"Гарнизон Михайловского укрепления состоял из роты Черноморского линейного No 5-й баталиона, под командой штабс-капитана Лико (он же был и воинским начальником) и роты Тенгинского полка, которой заведовал подпоручик Краумзгольд; в роте состояли: прапорщик Гаевский, подпрапорщик Корецкий, фельдфебель Комлев. Нижних чинов в роте, хотя числилось по списку 250 человек, но, за убылью от болезней и по другим случаям, под ружьем в то время не было и половины; всего же гарнизона, в обеих ротах, с артиллеристами, считалось до 500 человек, вместе с больными. Когда за убылью этих последних из фронта, нельзя было, в случае нападения, занять все протяжение огневой линии, штабс-капитан Лико разделил укрепление углубленным ретраншаментом, с амбразурой в передовой насыпи для орудия, снятого с оставленного им бастиона, обращенного к ущелью, откуда скорее всего можно было ожидать нападения. Известившись о взятии форта Лазарева, он собрал всех офицеров и, в присутствии нижних чинов, объявил об угрожающей им опасности, причем напомнил долг присяги и данное ими обещание генералу Раевскому "не сдаваться живыми, в крайности взорвать пороховой погреб и погибнуть вместе с неприятелем". На это напоминание солдаты и офицеры отозвались единодушным согласием. Затем, распределив гарнизон по бастионам той части укрепления, которую отделили ретраншаментом, условились при неустойке отступать к бастиону, в котором находился пороховой погреб, а в крайности привести в исполнение данное слово. Ожидая нападения, весь гарнизон постоянно был наготове встретить неприятеля, и потому, в ночное время, в казармах никто не оставался.
В ночь с 21 на 22 марта 1840 года, с четверга на пятницу, с той стороны, откуда именно ожидали нападения, с 10-ти часов вечера, слышен был лай солдатских собак, которых на ночь выгоняли за укрепление; этого было достаточно, чтобы именно в эту ночь ожидать нападения, а потому сам Лико, за ним офицеры и многие из нижних чинов надели чистое белье, а офицеры даже принарядились в лучшие свои мундиры; во все орудия заложили картечь. К утру, часу в четвертом, лай собак послышался во рву укрепления. Тогда с фланга северного бастиона сделан был выстрел, вслед за которым раздался гик неприятеля, появившегося на всем протяжении огневой линии. Удачные выстрелы картечью хотя на время его задерживали, но, постоянно усиливаясь, он, наконец, ворвался в укрепление. Тут началась рукопашная свалка. Лико был изрублен в числе первых; гарнизон защищался, отступая к погребу, двери которого были отворены. Горцы бросились грабить порох; из погреба повалила пыль. Тогда-то рядовой роты Краумзгольда, Архип Осипов, закричал:
-- Пора, братцы! Кто останется в живых -- помните Осипова! -- и с этими словами вбежал в погреб, сделал выстрел, и последовал страшный взрыв, все смолкло -- и солнце, не дойдя еще до полудня, осветило только кровавую картину смерти и разрушения".
Вот рассказ полковника фон Бринка, составленный им из сведений, собранных от оставшихся в живых пленных, при посредстве лазутчика, линейного казака, бежавшего из отряда полковника Засса, во время наездов его на Егерукаевские аулы. Этого беглого фон Бринк никогда не хотел наименовать, да и в Анапе, кроме него, никто не знал имен лазутчиков.
Как необходимое дополнение к приведенному рассказу, помещаем ниже сего два документа: проект приказа и, вслед за тем, самый приказ в том виде, в каком он, в свое время, был объявлен по армии. Первоначальный проект собственноручно написан императором Николаем так:
"В летописях подвигов Российской армии много громких славою дел, много личных подвигов, сохранившихся в памяти потомства. Кавказский корпус, по назначению своему, чаще других имеет случай стяжать новые лавры. Но досель не было примера, подобного в недавнем времени свершившемуся.
На черноморском берегу, населенном черкесами, постепенно нами занимаемому, воздвигнуты были полевые укрепления, для возможного обеспечения гарнизонов от внезапных нападений горцев. Укрепления сии, построенные наскоро и из местных материалов, часто весьма непрочных, не представляли покуда сильного прикрытия. Зимняя погода и сильные дожди разрушили еще более иные из оных, в том числе укрепление Михайловское, в котором помещены были постоянным гарнизоном две роты Черноморского линейного No 5-й баталиона. Болезненное состояние сего гарнизона вынудило усилить оный на время ротою Тенгинского и ротою Навагинского полков. Другой помощи дать укреплению не было возможности, ибо время года не дозволяло сего. Между тем, всегда враждебные нам горцы, заметив слабое состояние укрепления, решились собраться со всех племен в значительных силах и овладеть оным.
Начальнику укрепления, линейного No 5-й баталиона шт.-кап. Лико, намерение сие было известно; известна была и невозможность получить помощь извне. Тогда, собрав всех офицеров и нижних чинов, он им объявил о решимости защищаться до последней крайности, а в случае одоления превосходством неприятеля, о твердом намерении поднять себя на воздух взрывом порохового погреба. Весь гарнизон с восторгом принял сие предложение. Вскоре за сим, горцы, в числе 10-ти или 11-ти тысяч, сделали всеобщее нападение и, несмотря на отчаянное сопротивление и значительную потерю, ворвались в укрепление. Гарнизон предал пламени все запасы, сложенные внутри укрепления, и отступил за завал, наскоро набросанный в одной стороне; но, видя невозможность выгнать столь превосходного числом неприятеля, геройски исполнил свою решимость и поднял себя на воздух, погибши весь и истребив значительную часть ворвавшихся горцев.
Сколь ни прискорбна потеря стольких храбрых, но подвиг их останется бессмертным в бытоописаниях Российской армии, в пример другим.
Государь Император повелеть соизволил: вдовам, матерям или детям славно погибших -- обратить в пенсион содержание умерших мужей, сыновей или отцов; детей же их принять на казенное содержание в учебные заведения.
Имена гг. офицеров, участвовавших в сем беспримерном подвиге, суть следующие:
Черноморского линейного No 5-й баталиона:
Воинский начальник шт.-кап. Лико, поручик Безносов и лекарь Сомович.
11-й гарнизонной артиллерийской бригады прапорщик Ермолаев.
Тенгинского пехотного полка подпоручик Краумзгольд, и Навагинского пехотного полка поручик Тимченко и прапорщики Земборский и Смирнов". Приказ графа Чернышева, помеченный 8-м ноября 1840 года, No 79, заключался в следующем:
"Устроенные на восточном берегу Черного моря укрепления, основанные для прекращения грабежей, производимых обитающими на том берегу черкесскими племенами, и, в особенности, для уничтожения гнусного их промысла -- торга невольниками, в продолжение весны вынешнего года, подвергались непрерывным со стороны их нападениям. Выбрав это время, в которое береговые укрепления, по чрезвычайной трудности сообщений, ниотколь никакой помощи получить не могли, горцы устремились на оные со всеми своими силами; но, в ожесточенной борьбе с горстью русских воинов, они встречали повсюду самое мужественное сопротивление и геройскую решимость пасть до последнего человека в обороне вверенных им постов. Гарнизоны всех этих укреплений покрыли себя незабвенною славою; из них в особенности гарнизон укрепления Михайловского явил пример редкой неустрашимости, непоколебимого мужества и самоотвержения. Состоя из 500 только человек под ружьем, он в продолжение двух часов выдерживал самое отчаянное нападение свыше 11-ти тысяч горцев, внезапно окруживших укрепление, несколько раз сбивал их с валу и принуждал к отступлению, но когда, наконец, потеряв в жестоком бою большую часть людей, гарнизон не видел уже возможности противостоять неприятелю, в двадцать раз его сильнейшему, он решился взорвать пороховой погреб и погибнуть вместе с завладевшими укреплением горцами. На подвиг этот, по собственному побуждению, вызвался рядовой Тенгинского пехотного полка Архип Осипов и мужественно привел его в исполнение. Обрекая себя на столь славную смерть, он просил только товарищей помнить его дело, если кто-либо из них останется в живых. Это желание Осипова исполнилось.
Несколько человек храбрых его товарищей, уцелевших среди общего разрушения и погибели, сохранили его завет и верно его передали.
Государь Император почтил заслуги доблестных защитников Михайловского укрепления в оставленных ими семействах. Для увековечения же памяти о достохвальном подвиге рядового Архипа Осипова, который семейства не имеет, Е.И.В. Высочайше повелеть соизволил: сохранить навсегда имя его в списках 1-й гренадерской роты Тенгинского пехотного полка, считая его первым рядовым, и на всех перекличках, при спросе этого имени, первому за ним рядовому отвечать: -- Погиб во славу русского оружия в Михайловском укреплении.
Высочайшее соизволение сие объявляю по армии и всему военному ведомству".
Передавая на страницах "Русской Старины" одно из достопамятнейших событий за время нашего владычества на Кавказе, мы, к крайнему сожалению, за недостатком положительных данных, лишены возможности проследить дальнейшую судьбу тех немногих из защитников Михайловского укрепления, которые, вследствие более или менее счастливых обстоятельств, сохранив жизнь, избегли участи своих злосчастных товарищей. Не более, если не менее, мы знакомы с биографией главных деятелей: штабс-капитана Лико и рядового Архипа Осипова. Впрочем, пробелы эти, хотя частью, могут быть пополнены теми немногими, но любопытными сведениями, какие передает Тенгинского полка майор Белевич в своей монографии: "Оборона Черноморских береговых укреплений в 1840 году" (стр. 51--54), напечатанной в изданной им небольшой книге "Несколько картин из Кавказской войны и нравов горцев" -- Спб., 1872 г. Так, он, между прочим, сообщает, что из защитников Михайловского укрепления взято в плен всего 80 человек; в числе их два офицера и иеромонах Паисий. Последнего горцы почему-то приняли за плотника, и, при обратном движении в горы, навьючили награбленными пожитками. Когда же узнали о духовном его сане, то продали за полтора рубля горским армянам, которые и доставили его на Линию.
Из убитых: штабс-капитан Лико происходил из дворян Таврической губернии и первоначально служил в Балаклавском греческом баталионе; Архип Осипов же числился прежде в Крымском пехотном полку, в рядах которого участвовал в последней персидской войне и в турецкой кампании 1828 года. В память этих войн он имел медаль, которая, вместе с вещами покойного, оставалась в ротном цейхгаузе, в Черномории, а ныне украшает в полковой церкви икону св. Николая Чудотворца (покровителя 9-й мушкетерской роты, что теперь 12-я), поновленную усердием нижних чинов, в память о рядовом Архипе Осипове, погибшем во славу русского оружия в Михайловском укреплении.
Других подробностей об Осипове не имеется, да и самое дело о защите Михайловского укрепления, хранившееся в штабе Кавказского военного округа, давно и неизвестно куда девалось.
Приведенными сведениями ограничивается все, что мы можем сообщить о доблестных участниках в известном событии 1840 года, имеющем составить одну из самых блестящих страниц в нашей боевой летописи вообще, и в кавказской в особенности. Что касается черкесов, то они после разорения Михайловского укрепления и безуспешных покушений на другие приморские наши пункты, обратились на сообщение береговой линии с Кубанью и 2 апреля 1840 года овладели фортом Николаевским. Спустя несколько недель, они, 26 мая, атаковали укрепление Абинское, но здесь потерпели столь сильное поражение, что, разойдясь по домам, более уже ничего против нас предпринять не осмелились. Береговая же линия продолжала существовать по-прежнему, и, поступив в 1841 г., после увольнения генерала Раевского, под начальство генерал-адъютанта Анрепа, быстро стала приближаться к цели своего назначения: уничтожению контрабандной торговли с Турциею, сближению с нами горцев путем политических и торговых с ними сношений, и, наконец, споспешествованию в исполнении общих предначертаний наших действий на Кавказе.