословіями зіяла глубокая пропасть. Правили страной высшія сословія, весь же народъ, покоряясь ихъ руководительству, терпѣливо работалъ въ глухихъ деревняхъ, погруженный въ невѣжество и въ заботы о насущномъ хлѣбѣ, а тѣ дѣти народа, которыхъ счастливая игра случая выносила изъ низкаго званія, превращаясь въ богачей, спѣшили сбросить съ себя все, что напоминало о ихъ безвѣстномъ происхожденіи, спѣшили превратиться въ "шведовъ". Многіе разбогатѣвшіе горожане, финны по рожденію, не только бросали говорить по фински, ибо на немъ говорило простонародье, но даже передѣлывали свои финскія имена и фамиліи на шведскій ладъ. Такъ шли годы.

Но паступали новыя времена: людей прибавлялось, становилось тѣснѣе жить, и надо было вводить полезныя и необходимыя перемѣны, потомучто иначе странѣ грозила все увеличивавшаяся бѣдность. Но какъ измѣнять существующій строй, если народъ погруженъ въ невѣжество, отъ котораго онъ, чѣмъ дальше, тѣмъ страдалъ все сильнѣе? Увеличившаяся бѣдность и страданія финскаго народа привлекли къ себѣ вниманіе лучшихъ людей, которые не могли смотрѣть на своихъ собратьевъ, какъ на какую то низшую породу людей. И когда, эти люди приблизились къ народу, они увидѣли, что въ немъ и ни въ комъ другомъ заключается все. будущее ихъ страны. Побѣдивъ предубѣжденіе, они вошли въ курную крестьянскую хижину, въ убогую мастерскую, прислушались къ простымъ рѣчамъ, какія тамъ ведутся, внимали къ пѣснямъ и пословидамъ, и тутъ понемногу передъ ихъ изумленными глазами стало открываться, что есть большой финскій народъ, который скромно и безмолвно трудится въ скудной странѣ, чувствуетъ, думаетъ и страдаетъ по-своему, отдѣльно отъ нихъ, въ то время какъ они, образованные финны, на своей же родинѣ превратились въ чужеземцевъ.

Тогда-то понемногу началось то великое движеніе, которое можно назвать "національнымъ". Его начали скромные ученые. Такъ Эліасъ Ленротъ, заинтересовавшись народными пѣснями, съ котомкой за плечами въ теченіи многихъ лѣтъ бродилъ по всей Финляндіи, собирая и записывая старинныя былины по заброшеннымъ хижинамъ въ глухихъ лѣсахъ, куда еще не заглядывала новизна. И вотъ еще въ 1831 г. основалось финское литературное общество, которое спустя 4 года издало собранныя Ленротомъ былины, составлявшія длинную, чудную поэму "Калевалу". Народный бытъ, изображенный въ ней чисто народнымъ, образно-поэтическимъ языкомъ, вызвалъ всеобщее изумленіе. Ученые принялись -- одни изучать языкъ и памятники народнаго творчества, другіе -- изслѣдовать положеніе самого народа. Благодаря ихъ усиліямъ на сцену выступила подавленная шведскимъ вліяніемъ финская національность, выступилъ народъ, котораго учили въ малочисленныхъ школахъ чуждому языку, котораго судили на шведскомъ языкѣ и по шведскимъ законамъ и всѣмъ этимъ отстраняли отъ него тѣ сокровища прогресса, которыя могли и должны были снять съ него печать бѣдности и заброшенности. "Мы переняли отъ шведовъ все лучшее,-- заговорили тогда многіе образованные финны -- но зачѣмъ же намъ превращать себя и народъ въ шведовъ, когда въ нашихъ жилахъ течетъ финская кровь, когда чувства, мысли и интересы нашего народа намъ безконечно ближе всего чужого"! И вотъ финны, не отрицая пользы западныхъ учрежденій и порядковъ, продолжая развивать ихъ у себя, стали стремиться къ тому, чтобы придать странѣ финскій національный характеръ.

Тѣ, кто оказались смѣлѣе и рѣшительнѣе, перестали стыдиться своего происхожденія. Они заговорили на финскомъ языкѣ тамъ, гдѣ прежде звучалъ одинъ шведскій, стали писать по фински, издавать на немъ книги и газеты. За этими піонерами пробужденія финскаго народнаго духа послѣдовали другіе, и вскорѣ многіе финны, предки которыхъ когда то передѣлали свои имена на шведскій ладъ, стали называть себя опять по фински. По фински заговорили въ городахъ, въ образованныхъ семьяхъ. Появились талантливые писатели, ученые, художники, учителя, чиновники, проникнутые сознаніемъ своего родства съ народомъ, которые направили всѣ усилія на то, чтобы возстановить финскую національность.

I. Рунеберг, знаменитый финский писатель.

Вся Финляндія надолго раздѣлилась тогда на два враждующихъ лагеря, на двѣ партіи, одну составляли свекоманы -- сторонники шведскаго языка и культуры, другую -- финноманы, сторонники финскаго языка и финской національности. Борьба была долгая и упорная. Финноманы опирались на народъ, вѣрнѣе, на множество тѣхъ финновъ, которые, благодаря новымъ обстоятельствамъ, какими явились развитіе промышленности и подъемъ земледѣлія, разбогатѣвъ, выходили изъ среды народа и стремились всюду занять равное мѣсто съ представителями прежнихъ шведскихъ и ошведившихся родовъ, сторонниковъ шведской культуры, которые занимали лучшія мѣста въ управленіи и преобладали въ средѣ крупныхъ землевладѣльцевъ и промышленниковъ. Въ этой борьбѣ финноманы сдѣлали многое для народа. Главная ихъ заслуга та, что они создали финскую народную школу, подняли значеніе финской литературы и науки. Дѣйствительно, благодаря языку, финноманы стали ближе къ народу; чтобы привлечь его въ этой борьбѣ на свою сторону, они должны были пойти навстрѣчу его запросамъ, а въ этомъ дѣлѣ на первомъ планѣ стояла борьба съ народнымъ невѣжествомъ.

Вскорѣ въ деревнѣ появилась финская народная школа, въ городахъ, наряду со шведскими гимназіями, учреждались финскія. Каждая партія, соперничая съ другой, стремилась либо открыть большее число училищъ, либо улучшить преподаваніе въ существующихъ. Въ этой борьбѣ финноманы одерживали одну побѣду за другой потому, конечно, что встрѣчали себѣ сочувствіе и широкую поддержку въ народныхъ слояхъ.

Вскорѣ финноманы добились и того, что законы и казенныя бумаги стали писать на обоихъ языкахъ, какъ гдѣ было удобнѣе, т. е. за языками признали равноправность. Писатели, журналисты и поэты стали даже предпочитать финскій шведскому, такъ какъ благодаря ему, ихъ произведенія становились доступными именно народу, получали болѣе широкое распространеніе, приносили больше пользы. Вмѣстѣ съ этимъ въ произведеніяхъ ихъ обнажилась вся печальная глубина народнаго бѣдствія безземельныхъ сельчанъ, бѣдствія рабочихъ, которыя по мѣрѣ развитія промышленности и усиленія земельной тѣсноты, вопіяли о себѣ всесильнѣе и громче. Финскій народъ, ставшій образованнѣе, уже чувствовалъ въ это время свою силу, но измѣнить свое положеніе ему мѣшало то обстоятельство, что для Финляндіи наступили тяжелыя времена -- эпоха, гоненія о которой уже была рѣчь въ главѣ объ "Историческомъ прошломъ страны".

Альберт Эдельфельт, знаменитый финский художник.

Гоненіе, которое особенно усилилось при генералъ-губернаторѣ Бобриковѣ, привело страну въ сильное разстройство. Вмѣстѣ съ тѣмъ оно зажгло съ новой силой уже затихавшую борьбу свекомановъ съ финноманами. Но въ это время ясно уже обнаружилось, что финская нація раздѣлилась вмѣсто прежнихъ на новыя партіи: вмѣсто національныхъ партій -- шведской и финской, враждовавшихъ изъ-за языковъ и господства въ управленіи страной, причемъ сторонники и той и другой принадлежали по преимуществу къ зажиточнымъ и богатымъ классамъ, появились партіи пролетаріата и собственниковъ. Собственники, больше всего финноманы, опасаясь какъ бы рабочій классъ не лишилъ ихъ разныхъ преимуществъ, какими они пользовались благодаря богатству и политическимъ правамъ, были даже не прочь вступить въ союзъ съ русскимъ правительствомъ и предать ему страну, лишь бы оно обезпечило имъ возможность обуздать пролетаріевъ. Между тѣмъ ихъ противники, свекоманы, ярые сторонники шведской конституціи, хотя также опасались возраставшаго могущества рабочихъ, тѣмъ не менѣе вступили въ упорную борьбу съ русскимъ самодержавіемъ, которое кромѣ свекомановъ, увидѣло противъ себя также и весь рабочій классъ. Интересы низшихъ слоевъ населенія стала также поддерживать вновь возникшая въ это время демократическая младофинская партія.

Такимъ образомъ свекоманы, которыхъ стали теперь называть конституціоналистами, младофинноманы и рабочіе объединились для борьбы съ русскимъ самодержавіемъ во имя національныхъ интересовъ, между тѣмъ какъ старофинноманы или слабо участвовали въ борьбѣ или даже становились на сторону правительства противъ своихъ же соотечественниковъ.

Силы Финляндіи были, конечно, слишкомъ ничтожны для побѣдоносной борьбы съ русскимъ самодержавіемъ, и неизвѣстно, что сталось бы со страною, еслибы паденіе самодержавія 17 октября въ самой Россіи не вызвало немедленно дружнаго возстанія Финляндіи, которая однимъ ударомъ вернула себѣ всѣ свои прежнія "вольности".

И теперь, когда страна предоставлена самой себѣ, въ ней несомнѣнно разгорится борьба партій,-- партій новой Финляндіи, тѣхъ партій, которыя борятся теперь во всемъ мірѣ -- пролетаріата, который завоевываетъ справедливое будущее для всѣхъ людей, и имущихъ классовъ, которые стремятся удержать въ своихъ рукахъ все, что имъ до сего дня принадлежало -- богатство и власть.

"Юный Читатель", No 12 , 1905