Река, по которой мы плыли, вытекала из глубин горы Оц, проходила под Золотыми Скалами и несла свои темные воды в мрачную Исс. Слабый свет, еле брезживший впереди нас, делался все сильнее и сильнее и, наконец, превратился в сияние.
Река расширилась и приняла вид озера, сводчатый потолок, которого, освещенный фосфорическими скалами, сверкал алмазами, сапфирами, рубинами и всеми бесчисленными безымянными камнями Барсума. За освещенным озером стоял густой мрак. Что скрывалось за ним, я не мог догадаться.
Непосредственно следовать за лодкой жрецов и пересечь освещенные воды — было бы страшной неосторожностью. Поэтому, как ни боялся я хотя бы на минуту выпустить Турида из вида, я вынужден был переждать в тени, пока большая лодка не достигнет противоположного берега. Только тогда поплыл я по блестящей поверхности озера в том же направлении.
Этот переезд казался мне вечностью. Наконец я достиг верхнего конца озера и увидел, что река протекает через круглое отверстие в основании скалы. Оно было так низко, что я должен был приказать Вуле улечься на дно челнока, а сам согнуться в три погибели, чтобы не удариться головой о скалу.
За входом потолок стал снова подниматься, но путь уже не был так ярко освещен, как на озере. Небольшие куски фосфорического камня, рассеянные кое-где, излучали слабое сияние. Я попал в небольшую пещеру, в которую река втекала через три сводчатых отверстия.
Турида и жрецов нигде не было видно. В каком из этих темных отверстий они исчезли? Я не мог этого установить никак, и потому наобум выбрал центральное отверстие.
Путь шел теперь в полнейшем мраке. Поток был извилистый и узкий, такой узкий, что я постоянно натыкался то на одну, то на другую скалистую стену.
Далеко впереди себя я услышал глухой рев, который усиливался по мере моего продвижения вперед и перешел в оглушительный грохот, когда я выплыл из-за крутого поворота.
Прямо передо мной, с высоты нескольких сот футов, река низвергалась могучим водопадом, заполняя собой все низкое ущелье. О! Этот оглушительный рев падающей воды, отдающий грохотом в скалистой подземной пещере! Даже если бы водопад не преграждал мне дороги и не указывал, что я на ложном пути, мне кажется, что я убежал бы от этого адского шума!
Турид и жрецы не могли проехать этой дорогой. Я потерял их след, и они теперь настолько опередили меня, что я не смогу настигнуть их вовремя, если вообще буду в состоянии их разыскать!
Мое путешествие вверх по потоку заняло ужа несколько часов; потребуется еще несколько часов для возвращения обратно, хотя по течению путь, конечно, будет намного быстрее.
Со вздохом повернул я челн вниз по потоку и помчался по узкому извилистому каналу, пока не достиг пещеры, в которую река вливалась тремя рукавами.
Оставалось еще два неисследованных пути. И снова я не знал, какой из них выбрать, какой приведет меня на след заговорщиков. Насколько я себя помню, никогда в своей жизни не страдал я так от нерешительности, как в эту минуту!
Часы, которые я потерял, могли решить судьбу моей Деи Торис, если вообще она еще в живых. Потратить еще часы, а может быть, дни на бесполезные исследования другого неверного пути! Новая ошибка, без сомнения, будет иметь роковые последствия.
Я несколько раз въезжал в правое отверстие и вновь возвращался обратно. Как будто какое-то чутье предостерегало меня на этом пути. Наконец я решил остановить свой выбор на левом канале. Однако, перед тем, как повернуть лодку, я бросил последний нерешительный взгляд на темные воды, вытекающие из-под правого свода.
И тут я увидел, как из темноты канала потоком вынесло скорлупу большого сочного плода сорапуса.
Я едва сдержал громкий крик радости при виде этого молчаливого и безразличного вестника, проплывавшего мимо меня. Теперь я знал, что впереди меня на том же потоке должны быть марсиане! Кто-то ел чудесный плод и выбросил скорлупу за борт. Это могла быть только та компания, которую я искал!
Я отбросил всякую мысль о левом проходе и уверенно повернул направо. Поток вскоре расширился. Попадались фосфорические скалы, которые освещали мне путь.
Я очень спешил, потому что почти на день отстал от тех, кого преследовал. Вула и я не ели с предыдущего дня. Что касается до него, то это не имело особого значения: все животные Марса, родина которых — высохшее дно моря, могут невероятно долго обходиться без пищи.
Я тоже не особенно страдал. Вода реки была холодная, вкусная и не зараженная разлагающимися трупами, подобно водам реки Исс. А что касается пищи, то одна мысль о том, что я нахожусь вблизи моей любимой Деи Торис, не давала мне думать ни о чем.
Река становилась все уже, а течение — все быстрее и бурливее, так что я с трудом мог проталкивать свою лодку вперед. Думаю, что сделал не более двухсот футов в час, когда при повороте увидел перед собой пороги, через которые, бурлясь и пенясь, перекатывалась река!
Сердце мое похолодело. Ореховая скорлупа сорапуса обманула меня. Мое внутреннее чутье было правильнее. Мне следовало выбрать левый канал!
Будь я женщиной, я бы заплакал. По правую руку от меня медленно вращался большой водоворот. Я пустил в него свой челнок, чтобы дать хоть немного отдохнуть моим усталым мускулам. Я был совсем убит. Снова нужно было потерять полдня, чтобы вернуться назад и поехать по единственному оставшемуся неисследованному каналу! Какая дьявольская судьба заставила меня выбрать из трех возможных путей два неправильных?!
В то время, как медленное течение тихо несло меня по периферии водоворота, мой челн дважды ударился о скалистый берег. Когда он ударился опять, то звук от толчка получился другой — это был звук удара дерева о дерево.
Я весь встрепенулся… В этой подпочвенной реке не могло быть дерева, кроме того, которое было принесено сюда людьми. Я протянул руку за борт, и пальцы мои нащупали борт другого судна.
Я весь окаменел, напряженно всматриваясь в темноту, стараясь разглядеть, занята ли лодка.
Возможно, что в лодке находились люди, которые не догадывались о моем присутствии… Лодка ударялась одной стороной о береговые скалы, и мягкий удар моего челнока мог пройти незамеченным.
Было так темно, что, несмотря на все мои старания, я не мог ничего разглядеть. Мне почудился было звук дыхания; я начал прислушиваться, но нет, кроме шума воды и мягкого трения лодок, я не расслышал ни единого звука. По обыкновению, у меня очень быстро созрел план действий.
На дне моего челна лежала свернутая веревка. Я ее поднял, привязал одним концом к бронзовому кольцу на носу моего челнока и осторожно перелез в соседнюю лодку. В одной руке я держал веревку, в другой меч.
Лодка слегка качнулась под моей тяжестью, удар моего челна об ее борт мог вызвать тревогу пассажиров, если таковые были. Но все было тихо, и, минуту спустя, обыскав лодку от носа до кормы, я нашел, что она была пуста.
Я ощупал руками скалу, у которой она была привязана, и нашел узкий выступ. Это была дорога! По ней, вероятно, должны были пройти те, которые приезжали до меня. По размеру и строению лодки я был убежден, что это была лодка Турида и жрецов.
Позвав Вулу, я вступил на выступ. Большое дикое животное с ловкостью кошки прыгнуло за мной.
Проходя через лодку, принадлежащую Туриду и жрецам, Вула издал глухое рычание, а когда он подошел ко мне, и я положил на его шею руку, то почувствовал, как его короткая грива ощетинилась от злобы. Мне кажется, что он телепатически почувствовал присутствие врага, потому что я до сих пир не делал никаких попыток объяснить ему цель наших поисков.
Это было упущение, которое следовало исправить. По способу зеленых марсиан я объяснил своему псу то внушением, то словами, что мы выслеживаем людей, занимавших недавно большую лодку.
Легкое мурлыканье указало мне, что Вула понял меня. Я повернул направо, но едва успел сделать это, как почувствовал, что Вула потянул меня в противоположном направлении, я последовал за ним.
Я знал, что он был прекрасной ищейкой и вряд ли ошибался.
Сквозь полный мрак вел он меня вдоль узкого уступа над бурным потоком.
Мы вышли из-под нависших скал, и при тусклом свете я увидел, что тропинка была выбита в массиве скалы, и, что она вела вдоль реки за пороги.
Более часа двигались мы по берегу темной речки. Судя по направлению, я догадался, что мы шли под долиной Дор, а может быть, под морем Омии. Теперь, вероятно, я был недалеко от храма Солнца.
Едва эта мысль пришла мне в голову, как Вула внезапно остановился у сводчатого прохода в скале, отполз от входа и притаился в расщелине.
Слова не смогли бы сказать мне яснее, что где-то поблизости нас подстерегает опасность. Я осторожно подполз к Вуле и поверх его головы заглянул в отверстие.
Передо мной оказалось просторное помещение, которое, судя по обстановке, служило сторожевой комнатой. В одном углу стояли ружейные козлы, а по стенам были нары для воинов. В помещении находились только два жреца из тех, которые были с Туридом и Матаи Шангом.
Жрецы были заняты серьезным разговором, и по тону его было видно, что они совершенно не подозревают, что их могут подслушать.
— Я тебе говорю, — проговорил один из них, — что не доверяю этому черномазому. Не было никакой необходимости оставлять нас здесь, якобы, для того, чтобы охранять путь. Против кого, скажи на милость, охранять нам эту давно забытую подпочвенную тропинку? Поверь, это — просто хитрость с его стороны, чтобы разделить нас. Потом он уговорит Матаи Шанга оставить других где-нибудь, тоже под тем или иным предлогом, а потом нападет на нас со своими товарищами и перебьет всех нас.
— Я согласен с тобой, Лакор, — ответил другой. — Между жрецами и перворожденными не может быть ничего, кроме ненависти и измен. А что думаешь ты о всей этой сказке со светом?
«Пусть, — говорит, — свет горит с силой трех радиоединиц в продолжение пятидесяти секунд, а затем в продолжение одной минуты с силой одной радиоединицы, и, наконец, в продолжение двадцати пяти секунд с силой девяти радиоединиц».
Вот в точности, что он сказал. И подумать только, что старый мудрый Матаи Шанг слушал такую чепуху!
— Действительно это глупо, — ответил Лакор. — Разве таким способом что-нибудь откроешь? Должен же был он что-нибудь ответить, когда Матаи Шанг напрямик спросил его, что он сделает, когда дойдет до храма Солнца. Вот он и выдумал наскоро какой-нибудь ответ. Бьюсь об заклад диадемой хеккадора, что сам он не в состоянии, был бы повторить снова слова.
— Чего нам здесь оставаться, Лакор? — проговорил другой жрец. — Может быть, если бы мы поспешили за ними, мы бы успели спасти Матаи Шанга и отомстить черному датору. Как ты думаешь?
— Никогда за всю свою долгую жизнь, — ответил Лакор, — я не ослушался ни одного приказа отца святых жрецов. Если он не вернется и не прикажет мне покинуть пост, я умру здесь на месте.
Товарищ его покачал головой.
— Я твой подчиненный, — промолвил он наконец, — и ничего не могу сделать без твоего согласия. Но все же я думаю, что мы совершаем большую глупость, оставаясь здесь.
Я тоже считал, что они делают глупость, потому, что мне нужно было пройти через комнату, в которой они находились. Я не имел причин питать особую нежность к этой расе самообожествляющих себя демонов. Однако охотно прошел бы мимо них, не причинив им вреда, если бы это было возможно.
Во всяком случае, следовало попробовать пройти мирным путем. Борьба могла задержать меня или даже положить конец моим поискам: лучшие люди, нежели я, бывали иногда побеждены бойцами меньшей боевой способности, чем жрецы.
Дав знак Вуле следовать за мной, я решительно шагнул в комнату и очутился пред обоими жрецами. При виде меня они обнажили свои мечи, но я знаком руки остановил их.
— Я ищу Турида, черного датора, — сказал я. — У меня с ним счеты, а не с вами. Дайте мне мирно пройти, потому что, если я не ошибаюсь, он такой же враг вам, как и мне, и у вас нет причин его защищать.
Они опустили мечи, и Лакор заговорил:
— Я не знаю, кто ты такой. У тебя белая кожа жреца и черные волосы перворожденных. Если бы дело шло только о безопасности Турида, ты мог бы пройти, и мы бы тебе не помешали. Скажи нам, кто ты и по чьему поручению ты здесь? Может быть, тогда мы пропустим тебя исполнить свой долг, который и сами хотели бы совершить.
Я был поражен, что никто из них не узнал меня. Я думал, что был известен каждому жрецу на Барсуме лично или понаслышке и что я буду немедленно опознан в любой части планеты. Действительно, я был единственным белым человеком на Марсе с черными волосами и с серыми глазами — за исключением моего сына Картериса.
Объявить свое имя означало бы вызвать немедленное нападение: каждый жрец на Барсуме был моим тайным врагом, потому что каждый из них знал, что именно мне обязаны они падением своей вековой власти над душами. С другой стороны, моя репутация исключительного бойца могла заставить их пропустить меня.
По правде сказать, я не обманывал себя этой последней возможностью. На воинственном Марсе нет трусов: всякий — будь он джеддак, жрец или простой смертный — гордится каждым поединком, каждым сражением. А потому я крепче обхватил рукоятку меча, когда обратился к Лакору.
— Я думаю, вы сами поймете, что разумнее пропустить меня с миром, — сказал я. — Если вы вступите со мной в борьбу, это ничего не принесет вам. Вы умрете бесславной смертью в глубине Барсума, а для чего спрашивается? Чтобы защитить наследственного врага вашей нации Турида, датора перворожденных! А то, что вы умрете, если вздумаете противиться мне, этому порукой бесчисленные трупы великих барсумских воинов, павших от этого меча. Я — Джон Картер, принц Гелиума!
В первую минуту это имя, казалось, парализовало жрецов, а затем младший с громкими проклятиями кинулся на меня с обнаженным мечом.
Во время наших переговоров он стоял немного впереди своего товарища, и теперь Лакор схватил его за пояс и оттащил назад.
— Стой! — прогремел Лакор. — У нас будет достаточно времени для боя, если мы вообще найдем нужным сражаться. Конечно, достаточно причин, чтобы каждый жрец на Барсуме жаждал пролить кровь богохульника и святотатца, но не дадим омрачить наш рассудок ненавистью. Джон Картер хочет сейчас исполнить то, что мы сами за минуту до этого желали сделать. Так пусть же он идет убить черного. Мы будем ждать его здесь, чтобы преградить ему путь обратно. Мы освободимся таким образом сразу от двух врагов и вместе с тем не нарушим приказа отца святых жрецов.
В то время, как он говорил, я не мог не заметить коварного выражения его глаз и, несмотря на видимую логичность его рассуждении, бессознательно чувствовал, что его слова маскируют какие-то мрачные намерения. Второй жрец повернулся к нему, видимо, пораженный, но Лакор шепнул ему что-то на ухо, и он, кивнув головой, спокойно отошел в сторону.
— Иди, Джон Картер, — сказал Лакор. — Но знай, что если Турид тебя не уложит, то здесь тебя будут ждать двое, которые сделают все, чтобы ты никогда больше не увидел света солнца. Иди!
Во время нашего разговора Вула ощетинился, рычал и терся об меня. Иногда он заглядывал мне в глаза и умоляюще выл, как бы прося позволения броситься на врагов. Он тоже чувствовал коварство за гладкой речью жреца.
В задней части комнаты было несколько дверей, и на одну из них, крайнюю справа, указал Лакор.
— Эта дорога ведет к Туриду, — сказал он.
Но, когда я подозвал Вулу, чтобы отправиться указанным путем, умное животное принялось выть и не двигалось с места. Затем оно быстро перебежало к первой двери налево, остановилось и начало лаять, как бы приглашая меня за ним последовать.
Я пытливо посмотрел на Лакора и сказал ему:
— Мой пес редко ошибается. Я, конечно, не сомневаюсь в твоей осведомленности, но все же думаю, что будет лучше, если я послушаюсь не тебя, а инстинкта моего пса, которым руководит преданность. — При этих словах я усмехнулся, чтобы он знал, что я не доверяю ему.
— Как хочешь, — ответил он, пожав плечами. — В конце концов это то же самое!
Я повернулся и последовал за Вулой в левый проход, чутко прислушиваясь, не преследуют ли меня жрецы, но все было тихо.
Коридор тускло освещался редкими радиолампами — самыми обычными осветительными приборами на всем Барсуме.
Лампочки, которые я видел, горели, быть может, в этих подпочвенных проходах уже в продолжение многих веков; они не требовали никакого ухода и устроены были так, что расходуется минимальное количество энергии.
Скоро нам стали попадаться поперечные коридоры, но Вула ни разу не колебался в выборе пути. Из одного из этих боковых проходов до меня вскоре донесся звук, значение которого мне сразу стало ясно. Это был металлический звон — лязганье боевых доспехов. Звук раздавался где-то недалеко от меня справа.
Вула тоже услышал его. Он остановился, ощетинился и обнажил все ряды своих блестящих клыков. Я жестом приказал ему молчать, и мы тихо отступили в другой боковой коридор.
Здесь мы остановились в ожидании. Вскоре мы увидели на полу главного коридора тени двух мужчин. Они двигались, по-видимому, очень осторожно: случайный звон, вызвавший мое внимание, больше не повторялся.
Они подошли, тихо ступая, к месту против нашей стоянки. Я ничуть не удивился, признав в них Лакора и его товарища. В правой руке каждого из них блестел хорошо отточенный меч.
— Неужели они уже опередили нас? — сказал Лакор.
— Может быть, животное повело его по неверному следу? — ответил другой.
— Тот путь, по которому мы шли, гораздо короче — конечно, для того, кто его знает. Но для Джона Картера он был бы только короткой дорогой к смерти. Жалко, что он не пошел по нему, как ты ему советовал!
— Да, — сказал Лакор, — никакое умение драться не спасло бы его от вращающейся плиты! Он наверняка лежал бы теперь на дне колодца! Проклятый калот предостерег его от той дороги.
— Ничего! Он свое еще получит, — сказал товарищ Лакора. — Ему не так-то легко будет избежать остальных ловушек, даже если удастся спастись от наших мечей.
— Много бы я дал, чтобы увидеть, например, каким образом он выкрутится, если неожиданно залезет в комнату…
Я тоже много бы дал, чтобы услышать конец разговора и чтобы знать подробнее об опасностях, ожидающих меня впереди. Но тут вмешалась судьба: в эту минуту, в самую неподходящую из всех минут, я чихнул.