(ИЗЪ ПУТЕВОЙ КНИЖКИ.)
I.
Облачное небо.... Сѣрая безпредѣльная ладь; широкая, величавая рѣка.... бѣгутъ бѣлоголовыя, стальныя волны.... Съ тихомъ крикомъ, низко надъ водой, несутся стаи чернышей или лебедей, которые высоко взмываютъ и вотъ уже чуть видными треугольниками двигаются въ сѣромъ небѣ съ чуть слышнымъ крикомъ.... Весла мѣрно шумятъ. Лодочникъ тихо поетъ. То протяжная пѣсня, знакомая, какъ внезапно мелькнувшая картинка давно позабытой дѣтской жизни. Выдвигаются избы, высокая колокольня.... Мирный звонъ оглашаетъ берега...
Какая знакомая картина! И Боже, какъ можно полюбитъ все это, какъ можно ясно сердцемъ почувствовать красоту этой сѣрой дали и величавую простоту ея линій и полное отсутствіе всего трескуче-тревожнаго, всего измышленно-ломаннаго! И природа какъ будто не хочетъ сказать ничего чтобы щегольнуть блескомъ, краской. Все просто, спокойно, величаво-пустынно. И только мы одни вносимъ мелкую, враждебную тревогу души своей въ это царство спокойной, всевыносящей, и всепрощающей силы...
Видѣлъ я ихъ, эти синія горы, издали разнообразно, непостоянно мѣняющія освѣщеніе, возникающія какъ пестро-прозрачныя картины и образы причудливой западной легенды, а вблизи угрюмо и враждебно возстающія надъ человѣкомъ, свѣсивъ надъ головой его скалы и лавины и раскрывъ предъ немъ мрачные зѣвы пропастей и разщелинъ....
Но мимо, мимо! Кругомъ совсѣмъ иное, и такой тонъ не идетъ.-- Лодка мѣрно колыхается въ волнахъ широко разбѣжавшейся рѣки. Кругомъ луговая пустыня озерныхъ береговъ. Давно уже осталась за нами бѣлыя церкви шумныхъ торговыхъ селъ, съ ихъ благовѣстомъ, празднично и широко раскрытыми дверьми, изъ которыхъ выходятъ нарядныя, воскресныя толпы и крестясь расходятся по домамъ...
-- Вотъ и озерскія пожни началась, замѣчаетъ нашъ лодочникъ, поворачивая къ намъ свое чернобородое, смуглое лицо.
Тысячами десятинъ тянутся эти "пожни", по-здѣшнему, или плавные озерскіе луга; сѣно накошено и собрано въ копны, которыя безчисленными рядами со всѣхъ сторонъ мелькаютъ за островахъ семирукавнаго Кубенскаго устья. Никого не видно среди этой сѣнной пустыни, и до насъ только доносятся крики лебедей, мелькающихъ бѣлыми точками среди стоговъ, на вершинахъ которыхъ чутко недвижно поднялись и вытянувъ шеи сидятъ сторожевые. Вотъ сейчасъ они торжественно рѣзко крикнуть, и стая, мѣрно мелькая бѣлыми крыльями, снимется и понесется далеко отъ человѣческаго взора...
Стоги обширной сѣнной пустыни мелькаютъ мимо рядами и толпами, идутъ на встрѣчу лодкѣ, уходятъ назадъ и рѣютъ вдали, совсѣмъ въ воздухѣ, отдѣляясь отъ воды туманною, колеблющеюся бѣдою полоской. Волны все сильнѣе бьются въ лодку, плещутъ и обдаютъ пѣной; вѣтеръ крѣпчаетъ. Насъ сильно начинаетъ качать; весло тяжело скрипитъ въ уключинахъ....
Лодочникъ нашъ прилежно и сильно работаетъ веслами и пообычному, путевому, словоохотливо сообщаетъ свои замѣчанія. Русскіе ямщики, лодочники -- народъ не замкнутый, не угрюмый. Рѣчь идеть бойко и охотно.
-- И весной широко разливается, говоритъ онъ,-- оно, озеро-то батюшка, далеко луга-то заливаетъ. Гдѣ бываетъ верстъ на пятнадцать. Страсть! И что тутъ поженокъ этихъ по озеру! Трава чудесная -- больно ее скотинка жалуетъ. Коровѣ теперь, ей лучше ничего нѣтъ. А овцѣ нѣтъ, овцѣ не годится.... Овцѣ подавай не осочное, а ей сейчасъ чтобы пустошное сѣно.... Вотъ она какая! И травы -- сила! Пудовъ по 800 накашиваютъ....
II.
Сѣнная пустыня озерскихъ поженъ -- дѣло труда человѣческаго. Дремучій лѣсъ глядѣлъ въ быстрыя волны. То было глубокое лѣсное озеро. Всеистребляющій сѣногубитель, человѣкъ, свалилъ и свезъ лѣса эти, и они обратились въ безплодныя топи, покрытыя мелкимъ кустарникомъ. Еще въ сороковыхъ годахъ нынѣшняго столѣтія мѣста эти не приносили пользы. Крестьяне принялись за печальныя болота, принялись выжигать кустарники, корчевать пни, сушить топи, и на пустомъ, угрюмомъ мѣстѣ зазеленѣли богатыя озерскія пожни!
Прежде они цѣнились отъ 50--60 р. десятина, нынѣ же дошли до 200 р. Частію проданы эти луга крестьянамъ, частію отошли имъ въ надѣлъ, частію же перешли не къ мѣстнымъ жителямъ, въ постороннія руки. Иногда на одной десятинѣ бываетъ четверо или пятеро совладѣльцевъ. Нѣкоторые крестьяне имѣющіе здѣсь надѣлы часто живутъ верстъ за 20, за 30 даже за 50. Сѣнокошеніе начинается раннею осенью. Цѣлыми партіями и семьями приходятъ косцы на эти луга или издалека приплываютъ въ лодкахъ, запасаясь на все время провизіей, устраиваютъ балаганы и шалаши и кочуютъ съ пожни на пожню. Навѣваютъ стоги, иногда складываютъ сѣно въ сѣновалки, устроенныя тутъ же на пожняхъ, оставляютъ его тутъ до зимняго пути, и затѣмъ станъ косцовъ снимается и уходитъ по домамъ.
Снимутся люди, и сѣнная пустыня остается въ глубокомъ своемъ безмолвіи. Но это не долго. Вотъ уже раздаются рѣзкіе крики лебединыхъ стай, и закипѣла на пожняхъ жизнь перелетныхъ гостей -- они отдыхаютъ на озерѣ предъ дальнимъ путемъ.
-- И сколько ихъ здѣсь бываетъ! говоритъ лодочникъ.-- Подымутся, и Боже ты мой! Туча! Солнышко инда, мелькаючи, заслонятъ. Ишь, вонъ бѣлѣются. Ишь, сколько!
-- Что же, много охотниковъ?
-- Какой охотниковъ? У насъ охотника вотъ ни-ни нѣтъ. Много ли и ружьевъ-то тутъ наберешь кругомъ! Развѣ у господъ.
О лебедяхъ этихъ ст о итъ поговорить. Есть что-то интересное и странно-таинственное въ этихъ правильныхъ перелетахъ вольныхъ стай изъ одной далекой страны въ другую....
Обыкновенные горбоклювые лебеди осенью бываютъ на озерѣ пролетомъ изъ Финляндіи. Зиму проводятъ на Хивинскихъ озерахъ въ Туранѣ и на Каспійскомъ морѣ. Они чрезвычайно пугливы и осторожны, и бить ихъ очень трудно, да и некому бить ихъ на озерѣ. У нихъ есть враги опаснѣе человѣка. Большой морской орелъ смѣло врѣзывается въ ихъ стаи, но старые лебеди вступаютъ съ нимъ въ открытый бой; жестокая кровавая схватка кипитъ въ воздухѣ, и часто орелъ падаетъ, истерзанный сильными клювами.
На озерскихъ пожняхъ лисица по ночамъ подкарауливаетъ молодыхъ лебедятъ за стогами. Но все же это очень рѣдко. Отчего же ихъ все меньше? Не истребляютъ ли ихъ много на мѣстахъ ихъ зимовокъ? Не тамъ ли приходится имъ пѣть свои предсмертныя лебединыя пѣсни?
Желтоклювые лебеди меньше ростомъ. Они тянутся изъ Швеціи, Норвегіи, съ Гебридскихъ острововъ, въ Японію, Китай, на Желтое Море. Черноклювые, меньше всѣхъ, изъ Исландіи тянуть на Черное Море. Лебеди живутъ на озерѣ по нѣскольку дней. Крики ихъ далеко слышатся по ночамъ прибрежному люду. Вонъ поднялась высоко мелькающая стая....
-- Эге, вѣтеръ-то однако хоть куда становится. Какъ обдаетъ!
Сѣрыя волны все бойчѣе прыгали и сильнѣе бѣлѣли налетая на лодку. Рѣзкій вѣтеръ рвался порывисто и заставлялъ кутаться. Впереди предъ лодкой слышался грозный и сильный шумъ, какими-то гулкими перекатами,-- особенный шумъ, значеніе котораго я еще не понималъ, и рѣзко отдѣлялась по рѣкѣ кипящая темная полоса. То былъ шумъ приближающагося озера и полоса воды съ которой начиналось собственно оно...
Только-что мы въѣхали въ черту озера, какъ лодку начало бѣшено кидать. Грозно гремѣли стальныя волны и прыгали и обдавали насъ пѣной и брызгами, или вдругъ уходили изъ-подъ лодки, и открывалась близко у отлогаго борта нашего восьмерика зеленовато-черная, холодно-блестящая пропасть, куда летѣла наша лодченка. Сжалось сердце, непривычный глазъ безпокойно обѣгалъ величавую огромную колыхающуюся, гремящую и мелькающую стальную поверхность озера, цвѣта и вида громадной стальной славянской брони. Мнѣ такъ и сказалось это слово -- "броня"....
-- Въ такія ли бури хаживали? безпечно и весело кидая веслами, говорилъ лодочникъ.
Его черный, разгорѣвшійся глазъ, казалось, зажигался какою-то страстною удалью. Закинулъ голову и смѣло поглядываетъ впередъ. Лицо озеряника засвѣтилось одушевленіемъ борьбы. Человѣкъ боролся съ озеромъ.
-- Ничего! Такія ли бывали! Это что! А вы лучше глядите какъ кругомъ славно. Ишь озерко-батюшко. Вотъ за мыскомъ монастырекъ сейчасъ будетъ. А глядите тамъ что церквей-то. Вонъ Александра Куштскій, вонъ Сямскій....
Мы повернули за мысокъ, и вдругъ предъ нами мелькнула бѣлыми стѣнами и повисъ въ воздухѣ, не касаясь линіи вол н ы, монастырекъ, скутанный туманомъ. Монастырекъ -- цѣль нашего плаванія.
Вдали на противоположномъ берегу мелькали и бѣлѣлась за десять и за пятнадцать верстъ въ чуть видныхъ частыхъ селеніяхъ тридцать церквей юго-западной стороны. Впереди рѣялъ въ воздухѣ монастырь, какъ бы возносясь въ туманахъ къ небу своими золотыми крестами, а за нами также рѣяли въ воздухѣ далекія линіи безчисленныхъ стоговъ сѣнной пустыни.
Все что зналъ я и слыхалъ объ этомъ камнѣ вспомнилось вдругъ. Мелькали картина за картиной. Картины и образы стародавней, могучей жизни. Давно, давно это было. Вотъ онъ наконецъ, этотъ Каменный островокъ, предо мной..
III.
И переносишься мыслью въ стародавнія времена. Дремучіе лѣса окружали наше озеро. Оно было глубокое, лѣсное и удобное для плаванія. Долго снѣга таяли въ лѣсахъ, и обильныя воды переполняли озеро, теперь обмелѣвшее съ вырубкой лѣсовъ. Волны, глухо шумя и пѣнясь, въ концѣ лѣта 1242 года, приняли изъ рѣки Порозовицы крутобокую Бѣлозерку, Потомъ другую, третью. Блестѣли мечи и доспѣхи, гудѣли голоса, шумѣли весла. То былъ молодой родоначальникъ князей Бѣлозерскихъ, князь Глѣбъ Васильковичъ, плывшій изъ Бѣлозерска въ Устюгъ со своею дружиной. Десять дней ходила буря и десять дней дожидался князь погоды за озеромъ, такъ же какъ и теперь, скучая, досадуя и портя товаръ, ждутъ повѣтерья кубенскіе торговые люди.
И такъ же какъ бываетъ и теперь, заманенные въ озеро повѣтерьемъ, двинулись княжескія суда въ озеро и дошли до Драчевской пучины, глубокаго, каменнаго омута. Тутъ ихъ настигла ужасная буря, съ громомъ и молніей. Суда захлестывало, гибель была близка. Но дружина и юный князь не робѣли, молились, и Глѣбъ Васильковичъ положилъ обѣтъ -- если Богъ поможетъ ему пристать къ берегу, на мѣстѣ спасенія построить церковь и монастырь. 6го августа волны прибили княжескія ладьи къ Каменному островку, на которомъ тогда были деревья, между коими князь увидѣлъ людское жилье. Когда жъ взошелъ на островъ, то нашелъ тамъ болѣе двадцати человѣкъ старцевъ-отшельниковъ, жившихъ тамъ уже много лѣтъ, занимаясь обращеніемъ въ христіанство язычниковъ, Чуди и Корелы, на сѣверо-восточномъ лѣсномъ берегу. Язычники имъ препятствовали отправлять богослуженіе, какъ они говорили, а при бѣдности они не имѣли церкви, а молились въ маленькой бѣдной часовенкѣ на островкѣ. Князь приказалъ построить здѣсь церковь во имя Преображенія Господня и келіи, а самъ поѣхалъ далѣе, къ Устюгу. Воротился онъ къ островку съ иконами, книгами и всякою утварью. Такъ зачался, знаменитый въ послѣдствіи, Спасо-Каменный монастырь.
Объ этомъ замѣчательномъ въ исторіи Кубенскаго края романическомъ князѣ желалось бы помянуть еще многое, но это завело бы насъ въ сторону.
Князь Василій Васильевичъ Ярославскій отдалъ сыновьямъ своимъ Симеону Новлеянскъ, а Димитрію все Кубенское заозерье. Противъ богатаго торговаго села Устья есть село Чарково, при устьѣ рѣки Кубены. Здѣсь на такъ-называемой Лѣсной Горкѣ нынѣ возвышается новая каменная церковь и старинная деревянная часовня. На этомъ мѣстѣ нѣкогда стояли дворы и терема князя Дмитрія Заозерскаго и его исчезнувшаго рода.
Благочестіе было неизмѣнно въ родѣ князей Заозерскихъ. Съ переселеніемъ на Кубенское озеро князя Дмитрія Васильевича, Спасо-Каменный монастырь сталъ богатѣть и возвышаться и прославился скоро великими подвижниками благочестія, которые въ дикихъ пустыняхъ основывали обители. Около обителей этихъ росли поселки, избы. Вырубались лѣса, выжигались мѣста для пашни. Инокъ Александръ удалился на Сямжену, въ дикія пустоши и болота, и послѣ многолѣтних трудовъ и пустынножительства поселился на рѣкѣ Куштѣ близь села Чиркова, и основалъ Александро-Куштскій монастырь. Князь Заозерскій очень любилъ и уважалъ мудраго предстоятеля, всегда совѣтовался съ нимъ, также и жена князя княгиня Марія, а молоденькій сынъ ихъ даже принялъ постриженіе въ Спасо-Каменной обители.
IV.
Но настали иныя времена. Не станемъ слѣдить подробно за исторіей настоятельствъ обители. {Подробное а прекрасное ученое наслѣдованіе г. Суворова (1870) можетъ познакомить со всѣмъ этимъ совершенно обстоятельно.} При игуменѣ Евфиміи вышелъ на берегъ знатный посѣтитель, съ великимъ горемъ на душѣ, удрученный несчастіями и лишенный злодѣями радости видѣть свѣтъ Боакьяго дня, великій князь Василій Васильевичъ Темный, сосланный тогда (1447) въ Вологду. Онъ посѣтилъ обитель съ женою и дѣтьми и горячо молился. Во время пребыванія его тамъ пристали къ острову лодки съ радостными вѣстниками, возвѣщавшими что князья и бояре собираются къ нему на помощь, чтобы возстановить его на великомъ княженіи. Изъ Каменнаго монастыря великій князь черезъ Кириловъ и Тверь прибылъ въ Москву и утвердился на престолѣ. Шемяка бѣжалъ въ Галичъ. Пятнадцатилѣтій сынъ великаго князя Іоаннъ Васильевичъ разбилъ Шемяку нѣсколько разъ и изгналъ изъ Галицкаго удѣла. Послѣ похода мальчикъ-побѣдитель былъ въ Спасо-Каменной обители, гдѣ отслушалъ литургію и обѣдалъ съ братіей.
Великій князь Василій Васильевичъ пожаловалъ монастырю села Сямской волости,-- это было первое основаніе богатствъ Каменноостровской обители, которая къ 1670 году считала въ своемъ вотчинномъ владѣніи семь селъ, четыре сельца и девяносто восемь деревень. Во всѣхъ этихъ селахъ и сельцахъ стояли монастырскіе конюшенные и скотные дворы и обширные запасные хлѣбные амбары, много разнаго скота, большія запашки; въ Вологдѣ подворья и наконецъ двѣ большія соляныя варницы въ Тотьмѣ. То были послѣдніе дни процвѣтанія монастыря. XVIII столѣтіе надвинулось со своими реформами, и падала монастыри во все время до составленія монастырскихъ штатовъ.
Однажды, въ концѣ лѣта 1472 года, къ ночи загорѣлись кельи на островкѣ и озарились багровымъ заревомъ шумящія, бушующія волны озера. Вѣтеръ рвался кругомъ; гудѣла буря. Иноки кидались въ лодки, тонули, переполняя ихъ, гибли. Съ берега темною ночью въ такую бурю подъѣхать было нельзя, и "погорѣ монастырь со всѣмъ узорочьемъ, и съ книгами, и съ кузнью, и съ кельи", говоритъ лѣтопись.
Но чтимое населеніемъ любимое мѣсто молитвы, обитель возникла изъ пепла въ новомъ преображенномъ видѣ. Островокъ сталъ застраиваться каменнымъ строеніемъ. Сынъ великаго князя Василія Темнаго Андрей Васильевичъ Меньшой, удѣльный князь Кубенскій, Вологодскій и Заозерскій, выстроилъ пятиглавый двухъэтажный храмъ въ 1487 году. Храмъ и повыаѣ существуетъ. Кирпичъ возили изъ Твери и Старицы. Лѣтопись говоритъ что то былъ первый каменный храмъ и первый по красотѣ во всей странѣ Вологодской.
Великій князь Василій Іоанновичъ со второю супругой своею Еленой Глинскою зимнимъ путемъ наѣзжалъ въ декабрѣ 1528 года на Каменный островъ. Онъ молился чтобы "далъ Богъ отродъ у него былъ", о чадородіи своей супруги. И 25го августа 1530 года у нихъ родился сынъ, знаменитый Иванъ Грозный.
Юношей 15 лѣтъ объѣзжалъ Грозный, въ маѣ и въ іюнѣ 1545 года, Кубену и Заозерье. Онъ прибылъ въ село Устье, на рѣкѣ Бубинѣ, всего въ семи верстахъ отъ Островка, и готовился посѣтитъ монастырь. Но каждый разъ, какъ онъ собирался, подымалась сильная непогодь, и онъ рѣшилъ не ѣздить на островъ. Не принялъ ли онъ это за какое-нибудь знаменіе, ибо послѣ, подолгу живя въ Вологдѣ, хотя посылалъ дары монастырю, но самъ туда уже не бывалъ. "Лѣта 7053, говорится въ царственной книгѣ, поѣхалъ государь.... бывъ на Бѣлѣ Озерѣ въ Кириловѣ, на Вологдѣ, Борисоглѣбскомъ на Устьѣ, воротился въ Москву іюля 7 день."
Ночью 24го августа 1657 года опять запылалъ пожаръ на Каменномъ островѣ. На островѣ, среди воды, безуспѣшны были людскія усилія. Пожаръ былъ повидимому страшный. "Монастырь выгорѣлъ, повѣствуетъ современное извѣстіе, образы погорѣли, церковные помосты обвалились, своды каменные на тѣхъ церквахъ порушились и колокола разлились, всякія службы безъ остатку сгорѣли, а тотъ де Спаской монастырь на острову и отъ того де Каменнаго монастыря бревенной лѣсъ верстахъ въ сорокѣхъ и больше"....
Такимъ образомъ мы имѣемъ современное свидѣтельство что уже и тогда (1657) бревевной лѣсъ кругомъ озера вырубленъ былъ верстъ на 40 въ окружности.
И опять (что показываетъ почитаніе и уваженіе какимъ пользовалась обитель) не прошло и 12 лѣтъ отъ этого пожара, какъ опись {Эта въ высшей отелени интересная опись приведена въ сочиненіи г. Суворова (приложенія) стр. 58.} произведенная по указу преосвященнаго Симои Вологодскаго застаетъ монастырь въ полномъ благоустройствѣ и великолѣпіи. Предалтарный иконостасъ, въ пять ярусовъ, въ Успенской церкви, горѣлъ золотомъ и серебромъ, цвѣтными камнями и жемчугомъ. {Библіотека и архивъ монастыря имѣли много книгъ и рукописей къ сожалѣнію на половину сгорѣвшихъ, и розданный благодѣющими монастыремъ хлѣбъ крестьянамъ очиталик тысячами четвертей за ними не возвращеннымъ.}
Въ 1774 году, въ томъ же мѣсяцѣ іюлѣ, когда былъ заклы чемъ Кучукъ-Кайнарджійскій миръ, многострадальный монастырь сгорѣлъ въ третій разъ. Каменный островокъ по своему уединенному положенію найденъ удобнымъ какъ мѣсто ссылки и заточенія разныхъ опальныхъ лицъ. {Сюда въ 1730 году сосланъ былъ неповинный, лишенный архіерейскаго сана, Ростовскій архіепископъ Георгій Дашковъ.} Одинъ изъ ссыльныхъ, привезенныхъ сюда изъ Кирилова, помѣшанный -- лицо неизвѣстное -- былъ какимъ-то образомъ виновникомъ бѣдствія Этотъ пожаръ былъ много слабѣе прежнихъ, ибо собственно сгорѣли деревянныя надворныя строенія и вообще все деревянное въ зданіяхъ. Въ это время умеръ преосвященный Іосифа Вологодскій и не пріѣхалъ на смѣну ему новый Ириней, какъ воспользовавшись междувластіемъ, Вологодская духовная консисторія, донося о пожарѣ, представила необходимость "упразднить" древнюю народную святыню. Тогда это не встрѣтило по видимому никакихъ затрудненій, послѣдовало очень скоро разрѣшеніе, и многолѣтній духовный стражъ Заозерья, лелѣемый, почитаемый и украшенный много лѣтъ сердечною любовью русскихъ князей и народа, былъ, безъ особыхъ околичностей "упраздненъ", и церковная утварь и братія переведены въ Святодуховъ. Мало того, даже древнее каменное строеніе велѣно было тѣмъ же указомъ свозить и употреблять на надобности святодуховской братіи. Но это послѣднее не приводилось въ исполненіе, и обгорѣлыя стѣны древней обители въ торжественномъ безмолвіи, какъ бы нѣмымъ укоромъ, 26 лѣтъ, въ запустѣніи, высились надъ волнами своего роднаго озера.
Но сердце народное не могло, подобно консисторіи, относиться легко къ такому "упраздненію". Съ 1799 года начинаются упорныя и постоянныя ходатайства о возстановленіи дреавей святыни, такъ почитаемой. Ходатайствовали предъ синодомъ, подавали прошеніе лично государю. Въ ходатайствѣ участвовало и дворянство, и купечество, и крестьянство. Прошеніе подано было и цесаревичу Константину Павловичу, который принялъ въ дѣлѣ живое участіе. При этомъ, замѣчательно" повѣреннымъ отъ всѣхъ сословій и ходатаемъ по этому дѣлу въ Петербургѣ былъ крѣпостной, вотчинный крестьянинъ полковницы Вѣры Кожиной, Василій Блохиновъ. Просители принимали на себя все -- и возобновленіе обители и будущее ея содержаніе. Такая просьба не могла быть не уважена, и по повелѣнію императора Павла, указомъ святѣйшаго синода предписано: "упраздненный Спасо-Каменный монастырь возстановится".
Скоро застучали топоры на оживившемся Каменномъ островкѣ, и засіяли яркіе кресты пятиглаваго храма. Усердіе окрестныхъ жителей возстановило даже въ лучшемъ видѣ свою любимую обитель. И забѣлѣлись опять высокія стѣны церквей и келій.
V.
Между тѣмъ какъ минувшее проносилось предо мною, настоящее, казалось, угрожало серіозною опасностью. Не въ добрый часъ выѣхали мы изъ Устья. Вѣтеръ все крѣпчалъ, волны кипѣли и мчались, кидая нашъ восьмерикъ. Монастырь уже ясно стоялъ предъ нами, и казалось такъ близко, а мы какъ будто все ни на шагъ не подвинулись къ нему.
Жутко было смотрѣть на волнующееся, далекое пространство, на прыгающія, какъ живыя существа, и закипающія, пѣнистыя волны. Кругомъ ни лодки, ни паруса вдали. Только тучи куда-то быстро и неустанно несутся надъ головой, и не разберешъ онѣ ли вдругъ брызнуть мелкимъ дождемъ или то брызги расходившейся волны. Кругомъ только вода, дальнія линіи береговъ и монастырь бѣлѣетъ прямо предъ глазами -- желанная цѣль, надежное пристанище въ бурю...
-- Далеко еще до островка?
-- А верстъ пятокъ будетъ.... А вонъ и монастырскіе ѣдутъ.
Въ самомъ дѣлѣ глазъ скоро различилъ среди толпящихся волнъ, также какъ нашу, кидаемую лодку. И -- странно -- стало какъ-то отраднѣе! Не мы одни.... Черныя фигуры братій налегавшихъ усердно на весла, спокойная и высокая, черная же фигура у руля; лодка ихъ быстро несетъ къ островку -- со стороны это замѣтно....
Мы видимъ какъ черноризцы-гребцы вышли изъ лодки и разошлись; одна только высокая фигура сидѣвшаго у руля недвижно чернѣлась на берегу, казалось въ ожиданіи насъ. Но не мало прошло еще времени, пока послѣдними взмахами веселъ донесло насъ до камня-острова, и дно лодки заскрипѣло и зашуршало объ мелкіе береговые голыши. Мы вошли на берегъ и обратились къ высокому монаху.
-- Гдѣ можно видѣть настоятеля?
-- Пожалуйте за мной, отвѣчалъ тотъ здороваясь и повелъ насъ по крутой деревянной лѣстницѣ сѣней вверхъ.
-- Онъ гдѣ же, настоятель, живетъ?
-- А я самъ и есть, улыбаясь отвѣтилъ проводникъ нашъ,-- пожалуйте, привѣтливо прибавилъ онъ, указывая входъ.
У радушнаго хозяина въ кельѣ мы обогрѣлись, налились чаю, отслушавъ первоначально молебенъ, подъ древними сводами южнаго нижняго придѣла, гдѣ, озаренная цвѣтными лампадами, высится темная, древняя гробница спасокаменскаго подвижника Кассіана.
Настоятельскія кельи убранствомъ и устройствомъ напоминаютъ нѣсколько комнаты помѣщичьяго дома средней руки прежняго времени. И эти часы съ музыкой и эти столбы и диванчики -- такое знакомое. Вотъ и балконная стеклянная дверь. Такія бывали угловыя комнаты въ помѣщичьихъ домахъ. Въ углу ищешь глазами обычной подставки съ коллекціей трубокъ и янтарей. Обиліе образовъ да портреты прежнихъ настоятелей напоминаютъ о назначеніи покоя. Это впрочемъ касается только одной пріемной. Другія комнаты чисты и пусты....
Пошли разговоры и разказы. Кельи эти надстроены надъ прежними одноэтажными кельями въ 1812 году. Врагъ былъ въ сердцѣ Руси -- Москва горѣла, и московскіе иноки числомъ до 40 человѣкъ уладились на Каменный островъ. Они-то и провозили съ собой вещи и частію мебедь. Три года выжили они здѣсь. Настоятельскій и братскій корпусъ подведенъ подъ одну крышу съ церковью. Вся юѣная половина зданія занята истоятедьскими кельями -- изъ нихъ идетъ внутренній ходъ и теплую церковь. Мы обошли все зданіе, братскую тралеэаую, близь которой кладовыя и кухни. Обошли всѣ церкви обители -- Сласопреображенскую, самое древнее изъ зданій обители; небольшую теплую церковь съ маленькими хорами, съ замѣчательною древнею превосходною рѣзьбой рѣшотокъ. Церковь эта двупрестольная. Отрадно видѣть какъ все это внимательно и чисто содержится. Братіи въ обители нынѣ 17 человѣкъ, и этотъ нѣкогда богатый монастырь теперь обладаетъ самыми скудными средствами, доходами съ пустошей и мельницы, принадлежащихъ ему -- доходы эти въ годъ составляютъ едва до 500 рублей.
Замѣчательно что знаменитая Спасо-Каменная обитель, послѣ великаго князя Василія Іоанновича, въ теченіи 340 лѣтъ, не видѣла въ стѣнахъ своихъ никого изъ вѣнценосцевъ и даже членовъ ихъ семействъ. Царь Петръ Алексѣевичъ, весной 1692 года, былъ на озерѣ и занимался его обозрѣніемъ, ходилъ черезъ него на лодкахъ, но на островъ не заѣзжалъ.
11го іюня 1870 года, великій князь Алексѣй Александровичъ, плылъ Бубенскимъ озеромъ въ Вологду, въ семь часовъ вечера сошелъ на Каменный островокъ. По прибытіи парохода къ острову, Великій Князь былъ встрѣченъ настоятелемъ и братіею при колокольномъ звонѣ и пѣніи. Великій Князь обошелъ и осматривалъ со вниманіемъ всѣ зданія монастыря и разспрашивалъ объ историческихъ подробностяхъ.
Мы обошли крутомъ весь островокъ или, лучше, огромный камень среди озера -- длиною въ 60, а шириною всего въ 30 саженъ. Почти весь до самой воды занятъ онъ монастырскимъ кроеніемъ. Братія укрѣпили мѣстами берега островка сваями.
Съ балкончика настоятельской кельи далеко видно во всѣ стороны шумящее шестидесяти-верстное озеро. Линіи береговъ озера, съ бѣлѣющими на нихъ многочисленными церквями тянутся туманною длинною полоской. Вотъ утихаютъ и волны, разорвались облака, лучъ блеснулъ изъ нихъ, и засверкали, мѣстами засинѣвшія, волны, сверкнули окошки и кресты... Чудесная картина!...
Кажется съ балкона что плывешь на какомъ-то твердомъ незыблемомъ основаніи, плывешь, несешься на встрѣчу безпокойнымъ волнамъ.... Какой образъ этотъ камень, неколебимый, и эти бьющія въ него волны!
Образъ этотъ представился высокому умственному взору знаменитаго святителя и писателя русскаго, преосвященнаго Иннокентія. Онъ посѣтилъ монастырь 10го сентября 1841 года, въ день преподобнаго Іосифа Каменскаго.
"Когда возмутитъ вокругъ васъ буря", говорилъ онъ инокамъ, "и свирѣпыя волны начнутъ бить въ стѣны обители вашей, помышляйте о томъ что на морѣ житейскихъ попеченій свирѣпствуютъ еще большія бури (сколько тамъ несчастій, сколько потонувшихъ, сколько слезъ и стоновъ!), и представляя себѣ вашу здѣсь безопасность, повергайтесь съ благодарностью предъ Тѣмъ Кто извелъ васъ изъ львинаго рва страстей, отъ бренія мірской тины и поставилъ на камени нозѣ ваша!"...
VI.
Озеро вскрывается обыкновенно около половины апрѣля. Льды, особенно когда дуетъ вѣтеръ съ запада, и такъ какъ теченіе направлено отъ сѣверо-запада къ юго-востоку, несутся прямо на островъ и, натираясь одна на другую, все выше и выше, окружаютъ каждую весну обитель высокою стѣной, вровень съ трехъ-этажными зданіями, и даже выше. Недѣли двѣ не имѣетъ обитель сообщенія съ внѣшнимъ міромъ. Среди этой ледяной стѣны иноки, собравшись въ церковь, молятся о спасеніи отъ опасности. Раздается трескъ и шумъ стирающихся, падающихъ льдинъ. На крышахъ часто остаются потомъ глыбы, которыя приходится снимать и сбрасывать. Въ 1833 году натерло льдами на крышу, занесенный съ берега, огромный камень, пудовъ въ 500 вѣсомъ, который и лежалъ на угловой части желѣзной крыши и стѣны братскаго корпуса Его съ большимъ трудомъ стащили; къ удивленію, онъ не повредилъ крыши. Камень тутъ же на берегу, и настоятель указалъ намъ его, обративъ также наше вниманіе на древніе кирпичи, лежавшіе тутъ же, изъ которыхъ кладены были стѣны 1481 года.
Мы поднимали съ земли звонкій, почти тридцати-фунтовый, тверской и старицкій кирпичъ, особенной плоской формы; сдѣланъ онъ очень чисто и красиво, и, какъ говорятъ, не размокаетъ въ водѣ. Настоятель указалъ намъ такіе окна третьяго этажа зданія, которыя была повреждены напоромъ льдинъ....
Между тѣмъ волненіе совсѣмъ стихло. Вечерѣло; небо прояснилось. Ясное озеро простиралось широко и спокойно во всѣ стороны, когда мы, простясь съ настоятелемъ, тронулись обратно. Опрокинутое темнѣющее небо горѣло въ водѣ блѣдно-красными заревами, полосами и, отражаясь вѣрно, какъ въ зеркалѣ, быстро неслись, по двѣ и по три, мимо лодка. Вдали съ пожень, какъ бы провожали насъ рѣзкіе крики лебедей. Стога сѣнной пустыни сотнями тронулись намъ навстрѣчу -- темные и тихіе, какъ безчисленные шатры ратнаго спящаго стана. На берегахъ, словно сторожевые огни, горѣли костры рыбаковъ. Проступили звѣзды, мѣсяцъ вышелъ въ ясное небо, и замелькали, серебрясь, волны. И долго, все уменьшаясь, горѣла крестомъ своимъ и бѣлѣла въ лунномъ свѣтѣ своими стѣнами Спасо-Каменская обитель. Но вотъ мы завернули за мысокъ; навстрѣчу тронулись новые ряды стоговъ и вдали замелькали частые огни первыхъ обширныхъ селъ Кубинскаго устья, раскиданныхъ картинно и широко по склону берега темной и тихой рѣки, съ дрожащими въ синей глубинѣ ея звѣздными лучами....
Н. Б--ВЪ.
"Русскій Вѣстникъ", No 7, 1872