Только поздно вечером на другой день Тарзан встретил тех двух пассажиров, в дела которых он вмешался, движимый негодованием. Совершенно неожиданно он опять наткнулся на них в тот момент, когда те меньше всего этого желали.
Они стояли на палубе в уединенном месте и в то время, как Тарзан с ними поравнялся, горячо спорили с какой-то женщиной. Тарзан обратил внимание, что она богато одета и молода, судя по стройной, хорошо сложенной фигуре; но лицо у нее было закрыто густой вуалью, скрывающей черты лица. Все они стояли спиной к Тарзану, -- мужчины по обе стороны женщины, -- и он незаметно мог подойти к ним совсем близко. Он понял, что Роков угрожает, женщина молит; но говорили они на незнакомом ему языке, и только по внешнему виду молодой женщины было ясно, что она испугана.
В манере Рокова была такая определенная угроза физического насилия, что человек-обезьяна на мгновение приостановился и, подойдя к ним вплотную, инстинктивно почуял атмосферу опасности. Он еще колебался, когда мужчина грубо схватил женщину выше кисти и стал крутить ей руку, как будто рассчитывая таким способом вырвать у нее обещание. Что случилось бы, если бы Рокову не помешали -- об этом можно строить различные предположения. Но тут стальные пальцы схватили его за плечо, и сильная рука бесцеремонно заставила его обернуться и встретить холодные серые глаза незнакомца, который уже один раз встал на его пути.
-- Sapristi! -- прошипел разъяренный Роков. -- Что это значит? С ума вы сошли, что ли, что снова оскорбляете Николая Рокова?
-- Вот мой ответ на вашу записку, мсье, -- спокойно ответил Тарзан, отбросив от себя негодяя с такой силой, что тот ударился о перила...
-- Тысяча чертей! -- завопил Роков. -- Скотина, ты мне жизнью заплатишь за это! -- И, вскочив на ноги, он бросился на Тарзана, стараясь на ходу вытащить револьвер из кармана. Женщина в ужасе отпрянула.
-- Николай! -- крикнула она. -- Не делай, о! не делай этого! Скорее, мсье, бегите, или он убьет вас.
Но вместо того, чтобы обратиться в бегство, Тарзан спокойно пошел навстречу нападающему.
-- Не стройте из себя посмешища, мсье, -- сказал он. Роков вне себя от ярости из-за того унизительного положения, в которое поставил его незнакомец, в конце концов вытащил револьвер. Остановившись, он хладнокровно поднял его на уровень груди Тарзана и потянул собачку. Курок щелкнул по пустой камере, рука человека-обезьяны быстро выбросилась вперед, как голова рассерженного пифона: легкое усилие -- и револьвер полетел далеко за борт и упал в Атлантический океан.
Мгновение они стояли оба лицом к лицу. Наконец, Роков овладел собой. Он заговорил первый:
-- Вам уже дважды было угодно, мсье, впутаться в дела, которые вас не касаются. Дважды вы позволили себе унизить Николая Рокова. На первый раз я решил оставить дело без внимания, полагая, что мсье действовал по неведению, но на этот раз я не забуду. Если мсье неизвестно, что за человек Николай Роков, то я могу его уверить: из-за этой последней своей дерзкой выходки у него будут основательные причины узнать и запомнить это раз и навсегда.
-- Вы трус и негодяй, мсье, -- отвечал Тарзан, -- и больше мне нечего знать о вас, -- и он обернулся к женщине, чтобы спросить, не повредил ли ей Роков, но она исчезла. Тогда, не удостоив больше ни единым взглядом Рокова и его товарища, Тарзан продолжал свою прогулку по палубе.
Тарзан не мог не спрашивать себя с удивлением, что за заговор тут устраивается. Что замышляют эти люди? В общем облике женщины под вуалью, которой он только что помог, было что-то знакомое, но, не видев ее лица, он не мог решить, встречался ли с ней раньше. Единственное, что он заметил, -- это кольцо своеобразной работы на одном из пальцев той руки, которую схватил Роков; и Тарзан решил обратить внимание на руки всех пассажирок, с которыми ему придется столкнуться, чтобы установить, кого преследует Роков, и справиться, не было ли у нее от него новых неприятностей.
Тарзан вернулся к своему креслу на палубе и погрузился в размышления и воспоминания о тех уже многочисленных образчиках людской жестокости, людского себялюбия, злобы, свидетелем которых ему пришлось быть с того дня, когда четыре года тому назад, в джунглях, его взор впервые упал на другое человеческое существо -- на черного Кулонгу, копье которого положило конец жизни Калы, огромной обезьяны-самки, и тем самым лишило юного Тарзана единственной матери, которую он знал.
Он вспомнил, как краснокожие убили Кинга, как мятежники "Стрелы" бросили на произвол судьбы профессора Портера и его спутников, как жестоко расправлялись со своими пленниками черные вожди и женщины племени Мбонга; как много мелочной зависти проявляли военные и гражданские чиновники колоний Западного Берега, в лице которых он впервые столкнулся с представителями цивилизованного мира.
-- Боже! -- говорил он себе. -- Они все одинаковы. Плутуют, убивают, лгут, обманывают, и все это из-за того, от чего отказались бы звери джунглей: из-за денег, которые могут доставить им утонченные наслаждения немощных. Жалкие привычки делают их рабами их несчастной участи, а они твердо убеждены в том, что они цари творения, наслаждающиеся единственно ценным в жизни. В джунглях вряд ли один уступил бы спокойно другому свою подругу. Жалкий мир, неразумный мир, и Тарзан от обезьян был безумцем, когда решился променять на него свободу и счастье джунглей.
Вдруг, во время этих размышлений, его охватило ощущение, что сзади на него устремлены чьи-то глаза; старый инстинкт дикого зверя выбился из-под оболочки цивилизации, и Тарзан обернулся так быстро, что молодая женщина, украдкой разглядывающая его, не успела даже отвести взгляда, и серые глаза человека-обезьяны с выражением вопроса встретились прямо с ее глазами. Затем она опустила глаза, и Тарзан увидел, как слабая краска залила отвернувшееся личико.
Он незаметно усмехнулся: вот к чему привело его некультурное и негалантное поведение, ведь он не опустил глаз, когда встретился взглядом с молодой женщиной. Она была очень молода, что заставляло Тарзана ломать себе голову: где он видел ее раньше? Он принял прежнее положение и скоро заметил, что она поднялась и ушла с палубы. Когда она проходила мимо, Тарзан обернулся, рассчитывая, что ему удастся по какому-нибудь признаку установить, кто она.
Он не разочаровался. Проходя, она подняла руку к черной волнистой массе волос, спускающихся узлом на затылок, -- присущий женщинам жест, когда они чувствуют, что сзади их провожает одобряющий взгляд, -- и Тарзан увидел на одном из пальцев этой руки кольцо своеобразной работы, которое он незадолго до того видел на руке женщины под вуалью.
Так вот кого преследует Роков! Эту молодую красивую женщину! Тарзан лениво раздумывал, кто бы она могла быть и какие отношения могли связывать такую милую женщину с этим угрюмым бородатым русским.
После обеда в тот же вечер Тарзан прошел на нос судна и оставался там, пока совсем не стемнело, беседуя с младшим офицером; когда последний был отозван к своим обязанностям в другое место, Тарзан лениво облокотился о перила, любуясь переливами луны на волнах. Он стоял в тени боканца, и идущие по палубе двое мужчин не заметали его. Тарзан, однако, успел уловить из их разговора достаточно, чтобы это заставило его бесшумно последовать за ними, чтобы выяснить, какая новая дьявольская штука у них на уме. Он узнал голос Рокова и узнал в его спутнике Павлова.
Тарзан расслышал всего несколько слов: "И если она закричит, ты можешь душить ее, пока...". Но этого было достаточно, чтобы в нем загорелось желание приключения, и он не упускал из виду двух мужчин, которые теперь быстрыми шагами шли по палубе. Он дошел с ними до дверей курительной комнаты, где они задержались на минуту, словно желая убедиться в присутствии какого-то лица.
Затем они прямо направились к каютам первого класса на верхней палубе. Тут Тарзану труднее было остаться незамеченным, но это ему все-таки удалось. Когда они остановились у одной из полированных дверей, он проскользнул в боковой проход, на расстоянии десяти -- двенадцати футов.
В ответ на стук в дверь, из каюты раздался женский голос, спросивший по-французски: "Кто там?".
-- Ольга, это я, Николай, -- был ответ уже знакомым горловым звуком Рокова.
-- Почему ты не оставишь меня в покое, Николай? Когда ты перестанешь меня мучить? -- послышался голос женщины сквозь тонкую перегородку. -- Ведь я тебе ничего дурного не сделала.
-- Ну, Ольга, Ольга, -- убеждал тот миролюбивым тоном, -- мне надо только сказать тебе пару слов. Я тебе ничего не сделаю, даже не войду в каюту. Но не могу же я кричать через дверь.
Тарзан услышал звук поворачиваемого ключа. Он выдвинулся вперед настолько, чтобы разглядеть, что произойдет, когда откроется дверь, потому что в ушах его еще звучали злополучные слова: "И если она закричит, ты можешь душить ее".
Роков стоял прямо перед дверью. Павлов прижался вплотную к стене коридора рядом. Дверь открылась. Роков остановился на пороге, прислонившись спиной к дверям, и шепотом говорил с женщиной, которая Тарзану не была видна. Потом Тарзан услышал голос женщины, пониженный, но достаточно громкий, чтобы можно было разобрать слова:
-- Нет, Николай, -- говорила она, -- это бесполезно. Грози, чем хочешь, я никогда не соглашусь. Выйди из комнаты. Ты не имеешь права входить сюда. Ты обещал, что не войдешь.
-- Прекрасно, Ольга, я не войду, но раньше, чем я покончу с тобой, ты тысячу раз пожалеешь, что не исполнила моей просьбы. В конце концов я все равно добьюсь своего, так лучше было бы, если бы ты сберегла мне время и хлопоты, себя избавила от бесчестья, а твоего...
-- Николай, Николай! -- перебила женщина, и Тарзан видел, как Роков, посторонившись, кивнул Павлову, а тот одним прыжком бросился к дверям каюты мимо Рокова, предупредительно распахнувшего ему дверь. Роков быстро попятился назад. Дверь захлопнулась. Тарзан услышал звук поворачиваемого внутри ключа. Роков продолжал стоять у дверей, наклонив голову, словно стараясь не пропустить ни одного слова. Скверная усмешка скривила его губы под бородой.
Тарзан слышал, как женщина требовала, чтобы Павлов вышел из каюты.
-- Я вызову мужа, -- кричала она. -- Он вас не пощадит. Из-за дверей донесся насмешливый хохот Павлова.
-- Комиссар судна приведет вашего супруга, сударыня, -- заявил он. -- Этот офицер уже предупрежден, что вы в отсутствие мужа принимаете какого-то мужчину в своей каюте при запертых дверях.
-- Муж поймет, в чем дело!
-- Весьма возможно, но комиссар зато не поймет, а равно и газетные репортеры, которые таинственным образом будут обо всем осведомлены, как только мы высадимся на берег. Они найдут, что это презанимательная история, и то же подумают ваши друзья, когда прочтут об этом за завтраком -- дайте высчитать... сегодня вторник... -- да, за завтраком в пятницу утром. Интерес ничуть не уменьшится от того, что они узнают, что человек, которого женщина принимала у себя в каюте, -- русский слуга, лакей ее брата, выражаясь точно.
-- Алексей Павлов, -- раздался голос женщины, холодный и бесстрашный, -- вы трус, стоит мне прошептать вам на ухо одно имя, и вы откажетесь и от требований, и от угроз и тотчас оставите мою каюту с тем, чтобы и впредь, надеюсь, больше не попадаться мне на глаза.
После этого на мгновение все затихло; женщина, должно быть, наклонилась к негодяю и шептала ему на ухо то, на что сейчас намекала. Минута молчания, потом изумленное проклятие мужчины, шум борьбы, вопль женщины -- и снова молчание.
Крик не успел еще отзвучать, как человек-обезьяна выскочил из своего укромного местечка. Роков бросился бежать, но Тарзан схватил его за ворот и потянул назад. Ни один из них не произнес ни слова, оба чувствовали инстинктивно, что там, за дверью, происходит убийство. Тарзану было ясно, что Роков не думал идти так далеко: его цели были гораздо глубже, -- глубже и, может быть, страшнее, чем грубое, хладнокровное убийство.
Не колеблясь и не окликая, человек-обезьяна оперся огромным плечом о тонкую панель и под дождем разлетевшихся щепок вбежал в каюту, таща за собой Рокова. Перед ним на кровати лежала женщина, а Павлов сжимал пальцами нежную шею, в то время как жертва то била его по лицу, то тщетно старалась оторвать от своей шеи свирепые пальцы, несшие ей смерть.
Шум заставил Павлова вскочить на ноги. При виде Тарзана глаза у него загорелись ненавистью и угрозой. Женщина, шатаясь, приподнялась на койке. Одной рукой она держалась за горло, дыхание с трудом вырывалось из груди. Хотя она была растрепана и смертельно бледна, Тарзан узнал в ней молодую женщину, которую он видел утром на палубе.
-- Что все это значит? -- сказал Тарзан, повернувшись к Рокову, в котором он инстинктом чувствовал зачинщика. Тот молчал, нахмуренный.
-- Нажмите кнопку, пожалуйста, -- продолжал человек-обезьяна, -- нам надо вызвать сюда одного из офицеров -- дело зашло слишком далеко.
-- Нет, нет, -- вскричала женщина, разом вскочив на ноги. -- Прошу вас не делать этого. Я уверена, что мне, в сущности, не хотели причинить вреда. Я рассердила этого господина, и он потерял самообладание, -- вот и все. Мне не хотелось бы, чтобы делу был дан ход, прошу вас, мсье, -- и голос ее звучал так умоляюще, что Тарзан не решился настаивать, хотя здравый смысл подсказывал ему, что во всем этом кроется нечто, о чем должны были быть осведомлены надлежащие власти.
-- Вы, значит, хотите, чтобы я ничего не предпринимал? -- спросил он.
-- Ничего, прошу вас, -- отвечала она.
-- Вы согласны и в дальнейшем подвергаться преследованиям этих двух негодяев?
Она не находила ответа и выглядела очень несчастной и расстроенной. Тарзан видел, как лукавая, торжествующая усмешка скривила губы Рокова. Женщина, очевидно, боялась, не решилась откровенно высказаться в присутствии этих двух негодяев.
-- В таком случае, -- сказал Тарзан, -- я буду действовать на собственный страх и риск. Вас, -- продолжал он, обернувшись к Рокову, -- и вашего сообщника, я предупреждаю, что отныне и до конца переезда я не выпущу вас из виду и если случайно узнаю, что один из вас, хотя бы косвенно, причиняет неприятности этой молодой особе, я тотчас непосредственно призову вас к ответу, и не думаю, чтобы вы остались довольны.
-- Теперь вон отсюда, -- и, схватив Рокова и Павлова за шеи пониже затылка, он выбросил их с силой за дверь, ударив при этом каждого ногой, чтобы они подальше откатились в проходе. Затем он обернулся к женщине. Она смотрела на него, широко раскрыв глаза от удивления.
-- А вы, сударыня, сделаете мне огромное одолжение, если дадите мне знать, как только кто-нибудь из этих прохвостов станет снова беспокоить вас.
-- Ах, мсье, -- отвечала она, -- я надеюсь, что вам не придется пожалеть о вашем добром деле. Вы приобрели злого и изобретательного врага, который не остановится ни перед чем, пока не удовлетворит свое чувство мести. Вы должны быть, право, очень осторожны, мсье...
-- Простите, сударыня, меня зовут Тарзан...
-- Мсье Тарзан. А из того, что я не хотела вызвать офицера, не делайте заключения, будто я недостаточно благодарна вам за смелую и рыцарскую защиту. Спокойной ночи, мсье Тарзан, я никогда не забуду, чем обязана вам, -- и с очаровательной, подкупающей улыбкой, обнаружившей два ряда чудесных зубок, молодая женщина поклонилась Тарзану. Он пожелал ей спокойной ночи и вышел на палубу.
Он был очень удивлен, что здесь на пароходе уже двое -- граф де Куд и эта девушка -- терпели низости Рокова и его товарища и не соглашались передать их в руки правосудия. Прежде чем лечь спать, он мыслями часто возвращался к красивой молодой женщине; жизнь ее, очевидно, опутана какой-то сетью, соприкоснуться с которой судьба заставила и его. Он вспомнил, что даже не знает, как ее зовут. Что она замужем, ясно по узкому золотому кольцу на среднем пальце левой руки. Он невольно спрашивал себя: кто этот счастливец?
Тарзан не видел больше ни одного из участников маленькой драмы, которую мельком наблюдал, до последнего вечера переезда. Уже стемнело, когда он неожиданно оказался лицом к лицу с молодой женщиной. Они оба вынесли свои кресла с разных направлений к одному и тому же месту. Она встретила его милой улыбкой и почти сразу заговорила о том, чему он был свидетелем в ее каюте два дня тому назад.
Казалось, что ее смущает, как бы знакомство с такими людьми, как Роков и Павлов, не очернило ее в его глазах.
-- Я надеюсь, что мсье не судил обо мне, -- начала она, -- по той несчастной случайности, во вторник вечером. Я много перемучилась из-за этого: я в первый раз после того решилась выйти из каюты. Мне было стыдно, -- просто закончила она.
-- Никогда не судят о газели по тем львам, которые нападают на нее, -- возразил Тарзан. -- Я видел раньше тех двоих за работой, в курительной комнате, накануне того дня, когда они напали на вас, насколько помнится; и, ознакомившись с их методами, я пришел к убеждению, что сама их вражда служит лучшей рекомендацией тому, кого они преследуют. Люди, им подобные, прилепляются только к злому и низкому и ненавидят все прекрасное и благородное.
-- Вы очень добры, давая этому такое объяснение, -- ответила она, улыбаясь. -- Я уже слышала о том, что произошло за картами. Муж все рассказал мне. Он говорил о необычайной силе и смелости г. Тарзана, перед которым он вечно будет чувствовать себя в долгу.
-- Ваш муж? -- переспросил Тарзан.
-- Да. Я -- графиня де Куд.
-- Я вдвойне вознагражден, сударыня, раз я оказал услугу супруге графа де Куд.
-- Увы, мсье, я уже настолько обязана вам, что вряд ли когда-нибудь рассчитаюсь, -- не увеличивайте же тяжести моих обязательств, -- и она одарила Тарзана такой прелестной улыбкой, что он почувствовал: мужчина может решиться на гораздо больший подвиг только для того, чтобы заслужить такую улыбку.
В тот день он больше не видел ее и в суете приезда, на следующее утро, упустил ее из виду. Но в выражении ее глаз, когда они расставались накануне, было что-то преследовавшее его. В них была печальная задумчивость, когда они говорили о том, как легко и странно завязываются дружеские отношения во время океанских путешествий, и как одинаково легко эти отношения обрываются раз навсегда.
Тарзан думал, увидит ли он ее еще когда-нибудь...