У Ренара собралось веселое и блистательное общество. Тут же находились и вельможи, отправившиеся от коадъютора в Тюильрийский сад; к ним и другие присоединились, так что общество было многочисленное.

Хозяин модного ресторана предоставил знатному обществу лучшую залу, дверь которой была отворена в другую комнату, где находились музыканты; они настраивали уже свои инструменты, готовясь усладить праздник своими гармоническими аккордами.

В середине комнаты стоял великолепно убранный стол с изысканными яствами, самыми дорогими винами; все это освещалось множеством люстр и канделябров.

-- Господа! -- воскликнул де Жарзэ. -- Вы удостоили чести избрать меня президентом настоящего собрания. По этому случаю требую вашего внимания.

-- Ого! Будет речь?

-- Предложение.

-- Маркиз, -- возразил герцог Кандаль, -- ты прибегаешь к формам господ фрондеров из парламента, а это уже угроза нашему терпению.

-- Говорят же тебе, это не речь, а простое предложение.

-- Любезный Жарзэ, -- вмешался герцог де Бар, -- вы человек, известный ханжеством и вместе удальством, следовательно, все, что вы предложите, будет принято.

-- Поостерегитесь, господа, именно по случаю моего удальства, быть может, некоторые из вас попятятся назад.

-- Говори же, маркиз, говори! -- закричала молодежь хором.

-- Собираясь сюда, мы думали только о том, как отпраздновать бегство Бофора, и поэтому забыли придать нашему празднику необходимую прелесть. В такой поздний час ни одна придворная дама не решится прокрасться к Ренару, хотя он самый скромный и благоразумный хозяин во всем королевстве. Но так как музыканты у нас есть, то можно заодно пригласить милых созданий Турнельского квартала.

-- Жарзэ, умоляю, откажись от таких намерений, -- сказал де Бар.

-- Почему бы это?

-- Королева...

-- Бросьте читать мораль, герцог -- кому не известны ваши повадки? Вот что рассказывают о вас: втихомолку, где-нибудь из-за угла вы не прочь сделать то, что вслух осуждаете.

-- Как, я? Но мои принципы, мое поведение, мое благоговение к моей государыне...

Единодушный хохот прервал слова, произнесенные по всем правилам закоренелого лицемерия...

-- В таком случае, -- сказал Кандаль, -- если Жарзэ, царь празднества, облеченный властью, не прикажет Ренару пригласить этих дам, то мы вынуждены будем заниматься политикой.

-- Этак, пожалуй, со скуки умрешь.

-- Господа, -- возразил Кандаль, -- политика, как мы ее понимаем, мы, которые от жизни берем только то, что есть в ней прекрасное и забавное -- такая политика, на мой взгляд, весьма увеселительна.

-- Слушайте, герцог затянул свою любимую песню: все для дам и через дам.

-- Это только благовоспитанное волокитство, и я охотно приму в нем участие, -- возразил де Бар. -- Но так мы дойдем только до того, что нас надуют... Поверьте мне, кардинал Мазарини, которому я сочувствую, не ошибается, направляя все свои силы против коадъютора, потому что именно он опаснейший враг двора. Жаль, однако, что Мазарини серьезно не думает о Бофоре. Коадъютор хочет быть только первым министром, он мало-помалу выдаст всех своих союзников. Бофор посолиднее в своих основаниях; он создан быть любимцем народа. Толпа обожает его, и Бог знает куда стремится его честолюбие.

-- У него и честолюбия-то нет.

-- Он так хорош, так храбр, так изящно вежлив, так любит говорить речи и чтобы ему аплодировали... Ах! Любезный де Бар, не испортите пружины прекрасного паяца, которым вертит де Рец.

-- Я знаю людей, -- настаивал де Бар.

-- Нет, герцог, вы не знаете людей, потому что восстаете против приглашения милых созданий. Только отдавая должную честь прелестным дамам, можно достичь верного познания людей, и в особенности политиков.

-- Господа! -- воскликнул Кандаль, выходивший на минуту из залы, -- я приказал Ренару пригласить к нам пятнадцать самых хорошеньких парижских грешниц.

-- Виват Кандаль! -- закричала молодежь.

-- Чего же лучше!

-- И долой политику! Она сокращает жизнь, предоставим ее бородачам и старухам.

-- Будем врагами фрондеров, будем убивать их, как только попадутся они нам под шпагу. Но не станем разбирать ни причин, ни поводов междоусобицы -- да здравствует веселье!

-- Господа! -- воскликнул Маникан, придвинув к себе блюдо, -- рекомендую вам соус под этой златовидной птичкой. Это новое изобретение, честь которого принадлежит Ренару. Вчера мне говорил об этом Мазарини, знаток в таких делах.

-- Посмотрим, что за соус под златовидной птичкой! -- отвечали все в один голос.

-- За здоровье королевы! -- сказал Кандаль, поднимая бокал.

-- За здоровье кардинала! -- подхватил Жарзэ.

Все с увлечением отвечали на эти тосты, вполне выражавшие убеждения присутствующих.

-- Да наливайте же полнее, олухи! -- закричал де Бар, обращаясь к слугам.

Бокалы не были еще опорожнены, как с испуганным лицом вошел Ренар. Он не осмеливался объявить причину своего вторжения в неприкосновенное убежище сановных гостей.

-- Что случилось? -- спросил Жарзэ.

-- Господа...

-- Да говорите же скорее!

-- Сиятельные господа, пришел...

Он не успел кончить, -- сам Бофор вошел в залу.

Герцог сделал три шага и вместо привета поднес руку к шляпе. Сопровождавшие его вельможи остановились у порога. Он был бледен и спокоен, но по лицу было видно, какая буря бушевала в душе внука Генриха Четвертого.

Герцоги Кандаль и Бар встали, чтобы отвечать на поклон принца, остальные оставались на местах.

Свита Бофора разошлась по зале и окружила стол. Гости переглядывались с некоторым беспокойством, боясь, не попали ли они в западню.

Бофор сделал еще несколько шагов.

-- Господа, -- сказал он звучным голосом, -- вы очень громко провозглашаете свои тосты! Предупреждаю, я буду ужинать в соседней комнате.

-- В таком случае мы произнесем последний тост и попросим ваше высочество отвечать нам, после чего мы замолчим.

-- Вы пили за здоровье Мазарини. Я слышал это, за чье здоровье теперь вы хотите пить?

-- Все за то же, за здоровье кардинала! -- воскликнуло несколько голосов.

-- Господа, как вижу, у вас и музыканты есть.

-- Точно так, ваше высочество.

-- Тем лучше, потому что я хочу заставить вас потанцевать.

С этими словами Бофор протянул руку к столу и дернул скатерть с такой силой, что все, что было на столе, полетело со страшным грохотом. В первую минуту гости думали только о том, как бы предохранить себя от брызг соусов и разных кушаний, пролившихся на них, потом все вскочили в бешенстве.

-- За шпаги! -- закричали все разом.

Но вельможи, сопровождавшие Бофора, встали по углам, где сложены были шпаги, и, казалось, решили не допускать до них, так что оскорбленным оставалось только проклинать невозможность мщения.

Однако герцогу Кандалю удалось добраться до своего пажа и взять у него шпагу. С оружием в руках он бросился в середину свалки.

-- Принц! -- закричал он. -- Обнажите вашу шпагу! Я требую от вас удовлетворения!

-- Герцог Кандаль, -- возразил Бофор с достоинством, -- не от вас, а от маркиза де Жарзэ я требую удовлетворения. Где он?

-- Здесь, ваше высочество! -- воскликнул маркиз, удерживаемый со всех сторон друзьями: те видели, что он и Кандаль горячились больше всех.

-- Мне до этого дела нет, -- закричал Кандаль. -- Я считаю, что вы меня оскорбили, и хочу, -- слышите ли! -- хочу, чтобы вы дали мне удовлетворение!

-- Любезный кузен, я не стану с вами драться.

-- Кузен? Да, мы с вами родня: я тоже потомок Генриха Четвертого, и вы не имеете права отказаться от дуэли со мною.

-- Повторяю вам, герцог, что я требую объяснения от маркиза де Жарзэ -- он осмелился сказать, что я бежал от него. Вы сами видите, я пришел сюда без шпаги и намереваюсь выбросить его в окно.

При этих словах произошла схватка между молодыми вельможами, боролись руками, потому что все были без оружия. Бесстрастно стоял Бофор среди этой суматохи и громко вызывал маркиза Жарзэ.

Но Жарзэ не показывался. С первой минуты друзья его поняли, как было бы безрассудно и опасно вступать ему в бой с королевским внуком, и насильно увели его из залы.

Вслед за тем все приверженцы Мазарини вышли из залы и, собравшись в саду ресторана, держали совет, не следует ли вернуться и переколотить всех этих дерзких фрондеров.

Герцог де Бар никак не мог успокоить общее волнение и потому решил уже бежать за отрядом королевской стражи, как вдруг появился герцог Бофор. Один с величавым достоинством спускался он с крыльца, ведущего из залы в сад. Увидев его, все с громкими криками и обнаженными шпагами бросились к крыльцу.

-- Господа, -- сказал принц, -- так как маркиз де Жарзэ исчез, а я, собственно говоря, имел дело до него, а не до вас, то вы позволите мне спокойно продолжать мой путь.

-- Нет! Нет! Мы будем драться!

-- Господа, предупреждаю вас, что все мои друзья вышли из ворот, а я один между вами.

-- Однако нельзя же это так оставить! -- воскликнул Кандаль.

-- Напротив, этим и должно кончиться. Я пришел сюда не затем только, чтобы требовать объяснения по поводу пустых слов. Минуту назад я доказал вам, что не страх заставил меня вернуться в Тюильри.

-- Вы ничего не доказали, так как отказались обнажить шпагу.

-- Но вы видите, герцог Кандаль, что я принес с собою не шпагу.

И с этими словами Бофор с самой естественной грациозностью показал ему легкую трость, которую держал в руках.

-- Еще этого недоставало! -- воскликнули мазаринисты вне себя от ярости и негодования.

-- Хотят с нами обращаться как с лакеями! -- сказал де Бар спокойно.

Его слова произвели действие, но одним движением руки Бофор погасил волнение.

-- Господа, между вами есть человек, который ведет себя как лакей, пока я не узнаю имя этого человека, я отказываюсь обнажить свою шпагу.

-- Объяснитесь, принц, -- закричал Кандаль, будучи не в силах сдерживать свое бешенство.

-- Сейчас, герцог. И если вы хотите, то я с вас начну расследование, предпринятое мной и которое -- слышите ли, господа! -- я буду продолжать до самой смерти.

Бофор произнес эти слова с такою энергией, что они произвели на всех впечатление. Кандаль последовал за ним в залу гостиницы.

Войдя в ярко освещенную залу, оба герцога встали в проеме окна, тоже ярко освещенного канделябрами.

-- Я к вашим услугам, что угодно вашей светлости?

-- Кузен, -- сказал в ответ Бофор вполголоса, -- дело идет о моей чести, а так как вы человек честный, то я знаю, вы не колеблясь исполните то, о чем я вас попрошу.

-- Говорите, принц.

-- Вы принадлежите к числу людей, которые привыкли и которым привыкли смотреть прямо в глаза. Не вас я подозреваю в вероломстве, жертвой которого я стал. Но ваше присутствие в обществе людей, не имеющих права на мое уважение, представило мне несчастье и вас оскорбить.

-- Тщетно я стараюсь понять ваши слова.

-- И не поймете. Но посмотрим.

С этими словами Бофор взял за руку Кандаля и повернул его к окну.

-- Смотрите туда, Кандаль. Туда, вдаль. Скажите мне, видите ли вы одинокий огонек?

-- Вижу.

-- Смотрите лучше. Если он исчезнет прежде, чем вы сосчитаете до двенадцати, скажите мне о том.

Пока Кандаль серьезно занимался заданным делом, по виду пустячным, но по тому тревожному времени, может быть, и очень важным, Бофор, оставаясь позади него, с жадностью впился глазами в часть шеи, открывавшейся из-под длинных локонов его кузена.

Герцог выискивал на его шее следы ногтей.

-- Ничего нет! -- воскликнул он.

-- Нет, ваше высочество, -- даже не пошевелившись, подтвердил Кандаль.

-- Это не вы.

-- Позвольте сказать, что это очень заинтересовало меня.

-- Нет, это не вы, повторяю вам, и я был бы очень удивлен, если бы это было иначе.

-- За это доброе слово позвольте мне заплатить тем же.

-- Говорите, -- сказал Бофор, озабоченно бросая гневные взоры на вельмож, не спускавших глаз с этой сцены: видевшие только пантомиму, они не понимали ее значения.

-- Огонь, за которым я наблюдал, освещает, если не ошибаюсь, кабинет коадъютора. Там бодрствует двуличный человек, роковым образом действующий на всякое предприятие. Остерегайтесь его, принц, он обманывает вас.

-- Гонди?...

-- Да, Гонди обманывает вас.

-- А зачем ему обманывать меня? -- спросил Бофор с привычной ему беззаботностью.

-- Не знаю; он ненавидит всех принцев, ненавидит герцогиню Лонгвилль. Ни королева, ни сам Мазарини не могут вполне разгадать его умыслов.

-- А вы, кузен, разгадали их?

-- Нет, но я не верю ему.

-- Вы благородный человек, и я желал бы всегда иметь дело с такими людьми, как вы.

-- Когда наступит мир, я буду считать за счастье быть в числе преданных вам слуг.

-- Но мир наступил.

-- Когда принцы в тюрьме? Это только перемирие.

Кандаль с достоинством откланялся и удалился к своим товарищам, которые в это время перешептывались, не зная, что и думать.

-- Герцог де Бар, не угодно ли вам подойти ко мне? -- спросил Бофор.

-- Да что ж это такое, ваше высочество? Общая исповедь, что ли? -- спросил де Бар, заливаясь притворно-добродушным смехом.

-- Я не шучу, герцог, и если бы вы знали, о чем идет речь, вы сами помогли бы мне открыть истину.

-- Ваше высочество, вы пользуетесь доверием у герцога Кандаля, но меня уж увольте: я не намерен лезть головой в волчью пасть.

-- Это что значит! -- закричал Бофор.

-- А то, что я пойду, но с условием.

-- Что за условие?

-- Трое из этих господ должны сопровождать меня и быть свидетелями нашего разговора.

-- Я совсем не против этого, -- сказал Бофор после некоторого размышления.

Осторожный герцог де Бар вошел в залу, его сопровождали Кандаль, Маникан и Бутвиль.

Подозрительность закадычного друга Мазарини внушила и Бофору некоторую осторожность; он отошел от окна и встал под люстрою.

Вельможные господа холодно поклонились и встали перед принцем, держа шляпы в руках. При первом взгляде на де Бара Бофор заметил капли пота, выступившие на его лбу.

-- Вам жарко, герцог, -- сказал Бофор, подходя к нему с улыбкой.

-- Жарко, ваше высочество.

-- Вероятно, оттого, что вас беспокоит толстый шарф, которым вы закутали себе шею, -- продолжал Бофор, наклоняясь к нему и пристально присматриваясь.

-- Нимало.

-- А я бьюсь об заклад, что шарф вас беспокоит.

-- Уверяю вас, что нет.

-- Снимите его, -- сказал Бофор резко и сильно дернул за шарф.

Ни жив ни мертв повернулся де Бар к своим друзьям, но Бофор, потеряв всякое терпение, сдернул с него шарф и увидел на его шее глубокие царапины.

-- Так это вы! -- закричал он с бешенством. -- Иначе и не могло быть.

Ошеломленный, испуганный де Бар почти упал на руки Кандаля. Бофор сделал шаг назад и поднял трость.

-- Подлец! -- закричал он. -- Это ты посягнул на чужую честь!

-- Герцог! -- воскликнули вельможи.

-- Уведите его, господа, или я не отвечаю за себя!

-- Но что ж это значит? -- спросил де Бар, задыхаясь.

-- А то, что вы, под моим именем, совершили бесчестный поступок вчерашней ночью.

-- Я!

-- На вашей шее и теперь видны следы, так защищалась ваша жертва. Вы не осмелитесь опровергать это.

-- Ложь! Я не понимаю, что вы хотите сказать.

-- Ты будешь драться со мною, презренный! Я знаю, что ты низкий трус и не решишься на честный поединок, потому я вынуждаю тебя. Вот тебе!

Бофор опять поднял трость и ударил де Бара по спине.

Как дикий зверь взревел де Бар при новом оскорблении, но вместо того, чтобы обнажить шпагу, как сделали это его спутники, он повернулся к ним спиной и проворно покинул комнату.

Дойдя до двери, он на минуту повернулся лицом к врагу и, погрозив ему кулаком, вскричал:

-- Берегись!

Он исчез, скрежеща зубами. Никто не попытался его удержать.

-- Господа, -- сказал Бофор, успокаиваясь, -- вы считаете себя оскорбленными, видя оскорбление, нанесенное мной этому подлецу, -- успокойтесь, я представлю трех вельмож, достойных помериться с вами. Прощайте, до завтра!