Иваново-вознесенская социал-демократическая организация была одной из старейших в России.
Уже в 1892 году в Иваново-Вознесенске возник первый рабочий марксистский кружок. К 1895 году количество кружков настолько возросло, что стало необходимым их объединить. Собравшись на маевку за городом, на реке Талка, рабочие-кружковцы постановили объединиться в «Иваново-Вознесенский рабочий союз». Вскоре этот союз установил тесную связь с «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса», который был организован Лениным в том же 1895 году в Петербурге. От своих петербургских товарищей иваново-вознесенцы получали нелегальную литературу, а сами в свою очередь направляли им информацию о своей работе.
В 1898 году «Иваново-Вознесенский рабочий союз» был реорганизован в Иваново-Вознесенский комитет РСДРП, причем в 1901 году он, наряду с Ярославским, Костромским и Владимирским комитетами РСДРП, влился во вновь организованный «Северный рабочий союз». Этот союз в своей работе твердо и последовательно проводил ленинскую линию, придерживался взглядов ленинской «Искры». По признанию И. К. Крупской, «из всех комитетов партии лишь один „Северный союз“ сразу встал к „Искре“ в дружественные отношения».
Через два года «Северный рабочий союз» реорганизовался о «Северный комитет РСДРП». В связи с этим Иваново-Вознесенский комитет РСДРП был переименован в Иваново-Вознесенскую группу РСДРП. По своему пролетарскому составу и по активности эта группа была наиболее сильной, ведущей. К моменту же приезда Фрунзе в Иваново-Вознесенск она фактически стала самостоятельной, так как «Северный комитет РСДРП», вследствие сложившихся обстоятельств, не был в состоянии руководить работой всех групп весьма обширного края. Поэтому еще 16 марта 1905 года «Северный комитет РСДРП» поставил перед партийным центром вопрос о разукрупнении. Все это повышало роль Фрунзе как будущего руководителя крупной, фактически самостоятельной иваново-вознесенской партийной организации.
Направляя Фрунзе на ответственную работу, партия оказала ему, двадцатилетнему юноше, большое доверие. За короткий срок пребывания Фрунзе в большевистских рядах партия убедилась в его выдающихся организаторских способностях, в его преданности Ленину.
Приехал в Иваново-Вознесенск Фрунзе в начале мая 1905 года. В то время это был уже крупный промышленный город. В нем насчитывалось более восьмидесяти тысяч населения и около шестидесяти предприятий. На них работало свыше тридцати тысяч рабочих. Большинство предприятий и к тому же наиболее крупные были текстильные.
Как нигде, иваново-вознесенские фабриканты обогащались. Годовая прибыль их предприятий иногда превышала 50 процентов на основной их капитал при средней прибыли по всей России в 7 процентов. Такая огромная прибыль выколачивалась за счет рабочих. Их заработки были крайне ничтожны. Фабриканты наживались также благодаря широкому использованию штрафной системы: рабочих штрафовали за каждую недоделку, за малейший брак. Нищенские заработки сокращались и от частых поборов, взяток, которые вымогали у рабочих под разными предлогами мастера, табельщики, приказчики.
Рабочие семьи обречены были на полуголодную жизнь. При скудных заработках они не могли обеспечивать себя и сносным жильем. Рабочих лишали и всякой культуры. Большинство из них были неграмотны. А грамотных преследовали. Был, например, издан приказ, запрещавший чтение вслух в рабочих казармах.
Обреченные на полуголодную и темную жизнь, рабочие были и бесправны. Хозяевами города являлись фабриканты, купцы, домовладельцы, царские чиновники. Только они выбирали Городскую думу. Рабочие же в выборах не могли участвовать. Власть богачей охранялась царской полицией, солдатами, казачьими отрядами. Всякая попытка рабочих сбросить с себя ярмо подавлялась жестоко.
Все это знал Фрунзе и до приезда в Иваново-Вознесенск. Но теперь, проходя по улицам города и его предместьям, он еще более убеждался в вопиющих противоречиях городской жизни. В центре города он шел по широким улицам с роскошными особняками и благоустроенными домами. Здесь во всем чувствовалось довольство, богатство, праздное безделье.
Иная жизнь была на городских окраинах. Вместо барских особняков и купеческих хором здесь в жалком беспорядке лепились друг к другу убогие рабочие лачуги, покривившиеся и почерневшие от старости. Над ними возвышались мрачные казармы. В них, как в каменных мешках, в духоте и смраде, теснились десятки и сотни рабочих семей. Спали вповалку на полу — мужчины и женщины, старики и дети, холостые и женатые. В казармах иногда на каждого жильца приходилось лишь около одного квадратного метра жилой площади. В таких казармах было теснее, чем в могиле!
На улицах — непролазная грязь. Во дворе, среди мусора, копошилась золотушная детвора. Ни деревца, ни кустика, ни зелени. Воздух пропитан тошнотворными запахами текстильных красилен и чадной гарью, изрыгаемой десятками фабричных труб. От реки Уводь поднимались ядовитые испарения: сюда, в реку, со всех фабрик спускали промышленные отбросы и нечистоты.
Это царство нищеты и невыносимого гнета глубоко взволновало, возмутило Фрунзе. Ему нигде прежде не приходилось наблюдать такую нужду, столько человеческого горя и страданий.
Еще до приезда Фрунзе в Иваново-Вознесенск по фабрикам и заводам вспыхивали забастовки. Рабочие открыто выражали возмущение и протест против рабских условий труда. Но это были лишь разрозненные выступления, которые кончались поражением рабочих. Необходимо было многотысячную массу иваново-вознесенских ткачей объединить и направить на путь организованного революционного восстания. Рабочие, не желавшие больше терпеть капиталистический гнет и произвол властей, нуждались в революционном руководстве.
Одиннадцатого мая 1905 года за городом, в лесу, собралась конференция ответственных партийных работников города и представителей от фабрично-заводских кружков — всего около восьмидесяти человек. Многие из них впервые здесь увидели юношу среднего роста в черном поношенном пиджаке и темносиних брюках, заправленных в узкие, короткие сапоги. То был Фрунзе, уже успевший сменить свой студенческий костюм на рабочее платье, а свою фамилию — на партийную, подпольную кличку «Трифоныч». Внимательно, как бы изучая его, все приглядывались к новому ответственному организатору. Были очень удивлены его молодостью. Однако, присмотревшись к нему, вскоре убедились, что он не по летам серьезен и сдержан. В его словах не было ни юношеской заносчивости, ни смущения. Они были спокойны, просты, деловиты. В них сказывалось умение разбираться в обстановке, зрелая мысль и твердая решимость. Располагала к нему его внутренняя собранность, в нем чувствовался большой запас энергии, как в туго натянутой тетиве лука. Понравилась и внешность «Трифоныча» — его округлое добродушное лицо, дышащее здоровьем, на редкость чистое, белое с румянцем, проступавшим сквозь тонкую кожу, с юношеским пушком на верхней губе. Темнорусые волосы, поднятые кверху и подстриженные ежиком, открывали большой выпуклый лоб. Серые глаза лучились внутренним блеском и оттого казались темнее…
Конференцией руководил Афанасьев, по партийной кличке «Отец», старый опытный революционер. Участники конференции обсудили положение на фабриках и заводах. По предложению «Трифоныча»-Фрунзе решили объявить 12 (25 по новому стилю) мая всеобщую стачку. Тут же, на собрании, выработали и утвердили двадцать шесть требований для предъявления их фабрикантам от имени всех рабочих Иваново-Вознесенска.
Наряду с экономическими были выдвинуты и политические требования, в частности о «немедленном созыве Учредительного собрания на основе всеобщего, прямого, тайного и равного для всех граждан и гражданок избирательного права». Было решено также срочно выпустить прокламацию с призывом ко всем рабочим о проведении всеобщей стачки.
Рабочие дружно откликнулись на этот призыв. Первыми забастовали рабочие фабрики Бакулина. В полдень на фабричном дворе собралась группа рабочих во главе с Дунаевым — видным членом партийной организации, весьма популярным среди иваново-вознесенских ткачей. Призывно заголосил гудок. Из всех корпусов бурными потоками хлынули рабочие и заполнили весь двор.
В радостном возбуждении они смотрели вокруг и как бы дивились, что их так много, что они — сила, грозная, могучая сила.
На середину двора выкатили бочку. Подпираемый другими, на нее взобрался Дунаев и обратился к рабочим с призывом. В ответ раздавались одобрительные возгласы. И вскоре вслед за своим вожаком рабочие устремились к воротам. Охранники попытались преградить им дорогу, но под напором толпы вынуждены были отступить. Ворота распахнулись и стачечники вышли на мостовую. Запоздало появился отряд казаков, потоптался на месте и, почувствовав свое бессилье, отъехал, стал издали наблюдать за демонстрантами.
А они, разбившись на колонны, под руководством членов партийной организации, двинулись в разных направлениях к фабрикам Бурылина, Дербенева, Маракушева, Зубкова, Полушина, чтобы затем итти всем вместе на площадь. В одной из колонн шагал юноша с серыми лучистыми глазами, полными неизъяснимой радости и неукротимого дерзания. Это был «Трифоныч».
Поздним вечером за городом, на берегу Талки, он вместе с другими членами партийной группы подводил первые итоги начавшейся стачки. Явный успех радовал всех. Надо было развивать его. Решили назавтра провести рабочий митинг на площади против Городской управы.
Сюда с раннего утра потянулись вереницы рабочих. Вскоре вся площадь и прилегающие к ней улицы были заполнены стачечниками. Начался митинг. Были зачитаны требования рабочих, которые после одобрения тут же были вручены фабричному инспектору для передачи фабрикантам. Затем провели добровольный сбор денег в пользу забастовавших, нуждавшихся в помощи. По рядам ходили выбранные сборщики с картузами в руках, и в картузы сыпались трудовые медяки, мелкое серебро, иногда бумажные рубли. Кто-то предложил итти за город, на реку Талку, и все охотно согласились. Все почувствовали, что здесь, на площади, им тесно. Все рвались к простору, к вольной жизни, к свободе…
С песнями, радостно возбужденная людская масса тронулась и бесконечными лентами растянулась по улицам. «Трифоныч» был в первых рядах. К нему часто подходили рабочие, с ним советовались, его расспрашивали.
Стачечники расположились на берегу реки в километре от Иваново-Вознесенска, вблизи железнодорожных путей. И здесь произошло историческое событие: иваново-вознесенские ткачи приступили к выборам своих депутатов в Совет. И хотя орган своей рабочей власти они называли в те дни то Собранием депутатов, то Советом уполномоченных, до Депутатским собранием, но по существу это был один из первых Советов рабочих депутатов в России.
Стачечники в целях более организованной борьбы решили выделить из своей среды доверенных людей для переговоров с фабрикантами и отстаивания рабочих интересов. В этом сказались и мудрость народных масс и большевистский опыт революционной борьбы. Последующая же борьба иваново-вознесенских ткачей вскоре не только оправдала возникновение такого органа, но углубила и расширила его значение. Совет уполномоченных сейчас же после своего оформления стал превращаться из стачечного комитета в более полномочный орган рабочей власти, готовый заменить собою и Городскую думу, и фабричную администрацию, и всех царских чиновников.
Ткачи с необычайным воодушевлением приступили к выборам уполномоченных. Выбирали наиболее преданных людей простым большинством голосов из расчета один уполномоченный на двести пятьдесят рабочих.
13 мая успели избрать лишь по некоторым фабрикам — около пятидесяти депутатов.
А тем временем еще люднее становилось на берегах Талки. Светлая радость переполняла сердце «Трифоныча». Его окружали близкие ему люди, которые, как и он, были счастливы первой удачей; в борьбе, горды первой победой над общим врагом.
«Трифонычу» и прежде приходилось бывать в рабочей среде, и это всегда было для него интересно. Но так близко, вплотную, он впервые только теперь знакомился с рабочими. И он благодарно подумал о том, что партия направила его именно сюда, в Иваново-Вознесенск, да еще в такое горячее время.
Стачка продолжалась. Попрежнему настойчивы рабочие в своих требованиях. Упорствовали, не шли на уступки и фабриканты. С 18 мая губернатор запретил собрания на площадях и улицах города. Жизнь городских окраин переместилась на Талку. Река стала излюбленным местом рабочих, куда они с раннего утра уходили в одиночку, группами, целыми фабриками.
Установился даже распорядок дня. Раньше других приходили сюда члены городской партийной группы. Они намечали повестку дня общих собраний, митингов, принимали решения по руководству стачкой. Все эти вопросы вторично обсуждались на заседаниях Совета уполномоченных с участием членов партийной группы. Затем уполномоченные и партийцы переходили на другой берег Талки, где уже к этому времени стекались тысячи рабочих.
Открывался общий митинг. Выступал докладчик, за ним второй, третий. Часто общий митинг распадался, и уже в разных местах одновременно выступало несколько ораторов. Агитационные речи сменялись обстоятельными докладами, читались и обсуждались газеты, прокламации, «Бюллетень», который Иваново-Вознесенская группа РСДРП стала выпускать ежедневно с 23 мая.
Постепенно собрания на Талке превратились в рабочий «университет». Здесь массы обогащались знаниями, расширяли свой умственный кругозор, прояснялось их общественно-политическое сознание. Одними экономическими интересами рабочие уже не ограничивались. Все чаще и смелее говорили на политические темы. Крепло убеждение в том, что нельзя освободиться от капиталистического рабства без предварительного свержения царизма.
Популярность собраний на Талке ширилась. Из окрестных сел и деревень, из других городов сюда приезжали рабочие и крестьяне. Среди них рос авторитет Сонета уполномоченных, к нему они обращались со своими нуждами, за советами и помощью. Они жаловались на притеснение со стороны сельских и городских властей. Их внимательно выслушивали, давали советы, посылали депутатов на места для расследования и оказания содействия.
В эти дни вырос и авторитет «Трифоныча». Его юность уже никого не смущала. Все убедились в его опыте и организаторских способностях. С его мнением считались. Его указания охотно выполнялись. Он уже ознакомился с местной обстановкой и теперь стал общепризнанным руководителем. К его голосу прислушивались и на заседаниях партийной группы и на собраниях Совета уполномоченных.
Особенно большое внимание «Трифоныч» уделял рабочим собраниям на Талке. Здесь, в этом «университете на Талке», шла усиленная подготовка масс к борьбе. И это понимал «Трифоныч». Сам он, как подпольщик, не мог открыто выступать: партийная группа запретила, оберегая его. Но ему поручили воспитание и подготовку агитаторов и пропагандистов. «Трифоныч» присматривался к рабочим, подбирал из них наиболее подходящих и начинал с ними работать. Это были люди еще неопытные, к выступлениям на рабочих собраниях непривычные. Нужно было не только передать им знания, но и привить ораторские навыки, приучить свободно выступать перед массами.
Эта работа увлекла «Трифоныча». Целыми днями он беседовал с рабочими, знакомился с их интересами и взглядами, намечал темы для их докладов, рекомендовал литературу, руководил чтением, совместно обсуждал прочитанное, помогал усваивать правильное, большевистское мировоззрение. А придя домой, до глубокой ночи просиживал за составлением подробных конспектов и тезисов к докладам и речам. Утром же он спешил опять на Талку и там, подробно разъяснив конспекты и тезисы, передавал их начинающим ораторам. По его совету они разучивали наедине, а затем в присутствии одного «Трифоныча» где-нибудь в укромном местечке, в глухом лесу, в полутемном сарае, произносили свои первые речи. Сначала новички смущались, путали, говорили не то, что нужно. Но «Трифоныч» терпеливо помогал им, подсказывал, где нужно, исправлял, осторожно, щадя самолюбие, критиковал и тут же одобрял удачное, укреплял их веру в себя, заставлял повторять речь. Это особое умение «Трифоныча» — сначала похвалить, а затем покритиковать и даже поругать — нравилось рабочим агитаторам и помогало им расти. И они с каждым разом выступали все смелее и лучше. Их речь становилась более гладкой и убедительной. Это радовало их и еще более радовало самого «Трифоныча». Он уверял, что их ожидает успех, вел их на Талку и заставлял выступать уже перед массами. А сам, встав незаметно где-нибудь в стороне, внимательно следил за их первыми выступлениями, волнуясь за них и вместе с ними. Он искренно радовался их успехам, гордился их удачами.
Успехам иваново-вознесенских стачечников радовались все, кому были дороги интересы рабочего класса, интересы революции. Всеобщая стачка в Центральном промышленном районе являлась ярким проявлением революционных настроений русского пролетариата, показателем огромного роста его общественно-политического самосознания. «Слов нет, — писал В. И. Ленин по этому, поводу, — много еще темноты и забитости в народе, масса еще труда должна пойти на развитие самосознания рабочих, не говоря уже о крестьянстве. Но посмотрите, как быстро выпрямляется вчерашний раб… Посмотрите на центральный промышленный район. Давно ли казался нам спящим глубоким сном, давно ли считали там возможным только частичное, дробное, мелкое, профессиональное движение? А там уже разгорелась всеобщая стачка. Поднялись и поднимаются десятки и сотни тысяч»[4].
Собрания на Талке сильно беспокоили царскую охранку. Второго июня был опубликован приказ губернатора об их запрещении на том основании, что «лица, собирающиеся на реке Талка, не ограничиваясь обсуждением чисто фабричных дел, занялись вопросами государственного значения, причем отдельные лица дозволяют себе явно возмутительные речи против правительства».
Но несмотря на полицейские угрозы, рабочие решили не прекращать собраний на Талке. Третьего июня они опять сошлись на ее берегах. Узнав об этом, власти направили туда большие отряды полиции, пехоты и казаков. Произошло кровавое побоище. Рабочих, женщин и даже детей хлестали нагайками, рубили шашками, расстреливали из винтовок. Было много убито и ранено безоружных, ни в чем неповинных людей.
Кровавое побоище вызвало огромное возмущение среди рабочих Иваново-Вознесенска. Испугавшись, власти вынуждены были отменить приказ и разрешить рабочие собрания на Талке.
Между тем волна стачечного движения поднималась все выше и ширилась. Из Иваново-Вознесенска она вскоре распространилась по всему Иваново-Вознесенскому промышленному району. Со второй половины мая стачка вспыхнула в Шуе, затем в Тейкове, Кохме и других рабочих поселках. Всего по району бастовало около семидесяти тысяч рабочих. Руководила стачкой по всему району Иваново-Вознесенская группа большевиков. Она давала указания, снабжала политической литературой, направляла в район партийных организаторов и агитаторов.
Выдающуюся роль играл «Трифоныч». Он часто выезжал в район, всюду поднимал рабочих на борьбу, воодушевлял их, разъяснял цели и задачи стачки. И где бы ни появлялся, он везде быстро завоевывал авторитет и признание, несмотря на свою молодость. Его уже повсеместно знали, уважали, с нетерпением ожидали. И он ехал по первому зову, невзирая ни на лишения, ни на трудности передвижения, ни на опасность подпольной работы…
Уже третий месяц продолжалась всеобщая стачка. Руководимые большевиками стачечники проявили небывалую стойкость. Лишившись заработка и терпя большую нужду, они продолжали настаивать на выполнении своих требований. Но силы их все же слабели с каждым днем. Касса истощилась, уже не было средств для оказания помощи голодавшим. Следовательно, надо было во-время, также организованно прекратить стачку, не теряя веры в окончательную победу. Приходилось пока отступать. Но все были убеждены, что отступают не как побежденные. Наоборот, за время стачки рабочие убедились в своей силе. Частично их требования были удовлетворены. А главное, они теперь по-иному стали понимать жизнь, их сознание прояснилось.
«Многому научила нас стачка, — говорилось в прокламации, выпущенной по поводу прекращения стачки. — До нее многие из нас были настолько темны, что не хотели ни понимать, ни сознавать, ни думать о своем положении. Разве не увидели мы, кто помогает нашим врагам-хозяевам? Поняли мы, что, пока власть находится у царя, который только и думает о капиталистах, мы никогда не сможем улучшить свое положение».
По предложению «Трифоныча», было решено 1 июля встать на работу. Но еще долго волна стачечного движения перекатывалась с фабрики на фабрику. Казалось, вот уже все успокоилось. Рабочие возвратились к станкам. Вдруг по цехам пронеслась весть об аресте уполномоченных — и опять волнение, опять рабочие бастуют. Но эти вспышки с каждым днем были все реже и короче, и к концу июля все фабрики работали бесперебойно.
Борьба иваново-вознесенских ткачей приковала внимание рабочих других городов. За ней следили с волнением, радовались ее успехам, огорчались неудачами, признавали ее огромное значение.
«Три дня баррикад и уличных боёв в Лодзи, стачка многих десятков тысяч рабочих в Иваново-Вознесенске с неизбежными кровавыми стычками с войсками, восстание в Одессе, „бунт“ в Черноморском флоте и либавском флотском экипаже, тифлисская „неделя“ — всё это предвестники приближающейся грозы»[5] — писал в те дни товарищ Сталин.
В. И. Ленин также отметил огромное значение иваново-вознесенской стачки. По его мнению, она «показала неожиданно высокую политическую зрелость рабочих. Брожение во всем центральном промышленном районе шло уже непрерывно усиливаясь и расширяясь после этой стачки. Теперь это брожение стало выливаться наружу, стало превращаться в восстание»[6].
В июле 1905 года в Костроме состоялась конференция всех групп Северного комитета РСДРП. В числе других отчитывалась и иваново-вознесенская группа.
Конференция убедилась, что Иваново-Вознесенская партийная организация в период всеобщей стачки не только количественно выросла, но и окрепла политически, идейно. Ввиду этого, а также в связи с ликвидацией Северного комитета РСДРП было решено преобразовать группу в Иваново-Вознесенский городской комитет РСДРП, во главе с Фрунзе («Трифоныч»), Афанасьевым, Дунаевым и др.
Вскоре после возвращения из Костромы «Трифоныч» был направлен в Шую для организации там партийной работы. Население этого фабрично-заводского города в основном было пролетарским. Свыше десяти тысяч рабочих жило здесь. Как и в Иваново-Вознесенске, шуйские рабочие страдали под гнетом бесправия и нужды. Надвигавшаяся революционная буря и здесь всколыхнула всех. В рабочих массах наблюдалось брожение. Учащались открытые выступления против властей. Но местная партийная организация пока была слаба. В ней насчитывалось всего семнадцать членов.
«Трифоныч» решил прежде всего развернуть работу по привлечению в партию наиболее сознательных рабочих. Всех партийцев он прикрепил к фабрикам и заводам. Каждый партиец получил задание выявлять на своем предприятии наиболее подходящих, революционно настроенных рабочих, проводить с ними беседы, вовлекать их в общественно-политическую работу и постепенно подготавливать к вступлению в партию.
Руководствуясь советами «Трифоныча», пропагандисты-партийцы вскоре добились больших успехов. Партийная организация стала пополняться. Сам «Трифоныч» непосредственно знакомился с передовиками из рабочих, помогал им усваивать большевистское мировоззрение, понять большевистскую тактику революционной борьбы.
Подбирая и воспитывая партийные кадры, «Трифоныч» особое внимание обращал на подготовку боевых дружин. Он знал, что предстоят тяжелые бои и что к этим боям надо готовиться. Знакомясь с шуйскими рабочими, он отбирал наиболее подходящих и сам лично обучал их военкому делу.
Подготовка боевых дружин шла весьма успешно. Уже не хватало для всех привозного оружия, особенно боеприпасов. «Трифоныч» решил наладить секретное производство патронов и бомб в Шуе. Была создана разветвленная сеть мастерских и лабораторий с надежными людьми. Вскоре шуйские боевики могли отбиваться от полиции собственными гранатами, обстреливать казаков пулями своего производства.
Революционно-боевая деятельность «Трифоныча» весьма обеспокоила царскую охранку. Жандармы почувствовали опытную руку большевистского организатора. Решено было выследить его и арестовать. Однако, несмотря на все усилия, агенты охранки долго не могли изловить «Трифоныча», не раз ускользавшего из их рук. Но вот в ночь на 30 октября 1905 года им, наконец, удалось схватить его.
В эту ночь «Трифоныч», находясь по партийным делам в Иваново-Вознесенске, отправился за город, в лес, на тайное собрание. С ним шли еще два партийца. Вдруг из засады выскочили на конях казаки и полицейские. Не успел «Трифоныч» выхватить револьвер, как был окружен, обезоружен и зверски избит. Затем один из казаков накинул на шею «Трифоныча» аркан, привязанный к седлу и поскакал. За ним вынужден был бежать «Трифоныч». Петля душила. Спасаясь, он схватил веревку руками, чтобы она не сдавила шею еще туже, и пытался поспеть за скакавшей лошадью. Но было трудно. Спотыкаясь, он не раз падал в грязь, поднимался и вновь бежал.
Казак же захотел еще более поиздеваться над своей жертвой. Поровнявшись с решетчатым палисадником, он осадил коня и приказал арестованному залезть на изгородь. Предполагая, что казак хочет посадить его с изгороди к себе на коня, обессиленный «Трифоныч» с трудом взобрался на забор. В этот момент казак стегнул лошадь нагайкой, и та рванулась. От неожиданности «Трифоныч» не успел высвободить: свои ноги из решетки: они там застряли и вытянулись в мучительном напряжении. «Трифоныч» почувствовал, как что-то хрустнуло в коленке левой ноги, нестерпимая боль пронзила всего, и он потерял сознание.
На всю жизнь остались следы этого зверства. Впоследствии, много лет спустя, Фрунзе во время ходьбы иногда внезапно останавливался и, нагибаясь, что-то делал со своей левой ногой и затем продолжал итти. И не все из окружавших звали, что в эти моменты в его когда-то искалеченной ноге соскальзывала коленная чашечка, и он вставлял ее на ходу…
Как дотащили до тюрьмы — «Трифоныч» не помнил. Лишь в тюремной дежурке сознание вернулось к нему. Здесь его опросили, а потом отвели в камеру, по дороге опять избив до полусмерти. На следующий день начались допросы. Жандармы тщетно пытались вырвать у него признание в «преступной» деятельности. За недостаточностью улик пришлось прекратить следствие. Однако, считая пребывание Фрунзе в Шуе опасным, охранка выслала его в административном порядке в Казань под надзор полиции.
В Казань Фрунзе был доставлен под конвоем в конце ноября 1905 года. И в тот же день, лишь очутившись на свободе, он выехал обратно в Шую и снова стал работать в большевистском подполье под новой партийной кличкой «товарищ Арсений».
Вскоре после возвращения Фрунзе была созвана окружная партийная конференция с участием представителей Шуи, Кохмы, Лежнева, Горок (Шарыгинских), Тейкова, Гаврилова-Посада, Середы и Родников. Во всех этих городах и рабочих поселках Фрунзе уже создал крепкие партийные группы и кружки. Конференция постановила образовать Окружную партийную организацию и избрала Иваново-Вознесенский окружной комитет РСДРП во главе с «товарищем Арсением». А Шуя стала окружным партийным центром.
Еще сильнее закипела партийная жизнь в округе. Была создана подпольная типография. В ней печатались революционные листовки. Устная агитация проникала не только на фабрики и заводы, но и в деревни, где среди крестьян возникали партийные ячейки. В округе не прекращались стачки. То тут, то там вспыхивали крестьянские восстания. Усиленно продолжалась подготовка боевых дружин.
Наступил декабрь 1905 года. Над Россией багрово полыхало знамя революции. Отовсюду шли радостные вести о могучем подъеме рабочего движения. Призывным эхом прозвучали в Шуе первые залпы московского вооруженного восстания. Всколыхнулась рабочая масса. На митингах раздавались горячие призывы к немедленной помощи москвичам. Срочно сформировался рабочий отряд из боевиков. Многие горели желанием вступить в его ряды. Но «Арсений» отбирал лишь самых крепких, самых надежных.
К шуйским рабочим, выехавшим в Москву во главе с «Арсением», по дороге присоединились дружинники Иваново-Вознесенска и Кохмы. В Москве они влились в рабочий отряд, который вел ожесточенный бой с царскими войсками на Тверской улице в районе Садово-Триумфальной площади.
«Арсений» проявил большое мужество и отвагу. Благодаря ему, рабочий отряд вышел из весьма опасного положения. Отряд попал в окружение и, будучи отрезан царскими войсками, три дня провел без сна и пищи. Дружинники не раз пытались прорваться, но мешал вражеский пулемет, подвергавший их губительному обстрелу. Тогда «Арсений» вместе с несколькими дружинниками пробрался в неприятельский тыл и захватил пулемет. Под прикрытием уже своего пулеметного огня отряд смог в порядке, и без больших потерь отойти к Красной Пресне.
Разгром московского вооруженного восстания не подорвал у «Арсения» веры в окончательное торжество трудящихся. По возвращении в Шую он еще с большей настойчивостью продолжал подготавливать рабочих к дальнейшей борьбе.
Популярность «Арсения» ширилась. Рабочие верили ему во всем, охотно шли за ним, прислушивались к его словам. Большим авторитетом пользовался он и в партийной организации. От ее имени он не раз выступал на партийных конференциях.
В апреле 1906 года в Стокгольме созывался IV (Объединительный) съезд РСДРП. И на этот съезд своим делегатом иваново — вознесенские и шуйские большевики послали «Арсения». Это был самый молодой делегат съезда: «Арсению» едва исполнилось двадцать один год. На этом основании меньшевики в мандатной комиссия пытались даже опорочить достоверность делегатских полномочий «Арсения», указывая на то, что такая крупная организация, как иваново-вознесенская, не могла делегировать такого «юнца».
Но вскоре меньшевикам пришлось убедиться в том, что этот «юнец» был уже закаленным большевиком, искушенным в тактике и стратегии партийной борьбы, с твердо сложившимися большевистскими убеждениями. На всех заседаниях съезда он ни разу не изменил своих большевистских позиций, всегда голосовал вместе с большевиками. И хотя при голосовании большевики терпели одно поражение за другим, так как на съезде они оказались в меньшинстве (при разгроме русской революции 1905 года пострадали главным образом большевистские кадры, и потому во многих городах меньшевики смогли провести своих кандидатов на съезд), тем не менее «Арсений» оставался убежденным в своей правоте и продолжал стойко отстаивать большевистские взгляды.
На этом съезде Фрунзе впервые увидел Ленина и лично познакомился с ним. Когда на трибуну поднялся Владимир Ильич, чтобы сделать доклад по аграрному вопросу, Фрунзе встрепенулся. Ведь это была его давняя мечта — услышать самого Ленина!
Фрунзе и прежде целиком покоряла неотразимая логика ленинских статей, глубоко волновала их страстность. Но теперь, слушая Ленина, он еще сильнее почувствовал захватывающую силу ленинских высказываний, неоспоримую правоту и величие ленинских убеждений.
Большое впечатление произвели на Фрунзе и выступления товарища Сталина («Ивановича»), прямота и принципиальность его речей, решительная и смелая поддержка им ленинских позиций. Молодой Фрунзе внимательно прислушивался к его словам. На съезд он смотрел, как на самую высшую школу политического воспитания. Слушая Ленина, Сталина и других испытанных большевиков, Фрунзе проверял себя, свои взгляды, учился быть принципиальным, целеустремленным.
Здесь же, на съезде, Фрунзе подружился с Ворошиловым («Володиным»), Они часто в перерывах между заседаниями сходились, делились впечатлениями, припоминали наиболее важные высказывания Ленина и Сталина. За месяц совместной жизни в Стокгольме они близко узнали друг друга. А общая непримиримая борьба с меньшевиками спаяла их дружбу навсегда.
Участие в работах съезда, непосредственное знакомство с вождями и выдающимися деятелями партии еще более укрепили боевой дух молодого большевика, еще более закалили его волю к борьбе, помогли стойко, по-большевистски встретить мрачные годы наступившей черной реакции.
Теперь, в условиях всеобщей реакции, партийная работа в Шуе значительно осложнилась. Приходилось бороться не только с царизмом и буржуазией, но и с враждебными политическими партиями и группировками. Прежде и в Шуе и в Иваново-Вознесенске большевики пользовались исключительным признанием рабочих масс. Влияние меньшевиков и эсеров было ничтожно. После же разгрома революции соглашатели стали пытаться завоевать доверие шуйских и иваново-вознесенских рабочих.
Ввиду этого «Арсению» пришлось усилить борьбу против соглашателей, особенно против эсеров, заславших в Шую своих видных агитаторов. Выступая в диспутах и на рабочих собраниях, «Арсений» разоблачал всю несостоятельность эсеровской политики, всю лживость и порочность эсеровских взглядов.
Труднее стало работать и вследствие усиления полицейских преследований. Жандармы охотились за большевиками, Царская охранка засылала в партийную организацию провокаторов. Участились случаи провалов и арестов. Многих уже судили, а затем отправляли на каторгу и в ссылку.
Под постоянной угрозой ареста находился и «Арсений». Его партийные друзья не раз предлагали ему переехать в Иваново-Вознесенск, предупреждали, что в Шуе он на примете у полиции, и потому работать там опасно. Но «Арсений» не соглашался. Ело тянуло к шуйским рабочим, он сжился с шуйской партийной организацией, в которой было уже не семнадцать, а около пятисот членов — больше, чем в Иваново-Вознесенске. «Арсений» чувствовал, что в это трудное время надо поддерживать и сплачивать их ряды.
Но чем активнее работал «Арсений», тем большую ненависть и озлобление он вызывал у царской охранки. Ее агенты день и ночь гонялись за ним, тем более, что за его арест была назначена большая награда — в тысячу рублей. Не раз они нападали на его след. Но «Арсению», благодаря находчивости и самообладанию, удавалось ускользать из их рук.
Особенно усердствовал полицейский урядник Перлов, жадный до наград. Он всюду преследовал «Арсения». И вот однажды, в феврале 1907 года, «Арсений» и его партийный друг Павел Гусев, столкнувшись с Перловым, обстреляли его. Это еще более озлобило полицию. Она усилила слежку. В ночь на 24 марта 1907 года «Арсений» и Гусев, выданные провокатором, были арестованы.