Непростая миссия
22 сентября 1886 года руководство «Ворлд» спросило меня, смогу ли я попасть в качестве пациентки в один из сумасшедших домов Нью-Йорка для того, чтобы написать прямой и лишенный прикрас рассказ о том, как там обращаются с пациентами, как управляют учреждением и так далее. Думала ли я, что мне достанет храбрости пройти те испытания, которых потребует эта миссия? Могла ли я изобразить признаки безумия достаточно правдоподобно, чтобы пройти осмотр докторов и прожить неделю среди сумасшедших так, чтобы сотрудники приюта не узнали, что я только «делаю записи»? Я сказала, что верю в свои силы. Я была убеждена, что имею некоторые актерские способности, и думала, что могу изображать безумие достаточно долго, чтобы выполнить доверенную мне миссию. Могла ли я провести неделю в заключении среди слабоумных на острове Блэквелла? Я сказала, что могу и проведу. И я провела.
Мне велели приступать к работе тогда, когда я почувствую, что готова к этому. Мне нужно было честно вести хронику событий, которые будут со мной происходить, и, когда я окажусь в стенах приюта, понять и описать то, как выполняется работа внутри, что всегда столь эффективно скрывалось от внимания общества как медсестрами в белых чепцах, так и засовами и решетками.
— Мы не просим тебя искать там сенсационные откровения. Записывай то, что будешь видеть, хорошее или плохое; хвали или критикуй так, как сочтешь нужным, и всегда придерживайся правды. Но меня тревожит твоя постоянная улыбка, — сказал мой редактор.
— Я не буду больше улыбаться, — ответила я и отправилась выполнять свое особое и, как выяснилось, трудное задание.
Если бы я и проникла в приют, на что я не особо надеялась, я понятия не имела, что мой опыт может не ограничиться простым рассказом о жизни в доме для душевнобольных. Я не могла и помыслить, что такое учреждение может быть плохо организовано и что под его крышей может процветать жестокость. Мне всегда хотелось узнать о приютах побольше; хотелось убедиться, что с самыми беззащитными из Божьих созданий — безумцами — обращались хорошо и заботливо. Те истории о насилии в таких домах, которые мне доводилось читать, я считала сильно преувеличенными или вовсе небылицами, но в глубине души мне хотелось узнать наверняка.
Мне тревожно было думать, насколько сильно зависят безумцы от санитаров, и что, даже если кто-то стал бы молить о свободе, это было бы бесполезно, если бы охранники не захотели его выпускать. Мне не терпелось приступить к исполнению моей миссии по изучению внутренней жизни сумасшедшего дома на острове Блэквелла.
— Как вы сможете достать меня оттуда после того, как я туда попаду? — спросила я редактора.
— Я не знаю, — ответил он, — Но мы вытащим тебя, если расскажем, кто ты и с какой целью симулировала безумие, — только попади туда.
У меня было не так уж много веры в свою способность обмануть специалистов, и, кажется, у моего редактора ее было еще меньше.
Вся подготовка к моему заданию была оставлена на мое усмотрение. Только одно было решено за меня, а именно то, что я должна взять псевдоним «Нелли Браун», чтобы инициалы совпадали с моими собственными, так что не будет проблем с моим обнаружением и предотвращением тех трудностей и опасностей, с которыми я могу столкнуться. Определенно было несколько способов оказаться в сумасшедшем доме, но я не знала их прежде. Я могла выбрать один из двух путей: изобразить безумие в доме своих друзей и быть помещенной в приют по решению двух компетентных врачей или же достичь своей цели через полицию.
По размышлении я решила, что будет лучше не ввязывать в проблемы моих друзей и не привлекать к моей цели добрых докторов. Кроме того, чтобы отправить меня на остров Блэквелла, моим друзьям пришлось бы изобразить бедность, и, к несчастью для меня в этой ситуации, мое знакомство со страдающими от нищеты, исключая меня саму, было весьма поверхностным. Так я определила план, который привел меня к успешному выполнению моей миссии. Я была успешно помещена в больницу для полоумных на острове Блэквелла, где я провела десять дней и ночей и обрела опыт, который мне никогда не забыть. Я взяла на себя роль несчастной сумасшедшей и считала своим долгом не увиливать от любых дурных последствий этого. Я стала одной из заключенных сумасшедшего дома на это время, испытала достаточно многое, наблюдала и слышала немало об обращении с этим беззащитными людьми, и, когда я увидела достаточно, немедленно была выпущена на свободу. Я покидала сумасшедший дом с радостью и сожалением — радостью оттого, что я вновь могу наслаждаться воздухом свободы, и сожалением потому, что не могла взять с собой некоторых несчастных женщин, которые жили и страдали вместе со мной и которые, как я уверена, были столь же разумны, сколь я всегда была и являюсь поныне.
И здесь позвольте мне уточнить одну вещь: с того момента, как я оказалась в пределах сумасшедшего дома на острове, я не пыталась более играть роль безумной. Я говорила и вела себя в точности так же, как в обычной жизни. И, как это ни странно, чем разумнее я говорила и действовала, тем безумнее меня считали все, за исключением одного врача, чьи доброту и внимание я никогда не забуду.