Предлагаемая мною ныне статья не новая; она была напечатана первый раз в "Закавказском Вестнике" за 1847 год, под заглавием "О Кабарде". Вторичное ее издание вызвано разными причинами. Главная из них заключается в том, что номера "Закавказского Вестника" за прежние годы почти нигде уже не встречаются и собрать их за целый год почти нет возможности; а потому и сама статья Шора Ногмова сделалась ныне библиографической редкостью. При всех недостатках этого труда, который далеко не выдерживает исторической критики, в нем нельзя не признать в то же время и многих достоинств, по коим неизлишне вторично вызвать его от забвения и закрепить снова печатью.
Кроме того, сличив печатную статью Шора Ногмова с имевшейся у меня подлинной рукописью, я нашел, что в первой допущены некоторые пропуски и отступления против последней, и, решившись на настоящее издание этой статьи, я не мог не подвергнуть ее необходимым изменениям, которые на этот раз были довольно значительны. Они заключаются в следующем:
Заглавие, данное "Вестником" статье "О Кабарде", я заменил тем, какое дано было ей самим Шора Ногмовым.
Предисловие автора и введение к статье я соединил, так как в одном повторяется многое, что есть в другом, а в последнем недостает того, о чем говорится в первом. В "Закавказском Вестнике" предисловие вовсе опущено.
Слог статьи исправлен, насколько это было возможно, чтобы не изменять его совершенно.
Число глав против печатной статьи значительно сокращено, так как некоторые из них заключают в себе лишь несколько строк.
Сама статья дополнена мною примечаниями в тех местах, где это было особенно необходимо.
Непосредственно за статьей следуют приложения. Одно из них, под заглавием "Постановления о сословиях в Кабарде", было сообщено автором в дополнение к статье, вслед за которой она напечатана и в "Закавказском Вестнике".
Наконец, я счел не лишним представить и биографический очерк жизни Шора Ногмова. При этом считаю долгом изъявить господину капитану генерального штаба И.И. Стебницкому душевную мою признательность за обязательное сообщение мне некоторых сведений о Шора Ногмове, собранных им по моей просьбе во время поездки в Кабарду, со слов Урустама Ногмова, сына покойного автора, который, в свою очередь, дополнял их расспросами у своей матери. Другая часть сведений получена мною официальным путем, от начальника Кабардинского округа, господина генерал-майора князя В.В. Орбелиани.
Личность автора следующей за сим монографии так интересна, что мы считаем необходимым предпослать ей несколько биографических о нем сведений, которые собраны частью из устных рассказов лиц, заслуживающих в этом отношении полного доверия, частью же из кое-каких печатных указаний и официальных источников -- из последних преимущественно.
Шора Бекмурзин Ногмов родился в бывшем ауле Ногмова, на реке Джуце, близ Пятигорска, и, как должно полагать, в 1801 году. Прадед его был природный абадзех и во второй половине прошлого столетия выселился в Кабарду, где потомки его ныне считаются в разряде кабардинских узденей 2-й степени. Какие именно обстоятельства вынудили и сопровождали это выселение -- неизвестно; ничего также неизвестно и о предках Шора Ногмова. Да и сами сведения о жизни автора предлагаемой статьи касаются более внешних сторон его жизни, что по необходимости обусловливается свойством тех источников, какие мы имели под рукой. Для характеристики его внутреннего развития, к сожалению, у нас не было никаких данных. А такая характеристика представила бы живой интерес, как и все, касающееся внутреннего мира и нравственных качеств человека, который вправе быть назван передовым, особливо в той среде, в какой назначено ему было судьбою родиться и жить; среда же эта недалеко ушла от полудикого состояния в первой половине текущего (XIX -- Ред.) столетия, да и теперь находится на той же ступени развития.
Сын небогатого отца, Шора Ногмов с юных лет выказывал особенное влечение к книгам; эта-то наклонность, по мере своего развития, впоследствии и выдвинула его из ряда соплеменников. На 18 году он уже основательно знал арабский язык, которому выучился в земле кумыков и, как должно думать, в деревне Андреевой, где он жил несколько лет. Кроме языков арабского и своего природного, он хорошо знал турецкий и персидский. По возвращении от кумыков Шора Ногмов сделался муллой в своем ауле. Но звание это не соответствовало врожденным его наклонностям, и потому он вскоре от него отказался. На 25 году Шора Ногмов пожелал изучить русский язык и с этой целью явился к командиру 1-го Волгского казачьего полка, подполковнику Лучкину, с просьбой поместить его в полковую канцелярию. Здесь он пробыл около трех или четырех лет, в течение которых успел до того усвоить себе русский язык, что в 1828 году был прикомандирован для обучения содержавшихся в крепости Нальчике аманатов из разных горских племен русскому и турецкому языкам. Обязанность эту он выполнял с необыкновенным усердием и успехом.
Но служба Шора Ногмова началась собственно с 1818 года, при командовавшем на Кавказской линии генерал-майоре Дельпоццо. В том же 1818 и последующих 1819 и 1822 годах он состоял в распоряжении командовавшего второю частью кордона правого фланга полковника Победнова, исполняя разные поручения с отличным усердием и аккуратностью. Когда же в 1822 году, при начальнике Кавказской линии генерал-майоре Стале, в Кабарде вспыхнуло всеобщее возмущение, тогда Шора Ногмов принимал деятельное участие в разных походах и несколько раз был секретно посылаем на Минеральные воды, для собрания сведений о сборище неприятеля. При исполнении одного из таких поручений, в августе 1822 года, на обратном пути из Пятигорска, на реке Кумлыке, не доезжая реки Малки, он был встречен восемью хищниками и в схватке с ними ранен шашкой в ногу и контужен пулей в бок. Несмотря на всю опасность своего положения, он успел отбиться от них и в целости доставить в отряд все вверенные ему бумаги. В последующие за тем годы Шора Ногмов нередко оказывал русскому правительству довольно важные услуги, засвидетельствованные самим генералом Сталем. В 1825, 1826 и 1827 годах, как видно из выданных ему аттестатов от кисловодского коменданта, генерал-майора Энгельгардта, и командира кордона и казачьего полка, подполковника Грекова, особенно рекомендуется неизменная преданность Шора Ногмова к русскому правительству и хорошие познания его в русском и восточных языках, усердие при исполнении возлагаемых на него поручений, а в особенности, при командировке его для водворения спокойствия между кабардинскими узденями и их подвластными. Не менее благоприятны отзывы о нем управы колонии шотландцев. Наконец, с 1828 года, как я упоминал выше, Шора Ногмов был прикомандирован генералом Емануелем для обучения в Нальчике аманатов, что и продолжалось до конца 1829 года. С этого времени служба Шора Ногмова собственно на Кавказе прекратилась. В 1830 году, уехав в Петербург, он поступил оруженосцем лейб-гвардии в Кавказско-горский полуэскадрон, с которым в начале декабря того же года отправился из столицы в конвое 1-го Отделения Императорской квартиры, под командой штаб-ротмистра Хан-Гирея, в Вильно. В январе следующего, 1831 года он причислен к квартире гвардейского корпуса, -- в феврале, в числе прочих, перешел границу Царства Польского и с 29 апреля по 4 июня, под командой Хан-Гирея, состоял в отряде генерал-лейтенанта барона Остен-Сакена. 29 апреля он находился в партии, посланной из Остроленки для открытия неприятеля и, встретившись в с. Елинках с ротой инсургентов, принимал деятельное участие в окончательном ее поражении. На следующий день та же партия с 5-м эскадроном л.-гв. Казачьего полка была в сражении при Цернентах, где перед истреблением 5-й мятежнической колонны, она первая врубилась в ряды неприятеля, наведя своей безоглядной храбростью и быстротою ужас на партизан, оставивших на месте более ста тел. Затем Шора Ногмов участвовал в отступлении вышеупомянутого отряда от Остроленки до г. Вильно и находился в сражениях 6 мая при Райгрудке, 7 июня при Вильно, где, в составе Оренбургского уланского полка, с отличной храбростью бросился в атаку на 1-й уланский полк польских мятежников и много способствовал к его поражению, -- и 16 июня при Ковно, где вместе с 5-м эскадроном л.-гв. Казачьего полка бросился в колонну пехоты и, прорвав оную, ударил на неприятельский эскадрон, который был опрокинут и преследуем на расстоянии восьми верст. С 16 июня по 4 июля он участвовал в преследовании отряда генерала Гелгуда до прусской границы, а 3 октября присоединился в Варшаве к лейб-гвардии Кавказскому полуэскадрону; затем в феврале 1832 года он возвратился в Петербург. За все эти походы и участие в сражениях Шора Ногмов получил знак военного ордена св. Георгия и знак за военные действия достоинства 5-й степени.
В декабре 1832 года Шора Ногмов был произведен в корнеты, а в 1834 году за отличное исполнение разных поручений награжден золотой медалью на аннинской ленте с надписью "За усердие", для ношения на шее.
Живя в Петербурге, Шора Ногмов не забывал и науки. Усердно занимаясь чтением книг и переводами с арабского языка на русский, он, вместе с тем, не покидал и дальнейшего изучения турецкого языка, в чем ему много содействовал один приезжий турок. Это продолжалось до мая 1835 года, когда Ногмов был перечислен в Отдельный Кавказский корпус, с чином поручика по кавалерии. Возобновив таким образом прерванную на Кавказе службу и поселившись в Тифлисе, он деятельностью своею не мог не обратить на себя и здесь внимания тогдашнего главноуправляющего, генерал-адъютанта барона Розена, который в вознаграждение его трудов подарил ему золотые часы в 500 рублей и 50 червонцев.
В1836 году Шора Ногмов был отправлен для доставления в московскую клинику абадзехского старшины Али-Мурзы-Лоова, лишившегося зрения, вследствие чего, по высочайшему повелению, ему надо было сделать там операцию. За исполнение этого поручения Шора Ногмов получил 100 червонцев, а в следующем, 1837 году, по случаю приезда на Кавказ государя императора, награжден 700 рублями ассигнациями.
В 1838 году Шора Ногмов был назначен секретарем в кабардинский временный суд. Должность эту он исправлял пять лет и с увольнением от нее в 1843 году был произведен в штабс-капитаны.
В этот именно период времени Шора Ногмов успел более основательно изучить и обогатить запас имевшихся у него преданий кабардинского народа и составить по ним историю адыгейского народа, которая ныне появляется в печати.
Окончив этот труд в 1843 году, Шора Ногмов пожелал до напечата-ния подвергнуть его рассмотрению С.-Петербургской Академии Наук, а потому просил ходатайства бывшего начальника центра, князя Эристова (впоследствии кутаисского генерал-губернатора) о доставлении ему средств к поездке в столицу и о назначении ему, на время пребывания в ней, необходимого содержания. По доведении о сем до сведения государя, последовало разрешение на отправление этого офицера в Петербург, с прикомандированием его к лейб-гвардии Кавказско-горскому полуэскадрону и с производством ему со дня прибытия в столицу до возвращения на Кавказ содержания наравне с штабс-ротмистром упомянутого полуэскадрона. Но, к сожалению, Шора Ногмов не успел довершить начатое и вскоре по приезде в Петербург был разбит параличом и там умер в июне 1844 года.
После Шора Ногмова осталось семейство, состоящее из жены, трех сыновей и дочери; в настоящее время оно живет в ауле Кар-мова, на Малке, близ поста у Каменного Моста. Старший сын, поручик Урустам Шора Бекмурзин Ногмов, воспитывался в Павловском кадетском корпусе, служил в гусарах, а теперь живет в своем ауле. Этим ограничиваются все сведения о Шора Ногмове. Рассказывают еще некоторые кабардинцы, лично знавшие его, что он познакомился с Пушкиным, во время бытности его в Пятигорске; что Ногмов содействовал поэту в собрании местных народных преданий, и что поэт, в свою очередь, исправлял Ногмову перевод песен с адыгейского языка на русский...