Пора осмотреть город.--
Пойдемте от Брилльских ворот, в которые мы вступили. Видите ли на площади подвижной рынок, на котором торгуют женщины живностью, рыбою, зеленью? Посмотрите, как забавно дерутся эти две бабы за несколько копеек, переданных покупщиком; обе рыбные торговки, у каждой в руках по живому угрю, которыми они друг друга бичуют. Угорь скользок; однако же, они умеют этому помочь, схватив его рукою, натертою песком. Угри и лица окровавлены -- пойдемте далее. Повернув направо, вы приходите к каналу, через который надобно переехать в пароме и заплатить за то дойту. Есть ли у вас сия монета? -- Вы еще не знаете голландских денег? Их только пять разборов; червонец, талер, гульден, штивер и дойта. В червонце два талера; в талере два с половиною гульдена; в гульдене двадцать штиверов; в штивере шестнадцать дойт: следственно сия дойта составит почти три полушки наших.
Эта набережная называется испанскою. Видите ли здесь под крышею складываемый провиант с наших транспортов? -- Здесь самая лучшая часть города. Маас величественно катит волны свои в море; корабли окружают берег лесом мачт своих и спорят тенью с густыми тополями, по краю широкой набережной стоящими; брильянтовые окна в красивых домах, с выставленными зеркалами {В чужих краях за окна выставляют зеркала, дабы в комнатах видеть происходящее на улице.}, повторяют в тысяче видов жизнь и деятельность сей набережной, волнуемой бездною народа.
Вот трактир с прекрасными банями. Вот жидовская синагога; вот шесть пушек, стоящих здесь на углу, но не для убийств -- для возвещения городу достопамятных дней.
На сию набережную вступили французы в 1794 году, декабря 19 н. е., перешед чрез Маас, покрывшийся льдом; с сего места распространили они владычество свое, продолжавшееся почти 20 лет. Голландцы с ужасом воспоминают оное и благославляют российское оружие, избавившее всю Европу от деспотизма Наполеонова.
Переправимтесь опять чрез канал --- и вы увидите Гойдские ворота, откуда направляются дилижансы в Париж, чрез Гойду и Утрехт. В 36 часов спокойной езды вы можете быть в Париже.-- Выглянем за ворота и посмотрим на сей ряд фабрик, окружающих город за каналом. Вот сахарная фабрика моего приятеля Бейера-Топа; вот белильная; там игольная и булавочная. Посмотрите вдоль дороги: там, на правой стороже, стеклянные заводы, налево кожевня и фабрика крепкой водки: тяжелый запах чувствителен даже здесь -- пойдемте назад.
Здесь на набережной стоит Grot Schippers Huis {Дословно "Большой дом моряков" (гол. -- Сост.). } -- трактир, в коем я жил сначала, и коего трактирщик с самою безобразною фигурою, какую только может создать природа, имеет самый острый ум. Его присловица, столь приличная трактирщику: c'est claire comme du chocolat à l'eau {Это ясно как шоколад (фр. -- Сост.). } заставляла меня много смеяться сначала.-- Поклонитесь в этом доме сим двум девицам, дочерям здешнего нотариуса, первым в городе красавицам,-- а потом поворотим направо в адмиралтейство. В оном вы видите три заложенных к постройке фрегата, несколько старых галер, канонирских лодок и шлюбок -- кораблей нет; камели стоят в Маасе. Посмотрите, как нашли голландцы тайну сохранять долговременно свои здания и доки; видите ли, что они подновляют пазы между кирпичами, вымазанные алебастром. Как скоро паз начнет крошиться, тотчас вычищают старую мазку и кладут новую.
Теперь мы пройдем жидовскою слободою, которая не запирается здесь по вечерам так, как в других старинных голландских и немецких городах; улица чиста не по-жидовски и одна из лучших в городе; направо Дельфтшиге ворота -- и ежели вы хотите спокойно и дешево доехать до Амстердама, то садитесь в любой из сих пакетботов, отправляющихся каждые три часа е почтою и путешественниками. На оных есть места разной цены: ежели хотите быть в добром сообществе, то несколько лишних копеек доставляют вам оное, и вы в 18 часов в Амстердаме. Здесь вы видите огромное здание ученого общества, подле дом призрения. Проберемтесь теперь мимо газетного клуба на площадь пред биржею.
Какое движение кругом, в каналах и на улицах! -- Подъемные мосты беспрестанно пропускают корабли; деревянный башмак, привязанный к веревке на палке, беспрестанно наполняется в руках мостовщика дойтами, платимыми за пропуск.-- Подъемные лошади тянутся одна за другой беспрерывно и стучат по мостовой огромными подковами. Деятельная промышленность изобретает все средства заменять недостаток силы искусством: вы видите одного человека, удобно вскатывающего тяжелую бочку на дровни посредством двух отлогих клиньев, к оным приставляемых. Высокая лошадь для увеличения силы подковывается высокими треножниками и тащит дровни по каменьям. Вы удивляетесь и думаете, что это тяжело; но загляните вперед дровней и увидите в заголовке оных бочонок с водою, провернутый противу полозьев двумя дырочками, из коих беспрестанно изливается вода на мостовую, и от сего дровни весьма легко едут по скользкой струе.-- Телега с овощами, носилки с зеленью,-- колясочки, запряженные козами и собаками, мелькают пред глазами, не перемежаясь. Биржевые крикуны с колоколом в руках, с печатными листами на груди и за спиною, возвещают таксу новым товарам; толпы народа следуют за ними и увлекают нас до биржи.-- Туда привезли партию нового чаю: купцы сбираются оценить оный,-- посмотрим, как будут пробовать?
Вдруг расстанавливается множество маленьких фаянсовых чайничков, подобных детским игрушкам; развешиваются на аптекарских весах золотники чаю и кладутся в сии игрушки; мера горячей воды наливается; часы у всех вынуты,-- считают секунды, и, по истечении срочного времени, все купцы, непременно с тощими желудками и свежим вкусом, пробуют на языке китайскую жидкость,-- бракуют -- откладывают -- и назначают цену.
Вы подумаете, может быть, что чай, который они пробуют -- ханский, цветочный, разных сортов? -- Нет: вся эта мелочная внимательность для одного только простого чаю. Русский купец возьмет на ладонь, разжует несколько листков -- и определит вам цену и доброту чаю, по голландец, который морем получает только самый обыкновенный чай, непременно должен так поступать, дабы в самомалейшей разнице доброты определить ему цену.
Здесь на бирже голландец -- в государственном совете: ничего нельзя сделать слегка, оказать, не обдумав, приняться за товар без общего мнения,-- проба чаю служит вам образчиком дел на бирже.
Посмотрите, каким прекрасным портиком мраморных колонн окружен сей пространный двор. Широкий помост и обширные переходы стонут от множества людей; эхо сводов сливает в один невнятный шум голоса аукционистов, оценщиков и крикунов.-- Не занимает ли вас сия картина оживающей торговли голландской?
Но год тому назад биржа сия не наполнялась таким множеством народа; одни только подозрительные служители Наполеоновой таможни расхаживали по портикам и косо смотрели на купечество, лишенное почти всех своих выгод. Не гордые республиканцы -- но данники Бонапарте с трепетом внимали такое товаров и воспоминали с горестию протекшее время величия республики.
Но благотворное действие мира и возвращенной свободы не замедлило в продолжение одного года оказать своего влияния.-- Уже деятельность пробудилась,-- уже каналы полны кораблей, и доверенность прочих народов к характеру голландцев довершит остальное.
Теперь протеснимся до этой великолепной лестницы и пройдем на верх сего прекрасного здания -- там кунсткамера. В ней нет уже ничего любопытного; мумии, редкие окаменелости, восковые кабинеты, коими славилась Голландия, украшают теперь Парижские музеумы. Все сии электрические машины, банки с уродами, камер-обскуры не заслуживают большого внимания.-- Посмотрите только на сии семьдесят разборов писчей бумаги из всех веществ, на коей некогда писали и пишут теперь -- и выйдем из сего жилища уродов подышать свежим воздухом.
Налево площадь Эразмова, так называемая по бронзовой статуе известного ученого Эразма. Подойдем к оной ближе: несчастный Эразм, отягощенный толстою книгою, закутанный в священническую тех времен одежду, к бесславию художника похож более на соляной столб, нежели на монумент славе Эразмовой.-- Рассказать ли вам что-нибудь об Эразме?
Он родился здесь в Роттердаме в 1467 году, девяти лет он уже удивлял всех соотечественников своих; 14 лет писал самым лучшим языком латинским; 17 был принят в духовное звание -- и столько прославился своею ученостию и остротою по всей Европе, что, вызванный в Англию, в короткое время заслужил знатный пожизненный пансион. После сего он путешествовал по всей Европе и, возвратясь опять в Англию, был принят с великою честию от короля Генриха VIII. Пришед однажды к знаменитому канцлеру Томасу Морусу и не давая о себе знать, столько обворожил Томаса своею любезностию и умом, что сей, поговорив с ним часа полтора, вскричал в восторге: "ты или Эразм, или сам дьявол!" Из его творений известнейшие суть: Похвала дурачеству и Сатирические сочинения. Он умер в 1536 году.
Хотите ли войти в сию кирку? -- Еще обедня не кончиълась. Посмотрите на добрых протестантов, сидящих в шляпах: они снимают оные тогда, как пастор читает Отче наш и благословляет их.-- Высокие и узкие окна, мелкие стекла, инде граненые, инде расцвеченные разными красками, разливают какой-то благоговейный свет по сей мрачной церкви. Нехотя берешься за шляпу при входе, но голландцы привыкли к сим впечатлениям и, следуя своему обряду, не скидают шляп своих.-- В прошедшую субботу был я в жидовской синагоге: там мне не позволили снять шляпы, и после попросили выйти вон, когда надобно было им читать священные скрижали Моисеевы.
Здесь есть церкви всех вер; Голландия покровительствует терпимости, но господствующие исповедания суть католическое и протестантское.
Вы устали? -- Вот славный трактир Тюреня -- войдемте отдохнуть -- мы обошли весь город.