Прибытие в Петербург. -- Аудиенция в Зимнем дворце. -- Вторая аудиенция. -- Долг Персии. -- Обед в Елагинском дворце. -- Милости императора Николая Персии. -- Отпускная аудиенция. -- Награды. -- Выезд.
Прием, ожидавший Хосров-мирзу в столице, превзошел всякие ожидания и ясно свидетельствовал, как легко мы прощаем всякие обиды и оскорбления, не исключая и тех случаев, когда ими затрагиваются национальная честь и самолюбие. Не вдаваясь во все подробности пребывания персидского посольства в Петербурге, я упомяну здесь только о главных обстоятельствах его миссии.
Хосров-мирза прибыл в Петербург 4 августа и тотчас же направился в приготовленный для него Таврический дворец, славный в наших летописях блистательным празднеством, устроенным в его стенах в 1791 году князем Потемкиным в честь обожаемой им государыни. По пути следования принцу были отдаваемы воинские почести от выставленных шпалерами 4-х эскадронов лейб-гвардии Кавалергардского и 2-х батальонов лейб-гвардии Семеновского и Павловского полков. При самом входе во внутренние покои дворца, его встретил обер-гофмаршал Нарышкин, а несколько спустя приехал петербургский генерал-губернатор поздравить его со счастливым прибытием в столицу.
Вскоре по прибытии Хосров-мирзы, возвратилась из Петергофа императорская фамилия, и последовала торжественная аудиенция. Она была назначена на 12 августа. В этот день обыкновенный караул во дворце был умножен тремя батальонами, из коих один поставлен перед главной гауптвахтой на дворе, а другие на площади, по обе стороны ворот; в сенях, на парадной лестнице и в прихожих комнатах, начиная от переднего подъезда, с большого двора до концертного зала, назначенного для камеры ожидания, поставлены были шпалеры от лейб-гвардии Конного и Кавалергардского полков по 4 эскадрона; такой же шпалер -- в казачьей, арабесковой, белой зале и портретной галерее до кавалергардской комнаты. В георгиевской и тронной залах были помещены дворцовые гренадеры.
Ровно в 10 часов утра генерал-адъютант граф Сухтелен, назначенный предводителем, отправился из Зимнего дворца в посольский дом, где был встречен чиновниками посольской свиты и в первой комнате самим Хосров-мирзой.
После обычного приветствия они вышли из дворца; караул отдал честь с музыкой, и шествие открылось в следующем порядке:
Дивизион конной гвардии с обнаженными палашами, штандартом, трубами и литаврами.
Унтер-шталмейстер с 2 берейторами; за ним 12 заводных дворцовых лошадей в богатом уборе, кои ведены были конюхами одна за другой.
Четыре дворцовые кареты для персидских чиновников.
Шесть дворцовых ездовых верхами, за ними 4 скорохода с тростями; 2 камер-лакея и 24 лакея по два в ряд, пешие.
Дворцовая богатая карета, в которой сидел Хосров-мирза, а против него граф Сухтелен; по обеим сторонам кареты 4 лакея пешие; 2 камер-пажа и 4 кавалерийских офицера верхами, и в заключение дивизион кавалергардов.
При въезде посла на двор Зимнего дворца, стоявший там баталион отдал честь музыкой, и принц, при выходе из кареты, был встречен церемониймейстером, 2 камер-юнкерами, 2 камергерами и гофмейстером; на верхней площадке обер-церемониймейстером, в первой комнате обер-гофмаршалом, проводившим его в камеру ожидания, где он был встречен обер-камергером и обер-шенком.
После некоторого там отдохновения, во время которого подавали кофе, десерт и шербет, Хосров-мирза проследовал в георгиевскую тронную залу, где перед троном стоял император Николай и находилась царская фамилия, министр императорского двора, вице-канцлер, граф Нессельроде, члены Государственного совета, члены сената, генералитет, штаб- и обер-офицеры гвардии, а вправо от трона -- весь сухопутный и морской Главный штаб.
По левой стороне залы, против императорской фамилии, поместился дипломатический корпус, а за ним -- дамы и гражданские чины первых 4-х классов; армейские штаб- и обер-офицеры и все прочие, имеющие приезд ко двору, собрались в белой галерее; наконец, купечество разместилось в большой мраморной и аван-зале.
Хосров-мирза сам нес шахскую грамоту. Вступив в аудиенц-камеру, он сделал первый поклон, посередине -- второй, где свита его остановилась на время аудиенции; затем, приблизясь на несколько шагов к государю, -- третий поклон, после которого произнес следующее:
"Могущественнейший государь император!
Спокойствие Персии и священный союз между вашим императорским величеством и великим обладателем Ирана, дражайшим моим повелителем и дедом, существующий, были противны духу зла. Сей воздвиг в Тегеране толпу неистовую, совершившую в начале текущего года неслыханное злодеяние, жертвою коего сделалась российская миссия. Таковое злополучное происшествие покрыло глубоким мраком скорби весь наш дом и всех его верноподданных. Ужаснулось праведное сердце Фетх-Али-шаха при мысли, что горсть злодеев может привести к разрыву мира и союза между его высочеством и великим монархом России.
Он повелел мне, внуку своему, поспешить в столицу сей державы. Он уверен, что глас мой, глас правды, обратит на себя милостивое внимание вашего императорского величества и соделает незыблемую дружбу между двумя величайшими и могущественнейшими государями мира.
О сем мне поручено именем могущественного моего повелителя просить вас, великий государь! Предайте вечному забвению происшествие, оскорбившее равно двор российский, как и двор персидский; пусть познает вселенная, что и при самом ужасном случае, два мудрых монарха откровенно объяснились, и все недоумения, все подозрения -- исчезли, всему положен конец вожделеннейший.
Наконец, я, избранный для ходатайства по сему важному обстоятельству, признаю себя достигшим высочайшего счастия, удостоясь предстать пред вашим императорским величеством и, исполнив волю прародителя моего, утвердить навеки доброе согласие между двумя народами, коих само провидение ведет к взаимной непоколебимой дружбе".
По переводе этой речи Хосров-мирза вручил государю императору шахскую грамоту, в которой, между прочим, Фетх-Али-шах писал:
"Грибоедов прислан был полномочным министром от Российской державы, и был по сей причине дорогим гостем нашего государства. Мы оказали ему такие почести и благорасположение, каких еще никого из посланников не удостаивали; но враждебный рок судил ужасное происшествие, коего описание стесняет сердце наше и исполняет нас живейшею горестью. Всеведущему Богу известно, сколько для нас сие происшествие горестно и сколь оно нас тронуло.
Один проницательный и блестящий ум великого императора может открыть нам путь к утешению, успокоить сердце и свеять пыль сомнения, покрывшую лицо наше. Конечно, вашему величеству известно, что никакой благоразумный человек никогда не мог покуситься на подобное дело. Милосердный Боже! Возможно ли подозревать, чтобы наши визири и вельможи взяли участие в сем ужасном происшествии в то самое время, когда новый счастливый мир, источник радости и благополучия, венчал желания обеих держав. Хотя драка между людьми посланника и чернью, столь внезапно возникшая, что невозможно было оказать никакой помощи, -- была причиною сего ужасного происшествия, однако же правительство наше пред вашим покрыто пылью стыда, и лишь струя извинения может обмыть лицо оного. Для приведения к благому концу сего ужасного дела и для испрошения милосердного прощения, мы признали лучшим средством отправить к вашему величеству, с сим извинительным письмом, излюбленного внука нашего, эмир-задэ Хосров-мирзу, вместе с высокостепенным Мамед-ханом, одним из приближеннейших и почтеннейших вельмож нашего двора, начальником всего регулярного нашего войска.
От обширного ума великого нашего благоприятеля, украшающего вселенную, зависеть будет принять милостиво или отринуть извинение..."
Пришла поря опять скрепить
Союз приязни снисхожденьем --
И все минувшее затмить
Благотворительным забвеньем. (Саади)
Приняв грамоту, государь передал ее графу Нессельроде, который, положив ее на нарочно приготовленный стол, от имени его величества отвечал:
"Его императорское величество повелевает мне уверить ваше высочество в том совершенном удовольствии, с коим он внимал объяснениям вашим и изъявлению праведного сетования от лица вашего государя. Движимый чувствами великодушными, его величество шах не мог, конечно, без ужаса взирать на злодейство, имевшее целью расторжение дружеских связей между двумя державами, еще недавно примирившимися. Он ознаменовал сие посольством, вашим посольством, долженствующим рассеять всякую тень, которая могла бы помрачить взаимные сношения России с Персиею после происшествия столь плачевного.
Да будет сие уверение принесено вами его величеству шаху; да будет он убежден вами в непоколебимой воле его императорского величества всегда сохранять мир и утверждать узы дружбы и соседственного согласия, благополучно возобновленные в Туркменчае.
Избрание вашего высочества для сих изъяснений крайне приятно государю императору. Вы благоволите в сем удостовериться теми чувствами, кои теперь изъявлены мною от имени всемилостивейшего моего государя".
По выслушании этого ответа, его величество, взяв Хосров-мирзу за руку, произнес:
-- Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие.
За сим принц удостоился кратковременного разговора с государем императором в особой комнате, где все сановники посольства тогда же были через него представлены его величеству. На этой приватной аудиенции его величество заметил Хосров-мирзе негодование свое против двуличной политики персиян, позволившей им, в самое время отправления к ним его -- Хосров-мирзы, производить в Константинополе переговоры с врагами нашими.
По выходе от государя, Хосров-мирза был приглашен в малую тронную, где государыня стояла перед последней ступенью, статс-дамы и фрейлины по правую, а чины двора по левую сторону трона. Вступив в залу и сделав три поклона, Хосров-мирза произнес:
-- Я горжусь и считаю себя счастливейшим, что из числа персидских принцев на мою долю выпало сделаться известным вашему величеству и передать вам, монархиня, все то уважение, которое его величество шах питает к высочайшей особе вашей, как к существу добродетельнейшему.
-- Прибытие вашего высочества в русскую столицу, -- отвечала государыня, -- послужило к истинному моему удовольствию. Я радуюсь неизменной дружбе его величества императора, моего любезнейшего супруга, к царствующему в Персии дому. Передайте его величеству шаху мой привет.
С представлением Хосров-мирзы и его свиты наследнику окончилась аудиенция, продолжавшаяся всего два часа.
Возвращение посольства в Таврический дворец совершилось тем же порядком.
На следующий день Хосров-мирза имел частную аудиенцию в Елагинском дворце, на которой он главным образом просил о сложении с Персии оставшихся неуплаченными двух куруров контрибуции, условленных в Туркменчае. На такое ходатайство ему было отвечено через министерство иностранных дел, что Россия, после тегеранского события, без того показала уже довольно умеренности, что теперь, когда объяснения по означенному случаю едва приведены к благополучному концу, не время думать о новых снисхождениях; со всем тем, в доказательство искреннего желания не стеснять персидское правительство, государь император соизволяет отсрочить уплату означенных куруров еще на 5 лет.
В таком положении находилось дело о долге Персии, когда получены были письма князя H.A. Долгорукова, из которых император Николай с удовольствием известился о мерах, принятых в Тегеране для наказания возмутителей, умертвивших нашу миссию. Не менее приятно было видеть постоянное, искреннее расположение к нам Аббас-мирзы. В уважение этого, а также и настойчивой слезной просьбы Хосров-мирзы, государь подарил Персии один курур, а уплату последнего отсрочил на 5 лет.
Прошло около полутора недель после аудиенции 13 августа, посвященной визитам и разного рода удовольствиям столичной жизни, и -- как срок этот ни был краток, но Хосров-мирза уже успел обратить на себя общее внимание и сделаться любимцем всех приходившихся с ним в столкновение.
24 августа он с эмир-низамом, Мирза-Масудом и Мирза-Салехом удостоился приглашения к высочайшему столу в Елагинский дворец. Явившись туда, гости представились их величествам, причем Хосров-мирза поцеловал руку государыни.
Разговор начался с замечания государя императора принцу:
-- Я слышал, что на вчерашнем концерте одна из здешних красавиц поразила твое сердце стрелою.
-- Обстоятельство это, -- отвечал Хосров-мирза, -- сообщено вашему величеству, вероятно, графом Сухтеленом, но он передал его не вполне точно.
Между нами была только речь о глазах и бровях, и я объяснил графу, что наши поэты сравнивают их с луком и стрелою.
Перейдя в соседнюю комнату, принц встретил, между собравшимися в ней лицами, некоторых знакомых. В числе их были дамы. Но едва только он успел сказать с ними несколько слов, как к нему обратился государь:
-- Ты все приветствуешь старух и не обращаешь внимания на девиц, с которыми ты также знаком.
Принц обратился к девицам.
Несколько минут спустя пошли к столу. Хосров-мирза сел по левую сторону государя, а Мирза-Масуд, в качестве переводчика, против его величества. Кушанья подавались в одно время государю и принцу. (Во второй раз принц был приглашен к высочайшему столу в Царском селе).
В продолжение всего обеда шла полная оживленная беседа, дышавшая тем высоким вниманием государя к гостю, которое не могло не оставить самого глубокого впечатления в юном сердце Хосров-мирзы. Не знаю, быть может, мое предположение есть простая гипотеза, но позволяю себе думать, что именно расположение императора Николая и всего высшего нашего общества к принцу, послужило поводом к тем светлым, хотя и неосновательным, расчетам его на Россию, подготовившим ему бесповоротно грустное падение.
Но не одними милостями, лично обращенными к Хосров-мирзе, государь думал скрепить дружеские отношения России к Персии. Желая после торжественного оправдания, принесенного принцем от имени шаха, уничтожить немедленно все опасения, какие могли существовать в уме сего монарха насчет наших видов, он приказал, не дожидаясь отъезда персидского посольства из столицы, препроводить к Фетх-Али-шаху ответную дружественную грамоту.
Кроме того Персии, как мы упомянули выше, был прощен один из куруров, следовавших нам по Туркменчайскому трактату.
Но, удовлетворяя главным домогательствам Хосров-мирзы, ему было оказано снисхождение и в просьбах второстепенной важности. Так, например, Персии было дозволено запастись из российских владений сукном для войск, кожевенным товаром, кремнями, ядрами, холодным и огнестрельным оружием.
Брат Мирза-Бабы, врача принца, был принят на воспитание в горный корпус.
Наконец, на отпускной аудиенции, бывшей 6 октября, посольство испытало новые монаршие щедроты. Хосров-мирзе был пожалован, вместо ордена, бриллиантовый орел, для ношения на шее, на голубой ленте, и бриллиантовое перо с изумрудами, а эмир-низаму богатый кинжал, украшенный драгоценными камнями, и орден Белого Орла; кроме того, даны перстни:
Мирза-Масуду в 6400 р.
Мирза-Салеху 5100 р.
Мирза-Бабе 3900 р.
Хусейн-Али-Беку 1000 р.
Физил-хану 800 р.
Денег подарено некоторым лицам свиты 6000 червонцев.
Разных материй и мехов Хосров-мирзе и его свите на 23864 р. 75 к.
Стеклянных, граненых и золоченых вещей поднесено принцу и его свите, при посещении императорского стеклянного завода на 11702 р. 50 к.
Фарфоровых вещей, при посещении императорского завода, на 18303 р.
Всего на 89100 р. 25 к.
Французу Семино пожалован орден св. Владимира 4-й степени и секретный пенсион в 120 червонцев в год.
Затем государь император, не желая оставить без особого знака своего внимания полезное содействие казвинского принца Али-Наги-мирзы и каймакама Мирза-Абуль-Касима, при изгнании из Тегерана бунтовщиков, виновных в умерщвлении нашей миссии, -- пожаловал: первому -- бриллиантовый перстень со своим портретом при особом рескрипте, а второму -- орден Белого Орла; министру же казвинского принца -- бриллиантовый перстень со своим вензелем.
Генералу Ренненкампфу, коего попечительность и искусство по должности, ему порученной, удостоились полного высочайшего одобрения, была пожалована государем императором табакерка, украшенная алмазами с шифром.
После аудиенции 6 октября Хосров-мирза оставался в Петербурге еще 12 дней. Время это было посвящено прощальным визитам и сборам к отъезду, который был назначен на 18-е число.