Сосуды для питья ашантиев, сделанные из человеческих черепов.
Иные наши сказки рассказывают о страшных существах. Когда мы слушаем в детстве такие сказки, нас охватывает страх, и мы искренно радуемся, что сказочного царства на самом деле нет.
Однако в сказке не все -- выдумка, и многое из того, что кажется нам теперь в ней невероятным и неправдоподобным, существовало прежде в действительности у наших предков и существует еще и у теперешних дикарей.
Так обстоит дело и с теми страшными существами, которые кажутся нам теперь только созданиями богатой на всякие выдумки сказки. Баба-яга, которая любила полакомиться человечьим мясом, и людоед, от которого мальчик-с-пальчик едва успел спастись, -- эти страшные люди наших сказок живы и здравствуют еще и поныне в диких странах (хотя, конечно, никакими волшебными свойствами они не обладают).
На далеком Тихом океане лежат острова Фиджи. Один путешественник был там однажды свидетелем такой сцены: туземец, по имени Лоти, отправился в поле сеять таро вместе со своей рабыней. По окончании работы он разложил костер и стал накалять на нем камни, чтобы с помощью их приготовить себе в вырытой яме обед. По приказанию своего господина, рабыня нарвала листьев и травы, чтобы разложить их в печке, и приготовила из ствола бамбука острый нож для разрезывания пищи. И когда она исполнила так все приказания, дикарь схватил несчастную рабыню, убил и съел ее, пригласив на этот пир еще нескольких друзей...
Разве наши сказки рассказывают более ужасные вещи?
Вилки для человеческого мяса с островов Фиджи.
А на островах Фиджи -- такие зверские дела вовсе не редкость, и туземцы не видят в них ничего худого. Напротив: эти людоеды хвастаются количеством пожранных ими жертв. Один из их вождей гордился тем, что за свою жизнь он участвовал в общем в съедении 900 людей. Другой же, хвастаясь, показывал европейцам список имен 48 пожранных им жертв. Путешественники с ужасом описывают нам целые поселки рабов, -- мужчин и женщин, -- которых фиджийцы откармливали для больших пиршеств, устраиваемых ими от времени до времени.
Такие картины ужаса открывались перед путешественниками и на других островах Тихого океана. Когда лет восемьдесят тому назад один новозеландский вождь, по имени Хонги, одержал со своими воинами победу над враждебным племенем, -- они съели на поле битвы 300 человеческих тел. Насытившись на этом чудовищном пиршестве, победители увели с собой множество пленников, которых потом пожирали при участии своих жен и детей.
И в рассказах путешественников про Африку мы встречаем опять тех же страшных людоедов. Иные племена ведут там войны только для того, чтобы добыть себе человечьего мяса. Захваченных во время набега пленников они откармливают, словно убойный скот, -- они называют их даже своими "козами", -- а потом убивают одного раба за другим, чтобы полакомиться человечьим мясом.
Во дворце одного властелина людоедов весь пол и стены парадной комнаты были плотно уставлены черепами таких несчастных рабов, пожранных во время пиршеств. Даже дорога во дворец была замощена черепами, словно булыжником. Почти каждое утро гостивший в этой стране путешественник видел у порога дворца головы новых убитых, а однажды он насчитал их больше 20... Как на островах Тихого океана, людоеды и здесь хвалятся количеством пожранных ими жертв.
Трофеи людоедов Африки.
Когда мы читаем рассказы про подобные дела людоедов, нам невольно становится страшно, и мы представляем себе этих дикарей какими-то чудовищами. И тем больше приходится поэтому удивляться, когда, со слов тех же путешественников, узнаешь, что людоеды в своей домашней жизни-- самые добродушные, кроткие и даже нежные существа. Они избегают в своей среде всяких ссор, предупредительны в отношениях друг к другу, нежно привязаны к родным и друзьям.
И заезжих белых гостей эти людоеды принимали не раз с истинным радушием и дружелюбием. Русский путешественник Миклуха-Маклай провел несколько лет среди людоедов Новой Гвинеи, которых моряки прежних времен так страшились, что объезжали подальше их остров. Этот путешественник нашел, что новогвинейцы в своей повседневной жизни в высшей степени добродушные и веселые люди, и что с ними легко жить в ладу. Он расстался с ними, как их друг.
Очевидно, людоеды не такие уже чудовища, какими себе их представляешь, читая описания их отвратительных пиршеств. С лютостью кровожадного зверя они соединили много высоких душевных качеств человека, и, несмотря на все свои зверства, эти дикари остались все-таки людьми.
А людоедство, которому они предаются с такой страстью, -- это только их болезнь. Как нужда делает дикаря убийцей своих детей, так она же учит его людоедству. К этому страшному обычаю ведет его еще ненависть к врагу, которая от постоянных войн становится все более жестокой.
В одной кафрской сказке про людоедов говорится: "Сначала они были обыкновенными людьми. Но потом их страна была опустошена, голод свирепствовал, и они принялись поедать людей. Они бродили повсюду, ища людей для еды, и их начали считать особенным народом, живущим людоедством". Такая судьба, действительно, не раз постигала дикое племя. Когда негрское племя маримов было вконец разорено войнами, -- оно начало кормиться человечьим мясом. И этот обычай, вызванный голодной нуждой, скоро укоренился в их среде, и черные маримы стали страстными людоедами... Они не только нападали на чужих, но и среди своих выбирали жертвы. Сварливые женщины, крикливые дети, болезненные члены племени -- падали под топорами мужей, братьев, отцов...
Этот ужас создала беспощадная голодная нужда. На такие дела она толкала не раз и европейские народы. Рассказывая о страшном голоде 1230-31 годов, наш летописец сообщает: " инии простыя чадь резаху люди живыя и ядяху, а инии мертвыя мяса и трупие обрезаюче ядяху ".
Подобные сообщения часто встречаются и в средневековых летописях западных народов. "В это время случился во всем римском мире ужасный голод, -- повествует в своей хронике один французский летописец про 1005 год. -- Много народа погибло. Под влиянием нужды забыты были родственные чувства. Ибо до того доходили муки голода, что взрослый сын поедал мать, а мать, поправ материнскую любовь, убивала младенца". Еще более ужасную картину рисует тот же летописец, описывая голод 1033 г.
"Начался тогда по всей земле голод, и гибель стала угрожать роду человеческому. Все люди одинаково страдали от недостатка пищи: богачей, людей среднего достатка, бедняков, -- всех изнурял голод. Страшно рассказывать, до чего доводили людей лютые страдания. Увы! Горе мне! О чем раньше и слышать приходилось редко, стало теперь заурядным: муки голода заставляли людей пожирать человечье мясо. На путников нападали люди более сильные и, разорвав их на части и изжарив на огне, съедали их мясо. Многие, кто блуждали с места на место, гонимые голодом, и приходили к кому-нибудь на ночлег, ночью умерщвлялись хозяевами и шли им в пищу. Другие заманивали детей яблочком или яичком в укромное место и, умертвив, пожирали их. Эта безумная страсть к убийству дошла, наконец, до того что животные находились в большей безопасности, чем люди. И употребление в пищу человечьего мяса стало казаться до такой степени обычным, что один человек принес его на рынок для продажи, как простую говядину. Изобличенный, он даже не отрицал своего преступления. Он был сожжен. Мясо, которое он продавал, зарыли в землю. Его откопал ночью и съел другой..."
Вот как появляются людоеды.
Но не одна нужда сделала дикарей людоедами. Самые страшные людоеды живут в достатке и могли бы кормиться от своих стад и полей. Такие дикари научились людоедству в своих вечных войнах с иноплеменниками. Постоянная вражда разжигала в них жажду мести, и их ненависть к врагу становилась все более яростной. В диком воине, привыкшем к пролитию крови, пробуждалась кровожадность хищного зверя; ему мало было убить врага, -- он чувствовал потребность насладиться его муками, он жаждал "съесть его сердце" и "упиться его кровью".
Пиршество негров-людоедов после удачного похода.
И теперь еще иные дикари, с отвращением говорящие о людоедстве, отрывают у убитого врага куски мяса и пальцы, тотчас выплевывая их. Этим они дают удовлетворение своему чувству ненависти и жажде мести. Другие же дикари, все более свирепея в своей яростной вражде, стали пожирать тела убитых врагов. Постепенно они так пристрастились к подобным неестественным пиршествам, что стали уж настоящими людоедами, видящими в человеческом мясе лакомое блюдо.
Итак, мы видим, что людоедами дикари созданы не, от природы. Нужда и взаимная лютая вражда занесла в их среду обычай людоедства, словно какую-нибудь заразу. Далеко не все дикие племена охвачены, однако, этой болезнью. Иные совсем ее не знали, а другие сумели от нее избавиться. И часто путешественникам приходилось встречать среди дикарей такое же отвращение к людоедству, какое питают к нему европейцы.
Впрочем и среди европейцев бывали случаи, когда лютая ненависть к врагу доводила их до людоедства. История рассказывает нам, что в XIV веке флорентийские граждане ели из слепой мести тела ненавидимых и низвергнутых ими правителей.
Такие примеры учат нас быть снисходительнее к диким людоедам и верить, что они не от природы свирепы и кровожадны, а от своей грубой, неналаженной еще, жизни, в которой человеку придается весьма невысокая цена.