Администратор и историк начала XVIII века*.
1686-1750 г.
______________________
* При составлении этой статьи, кроме указанных в разных местах статей и материалов, мы многим обязаны добросовестно и полно составленной книге Н.А. Полова: "Татищев в его время", М., 1861 г., и разным томам "Истории России" С.М. Соловьева, этой сокровищнице, из которой еще долго придется всем нам почерпать много сведений и многому учиться. Библиография всего, что написано до книги Н.А. Попова, заключается в ней, потому и не повторяем этих указаний.
______________________
Пушкин назвал Ломоносова "первым русским университетом"; название это в значительной степени может быть применено и к первоначальнику русской исторической науки - В. Н. Татищеву. Многосторонняя деятельность Татищева, -- который был и начальником горных заводов, и управляющим Оренбургским краем, и губернатором Астраханским, оставаясь в то же время историком и географом, которым предложена была такая программа собирания сведений о России, что из нее видны были и многосторонность познаний и ширина его взгляда на дело, -- невольно поражает в наше время и возбуждает, быть может, некоторые недоумения. XIX век по преимуществу век разделения труда и специализации ученых знаний. На широкие обобщения, на многосторонность сведений, многие смотрят в наше время подозрительно, опасаясь поверхности, верхоглядства, энциклопедизма и т.п. Значительная доля правды чувствуется в этом взгляде: широкие воззрения нередко оказывались пустозвонством, многосторонние сведения часто являлись схваченными кое-откуда вершками. Несостоятельность тех и других должны были оказаться всего яснее в то время, которое все погрузилось в "мир подробностей", предсказанный Наполеоном I, когда любимым орудием естествознания стал микроскоп, когда совершенно подобные же микроскопические наблюдения стали производиться над строем языков, обычаями, верованиями, остатками прошлого, когда в науках общественных получила преобладание статистика, вся основанная на точных и кропотливо собранных фактах, когда, наконец, в жизни практической, от низших до высших сфер ее, устанавливается начало разделения труда, когда все более и более раздаются голоса, требующие специальной подготовки для каждого дела. Но и в наше время не раз чувствовались и чувствуются неудобства исключительной специализации: в науке это неудобство сказывается в том, что разъяснения фактов одной области нередко надо искать совершенно в другой (так, например, история постоянно должна опираться на географию, а основа географии в науках естественных, уголовное право находит постоянно опору в психологии, а эта последняя нередко требует помощи физиологии и т.п.); следственно, строго ограничиваясь одной областью, а тем более уголком этой области, ученый многого не в состоянии понять и объяснить. В жизни практической замечено, что чем специальнее занятие человека (например, рабочего при строгом применении начала разделения труда), тем труднее ему при перемене обстоятельств привыкать к другому труду, тем зависимее положение такого человека. В наше время есть, однако, средства до известной степени отвратить неудобства этой системы: специальному образованию непременно должно предшествовать общее; по каждой науке должны существовать (и в богатых литературах существуют) обзоры, руководства, справочные книги; существуют, наконец, ученые общества, где из многих членов каждый может в чем-нибудь оказать пособие, ученые журналы, по которым легко судить о движении разных наук и т.п. В жизни практической можно стараться не слишком суживать специальность и распространять общее образование, что в более или менее значительной степени применяется в странах образованных. При таких условиях и такой обстановке, специальность становится и законною и желательною: чем подробнее и точнее будут изучены явления мира физического и нравственного, тем полнее и прочнее будут и общее образование и благосостояние человечества; чем лучше люди, призванные к практической деятельности, будут знать именно то дело, которое им приходится делать, тем больше пользы принесут они делу, ибо относясь к делу со знанием, они отнесутся к нему и со вниманием и с любовью, если, разумеется, дело не слишком суживает способности человека (от человека, призванного всю жизнь делать булавочные головки, трудно требовать любви к своему делу). Заметим еще, что при специализации занятий возможнее найти для всякого, как бы ни были ничтожны его способности, соответствующее этим способностям дело, чем значительно увеличивается масса пользы, получаемой обществом от его отдельных членов. Таково положение этого вопроса в наше время. Но иное было оно в начале XVIII века, когда у "кормила родного корабля" стоял гениальный энциклопедист:
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник; --
когда почувствовалось, что России надо напрячь все свои силы, чтобы сравняться во внешнем развитии и благосостоянии с народами Европы и принять участие в умственном движении, от которого она стояла еще далеко. Потребовалась работа усиленная; сам царь, "постоянно в работе пребывающий", трудился без устали; пришлось создавать и работников и орудия работы: работники требовались всюду, ибо всюду нужна была работа, работа усиленная, спешная, но вместе с тем и толковая. Рук не хватало. Пришлось тем, кто даровитее, брать на себя много дел и притом учиться делу при самом деле, а не готовиться к нему долгими годами: случалось нередко, что само дело представлялось неожиданно, когда уже начато было другое, ибо оказывалось, что это другое не может быть сделано без первого; приходилось переходить к другому делу, вновь учиться и зорко оглядываться по сторонам, не усложнится ли и это каким-нибудь вновь открывшимся обстоятельством. Так жили и действовали "птенцы гнезда Петрова". Им почти все приходилось начинать сначала: приходилось и изучать новые для России науки и при свете этих наук изучать и самую русскую землю, которая до тех пор еще не была предметом изучения, а только знакома была по непосредственному практическому наблюдению: знали то, что было на поверхности и часто от незнакомства с наукою пропускали без внимания то, что могло оказаться драгоценным. Трудную школу проходили деятели Петровской эпохи, но выносили они из этой школы упорство в труде и умение всем пользоваться и, быстро соображая, применять все приобретенное к окружающей их действительности. В рядах учеников этой Петровской школы одно из видных мест занимает Татищев. Приглядываясь к подробностям жизни этого богато одаренного от природы человека, мы увидим, что обстоятельства его жизни были обширною школою, способствовавшей ему и в том, что он собрал столько сведений, и в том, что он поставил такую широкую основу для своего труда. Честь ему, что сумел не зарыть свой талант в землю и сторицею принести пользу своей родной стране, несмотря даже на то, что не раз неблагоприятные условия мешали ему осуществить все, что он хотел бы осуществить, несмотря даже на то, что любимый труд его жизни, его "Русская история", не мог появиться при его жизни и дошел до нас едва ли в полном виде. Но если многое в обстоятельствах жизни мешало его деятельности, зато многое и помогало ей; для нас же, получивших возможность пользоваться его трудами, нельзя не назвать счастливым того обстоятельства, что первым русским историком был практический, много видевший и в высшей степени обладавший даром наблюдательности человек. В вопросах чистой учености он принадлежит своему времени, но шириной постановки дела и практическим ограничением себя возможными пределами он обязан своей широкой практической деятельности. Дальнейшее изложение оправдает -- надеюсь -- верность этих предварительных замечаний. Обозрению ученой деятельности Татищева и оценке ее результатов предпошлем очерк его жизни, из которого будет видно, как много условий для успеха в научном труде дала ему эта жизнь, видно будет также и почему он не мог достигнуть иного. Знакомство с обстановкою, в которую был поставлен Татищев, поможет нам встать на верную точку зрения при оценке его взглядов и добытых им результатов.