Въ которой собственность приходитъ въ не надлежащее настроеніе.
Подъ вечеръ въ одинъ ненастный день путешественникъ подъѣхалъ къ двери маленькой гостиницы въ деревнѣ Н. въ штатѣ Кентукки. Въ буфетѣ онъ, какъ обыкновенно бываетъ въ такихъ случаяхъ, засталъ весьма смѣшанное общество изъ разныхъ лицъ, искавшихъ убѣжища отъ непогоды. Высокіе, длинные, костлявые кентуккійцы, одѣтые въ охотничьи куртки, сидѣли въ лѣнивыхъ позахъ, стараясь занять какъ можно больше мѣста; ружья были составлены въ одномъ углу, въ другомъ валялись ягташи, пороховницы, въ перемежку съ охотничьими собаками и негритенками. Съ каждой стороны камина сидѣло по длинному джентльмену развалившись на стулѣ, со шляпой на головѣ; а каблуки ихъ грязныхъ сапогъ величественно покоились на доскѣ камина, положеніе, замѣтимъ кстати, весьма любимое посѣтителями западныхъ гостиницъ, которые находятъ, что она возбуждаетъ умственную дѣятельность и способствуетъ правильному мышленію.
Хозяинъ, стоявшій за прилавкомъ, былъ, подобно большинству своихъ соотечественниковъ, высокаго роста, добродушенъ и неуклюжъ, съ огромной копной волосъ на головѣ, и съ высокой шляпой на волосахъ.
Впрочемъ, головы всѣхъ присутствовавшихъ въ буфетѣ были украшены этою эмблемой мужского владычества. Войлочная шапка, пальмовый листъ, засаленная фуражка или красивая новая шляпа -- всѣ съ одинаковою республиканскою независимостью покоились на головахъ своихъ владѣльцевъ и могли служить подспорьемъ для опредѣленія характера этихъ владѣльцевъ. У нѣкоторыхъ они были ухарски сднинуты набекрень,-- это были люди весьма остроумные, сообщительные; у другихъ они были нахлобучены чуть не на носъ, то были люди съ характеромъ, положительные, которые ужъ если хотѣли надѣть шляпу, то съ тѣмъ, чтобы носить ее, и носить именно такъ, какъ имъ вздумается; нѣкоторые сдвинули ихъ на затылокъ -- признакъ человѣка зоркаго, наблюдательнаго, который любитъ заглядывать впередъ; были и такіе безпечные люди, которые не обращали вниманія, какъ надѣта у нихъ шляпа, и она ѣздитъ у нихъ на головѣ во всѣ стороны. Изученіе этихъ разнообразныхъ головныхъ уборовъ было поистинѣ достойно Шекспира.
Негры въ широкихъ панталонахъ, но большею частью безъ рубашекъ сновали взадъ и впередъ повидимому безъ всякой цѣли, но съ полною готовностью перевернуть весь свѣтъ вверхъ дномъ, чтобы угодить хозяину и его гостямъ. Прибавьте къ этому веселый, потрескивающій огонь въ большомъ каминѣ, открытыя окна и входную дверь, коленкоровыя оконныя занавѣсы, которыя надуваются и хлопаютъ отъ рѣзкаго сырого вѣтра, и вы получите представленіе о всѣхъ прелестяхъ кентуккійской гостиницы.
Современные кентуккійцы служатъ прекраснымъ подтвержденіемъ теоріи о наслѣдственности инстинктовъ и личныхъ особенностей. Отцы ихъ были славные охотники, жили въ лѣсахъ и спали подъ открытымъ небомъ, при звѣздахъ, замѣнявшихъ имъ свѣчи, и потомки до нашего времени постоянно ведутъ себя такъ, какъ будто живутъ не въ домѣ, а въ лагерѣ: не снимаютъ шляпъ съ головы, на ходу опрокидываютъ разныя вещи, кладутъ ногу на спинку креселъ или на каминъ, совершенно такъ же, какъ ихъ предки валялись по травѣ и ставили ноги на пни и бревна, держатъ лѣтомъ и зимой отворенныя двери и окна,-- имъ все не хватаетъ воздуха для ихъ обширныхъ легкихъ,-- съ небрежнымъ добродушіемъ называютъ всякаго встрѣчнаго "чужакъ" и являются въ то же время самыми откровенными, общительными, веселыми созданіями въ мірѣ.
Въ такое-то безцеремонное общество вошелъ нашъ путешественникъ. Это былъ человѣкъ необыкновеннаго роста, плотный, хорошо одѣтый, съ крупнымъ добродушнымъ лицомъ и нѣсколько суетливыми движеніями. Онъ очень заботился о своемъ чемоданѣ и зонтикѣ, и внесъ ихъ самъ, своими руками, упорно отказываясь отъ услугъ многочисленной прислуги. Онъ оглядѣлъ буфетъ недовѣрчивымъ взглядомъ, удалился со своими вещами въ самый темный уголъ, уложилъ ихъ подъ стулъ, самъ сѣлъ на него и смотрѣлъ съ нѣкоторымъ безпокойствомъ на господина, каблуки котораго покоились на каминѣ, и который плевалъ направо и налѣво такъ энергично, что могъ внушить страхъ человѣку съ слабыми нервами и привычкою къ опрятности.
-- Слушайте, чужакъ, какъ вы поживаете? спросилъ вышеупомянутый джентльменъ, отправивъ залпъ табачнаго сока въ сторону новоприбывшаго.
-- Хорошо, кажется, отвѣчалъ тотъ, уклоняясь съ нѣкоторымъ испугомъ отъ грозившей ему чести.
-- Что новенькаго? продолжалъ первый, вынимая изъ кармана пластъ табаку и большой охотничій ножъ.
-- Насколько я знаю, ничего особеннаго, отвѣчалъ путешественникъ.
-- Употребляете? спросилъ первый и съ чисто братскимъ радушіемъ протянулъ старому джентльмену кусокъ табаку.
-- Нѣтъ, благодарю васъ, мнѣ это вредно,-- отвѣчалъ низенькій старичокъ, отодвигаясь.
-- Не желаете?-- переспросилъ тотъ и отправилъ кусокъ въ свой собственный ротъ съ тѣмъ, чтобы приготовить достаточный запасъ табачнаго сока на пользу всей компаніи.
Старый джентльменъ слегка вздрагивалъ всякій разъ, когда выстрѣлы его длинноногаго собрата обращались въ его сторону; тотъ замѣтилъ это и добродушно обратилъ свою пальбу въ другую сторону: онъ принялся бомбардировать кочергу съ такимъ искусствомъ, какого хватило бы для взятія цѣлаго города.
-- Что тамъ такое?-- спросилъ старый джентльменъ, замѣтивъ группу любопытныхъ, собравшихся около большого листа объявленій.
-- Объявленіе о негрѣ,-- коротко отвѣтилъ одинъ изъ группы.
Мистеръ Вильсонъ,-- такъ звали стараго джентльмена,-- всталъ, уложилъ хорошенько свой чемоданъ и зонтикъ, вынулъ очки и, не торопясь, надѣлъ ихъ на носъ. Покончивъ все это, онъ прочелъ вслухъ слѣдующее:
"Убѣжалъ отъ нижеподписавшагося его собственный мулатъ Джоржъ. Сказанный Джоржъ шести футовъ роста, свѣтлый цвѣтъ кожи, темные вьющіеся волоса; онъ очень развитъ, хорошо говоритъ, умѣетъ читать и писать; вѣроятно, будетъ стараться прослыть за бѣлаго; на плечахъ и спинѣ глубокіе шрамы, на правой рукѣ выжжена буква Г.
"Четыреста долларовъ вознагражденія тому, кто представитъ его живымъ и та же сумма за несомнѣнное доказательство того, что онъ убитъ".
Старый джентльменъ прочелъ объявленіе съ начала до конца медленно, какъ бы изучая его.
Длинноногій воитель, который, какъ было сказано выше, обстрѣливалъ каминный приборъ, всталъ, выпрямился во всю длину своего громаднаго роста, подошелъ къ объявленію и съ самымъ рѣшительнымъ видомъ выплюнулъ на него весь свой запасъ табачнаго сока.
-- Вотъ, что я объ этомъ думаю!-- отрѣзалъ онъ и снова сѣлъ на свое мѣсто.
-- Отчего же это вы такъ, чужакъ?-- спросилъ хозяинъ.
-- Я бы то же сдѣлалъ и съ тѣмъ, кто писалъ эту бумагу, если бы онъ былъ здѣсь,-- отвѣчалъ высокій, возвращаясь къ своему прежнему занятію и отрѣзая себѣ кусокъ табаку.-- Всякій хозяинъ у котораго такой невольникъ, и который не умѣетъ порядочно обращаться съ ними, заслуживаетъ того, чтобы невольникъ убѣжалъ. Этакого рода бумаги позоръ для Кентукки, вотъ мое мнѣніе, и пусть его слышитъ кто угодно.
-- Да, ужъ это, что правда, то правда,-- замѣтилъ хозяинъ вписывая въ книгу новую получку.
-- У меня у самого много негровъ, сэръ,-- сказалъ высокій, возобновляя свою аттаку на кочерги,-- и я всегда говорю имъ: "Ребята, говорю, бѣгите себѣ, удирайте, когда хотите, я не стану гоняться за вами!" И ни одинъ изъ нихъ никогда не подумаетъ бѣжать. Разъ они знаютъ, что могутъ уйти, когда захотятъ, у нихъ пропадаетъ всякая охота уходить. Мало того. У меня для нихъ всѣхъ приготовлены отпускныя по всей формѣ на тотъ случай, если я умру, и они это знаютъ; и я вотъ что вамъ скажу, чужакъ, ни у кого въ нашихъ мѣстахъ негры не работаютъ такъ хорошо, какъ у меня. Я недавно посылалъ своихъ негровъ въ Цинциннати продавать лошадей, и что же вы думаете? Они вернулись въ срокъ и привезли мнѣ всѣ деньги, сколько слѣдовало, 500 долларовъ. Такъ и должно быть. Обращайтесь съ ними, какъ съ собаками и они будутъ работать по собачьи и все дѣлать по собачьи. Обращайтесь съ ними, какъ съ людьми, они и сами будутъ вести себя какъ люди.-- И, разгорячившись, честный скотопромышленникъ подкрѣпилъ свои разсужденія цѣлымъ залпомъ, направленнымъ на каминный приборъ.
-- Я нахожу, что вы совершенно правы, другъ мой,-- сказалъ мистеръ Вильсонъ.-- Тотъ негръ, который здѣсь описанъ очень хорошій человѣкъ, я его знаю. Онъ лѣтъ шесть работалъ у меня на фабрикѣ -- у меня мѣшечная фабрика,-- и былъ самымъ лучшимъ работникомъ, сэръ. Онъ при томъ же и очень смышленый парень: онъ выдумалъ машину для очистки пеньки, очень выгодная штука, она введена въ употребленіе на многихъ фабрикахъ. Его хозяинъ взялъ себѣ привилегію на это изобрѣтеніе.
-- Да, это какъ водится: взялъ себѣ привилегію, получаетъ деньги, а парню вытравилъ клеймо на правой рукѣ. Ну ужъ, попадись онъ мнѣ, я ему такую мѣточку положу, что, небось, долго не забудетъ.
-- Съ этими учеными неграми всегда бездна хлопотъ и непріятностей,-- замѣтилъ съ другого конца комнаты какой-то человѣкъ грубаго вида;-- оттого и бьютъ, и клеймятъ. Если бы они вели себя хорошо, ихъ бы не наказывали.
-- Иначе сказать: Богъ создалъ ихъ людьми и ихъ трудно превратить въ скотовъ,-- возразилъ скотопромышленникъ сухо.
-- Умные негры не приносятъ никакого барыша своимъ господамъ,-- продолжалъ другой, въ своей самодовольной тупости не замѣчавшій презрѣнія противника;-- какая намъ корысть въ ихъ талантахъ и всемъ такомъ, если мы не можемъ обращать ихъ въ свою пользу? Сами же они употребляютъ свои таланты только на то, чтобы половчѣе провести насъ. У меня было штуки двѣ такихъ молодцовъ, и я поскорѣй продалъ ихъ на югъ. Я зналъ, что безъ этого я все равно, рано или поздно потеряю ихъ.
-- Лучше попросите Бога, чтобы онъ создалъ для васъ особую породу людей, у которыхъ совсѣмъ не было бы души, замѣтилъ скотопромышленникъ.
На этомъ разговоръ былъ прерванъ: къ дверямъ и гостиницы подъѣхалъ небольшой одноконный кабріолетъ щегольского вида, въ немъ сидѣлъ хорошо одѣтый господинъ, а слуга негръ правилъ.
Вся компанія принялась разсматривать вновь прибывшаго съ тѣмъ любопытствомъ, съ какимъ обыкновенно кучка людей, пережидающихъ дождь, разсматриваетъ новое лицо. Онъ былъ высокаго роста, смуглъ, какъ испанецъ, съ красивыми, выразительными черными глазами, и тоже черными, какъ смоль, коротко остриженными курчавыми волосами. Его правильно очерченный орлиный носъ, тонкія губы и вся изящная фигура сразу убѣдили всѣхъ присутствовавшихъ, что это человѣкъ не простого званія. Онъ непринужденно перешелъ комнату, знакомъ указалъ слугѣ, куда поставить свой чемоданъ, сдѣлалъ общій поклонъ и со шляпой въ рукѣ такъ же непринужденно подошелъ къ буфету и назвалъ свое имя: Генри Бутлеръ, изъ Оклэнда, округъ Шельби. Затѣмъ онъ отвернулся, равнодушно подошелъ къ объявленію и прочелъ его.
-- Джимъ,-- сказалъ онъ своему негру,-- мнѣ кажется, мы встрѣтили около Бернана одного молодца очень похожаго на это. Помнишь?
-- Да, масса,-- отвѣчалъ Джимъ,-- только я не знаю относительно руки,
-- Ну, этого то и я, понятно, не замѣтилъ,-- отвѣчалъ незнакомецъ небрежно и, зѣвнувъ, подошелъ къ хозяину съ просьбой дать ему отдѣльную комнату, такъ какъ ему необходимо написать нѣсколько писемъ.
Хозяинъ былъ сама услужливость, и черезъ минуту съ полдюжины негровъ старыхъ и молодыхъ, мужскаго и женскаго пола, большихъ и маленькихъ разсыпались въ разныя стороны, словно стая куропатокъ толкались, суетились, наступали другъ другу на ноги спѣша приготовить комнату для массы. Въ ожиданіи этой комнаты онъ усѣлся на стулъ среди буфета и вступилъ въ разговоръ съ человѣкомъ, сидѣвшимъ около него.
Съ самаго появленія незнакомца фабрикантъ, мистеръ Вильсонъ, разсматривалъ его съ какимъ-то тревожнымъ любопытствомъ. Ему представлялось, что онъ гдѣ то встрѣчалъ его и былъ съ нимъ знакомъ, но онъ никакъ не могъ вспомнить, гдѣ именно. Всякій разъ какъ пріѣзжій заговаривалъ, или дѣлалъ движеніе, или улыбался, онъ пристально глядѣлъ на него и тотчасъ же отводилъ глаза, встрѣчая холодный, безучастный взглядъ его. Вдругъ въ головѣ его блеснуло какое-то воспоминаніе, и онъ уставился на незнакомца съ такимъ испугомъ и удивленіемъ, что тотъ подошелъ къ нему.
-- Мистеръ Вильсонъ, если не ошибаюсь? проговорилъ онъ, протягивая ему руку.-- Извините, пожалуйста, я сразу не узналъ васъ, вы, кажется, помните меня? Бутлеръ изъ Оклэнда, округъ Шельби.
-- Да, да... какже... сэръ, пробормоталъ мистеръ Вильсонъ словно во снѣ.
Вошедшій негръ объявилъ, что комната для массы готова.
-- Джимъ, присмотри за вещами,-- небрежно приказалъ господинъ; затѣмъ, обращаясь къ мистеру Вильсону, онъ прибавилъ; мнѣ бы очень хотѣлось поговорить съ вами объ одномъ дѣлѣ, не будете-ли вы такъ добры, не зайдете ли ко мнѣ въ комнату?
Мистеръ Вильсонъ послѣдовалъ за нимъ все также словно во снѣ.
Они вошли въ большую комнату въ верхнемъ этажѣ, гдѣ трещалъ только что разведенный огонь въ комнатѣ и нѣсколько слугъ продолжали суетиться, заканчивая уборку.
Когда все было кончено, и слуги ушли, молодой человѣкъ спокойно заперъ дверь на замокъ, положилъ ключъ въ карманъ и, сложивъ руки на груди, посмотрѣлъ прямо въ лицо мистеру Вильсону.
-- Джоржъ! вскричалъ мистеръ Вильсонъ.
-- Да, Джоржъ, подтвердилъ молодой человѣкъ.
-- Я никакъ не могъ повѣрить этому!
-- Кажется, я хорошо загримированъ,-- съ улыбкой сказалъ молодой человѣкъ.-- Орѣховая кора превратила мою желтую кожу въ смуглую, и я выкрасилъ себѣ волосы въ черный цвѣтъ, такимъ образомъ я, какъ видите, по примѣтамъ не подхожу къ тому человѣку, о которомъ говорится въ объявленіи.
-- Ахъ, Джоржъ, ты пустился въ опасную игру. Я бы не совѣтовалъ тебѣ такъ рисковать.
-- Я рискую за собственный страхъ, отвѣчалъ Джоржъ съ тою же гордою улыбкой.
Мы должны замѣтить мимоходомъ, что по отцу Джоржъ принадлежалъ къ бѣлой расѣ. Его мать была одна изъ тѣхъ несчастныхъ негритянокъ, которыя, благодаря красотѣ, дѣлались жертвами страсти своего господина и матерями дѣтей, которымъ не суждено было знать отца. Отъ одного изъ самыхъ знатныхъ родовъ Кентукки онъ наслѣдовалъ тонкія, европейскія черты лица и пылкій неукротимый нравъ. Отъ матери онъ получилъ только желтоватый оттѣнокъ кожи и чудные темные глаза. Легкая перемѣна въ цвѣтѣ кожи и волосъ превратила его въ испанца, а врожденная грація движеній и хорошія манеры помогли ему безъ труда исполнять смѣло взятую на себя роль -- джентльмена, путешествующаго со своимъ слугою.
Мистеръ Вильсонъ, добродушный, но чрезвычайно мнительный и осторожный старичокъ, ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, разрываясь между желаніемъ помочь Джоржу и нѣкоторымъ смутнымъ сознаніемъ необходимости поддерживать законы и порядокъ.
-- И такъ, Джоржъ, заговорилъ онъ наконецъ,-- ты значитъ бѣжалъ, ты бросилъ своего законнаго господина, (что, впрочемъ, неудивительно), мнѣ это очень непріятно, Джоржъ, да, положительно непріятно, я долженъ высказать это тебѣ, Джоржъ, это моя обязанность.
-- Что же вамъ непріятно, сэръ? спокойно спросилъ Джоржъ.
-- Непріятно видѣть, что какъ ни какъ, ты нарушаешь законы своей родины.
-- Моей родины! съ горечью воскликнулъ Джоржъ,-- развѣ есть у меня какая нибудь родина кромѣ могилы. Я хотѣлъ бы поскорѣе лечь въ нее!!
-- Что ты, Джоржъ, нѣтъ, нѣтъ, нельзя такъ говорить, это грѣшно! Джоржъ, у тебя былъ жестокій господинъ, это вѣрно, онъ относился къ тебѣ очень дурно, я не думаю защищать его. Но ты помнишь, какъ ангелъ велѣлъ Агари вернуться къ ея госпожѣ и повиноваться ей; и апостолы тоже отослали Онисима обратно къ его господину.
-- Пожалуйста, не приводите мнѣ примѣровъ изъ Библіи мистеръ Вильсонъ,-- вскричалъ Джоржъ, сверкая глазами.-- Моя жена христіанка, и я тоже буду христіаниномъ, если когда нибудь доберусь туда, куда хочу. Но примѣнять Библію къ человѣку въ моемъ положеніи, это значитъ сдѣлать, чтобы она окончательно опротивѣла ему. Я готовъ предстать предъ Всемогущемъ Богомъ и отдать Ему на судъ мое дѣло. Пусть Онъ рѣшитъ, правильно ли я поступаю, добиваясь свободы!
-- Твои чувства вполнѣ естественны, Джоржъ, сказалъ добродушный старичокъ, сморкая себѣ носъ.-- Конечно, они естественны, но мой долгъ не поощрять ихъ въ тебѣ. Да, голубчикъ, мнѣ жаль тебя, но твое дѣло неправое, совершенно неправое. Знаешь, что говоритъ апостолъ: "Пусть каждый пребудетъ въ той долѣ, какая ему уготована". Мы всѣ должны повиноваться волѣ Провидѣнія, Джоржъ, развѣ ты съ этимъ не согласенъ?
Джоржъ стоялъ, закинувъ голову назадъ, крѣпко сложивъ руки на широкой груди, и съ горькой усмѣшкой на губахъ.
-- Желалъ бы я знать, мистеръ Вильсонъ, что если бы индѣйцы напали на васъ, взяли васъ въ плѣнъ, разлучили съ женой и дѣтьми и заставили всю жизнь молоть для нихъ муку,-- считали бы вы своею обязанностью пребывать въ той долѣ, которая для васъ уготована? Я думаю наоборотъ! вы воспользовались бы первою заблудившеюся лошадью, которая попала бы вамъ въ руки, и считали бы ее даромъ Провидѣнія. Что, развѣ неправда?
Добродушный старичокъ вытаращилъ глаза передъ, такимъ новымъ освѣщеніемъ вопроса; не будучи ученымъ мыслителемъ, онъ обладалъ однимъ качествомъ, которымъ обладаютъ далеко не всѣ мыслители: онъ умѣлъ ничего не говорить тамъ, гдѣ нечего было сказать. Такъ и теперь: онъ тщательно сложилъ свой зонтикъ, расправилъ на немъ всякую складочку и затѣмъ продолжалъ свои увѣщанія, ограничиваясь общими мѣстами.
-- Видишь ли, Джоркъ, ты знаешь, я всегда былъ тебѣ другомъ, и что я теперь сказалъ, я сказалъ для твоего же добра. Мнѣ кажется, ты подвергаешь себя громадной опасности. Ты не можешь надѣяться достигнуть цѣли. Если тебя поймаютъ, тебѣ будетъ хуже, чѣмъ прежде: тебя замучатъ, изобьютъ до полусмерти и продадутъ на югъ.
-- Мистеръ Вильсонъ, я отлично знаю все это, отвѣчалъ Джоржъ.-- Конечно, я рискую, но -- онъ распахнулъ пальто и показалъ пару пистолетовъ и складной ножъ.-- Видите, я приготовился встрѣтить ихъ. На югъ я не поѣду. Нѣтъ, коли на то пойдетъ, я сумѣю добыть себѣ шесть футовъ свободной земли -- первой и послѣдней моей собственности въ Кентукки!
-- Но, Джоржъ, вѣдь это ужасное настроеніе? Это прямо какая-то отчаянность! Ты меня пугаешь, Джоржъ! Тебѣ ни почемъ нарушить законы своей родины.
-- Опять моей родины! Мистеръ Вильсонъ, у васъ есть родина; но какая же родина у меня и у другихъ подобныхъ мнѣ, рожденныхъ отъ матерей невольницъ? Какіе законы написаны для насъ? Мы не пишемъ законовъ, ихъ издаютъ безъ нашего согласія, они намъ не нужны, они всѣ сводятся къ тому, чтобы раздавить и унизить насъ. Развѣ я не слыхалъ вашихъ рѣчей 4-го іюля? Развѣ всѣ вы не говорите намъ разъ въ годъ, что сила правительства основывается на добровольномъ подчиненіи управляемыхъ? Развѣ можетъ человѣкъ, который слышитъ такія рѣчи, не думать. Развѣ онъ не можетъ сопоставить одно съ другимъ и сдѣлать свои собственные выводы?
Умъ мистера Вильсона былъ изъ тѣхъ, которые можно сравнить съ комкомъ хлопчатой бумаги, нѣжнымъ, мягкимъ, спутаннымъ, легко измѣняющимъ форму. Онъ отъ души жалѣлъ Джоржа и смутно понималъ, какія чувства волнуютъ его, но онъ считалъ своею обязанностью упорно наставлять его на путь истинный.
-- Джоржъ, это не хорошо. Скажу тебѣ, какъ другъ, брось ты этакія мысли. Это дурныя мысли, очень дурныя, особенно для человѣка въ твоемъ положеніи,-- мистеръ Вильсонъ сѣлъ къ столу и принялся нервно покусывать ручку зонтика.
-- Вотъ что, мистеръ Вильсонъ, сказалъ Джоржъ, подходя къ нему и съ рѣшительнымъ видомъ садясь противъ него.-- Взгляните на меня. Я сижу передъ вами. Развѣ я не такой же человѣкъ, какъ вы? Посмотрите на мое лицо, посмотрите на мои руки, посмотрите на всю мою фигуру,-- молодой человѣкъ гордо выпрямился,-- чѣмъ я не такой же человѣкъ, какъ всякій другой? Послушайте, мистеръ Вильсонъ, что я вамъ разскажу. У меня былъ отецъ, одинъ изъ вашихъ кентуккійскихъ джентльменовъ,-- онъ такъ мало заботился обо мнѣ, что послѣ его смерти меня продали вмѣстѣ съ его собаками и лошадьми для уплаты долговъ, лежавшихъ на имѣніи. Я видалъ, какъ мою мать съ семерыми дѣтьми вывели на продажу. Они всѣ были проданы на ея глазахъ въ разныя руки. Я былъ самый младшій. Она на колѣняхъ просила моего хозяина, чтобы онъ купилъ ее вмѣстѣ со мной, чтобы хоть одинъ ребенокъ остался съ ней, но онъ оттолкнулъ ее своими тяжелыми сапогами. Я видѣлъ, какъ онъ сдѣлалъ это, я слышалъ ея вопли и стоны, когда онъ привязывалъ меня къ шеѣ лошади и увозилъ въ свое, имѣніе.
-- А потомъ?
-- Мой хозяинъ сторговался съ однимъ изъ покупщиковъ и перекупилъ у него мою старшую сестру. Она была набожная, хорошая дѣвушка -- баптистка -- и такая же красивая, какъ мать въ молодости. Она была хорошо воспитана, имѣла хорошія манеры. Сначала я радовался, что ее купили, думалъ все-таки около меня будетъ хоть одинъ близкій человѣкъ. Но скоро я сталъ очень жалѣть объ этомъ. Сэръ, я стоялъ у дверей и слышалъ, какъ ее сѣкли, и мнѣ казалось, что каждый ударъ бьетъ меня прямо по сердцу, и я ничѣмъ не могъ помочь ей. Ее сѣкли, сэръ, за то, что она хотѣла вести себя честно, на что по вашимъ законамъ дѣвушка невольница не имѣетъ права; и въ концѣ концовъ я видѣлъ, какъ ее заковали въ цѣпи и отправили съ партіей другихъ невольниковъ на рынокъ въ Орлеанъ,-- отправили только за одно это -- и съ тѣхъ поръ я ничего о ней не слыхалъ. Я подросталъ годы шли за годами, не было у меня ни отца, ни матери, ни сестры, ни одной человѣческой души, которая бы заботилась обо мнѣ больше, чѣмъ о послѣдней собакѣ; меня сѣкли, бранили, морили голодомъ. Да, сэръ, я голодалъ до того, что съ жадностью обгладывалъ кости, которыя бросали собакамъ. А между тѣмъ, когда я былъ маленькимъ мальчикомъ я цѣлыя ночи напролетъ плакалъ, но плакалъ не отъ голода, не отъ боли. Нѣтъ, сэръ, я плакалъ о матери, о сестрахъ, о томъ, что на всемъ свѣтѣ нѣтъ никого, кто бы любилъ меня. Я не зналъ ни покоя, ни удобствъ жизни, я никогда не слыхалъ ни отъ кого добраго слова, пока не поступилъ къ вамъ на фабрику, мистеръ Вильсонъ. Вы обращались со мной хорошо; вы поощряли меня работать, учиться читать и писать, стараться сдѣлаться порядочнымъ человѣкомъ. Богъ видитъ, какъ я вамъ благодаренъ за все это. Въ это время, сэръ, я встрѣтился со своей женой. Вы видали ее, знаете, какая она красавица. Когда я замѣтилъ, что она любитъ меня, когда я женился на ней, я самъ себѣ не вѣрилъ, что это правда, до того я былъ счастливъ, вѣдь она, сэръ, такъ же добра, какъ красива: А потомъ? потомъ является мой господинъ, отрываетъ меня отъ моего дѣла, отъ моихъ друзей, отъ всего, что я любилъ, и топчетъ меня въ грязь! А почему? Потому, какъ онъ говоритъ, что я забылъ, кто я, онъ покажетъ мнѣ, что я простой негръ и ничего больше! Въ концѣ концовъ онъ становится между мной и женой, онъ требуетъ, чтобы я ее бросилъ и жилъ съ другою женщиной. И на все это ваши законы даютъ ему полное право! Подумайте-ка, мистеръ Вильсонъ. Все что разбило сердце моей матери и сестры, моей жены и меня самого -- все это разрѣшается вашими законами, все это можетъ дѣлать любой рабовладѣлецъ въ Кентукки, и никто не скажетъ ему: нельзя! Неужели вы назовете это законами моей родины? Нѣтъ, сэръ, у меня нѣтъ родины, какъ нѣтъ отца. Но я добуду себѣ родину! Отъ вашей мнѣ ничего не нужно, только бы она не трогала меня, только бы дала мнѣ спокойно уйти. Но когда я доберусь до Канады, гдѣ законы будутъ признавать и защищать меня, она станетъ моей родиной, и я буду повиноваться ея законамъ. И бѣда тому, кто вздумаетъ помѣшать мнѣ, потому что я доведенъ до отчаянія. Я буду бороться за свою свободу до послѣдняго издыханія. Вы разсказываете, что ваши отцы боролись такимъ же образомъ? Что было хорошо для нихъ, то хорошо и для меня.
Эта рѣчь, которую онъ произнесъ частью сидя у стола, частью шагая взадъ и впередъ по комнатѣ, произнесъ со слезами, со сверкающими глазами и отчаянными жестами, сильно взволновала добродушнаго старика; онъ вытащилъ изъ кармана большой, желтый, шелковый платокъ и принялся энергично вытирать себѣ лицо.
-- Провалъ ихъ возьми! вскричалъ онъ вдругъ.-- Я всегда это говорилъ; проклятые палачи! Кажется, я ужъ начинаю ругаться! Уходи, Джоржъ, уходи! Только будь остороженъ, голубчикъ, не убивай никого, Джоржъ, развѣ только... нѣтъ, все-таки лучше не убивай, знаешь, мнѣ бы не хотѣлось, чтобы ты убилъ... А гдѣ твоя жена, Джоржъ? спросилъ онъ взволнованно вскакивая съ мѣста и начиная расхаживать по комнатѣ.
-- Ушла, сэръ, ушла, съ ребенкомъ на рукахъ, Богъ знаетъ куда. Ушла на сѣверъ; и когда мы встрѣтимся, встрѣтимся ли когда нибудь на этомъ свѣтѣ -- неизвѣстно.
-- Не можетъ быть! Это удивительно! Уйти отъ такихъ хорошихъ господъ!
-- У хорошихъ господъ бываютъ долги, а законы нашей родины разрѣшаютъ отнять ребенка у матери и продать его за долги господина,-- съ горечью отвѣчалъ Джоржъ.
-- Такъ, такъ,-- проговорилъ честный фабрикантъ, роясь въ карманахъ,-- это, пожалуй, будетъ, противъ моихъ убѣжденій,-- ну, да чортъ съ ними, съ моими убѣжденіями!-- на-ка возьми, Джоржъ! и, доставъ изъ бумажника пачку ассигнацій, онъ протянулъ ихъ Джоржу.
-- Нѣтъ, нѣтъ, пожалуйста не надо, мой добрый сэръ! вскричалъ Джоржъ, вы и безъ того очень много для меня сдѣлали, а это можетъ поставить васъ въ затруднительное положеніе. Надѣюсь у меня хватитъ денегъ.
-- Нѣтъ, Джоржъ, ты долженъ взять. Деньги всегда пригодятся, онѣ никогда не лишнія, если добыты честно! Пожалуйста, пожалуйста, возьми, голубчикъ!
-- Съ однимъ условіемъ, сэръ: вы позволите мнѣ возвратить ихъ вамъ, когда я буду въ состояніи.
-- Ну, а теперь, Джоржъ, скажи, долго ли ты думаешь путешествовать такимъ образомъ? Надѣюсь, недолго? Ты это хорошо выдумалъ, только уже слишкомъ смѣло. А твой негръ, кто онъ такой?
-- Это вполнѣ надежный человѣкъ. Онъ бѣжалъ въ Канаду въ прошломъ году. Тамъ онъ узналъ, что его господинъ страшно сердится за его побѣгъ и въ отместку бьетъ и сѣчетъ его старую мать. Тогда онъ вернулся, чтобы утѣшить ее и попробовать увезти.
-- Что-жъ? увезъ онъ?
-- Нѣтъ еще. Онъ все время бродилъ около дома, но не могъ улучить удобнаго случая. Теперь онъ ѣдетъ со мной до Огайо и передастъ меня друзьямъ, которые и ему помогли, а потомъ онъ вернется за ней.
-- Опасно, очень опасно! проговорилъ старичокъ.
Джоржъ выпрямился и презрительно улыбнулся.
Фабрикантъ оглядѣлъ его съ ногъ до головы съ простодушнымъ недоумѣніемъ.
-- Джоржъ, въ тебѣ какая -- то удивительная перемѣна. Ты и голову держишь, и говоришь, и ходишь точно совсѣмъ другой человѣкъ.
-- Это потому, что я теперь свободный человѣкъ,-- съ гордостью проговорилъ Джоржъ.-- Да, сэръ, больше я никогда, никого не назову своимъ господиномъ. Я свободенъ!
-- Берегись! это еще не такъ вѣрно, тебя могутъ поймать!
-- Если это случится, все равно, мистеръ Вильсонъ! Въ могилѣ всѣ люди свободны и равны.
-- Я просто ошеломленъ твоею смѣлостью,-- сказалъ мистеръ Вильсонъ.-- Какъ это, заѣхалъ сюда въ ближайшую гостиницу!
-- Мистеръ Вильсонъ, это такъ дерзко, и эта гостиница такъ близко къ нашимъ мѣстамъ, что никому не придетъ въ голову искать меня здѣсь. Меня будутъ разыскивать гдѣ нибудь подальше, а потомъ, вѣдь вы сами еле узнали меня! Господинъ Джима живетъ не въ этомъ округѣ; его здѣсь никто не знаетъ. Да и вообще его считаютъ окончательно пропавшимъ, никто его не разыскиваетъ, и меня тоже трудно признать по объявленію.
-- А клеймо на рукѣ?
Джоржъ снялъ перчатку и показалъ только что затянувшійся рубецъ.
-- Послѣдній знакъ доброты мистера Гарриса,-- съ горечью сказалъ онъ.-- Онъ вздумалъ наградить меня имъ двѣ недѣли тому назадъ, увѣряя, что я навѣрно скоро сбѣгу. Интересно, не правда ли? спросилъ онъ снова надѣвая перчатку.
-- У меня кровь стынетъ въ жилахъ, когда я думаю о твоемъ положеніи и о тѣхъ опасностяхъ, которыя грозятъ тебѣ! вскричалъ мистеръ Вильсонъ.
-- Моя кровь стыла много лѣтъ подъ рядъ, мистеръ Вильсонъ, теперь она кипитъ,-- отвѣчалъ Джоржъ.-- Вотъ что, дорогой сэръ, продолжалъ онъ послѣ нѣсколькихъ секундъ молчанія,-- я замѣтилъ, что вы узнали меня. Я подумалъ, что мнѣ лучше переговорить съ вами, чтобы ваши удивленные взгляды не выдали меня. Завтра утромъ я выѣду чѣмъ свѣтъ и къ ночи надѣюсь быть въ безопасности, въ Огайо. Я поѣду днемъ, буду останавливаться въ самыхъ лучшихъ гостиницахъ, обѣдать вмѣстѣ со здѣшними аристократами. И такъ, прощайте, сэръ! Если вы услышите, что я пойманъ, знайте, что меня нѣтъ въ живыхъ.
Джоржъ стоялъ твердый, какъ скала, и протянулъ руку съ видомъ принца. Добродушный старичокъ пожалъ ее съ самымъ сердечнымъ расположеніемъ и, высказавъ еще нѣсколько предостереженій, взялъ свой зонтикъ и побрелъ вонъ изъ комнаты.
Джоржъ задумчиво глядѣлъ на дверь, затворившуюся за нимъ. Вдругъ у него мелькнула какая-то мысль. Онъ быстро подошелъ къ двери и отворилъ ее.
-- Мистеръ Вильсонъ, извините, еще одно слово.
Старый джентльменъ вернулся; Джоржъ попрежнему заперъ дверь на ключъ и нѣсколько секундъ стоялъ молча, въ нерѣшительности. Затѣмъ онъ сдѣлалъ надъ собою усиліе и поднялъ голову.
-- Мистеръ Вильсонъ, вы все время относились ко мнѣ какъ христіанинъ, я хочу попросить у васъ еще одного дѣла христіанскаго милосердія.
-- Что такое, Джоржъ?
-- Видите ли, сэръ, вы говорили правду: я дѣйствительно страшно рискую. Ни одна живая душа во всемъ свѣтѣ не огорчится, если я умру,-- прибавилъ онъ, тяжело дыша и съ трудомъ произнося слова.-- Меня убьютъ и закопаютъ, какъ собаку, а на другой день никто объ этомъ не вспомнитъ, никто,-- исключая моей бѣдной жены. Она будетъ плакать и грустить. Не возьметесь ли вы, мистеръ Вильсонъ, передать ей эту булавочку. Она подарила мнѣ ее на Рождество, бѣдняжка! Отдайте ей ее и скажите, что я любилъ ее до самой смерти. Сдѣлаете вы это? да? Сдѣлаете?-- спросилъ онъ горячо.
-- Конечно, сдѣлаю, голубчикъ! сказалъ старый джентльменъ, взявъ булавку; глаза его были влажны, голосъ дрожалъ отъ волненія.
-- Скажите ей одно, продолжалъ Джоржъ,-- это мое послѣднее желаніе: если она можетъ добраться до Канады, пусть идетъ туда. Нечего смотрѣть на то, что госпожа была къ ней добра, что она любитъ свой домъ, я прошу ее во всякомъ случаѣ не возвращаться,-- рабство всегда въ концѣ концовъ ведетъ къ несчастію. Скажите ей, чтобы она воспитала нашего мальчика свободнымъ человѣкомъ, и тогда ему не придется терпѣть то, что терпѣлъ я. Скажете вы ей все это, мистеръ Вильсонъ, скажете?
-- Да, Джоржъ, все скажу, обѣщаю. Но я увѣренъ, что ты не умрешь. Не бойся, ты такой славный малый. Надѣйся на Бога, Джоржъ! Отъ всей души желаю тебѣ благополучно добраться до цѣли, отъ всей души!
-- Да есть ли Богъ, на котораго можно надѣяться? проговорилъ Джоржъ тономъ такого горькаго отчаянія, что старикъ невольно замолчалъ.-- Я въ свою жизнь насмотрѣлся на такія дѣла, которыя заставляютъ меня сомнѣваться, чтобы могъ быть Богъ. Христіане не понимаютъ, какъ все это представляется намъ. Для васъ Богъ есть, но существуетъ ли онъ для насъ?
-- Ахъ, не говори, не говори такихъ словъ, голубчикъ!-- вскричалъ старичокъ, почти рыдая.-- Гони отъ себя такія мысли, Богъ есть, Онъ существуетъ! мракъ и тучи окружаютъ его, но на тронѣ его царитъ справедливость и правосудіе. Богъ есть, Джоржъ,-- вѣрь въ него, надѣйся на него, и я увѣренъ, онъ поможетъ тебѣ. Все устроится по справедливости, если не въ этой жизни, то въ будущей.
Искренняя вѣра и доброта этого простодушнаго старика придавали ему въ эту минуту необыкновенное величіе и достоинство. Джоржъ, разсѣянно шагавшій по комнатѣ, остановился, задумался на минуту и потомъ тихо проговорилъ:
-- Благодарю васъ за эти слова, мой добрый другъ; я ихъ не забуду.