Старинный индейский "вампун", заменяющий наши письменные документы.
"Если бы мы отступили от праотческих обычаев, нас постигла бы верная гибель".
Так говорили однажды туземцы Бразилии посетившему их европейцу. И то, что они говорили, -- то думают все дикари. Древние обычаи повсюду свято чтутся и строго соблюдаются среди них, как бы бессмысленны и стеснительны ни были их предписания. Этими обычаями определяется каждое действие в жизни дикарей вплоть до самых незначительных мелочей, и удивленным европейцам случалось нередко наблюдать у самых грубых дикарей такие сложные и запутанные церемонии, которые напоминали им этикет испанского двора или китайских мандаринов.
Про индейцев Южной Америки рассказывают, что их приветствие продолжается по крайней мере десять минут. Индейцы, алгонкины, уходя из дому, должны, следуя обычаю, пить с одного края чашки, а возвращаясь -- с другого. А у индейцев, мбаясов, замужним женщинам не позволяется есть бычачьего или обезьяньего мяса, девушкам же строго воспрещается мясо всякого млекопитающего или рыбы, "если эти последние длиннее одного фута".
Индейский мальчик из племени чинуков с искусственно удлиненным черепом. (Иметь такую форму головы считалось обязательным для всех членов племени. Кто, вопреки обычаю, имел естественную форму головы, тот встречал повсюду презрение и нередко изгонялся из племени или продавался в рабство).
У самоедов обычай запрещает женщинам есть голову оленя или проходить позади очага; у монголов считается грехом вынимать ножом мясо из горшка, дотрагиваться кнутом до стрел, выливать жидкость на землю... А у сакалавов на Мадагаскаре запрещается: спать, обратив голову к югу; подметать жилище, начиная с северной стороны; спать на изнанке циновки; облупливать банан зубами; есть петуха или угря, давать в руки ребенку зеркало, плевать на огонь и совершать еще тысячу других вещей.
Словом, вся жизнь дикаря опутывается целою цепью сложных вековых обычаев, с которыми ему приходится соображаться и тогда, когда он ест, и тогда, когда он спит, когда встает и когда ходит, когда веселится и когда работает.
И как ни стеснительны все эти правила и предписания в жизни дикарей, их начальники, чтобы напоминать постоянно себе и другим о своем высоком положении, придумывают для себя еще особенные церемонии. Послушайте только, что за процедуру проделывает "большой начальник" в области Конго, прежде чем утолить свою жажду:
"Прежде всего он берет в рот лист, в то же время кладя три камня в чашу, предназначенную для вина. Чашу эту держит один "придворный", другой наливает в нее пальмовое вино, в то время как третий обязан подать ее, наполненную до краев. Два человека заняты тем, что неистово колотят в оглушительный колокол во время всей церемонии; одна женщина, стоя позади начальника, поддерживает его, а две другие опускаются перед ним на колени и, закрыв глаза, хлопают в ладоши. Сам же начальник должен при питье закрыть глаза и не отрывать чаши ото рта до тех пор, пока не осушит ее до дна".
Пожалуй, и при китайском дворе не знали более бессмысленной, чем эта, церемонии!
Не нужно, однако, думать, что обычаи дикарей только и содержат, что подобные нелепые предписания; их главное значение совсем не в этом: выработанные вековою народною мудростью, свято чтимые, они заменяют дикарям наши писанные законы и устанавливают в их обществе строгий порядок и житейскую справедливость.
Мы уже знаем, как, согласно вековым обычаям, дикари оказывают друг другу во всем подмогу и поддержку. Те же обычаи определяют точно, как разрешать всякие мирские дела, как разбирать возникающие споры и раздоры, как судить провинившегося.
Все общественные дела -- будь то вопрос о договоре с соседями, о выступлении в поход или на охоту -- обсуждаются дикарями совместно на их общих собраниях. На площади посреди поселка, обнесенной плетнем, или в специально предназначенном для того, с особым старанием отстроенном общественном доме, собираются все взрослые члены общины, за исключением женщин, которым под страхом жестокого наказания запрещается присутствовать на подобных совещаниях. И тогда начинаются бесконечные рассуждения о более или менее серьезных вопросах жизни. Но как бы жгучи ни были эти вопросы, порядок на собраниях никогда не нарушается, оратора никогда не прервут, и все внимательно слушают его, хотя речи длятся иной раз по нескольку часов подряд.
Собрание краснокожих Северной Америки. Посол с вампумом в руках излагает договор.
Европейцам часто приходилось при этом удивляться ораторскому искусству дикарей, выразительности их языка, изящности и размеренности их жестов. Особенно много интересного представляли большие собрания краснокожих Северной Америки. Они открывались одним из присутствующих вождей именем "Великого Духа", к которому он воссылал молитву о даровании мудрости собравшимся. Потом выступали, соблюдая строгий порядок, отдельные ораторы, из которых каждому предоставлялось минут 5 для размышлении, для того, чтобы он собрался с мыслями и не упустил в своей речи ничего важного. При сложных и запутанных делах главный оратор держал в руке связку различных палочек и, обсудив какую-нибудь сторону дела, передавал одну палочку близ сидевшему вождю, как бы закрепляя сказанное. Эта палочка становилась для получившего ее как бы говорящей, -- с такой точностью он мог вспомнить, глядя на нее, соответствующее место в речи оратора; и когда шли дальнейшие обсуждения вопроса, он следил за тем, чтобы не было неправильных изложений и истолкований главной речи.
Криками одобрения собрание принимало то или другое предложение выступающих ораторов, подобно тому, как это делалось некогда на народных вечах в вольном Новгороде. Для закрепления принятых решений -- особенно в случае заключений каких-либо договоров с соседним племенем -- индейцы, не ведавшие нашей грамоты, прибегали к другому письму, -- не буквами, а раковинами. Послы, прибывшие для переговоров, приносили с собой "вампумы", -- пояса, состоящие из шнурков с нанизанными на них разноцветными раковинами. Произнося свою речь, они одновременно старались обратить внимание слушателей на отдельные части вампума, так что содержание речи и сочетания раковин связывались в одно целое в их представлении. При той поразительной памяти, которою отличаются дикари [Один австралиец, например, мельком видавший белого, узнал его сейчас же когда они опять встретились через 14 лет.], неудивительно, что, глядя потом на вампум, индейцы могли слово за словом восстановить всю произнесенную при его передаче речь. И потому-то индеец ссылался для доказательства своей правоты с такой же уверенностью на отдельные места вампума, с какой мы ссылаемся на письменные документы [О подобных и других способах закрепления слова и мысли у дикарей будет подробнее рассказано ниже в очерке "Класс приготовительный".].
Там же, где ведутся все общественные совещания дикарей, -- там временами чинится и суд над провинившимся, и произносятся приговоры правды и справедливости. Повсюду на эту должность судей назначаются старые, но еще не потерявшие своей силы, члены племени. Кому как не им знать древние обычаи страны? Кому как не им владеть житейской мудростью в странах, где нет ни школ, ни книг, и разрешать правильно спорные вопросы? Слова этих старых людей-- закон для молодых; к их голосу обязаны прислушиваться даже властные вожди там, где они есть.
И вот эти люди собираются, чтобы общим советом разобрать жалобы и постановить приговоры. Кто совершил проступок, тот несет, по определению этого совета, действующего в строгом согласии с древними обычаями, соответствующие наказания: подвергается палочным ударам, изгнанию из племени, иногда смертной казни. Эта последняя кара постигает убившего соплеменника или нарушившего священные обычаи страны. К приговорам своего суда дикари питают необычайное уважение и безропотно подчиняются им. "Если индеец-крик, -- рассказывает один писатель, -- обвинялся в проступке, за который наказанием служила смерть, то не медлил явиться пред лицо совета стариков. Если обвинение было доказано, его присуждали к казни, которую он должен был совершить над собой по истечении пяти дней. Затем его отпускали. Господин самому себе, он возвращался домой, чтобы провести последние дни в среде своих близких, и, когда наступал роковой день, он приходил и занимал свое место у столба смерти". Так высоко чтит дикарь обычаи родного племени. Следующий случай может послужить этому красноречивым доказательством.
Однажды индеец был приговорен своим племенем к смерти за убийство. Белый колонист дал ему лошадь, чтоб он спасся бегством от грозившей ему участи. Но, скрывшись темною ночью, индеец вернулся уже к утру обратно, чтобы занять свое место у "столба смерти". У него "не хватило духу", как он говорил, уйти от того наказания, к которому он был приговорен по обычаям отцов...
Разве этот дикарь не напоминает великого Сократа, когда тот, приговоренный своими согражданами к смерти, из уважения к законам родного города отказался от возможного побега из темницы?..
У дикарей существует своеобразный способ разрешения различных тяжб, который был когда-то в почете и среди европейских народов и назывался у них "ордалиями", или "божьим судом". Чтобы узнать, кто из тяжущихся прав, их подвергают испытанием водой или огнем. Обвиняемого бросают, например, связанным в воду, в ожидании, что он не утонет, если не отягощен виной; или заставляют пробежать по раскаленным угольям, лизать раскаленное железо или опускать руку в расплавленный свинец, при чем думают, что невиновный может проделать все это безнаказанно. Сцена подобного суда, распространенного среди многих негрских племен, представлена на нашем рисунке. Обвиняемому дают съесть "волшебные пилюли" -- по имени "каске", -- приготовленные из коры одного дерева. Если обвиняемого вырвет каске, он торжественно объявляется невиновным, и его обвинитель должен заплатить крупный штраф. В противном случае вина судимого считается доказанной, и он присуждается к смертной казни. Рассказывают, что каске вызывает рвоту, если перед ее приемом выпить немного масла. А так как всей судебной процедурой заведует колдун [О диких колдунах рассказано ниже в очерке "Сказочные люди".], то он умеет, если он задобрен подарком, сделать и заведомо виновного человека-- невиновным. "Шемякин суд" известен, значит, и дикарям...
"Божий суд" у негров.
Совсем особенное, невиданное нигде больше, правосудие существует у эскимосов.
Вот что рассказывает о нем известный исследователь полярных стран -- Нансен, проведший среди эскимосов долгую зиму:
"Потерпевший приглашает своего оскорбителя к барабанной пляске, которая сопровождается пением. Вокруг спорящих собирается многочисленная толпа, среди которой находятся также женщины и дети. Ударяя в тамбурин или большой барабан, вышедшие на поединок поют песни, в которых высмеивают друг друга. В песнях рассказываются все обиды и несправедливости, которые один потерпел от другого. Тот, чья песня имела больший успех и вызывала смех у публики, оставался победителем. Таким образом обсуждались даже самые тяжелые преступления. Для нас такой суд показался бы, пожалуй, легкомысленным, но для впечатлительных и честных эскимосов и этого осуждения достаточно. Самое ужасное для эскимоса -- показаться смешными презренным в глазах соотечественников. Случалось, что посрамленный на таком поединке человек бежал из родных мест".
Когда читаешь это описание, становится понятным, почему другой исследователь полярных стран сказал про эскимосов:
"Образованный европеец, прожив среди них более или менее продолжительное время, чувствует к ним известного рода пристрастие за их понятия".
И если читатель вспомнит то, что рассказано в этом и другом очерках об обычаях дикарей, -- он, верно, согласится, что не одни эскимосы заслужили такое к себе отношение...