Жила-была Майка. Она всю зиму была маленькая, к весне выросла, даже сама одеваться научилась. Вот ушла у Майки мама на работу, а Майка одела поскорей капор ватный, пальто на меху и — на двор.
А на дворе тепло, грязь, лужи огромные. На дворе ребята играют — из грязи картошку делают, на лужах корабли пускают. Присела Майка на корточки, хотела и себе картофелинку слепить, а ребята как заорут:
— Уходи, это наша грязь:
— Ты откуда пришла? Мы тебя на дворе никогда не видали.
Майка отвечает:
— Я зимой маленькая была, а теперь выросла.
А ребята опять закричали:
— Врёшь, врешь, ты и сейчас маленькая! Уходи, у нас и так грязи мало, самим не хватает!
Пошла Майка к лужам.
А на лужах кораблей много-много плавает: и деревянные, и бумажные, и всякие… А у Мити так — жестяной, с трубой, с колесом, — настоящий.
А Митя увидал Майку, да как захохочет:
— Ребята, смотрите, какой зима-лето-попугай пришел: в ватном пальто и капор задом наперёд надет.
Ребята поглядели и запели:
— Зима-лето-попугай! Зима-лето-попугай!..
Что Майке делать? Ребята дразнятся, играть не принимают. Она взяла и ушла за ворота, да и пошла потихоньку вперёд.
Вот шла она, шла и потерялась.
Сначала капор потеряла — жарко было, она его сняла, тащила-тащила за собой, а кто-то как наступит капор и потерялся.
Потом пальтушку потеряла — жарко было, сняла она её, волочила-волочила за собой, по грязи, да и оставила в луже. „Ну, — думает, — пусть полежит, пойду обратно возьму“, — а телега проехала, и пальтушку совсем утопила.
А потом и сама Майка потерялась.
Первый раз была она на большой улице. А на улице — стук, гром, треск: лошади едут большие, мохнатые, на телегах ящики, на ящиках извозчики, дома до самого неба, трамваи так и мелькают, искры сверху сыплются. Идёт Майка, озирается, всем под ноги попадается. Вдруг на Майку мотор, Майка в сторону. А на неё лошадь, Майка в другую… а на неё другой мотор. Тут Майка зажмурилась и побежала через улицу.
Опять идёт.
Видит, — народ стоит, чего-то ждёт. Майка стала тоже ждать. Вдруг трамвай! Люди так в трамвай и полезли, и Майка за ними. Влезла, села на скамейку, сидит, как большая.
Вдруг кондукторша идёт к Майке, спрашивает:
— Девочка, а девочка, а у тебя билет есть?
— Нет, — отвечает Майка, — дай.
Кондукторша говорит:
— А у тебя деньги есть?
Майка отвечает:
— Нет!
Тогда кондукторша говорит:
— Ну, девочка, тогда тебя высадить придется: я зайцев возить не могу.
Испугалась Майка, заплакала.
— Я к маме на работу еду.
— А где работа?
— Там… где мама.
— Ну, — говорит кондукторша, — эта девочка, наверное, потерялась! Надо её милиционеру отдать.
Тут Майка заревела изо всей силы. А уж трамвай остановился, милиционер идёт. Орёт Майка, вырывается от милиционера, даже на землю падает, так что все её жалеют.
Тогда милиционер взял её на руки и понёс.
Пока нёс, Майка уснула.
Принёс он её в милицию, положил на кучу больших-больших книг и шинелью накрыл.
А Майкина мама пришла домой, — видит, Майки нигде нет, она скорей побежала в милицию.
Прибегает, спрашивает:
— Милиционеры, милиционеры, не у вас ли моя Маечка?
— У нас, — говорят милиционеры, и повели её в угол.
Сняли шинель, а Майка тут как тут. Проснулась и говорит:
— Мама, а я потерялась! Что, я нашлась теперь?
— Нашлась, — говорит мама, и пошли они домой.
Мама спрашивает:
— Маечка, а где капор?
— Дяденька наступил.
— А где пальтушка?
— Телега задавила.
— Ну, Майка, — говорит мама, — придётся тебя в очаг водить.
Майка спрашивает:
— А там лужи есть? А грязь есть?
Мама говорит:
— Грязи нет, а песок есть.
— Ну, — говорит Майка, — это ещё ничего. Из песка всегда грязь сделать можно.
