Убедившись в том, что высокая степень нашей цивилизации не обусловливается непременно превосходством анатомической организации носителей этой цивилизации сравнительно с другими расами, мы можем заняться более подробным исследованием характерных признаков различных подразделений человеческого рода. Ясно, что наши исследования могут основываться не на неопределенных описаниях путешественников, делающих замечания о громадных пищеварительных органах первобытных людей, об их небольшом росте, недостаточном развитии их членов или даже об их сходстве с обезьянами, а на серьезном изучении характерных анатомических признаков.
Здесь можно различить две проблемы, которые слишком часто смешивались при рассмотрении характерных умственных признаков цивилизованных и первобытных людей. Первая из этих проблем относится к различиям между расами, а вторая — к различию между социальными слоями одной и той же расы. Соответственно смыслу терминов «цивилизованный» и «первобытный», вполне понятно, что могут существовать как цивилизованные группы, принадлежащие к различным расам (напр., к китайцам и европейцам), и как цивилизованные, так и первобытные группы, принадлежащие к одной и той же расе (напр., к сибирским юкагирам и к китайцам, или к группе образованных негров в Соединенных Штатах и к первобытным негритянским племенам на африканском прибрежьи). Проблемы, представляемые различиями между разными человеческими расами и различиями между социальными группами в пределах одних и тех же рас, конечно, вполне различны, и каждая из них должна быть рассматриваема отдельно.
У обеих проблем есть одна общая особенность, которую следует отметить, прежде чем надлежащим образом приступить к их рассмотрению. Сравнивая индивидуумов, принадлежащих к какому-либо расовому или социальному типу, мы находим, что они вовсе не однообразны, но обнаруживают значительные различия. Когда мы стараемся думать о норвежце и о негре, нашему уму представляются два совершенно различных типа: норвежец — высокого роста, с белокурыми, несколько волнистыми волосами, голубыми глазами, светлой окраской кожи, тонкими чертами лица и тонким носом; негр — среднего роста с черными и курчавыми волосами, черными глазами, темной кожей, выдающейся челюстью и массивным приплюснутым носом. Однако эти картины представляют собою лишь отвлечения того, что, как мы думаем, мы чаще всего подмечали в каждом типе. Сравнивая между собою норвежцев или негров, мы находим, что в каждом из указанных народов у всякого индивидуума есть свои особенности, несвойственные другим. Норвежцы бывают высокого и низкого роста, волосы их светлы или темны, прямы или волнисты, цвет глаз их колеблется от коричневого до голубого, цвет кожи у них бывает светлый или смуглый, черты лица у них более или менее тонки. То же самое наблюдается и у негров. Степень черноты, характерная особенность подбородка, заключающаяся в том, что он выдается, приплюснутость носа — обнаруживают весьма значительные вариации. Наблюдения показали, что во всех случаях этого рода преобладает один определенный тип, одна известная комбинация черт; отклонения же от этого типа в том или ином направлении становятся тем реже, чем они значительнее. Так, у норвежцев обнаруживается преобладание известной степени светлой окраски. Индивидуумы, у которых цвет волос гораздо светлее, чем обыкновенно, тем реже встречаются, чем значительнее различие между цветом их волос и встречающимся обычно; точно так же и лица, у которых цвет волос гораздо темнее, чем обыкновенный, встречаются тем реже, чем больше отклонение цвета и волос от обыкновенного. Степень распространенности подобных вариаций не всегда одинакова. В некоторых случаях индивидуумы, составляющие группу, обнаруживают замечательное сходство или однообразие типа; в других случаях весьма замечательно разнообразие типов, встречающихся в одном и том же обществе. Мы называем ряд тем более изменчивым, чем чаще в нем встречаются отклоняющиеся от нормы типы. Итак, средняя величина различий между индивидуумами, составляющими ряд, и обыкновенным типом может служить мерилом изменчивости ряда.
Эти соображения имеют первостепенное значение при всех попытках сравнивать различные расы. В некоторых случаях встречаются различия, оказывающиеся достаточно глубокими для того, чтобы легко и определенно отличить одну расу от другой. Так, цвет кожи, цвет и форма волос и очертания губ и носа определенно отличают африканского негра от северного европейца. Однако, сравнивая все человеческие расы и типы, мы находим, что существуют бесчисленные переходы, затрудняющие констатирование того, что какая-нибудь определенная черта является специфической особенностью одного тина. Так, например, нетрудно было бы найти у членов американской расы губы и носы, приближающиеся по форме к губам и носам негров. То же самое можно сказать и о цвете волос и кожи. Эта неопределенность различий между разными типами вызвана вышеуказанною изменчивостью типов.
Например, у негров — толстые губы, однако их толщина не одинакова у всех их. В некоторых случаях она весьма мала, в других — очень велика. У европейцев — тонкие губы, но мы можем встретить индивидуумов, у которых губы очень толсты. Таким образом оказывается, что встречаются негры, губы которых отклоняются от нормального типа, будучи необыкновенно тонкими, вследствие чего они оказываются сходными с губами тех европейцев, у которых они необыкновенно толсты. Чем менее отличаются друг от друга два типа, тем больше окажется в обеих группах сходных друг с другом индивидуумов. Из сказанного вытекает также, что, чем значительнее изменчивость каждого типа, тем вероятнее, что некоторые индивидуумы обоих типов окажутся сходными между собою при сравнении их друг с другом. Пожалуй, мы можем всего лучше выразить это, сказав, что разновидности, составляющие каждый тип, перекрывают друг друга. Во многих случаях, и притом в некоторых из наиболее важных для нашего исследования, это перекрывание значительно. Так, я отметил различие в среднем весе мозга между разными расами. Однако Бес мозга настолько изменчив, что встречается значительное перекрывание, и даже средняя величина мозга белой расы встречается во многих случаях у других рас. Представительницей мозга средней величины у белых сможет служить группа лиц, емкость черепа которых равняется 1450—1650 куб. сант. Эта группа обнимает собою 55 процентов африканских негров и 58 процентов меланезийцев. Такой же результат получается при сравнении числа лиц, обладающих большой емкостью черепа. Мы находим, что у 50 процентов всех белых емкость черепа превышает 1550 куб. сант., а, с другой стороны, емкость черепа превышает эту величину у 27 процентов негров и у 32 процентов меланезийцев. Если бы мы могли предположить прямое соответствие между размерами мозга и способностями, что, как мы уже видели, недопустимо, то мы могли бы, самое большее, предвидеть у негров недостаток людей высоко гениальных, но мы не должны были бы ожидать, что у огромной массы негров, живущих среди белых и находящихся под благотворным влиянием лучших людей этой расы, обнаружится сколько-нибудь значительный недостаток способностей.
С другой стороны, мы находим у различных рас столь обособленные и столь мало изменчивые характерные признаки, что перекрывание вполне или практически исключено. Примерами таких признаков могут служить курчавые волосы негров по сравнению с прямыми волосами монголов; высокие и узкие носы армян и плоские носы негров; различия в пигментации северных европейцев и туземцев Центральной Африки.
В результате исследований о характере изменчивости, основанных на измерениях тела, на изучении социальных и экономических явлений, а также изменчивых физических явлений, как например, метеорологических данных, было установлено, что почти всегда распределение численных величин наблюдений приблизительно подчиняется одному и тому же закону. (Локк, Баулей)[22].
Было выяснено, что представляющие явление величины распределены таким образом, что известные численные величины встречаются очень часто, и что чем больше разница между наблюдением и величиною встречающеюся в наибольшем числе случаев, тем меньше число таких наблюдений. Характер этого распределения показан на фиг. 1-й, где горизонтальная линия представляет численные величины, полученные при наблюдениях, а вертикальные расстояния представляют многократность того наблюдения, которому соответствует вертикальное расстояние.
Фиг. 1
При теоретическом распределении, представленном на фиг. 1, найдены следующие величины роста некоторого количества людей:
1415 — 1955 мм……………………………….5 случаев. 1455— 1495 „ ………………………………….11 ,, 1495 — 1535 „ ………………………………….44 ,, 1535 — 1575 ,, …………………………………135 ,, 1575 — 1615 „ ………………………………….325 ,, 1615—1655 „ …………………………………..607 ,, 1613 — 1695 „ ………………………………….882 ,, 1695—1735 „ …………………………………..1000 ,, 1735— 1775 ,, …………………………………..882 ,, 1775 —1815 ,, ………………………………….607 ,, 1815 — 1855 ,, …………………………………325 ,, 1855 — 1895 „ ....................................................135 ,, 1895 — 1935 „ …………………………………44 ,, 1935— 1975 „ ………………………………….11 ,, 1975 — 2015 ,, …………………………………5 ,,
Когда мы сравниваем два ряда этого класса, сгруппированные вокруг различных величин, они могут перекрывать друг друга. Например, у людей высокого роста и у людей низкого роста, возможно было бы следующее теоретическое распределение численных величин роста:
I. / II. /
1415—1455 мм. / 1425—1455 мм. / 5 случаев 1455—1495 мм / 1455—1485 мм / 11 случаев 1495—1535 мм / 1485—1515 мм / 44 случаев 1535—1575 мм / 1515—1545 мм / 135 случаев 1575—1615 мм / 1545––1575 мм / 325 случаев 1615—1655 мм / 1575—1605 мм / 607 случаев 1655—1695 мм / 1605—1635 мм / 882 случаев 1695—1735 мм / 1635—1665 мм / 1000 случаев 1735—1775 мм / 1665—1695 мм / 882 случаев 1775—1815 мм / 1695—1725 мм / 607 случаев 1815—1855 мм / 1725—1755 мм / 325 случаев 1855—1895 мм / 1755—1785 мм / 135 случаев 1895—1935 мм / 1785—1815 мм / 44 случаев 1935—1975 мм / 1815—1845 мм / 11 случаев 1975—2015 мм / 1845—1875 мм / 5 случаев
В этих двух рядах в группе величин роста от 1575 мм. до 1695 мм. оказывается 1814 случаев в первом ряду, 3371 случай во втором ряду; т.-е. в обоих классах оказывается 1814 индивидуумов, и 1557 (т.-е. 3371—1814) — оказывается в классе людей высокого роста, отдельно взятом. На фиг. 2-й я представил эти два ряда, пользуясь одною системою координат.
Фиг. 2.
Очевидно, все индивидуумы, принадлежащие к обоим рядам и представленные на площади, заключенной между двумя кривыми, находятся в обоих рядах; лишь остальные, оказывающиеся вне этой площади и принадлежащие к одной из групп, не находятся в другой.
Принимая во внимание эти факты, относящиеся к типам и к вариациям, мы можем перейти к рассмотрению характерных особенностей первобытных и цивилизованных людей и членов различных рас.
Сначала мы обратим внимание на различие между цивилизованными и первобытными людьми, оказывающимися членами одной и той же расы. Для белой расы это различие уже не может быть наблюдаемо, так как не существует первобытных белых в точном смысле этого слова. Тем не менее, мы можем находить известные аналогичные случаи. Некоторые из крестьян в далеких горных местностях Юго-восточной Европы ведут образ жизни, не особенно отличающийся от образа жизни тех, кого мы обыкновенно называем первобытными людьми, ибо, поскольку дело идет о питании и о занятиях, образ жизни занимавшихся земледелием индейцев Северной Америки, в эпоху Колумба, или некоторых занимающихся земледелием негритянских племен совершенно сходен с их образом жизни. Образ жизни некоторых рыболовов, живущих на европейском побережье, также может быть уподоблен образу жизни американских или азиатских рыболовов. Более непосредственные сравнения могут быть сделаны по отношению к населению Восточной Азии, где мы можем сопоставить культурных китайцев и первобытные племена, живущие на берегах Амура, северных японцев и айносов, цивилизованных малайцев и горные племена Суматры и Филиппинских островов. Подобные же сравнения оказываются возможными для негритянской расы, если мы Сопоставим немногочисленный образованный класс негров в Америке и африканские племена, и для американской расы, если мы сопоставим образованных индейцев, в особенности тех, которые живут в Южной Америке, и племена, обитающие в прериях и в девственных лесах.
Очевидно, что во всех этих случаях мы сравниваем группы одного и того же происхождения, но живущие в различных экономических, социальных и иных условиях, зависящих от окружающей среды. Если мы находим между ними различия, то эти различия могут обусловливаться, прямо или косвенно, лишь окружающею средою. Таким образом, нам приходится заняться основной проблемой: насколько человеческие типы устойчивы, и насколько они изменчивы под влиянием окружающей среды.
Трудно приступить к этому исследованию путем прямого сравнения между типами первобытных и цивилизованных людей, принадлежащих к одним и тем же расам, отчасти вследствие того, что нелегко найти материал, отчасти вследствие того, что часто однородность расы представляется сомнительною. Но непосредственно очевидно, что всякое исследование изменчивости типов людей, живущих под влиянием различных типов окружающей среды, поможет нам выяснить занимающий нас вопрос, так что мы должны перейти к более общему рассмотрению проблемы устойчивости или изменчивости формы человеческого тела.
Принципы биологической науки не позволяют нам предполагать постоянную устойчивость телесной формы. Все наше современное понятие развития разновидностей и видов основано на допущении вариации, совершающейся или путем накопления изменений или сразу. Вариации, открытые в человеческом теле, вполне согласуются с этой точкой зрения, и я могу принести здесь несколько слов из замечательного трактата Видерсгейма[23] о тех указаниях на историю человека, которые дает его строение: «В течение филогенетического процесса тело человека подвергалось ряду изменений, отчасти все еще находящих выражение в его онтогении. Имеются указания на то, что изменения в его организации все еще продолжают совершаться, и что человек будущего будет отличаться от нынешнего человека». Лучшей иллюстрацией этих изменений служат формы органов, подвергающихся редукции. Так, мы можем наблюдать, что у современного человека малый палец на ноге часто содержит две фаланги. Это явление, вероятно, вызвано недостатком функционального употребления, и оно наблюдалось как у рас, ходящих босиком, так и у рас, носящих обувь, так что его нельзя приписать искусственным причинам. В зубах также проявляется тенденция к постепенной редукции, в особенности сказывающаяся в изменчивых размерах коренных зубов и верхних боковых резцов. Третий коренной зуб, или зуб мудрости, часто сохраняется, и у большинства рас величина его значительно уменьшается. Сохранение или слабое развитие верхнего бокового резца также часто встречается. Подобную же редукцию можно наблюдать на нижнем конце грудной полости, где обнаруживаются значительные вариации в развитии ребер и грудной кости.
Значение этих явлений заключается в том факте, что в эволюционном ряду ненормальные случаи, встречающиеся у разных рас неодинаково часто, являются новыми чертами развития, которые увеличили бы дифференциацию между человеком и низшими формами, если бы они стали нормальными. В действительности не доказано, что эти черты встречаются чаще и обращаются в постоянные характерные признаки; но это представляется более чем вероятным.
Сильным аргументом в пользу этого вывода является существование рудиментарных, не функционирующих органов и временное появление низших черт в течение онтогенетического развития.
Было выяснено, что некоторые из этих редукций, — например, сохранение боковых резцов — наследственны и таким образом могут стать постоянными. Этим до некоторой степени объясняется то, что, как наблюдалось, известные вариации встречаются чаще у первобытных племен, чем у цивилизованных людей. Первобытные племена большею частью очень малочисленны, или в течение долгих периодов, кода они численно возрастали, их сношения с иноземцами были редки. Если в такой группе в каком-либо из первоначальных семейств обнаруживалась известная особенность, последняя должна и теперь встречаться чаще у этого племени, чем у других племен. Этого рода случаями являются лишние позвонки, часто встречающиеся у индейцев на острове Ванкувере, а вероятно, и torus palatinus, часто встречающийся у лапландцев. Вопрос о том, можно ли объяснить таким же образом часто встречающуюся у индейцев, обитателей пуэблосов, и у перуанцев «кость инков», остается нерешенным. Поэтому возможно, что большая изменчивость известных рас по отношению к этим явлениям не есть выражение низшей или высшей — смотря по обстоятельствам — степени развития всей группы, но доказывает существование большого числа членов семейств, обладавшего этой особой характерной чертой. В этих случаях мы имеем дело не с самопроизвольными вариациями, но с их наследственным воспроизведением. Иными словами, если бы нам пришлось принять тот вывод, что большая изменчивость означает низшую или высшую стадию развития, то необходимо было бы предварительно доказать, что эти вариации появляются самопроизвольно у любого члена группы, а не принадлежат известным семействам, в которых данная черта наследственна. Иначе необходимо будет доказать, что в обширных группах рода человеческого тем семействам, в которых обнаруживается особая аномалия, была свойственна большая вероятность переживать других, чем остальным.
Как бы то ни было, то обстоятельство, что такие вариации встречаются, доказывает, что нельзя предполагать, что человеку свойственна устойчивая форма. Само собою разумеется, вопрос о том, какова продолжительность времени, нужного для того, чтобы какая-либо из рассматриваемых нами вариаций стала постоянным признаком, вовсе не разрешен.
Общая тенденция антропологического исследования заключалась в том, чтобы предполагать постоянство характерных анатомических черт нынешних рас, начиная с европейских рас ранней неолитической эпохи. Наиболее решительный из сторонников этой теории, Колльман[24], утверждает, что древнейшие человеческие останки, найденные в неолитических отложениях Европы, представляют типы, все еще встречающиеся в неизменном виде среди нынешнего цивилизованного населения этого континента. Он пытался отождествить все разновидности, найденные среди доисторического населения неолитического периода, с разновидностями, живущими в настоящее время.
Все исследования, производившиеся для выяснения распределения форм головы и других антропометрических черт, обнаружили их однообразие на протяжении обширных сплошных пространств и в течение продолжительных периодов. Естественным выводом отсюда было то, что антропометрические формы сохраняются благодаря наследственности, а потому эти формы оказываются устойчивыми (Деникер)[25].
Существует лишь одно исключение из этого правила. Во всех тех случаях, когда антропометрические черты подвергаются весьма значительным изменениям в течение периода роста, сказывается влияние благоприятных или неблагоприятных причин. Исследования, произведенные Гудом и Бекстером[26] во время междоусобной войны, показали, что представители европейских наций, родившиеся в Америке, выше ростом, чем представители тех же наций, родившиеся в Европе. Было высказано предположение, что лучшее питание, или, быть может, вообще лучшие гигиенические и экономические условия, могут вызвать повышение роста людей. Эти выводы были подтверждены измерениями детей, обучающихся в школах в Бостоне, произведенными Баудичем[27] и антропометрическими исследованиями Пеккэма[28] в Мильвоки. Эти изменения в росте, вызванные изменившимися условиями, были недавно доказаны и в Европе, где Амман[29] показал, что рост населения Бадена существенно повысился и течение последних тридцати лет. Другие данные, подтверждающие этот вывод, были добыты путем изучения различных социальных классов, при чем Баудич нашел повышение роста, начинающееся с детей необученных рабочих и возрастающее у детей обученных рабочих, членов торгового класса и лиц, занимающихся свободными профессиями, и путем наблюдений, обнаруживающих соответствие между характером улиц, населенных состоятельными людьми и бедняками, и ростом их обитателей (Риплей)[30]. Тем не менее эти изменения в росте не были истолкованы как изменения в типе, так как их, конечно, можно объяснить устранением задерживающих влияний, препятствующих многим индивидуумам достигнуть нормального роста.
Результаты наблюдений над ростом подтверждаются другими антропометрическими исследованиями, относящимися к различным профессиям. Наиболее достоверен факт различия между типами моряков и солдат, измеренных в течение междоусобной американской войны, основанный на наибольшем количестве наблюдений. Было установлено, что у моряков ноги столь же длинны, как у негров, и что у них соответственно короче туловище, между тем как их руки столь же длинны, как у армейских солдат. Мы можем также обратить внимание на исследования, производившиеся в наших колледжах и доказывающие, что многие измерения, в значительной степени зависящие от функций групп мускулов, изменяются очень быстро под влиянием упражнения. Само собой разумеется, следует признать, что различия в функционировании мускулов в детском возрасте, которое продолжается и в дальнейшей жизни, должны вызывать постоянные или, по крайней мере, временные различия в строении.
Исследование условий роста показывает, как должны развиваться такие изменения в форме тела. Оставляя в стороне развитие организма до рождения, мы находим, что ко времени рождения некоторые части тела до такой степени развиты, что они не очень далеки от свойственных им окончательных размеров, тогда как другие совершенно неразвиты. Так, череп сравнительно велик ко времени рождения, он быстро растет в течение краткого времени, но очень скоро достигает размеров, приближающихся к его окончательной величине, и затем продолжает расти очень медленно. С другой стороны, конечности растут быстро в течение многих лет. Другие органы начинают быстро развиваться лишь в гораздо более поздний период жизни. Таким образом оказывается, что действующие на тело в разные периоды роста замедляющие или ускоряющие влияния могут вызывать совершенно различные результаты. После того как рост головы почти закончился, замедляющие условия могут все еще влиять на длину конечностей. Лицо, быстро растущее в течение более продолжительного периода, чем череп, может подвергаться различным влияниям позднее, чем последний. Одним словом, влияние окружающей среды может быть тем более выражено, чем менее развит подвергающийся ему орган. Данные относительно неравномерной скорости роста различных частей тела приведены у Вейссенберга[31].
Поскольку было изучаемо влияние замедления, оно, по-видимому, оказывается прочным. Иными словами, ущерб, вызванный замедлением в развитии, никогда не возмещается продолжительным развитием. Если, вследствие неблагоприятных влияний, дитя росло медленно в течение нескольких лет, то оно, вероятно, будет продолжать расти дольше, чем другие, нормальные дети, но в общем итоге его рост навсегда останется слишком малым (Боас и Виселер)[32]. С другой стороны, дети, развитие которых ускорялось, рано достигнут зрелости, но тем не менее в общем итоге их рост окажется относительно большим. Из этого рассмотрения действия, оказываемого замедлением и различием в периоде роста, вытекает, что не только абсолютная величина тела, но и соотношения в нем должны подвергаться влиянию периодов замедления или ускорения.
Таким образом, общая тенденция исследований роста подчеркивает важность действия быстроты развития на окончательную форму тела. Болезнь в раннем детстве, плохое питание, недостаток чистого воздуха и физических упражнений оказываются замедляющими причинами, обусловливающими то, что растущий индивидуум известного возраста является по своему физиологическому развитию моложе, чем здоровый, хорошо питающийся индивидуум, пользующийся обилием свежего воздуха и хорошо упражняющий свою мускульную систему. Однако, вследствие замедления или ускорения изменяется дальнейший ход развития, так что конечная стадия окажется тем более удовлетворительной, чем меньше было замедляющих причин.
Судя по ходу развития тех немногих простых родов умственной деятельности, которые были изучены, представляется более чем вероятным, что умственное развитие подчинено законам, представляющим полную аналогию с законами физического развития (Мейман)[33].
Эти факты, относящиеся к росту, имеют фундаментальное значение для правильного истолкования часто обсуждавшихся явлений ранней остановки роста. Мы видели, что у членов одной и той же расы продление периода роста идет рука об руку с неблагоприятным развитием, между тем как благодаря сокращению периода роста при всех физических измерениях получаются большие величины и достигается превосходство умственной деятельности. Само собой разумеется, что сюда не относятся патологические случаи полной преждевременной остановки развития или чрезмерного развития, — случаи карликового роста или микроцефалии, равно как и случаи гипертрофического роста органов. Отсюда вытекает, что при суждении о физиологическом значении остановки роста нельзя придавать самостоятельного значения тому простому факту, что рост прекращается у одной расы раньше, чем у другой, без наблюдений относительно быстроты роста.
Все еще остается неразрешенным вопрос, насколько возможны такие изменения в человеческих типах, которых нельзя объяснить ускорением или замедлением роста.
Ригер[34] сделал попытку объяснить различия в форме головы действием физиологических и механических условий, и Энгель[35] подчеркивает действие давления мускулов на форму головы. Вальхер[36] пытается объяснить разные фермы головы рассмотрением положения головы младенца в колыбели. Он думает, что, если ребенок лежит на спине, получаются круглые головы, а если он лежит на боку — длинные головы. Однако различия в форме головы на протяжении обширных пространств в Европе, где обращение с младенцами одинаково, невидимому, слишком велики, чтобы это объяснение могло быть принято.
Было произведено некоторое число наблюдений, убедительно доказывающих различие между городским и деревенским типами. Эти наблюдения были впервые произведены Амманом[37], который установил, что в Бадене городское население отличается от деревенского формой головы, ростом и пигментацией. Он допускает вывод, что мы имеем в данном случае действительное изменение в типе, вызванное, однако, не прямым действием окружающей среды, а скорее устранением в городской жизни известных типов; иными словами, действие естественного отбора.
Это наблюдение согласуется с наблюдениями, произведенными Ливи[38] в итальянских городах, где также обнаруживается различие по сравнению с окружающими местностями. Сравнения нормального лондонского населения с лицами, содержимыми в госпиталях, произведенные Шребзаллем[39], не противоречат допущению известной степени соответствия между болезненностью и физическим типом, хотя однородность материала, относящегося к такой столице, как Лондон, и взятого из различных социальных слоев большого города, всегда остается сомнительной.
Другое объяснение, даваемое Ливи, по-видимому, удовлетворительно объясняет различие между городским и деревенским населением, не заставляя прибегать к допущению какого-либо значительного действия естественного отбора, предполагающего невероятное соответствие, с одной стороны, между смертностью и плодовитостью, а с другой — между такими чертами, как форма головы и пигментация. Поскольку наблюдалось изменение типа в городах, оно носит такой характер, что в городе всегда обнаруживается большее сходство с средним типом всего обширного округа, в котором он расположен. Бели местное деревенское население заметно короткоголово, а общий тип на протяжении того более обширного района, из которого набирается городское население, более длинноголов, то городское население окажется в большей степени длинноголовым, и обратно. Если нельзя доказать, что в достаточном количестве определенных семейств происходит отбор, то это объяснение представляется более простым и удовлетворительным.
До последнего времени не было представлено доказательств действительных изменений типа, за исключением вышеупомянутых наблюдений, произведенных Лимоном и Ливи над характерными физическими признаками деревенского и городского населения, и некоторых других наблюдений относительно влияния высоты над уровнем моря на физическую форму. В спорах о распределении различных человеческих типов в Европе, особенности формы тела в известных местностях, — например, в горах центральной Франции, в некоторых частях Тосканы, в провинции Зеландии в Голландии, в юго-западной Норвегии, — объяснились сохранением древних расовых типов, влиянием естественного отбора, или прямым влиянием окружающей среды, смотря по тому, представлялось ли в данном случае исследователю необходимым указывать ту или иную причину или комбинацию каких-либо двух или всех причин, как подходящее объяснение трудно объяснимого явления (Риплей)[40]. Само собой разумеется, что рискованное применение недоказанных, хотя и возможных теорий не может служить доказательством действия, оказываемого отбором или окружающею средою на изменение типов. Действие отбора может быть доказано лишь исследованием тех из обнимаемых типом членов, которые остаются в живых, по сравнению с членами, устраняемыми смертью, или изменчивости населения, находящейся в связи с отбором известного типа. Влияние окружающей среды требует прямого сравнения родителей, живущих в одной окружающей среде, с детьми, живущими в другой окружающей среде.
Я не могу указать ни одного случая, в котором было бы бесспорно доказано влияние отбора. Кажется вероятным, что действие этого фактора могло проявиться в колониях преступников в прежние периоды, в заселении запада Америки энергичнейшими членами нашего восточного населения и в дополнительной чистке сильных элементов в некоторых частях новой Англии, но у нас нет фактических данных для установления связи несомненно происходившего отбора с физическими типами.
С другой стороны, мне удалось доказать существование прямого влияния окружающей среды на телесную форму человека путем сравнения иммигрантов, родившихся в Европе, и их потомков, родившихся в городе Нью-Йорке (Боас)[41]. Я исследовал четыре группы населения: южных итальянцев, представляющих средиземно-морский европейский тип, характеризующийся низким ростом, длинной головой, смуглостью кожи и темными волосами; центрально-европейский тип, характеризующийся средним ростом, короткой головой, светлыми волосами и светлой окраской кожи; северо-западный европейский тип, характеризующийся высоким ростом, длинной головой, светлой окраской кожи, белокурыми волосами. Далее, я исследовал длинный ряд восточно-европейских евреев, сходных в некоторых отношениях с центрально-европейской группой. Для исследования я выбрал следующие черты: изменение головы, рост, вес и цвет волос. Из этих черт лишь рост и вес находятся в тесной связи с быстротой роста, между тем как измерения головы и цвет волос лишь в слабой степени подвержены этим влияниям. Различия в цвете волос и в развитии головы не принадлежат к вышеупомянутой группе, в которой определяемые измерением окончательные величины зависят от физиологических условий в течение периода роста. Судя по всему тому, что мы знаем о них, они зависят, главным образом, от наследственности.
В результате нашего исследования, мы пришли к неожиданному выводу: родившиеся в Америке потомки представителей этих типов отличаются от своих родителей, при чей эти различия развиваются в раннем детстве и сохраняются в течение всей жизни. Далее замечательно, что каждый тип изменяется на особый лад. У родившегося в Америке сицилийца голова становится круглее, чем у родившегося не в Америке. Это обусловливается уменьшением длины и увеличением ширины. Лицо становится уже, рост и вес уменьшаются. Голова родившегося в Америке центрального европейца становится менее длинной и менее широкой, при чем уменьшение ширины превышает уменьшение длины, и таким образом получается удлинение головы. Ширина лица весьма значительно уменьшается; рост и вес увеличиваются. Изменения родившихся в Америке потомков шотландского типа не выражены, за исключением увеличения роста и веса. У родившегося в Америке еврея голова уже, чем у родившихся в Европе; поэтому получается значительное удлинение головы. Его лицо уже; рост и вес увеличились. Ни у одного из этих типов не было найдено выраженных различий в цвете волос между лицами, родившимися в Америке и родившимися в других странах.
Чтобы понять причины, вызывающие эти изменения типа, необходимо знать, как велика продолжительность времени, которое должно пройти от переселения родителей до тех пор, пока наступает заметное изменение типа потомства. Это исследование было произведено главным образом для головного индекса, подвергающегося в течение периода роста индивидуума лишь небольшим изменениям. Исследование евреев очень ясно показывает, что головной индекс у лиц, родившихся в других странах, практически один и тот же, при чем возраст индивидуума во время переселения безразличен. Этого можно было бы ожидать в тех случаях, когда иммигранты — люди взрослые или почти достигшие зрелости; но интересно отметить, что даже у детей, приезжающих в Америку, когда им год или небольшое количество лет от роду, оказывается головной индекс, характерный для лиц, родившихся в других странах. Этот индекс равняется, в среднем, 83. Сравнивая величину итого индекса с величиной индекса у лиц, родившихся и Америке, соответственно времени, прошедшему с их переселения, мы находим резкое изменение. Величина головного индекса понижается до 82 для лиц, родившихся непосредственно после переселения их родителей, и падает до 79 во втором поколении, т.-е. у детей, родившихся в Америке детей иммигрантов. Иными словами, действие американской окружающей среды сказывается непосредственно и медленно возрастает по мере возрастания времени, прошедшего между переселением родителей и рождением ребенка.
Условия, наблюдаемые у сицилийцев и у неаполитанцев, совершенно сходны с условиями, наблюдаемыми у евреев. Головной индекс лиц, родившихся в других странах, сплошь остается на почти одном и том же уровне. У лиц, родившихся в Америке непосредственно вслед за прибытием их родителей, обнаруживается увеличение головного индекса. В этом случае переход, хотя и быстр, но не настолько резок, как у евреев, вероятно потому, что место рождения лиц, родившихся за год до переселения или через год после него, не вполне достоверно. Эта. недостоверность обусловливается привычкой итальянцев переезжать из Италии в Америку и обратно, прежде чем окончательно поселиться в Америке, и неопределенностью их ответов на вопрос о месте рождения ребенка, о котором иногда приходилось умозаключать на основании возраста ребенка и года переселения его матери. Пока существует эта недостоверность, вряд ли существующая в данных, относящихся к евреям, не представляется необходимым предполагать какую-либо иную причину для объяснения большей постепенности изменений головного индекса во время, близкое к переселению.
Переселение итальянцев относится к столь недавнему времени, что лица, родившиеся через много лет после прибытия их родителей в Америку, весьма немногочисленны, лиц же второго поколения вовсе не оказывалось. Поэтому, вряд ли возможно решить, продолжает ли индекс возрастать вместе с продолжительностью времени, прошедшего между переселением родителей и рождением ребенка.
Эти замечательные явления нелегко объяснить. Каковы бы ни были их причины, изменение в форме не подлежит сомнению. Можно было бы, однако, высказать предположение, что эти изменения вызываются не глубокими физиологическими причинами, а изменением известных внешних факторов. Состав переселяющегося населения может быть таков, что лица, прибывшие в Америку в разные периоды, обладали различными характерными физическими признаками, и что эти последние ныне отражаются в потомках старых поколений при сравнении их с лицами, переселившимися сравнительно недавно. Однако, можно показать, что различия между евреями, иммигрировавшими в разные периоды между 1860 и 1909 гг., настолько незначительны, что ими не может быть объяснен тип потомков иммигрантов. Этот важный пункт может быть точнее выяснен путем применения иного метода. С этой целью я сравнивал головной индекс всех иммигрантов известного года с головным индексом их потомков. Из этих сравнений вытекает, что различия, обнаруживающиеся во всем ряде, существуют также между иммигрантами, прибывшими в Америку в известном году, и их потомками. Следовательно, это чисто статистическое объяснение явления может быть отвергнуто.
Более значительные трудности для исследования представляет гипотеза, согласно которой механические воздействия, которым подвергаются дети, могут иметь решающее влияние на форму головы, и изменения в способах качания в колыбели и укладки в постель, производимые некоторыми иммигрантами почти непосредственно вслед за их прибытием в Америку, объясняют изменения формы головы. Если бы это было верно, то непрерывные изменения у евреев свидетельствовали бы только о том, что американский метод качания в колыбели применяется тем чаще, чем дольше данное семейство прожило в Америке. Некоторые исследователи утверждали, что положение, при котором ребенок лежит на спине, способствует возникновению короткоголовости, а положение, при котором он лежит на боку, способствует возникновению длинноголовости (Вальхер)[42]. Существуют веские доказательства того, что затылок сплющивается при употреблении очень жесткой подушки и в тех случаях, когда дитя постоянно лежит на спине. Так бывает, например, у многих индейских племен, и подобные результаты могли бы получаться, если: бы спеленутому ребенку приходилось постоянно лежать на спине. Распространенность рахитизма в Нью-Йорке свидетельствует об искривлении, вызываемом давлением.
Не будучи в состоянии опровергнуть существования таких влияний, я полагаю, что против допущения их имеются веские соображения. Если мы предположим, что у еврейских детей, родившихся в других странах, головы менее длинны, чем у родившихся в Америке, вследствие того, что они бывают спеленуты и чаще лежат все время на спине, чем дети, родившиеся в Америке, могущие свободно передвигаться, то мы должны сделать тот вывод, что у родившихся в Америке детей происходит известное уменьшение других диаметров головы, могущее служить возмещением за это уменьшение длины. Так как это возмещение распределено по всем направлениям, то его размеры в каком-либо одном направлении окажутся весьма малыми (Боас)[43].
Наблюдавшееся уменьшение ширины головы настолько значительно, что его нельзя рассматривать просто как следствие возмещения; но нам приходится допустить еще и добавочную гипотезу, согласно которой дети, родившиеся в Америке, так долго лежат на боку, что у них сужение головы производится механическим давлением. Те же самые соображения применимы и ко всем другим типам. Итак, если в одном случае более свободное положение ребенка увеличивает длину его головы, то трудно объяснить, почему у богемцев те же самые причины уменьшают оба горизонтальные диаметра головы, и почему у сицилийцев длина уменьшается, а ширина увеличивается.
По моему мнению, изменение ширины лица всего яснее показывает, что вовсе не механические воздействия, которым подвергается ребенок, вызывают те изменения, о которых идет речь. Головной индекс весьма незначительно уменьшается со второго года до достижения зрелости. Итак, очевидно, что дети, приезжающие в Америку вскоре после рождения, не могут в значительной степени подвергаться влиянию американской окружающей среды по отношению к их головному индексу. С другой стороны, если мы станем рассматривать измерение, заметно возрастающее в течение периода роста, то мы можем ожидать, что у детей, родившихся в других странах, но рано привезенных в Америку, рост в целом может измениться под влиянием американской окружающей среды. Наилучший материал для этого исследования представляют богемцы, среди которых имеется сравнительно много взрослых индивидуумов, родившихся в Америке. Если расположить цифры, показывающие ширину лица у богемцев в порядке, соответствующем их возрасту во время переселения, то обнаруживается их уменьшение у тех, которые прибыли в Америку в раннем детстве, при чем это уменьшение тем значительнее, чем моложе они были. Продолжая это сравнение с лицами, родившимися в Америке через год, два года или более после прибытия их матерей в Америку, можно констатировать, что ширина лица продолжает уменьшаться. Итак, обнаруживается, что американская окружающая среда обусловливает замедление возрастания ширины лица в период, когда уже невозможны механические влияния.
Я не производил аналогичного исследования роста, так как в данном случае его увеличение можно было бы приписать просто улучшению питания большинства иммигрантов из северной и центральной Европы после их переселения в Америку.
Существует другая гипотеза, с помощью которой можно было бы объяснить наблюдаемые изменения типа. Если предположить, что среди родившихся в Америке потомков иммигрантов немало таких, которые в действительности оказываются детьми американцев, а не их мнимых отцов, то происходила бы общая ассимиляция американским типом. В социальном отношении это отнюдь не представляется правдоподобным; но ввиду важности занимающего нас явления, его следует рассмотреть. Я не думаю, что какие-либо из производившихся наблюдений свидетельствуют в пользу этой теории. Изменения, встречающиеся у богемцев, приезжающих в Америку в раннем детстве, то обстоятельство, что у различных типов изменения происходят в различных направлениях, в особенности укорочение голов у богемцев и у итальянцев, — не свидетельствуют в пользу этого предположении. Далее, если бы изменения вызывались смешением рас, то между отцами и детьми, родившимися в Америке, должно было бы оказываться меньше сходства, чем между отцами и детьми, родившимися в других странах, но нет никаких указаний на то, что так бывает в самом деле.
Сравнения отцов и матерей с их детьми, родившимися в других странах, также доказывают, что эта гипотеза не выдерживает критики. Эти сравнения показывают, что различия одинаковы как у отцов и детей, так и у матерей и детей, так что, очевидно, соотношения между отцами и их детьми и между матерями и их детьми вызываются одними и теми же условиями.
Серьезные сторонники теории отбора могли бы утверждать, что все эти изменения обусловливаются результатами изменений в проценте смертности для лиц, родившихся в других странах и в Америке; что или за границей или в Америке для лиц известных типов существует большая вероятность умереть, и что таким образом, эти изменения вызываются постепенно. В общем, те, кто утверждает существование такого, по моему мнению, весьма неправдоподобного соответствия между головным индексом, шириною лица и т. д. и процентом смертности, которое может быть предполагаемо лишь для того, чтобы отстаивать теорию отбора, а не на основании каких-либо действительных фактов, должны были бы доказать свое утверждение. Я признаю желательным разрешение этого вопроса фактическими наблюдениями; но пока не будут произведены таковые, мы можем поставить на вид, что самая быстрота изменений после переселения и отсутствие изменений, которые вызывались бы отбором, благодаря смертности у взрослых иноземцев, потребовали бы столь сложного сличения причины и действия для установления соответствия между смертностью и телесной формой, что теория стала бы невероятной вследствие ее сложности
Утверждать, что все различные европейские типы становятся одинаковыми в Америке без смешения, исключительно благодаря действию новой окружающей среды, значило бы идти слишком далеко. Во-первых, я исследовал лишь действия одной окружающей среды, но все заставляет полагать, что в Америке развивается несколько различных типов; но мы оставим это в стороне и разберем лишь наши нью-йоркские наблюдения. Хотя длинноголовый сицилиец становится в Нью-Йорке более круглоголовым, а круглоголовые богемец и еврей — более длинноголовыми, однако, нельзя установить приближение к однообразному общему типу, ибо мы еще не знаем, как долго будут продолжаться изменения, и приведут ли все они к одинаковому результату. Признаюсь, я не считаю такого результата вероятным, ибо доказательство пластичности типов не подразумевает, что эта пластичность беспредельна. История британских типов в Америке, голландцев –– В Ост-Индии, испанцев –– в Южной Америке, свидетельствует в пользу предположения строго ограниченной пластичности. Конечно, наше исследование должно основываться на этом, более консервативном фундаменте, пока нельзя доказать существование неожиданно многообъемлющей изменчивости типов. Одна из важнейших проблем, выдвигаемых этим исследованием, заключается в том, чтобы определить, как далеко может простираться неустойчивость или пластичность типов.
Как бы ни были значительны эти телесные изменения, если мы признаем правильность наших выводов относительно пластичности человеческих типов, это необходимо влечет за собою и признание значительной пластичности склада ума человеческих типов. Мы наблюдали, что в телесных чертах, почти получивших свой окончательный вид ко времени рождения, в новой окружающей среде обнаруживаются весьма важные видоизменения. Мы видели, что другие черты, развивающиеся в течение всего периода роста и, следовательно, подверженные непрерывному действию новой окружающей среды, видоизменяются даже у индивидуумов, прибывших в Америку в детстве. Из этих фактов мы должны заключить, что основные черты ума, которые находятся в тесной связи с физическими свойствами тела, и развитие которых продолжается в течение многих лет после прекращения физического роста, тем более подвержены далеко простирающимся изменениям. Правда, это — умозаключение по аналогии, но если нам удалось доказать изменения в форме тела, то те, которые, несмотря на эти изменения, продолжают утверждать абсолютное постоянство других форм и функций тела, обязаны доказать это.
Для правильного понимания важности изменений в форме человеческого тела желательно рассмотреть тип нынешнего человека с несколько иной точки зрения.
Прошло уже немало лет с тех пор, как Фритч[44] указал в своих исследованиях по антропологии Южной Африки, что существует особое различие в форме тела бушменов и готтентотов по сравнению с формой тела европейцев, а именно у первых оказываются более тонкие формы костей, но кость очень плотна по своему строению; между тем как у европейцев скелет представляется более тяжелым, но более сетчатым по своему строению. Подобные же различия можно наблюдать и при сравнении между скелетами диких и прирученных животных, при чем из этого наблюдения был сделан вывод, что по своему физическому телосложению бушмены до известной степени сходны с дикими животными, между тем как европейцы походят по своему строению на прирученных животных.
Эта точка зрения, с которой человеческую расу в ее цивилизованных формах следует сравнивать не с формами диких животных, а скорее с формами прирученных животных, представляется мне весьма важною. Более подробное изучение условий, в которых живут различные расы, наводит на мысль, что в настоящее время даже наиболее первобытные человеческие типы почти повсеместно подверглись изменениям, зависящим от привычки к домашней жизни.
Следует ясно различать разные типы изменений, вызываемых приручением. С одной стороны, тела приручаемых животных подвергаются значительным изменениям, обусловливаемым изменениями в питании и в телесных функциях. С другой стороны, отбор и скрещивание играли важную роль в развитии рас прирученных животных.
Некоторые изменения первого рода обусловливаются регулярным и более обильным питанием, другие изменения вызываются видоизменениями родов пищи, употребляемой домашними животными по сравнению с дикими животными того же вида; дальнейшие изменения вызываются различными способами функционирования мускульной и нервной системы. Эти изменения не вполне одинаковы у плотоядных и у травоядных животных. Например, собаками кошка в прирученном состоянии питаются довольно регулярно, но даваемая им пища имеет совершенно иной характер, чем та, которую едят дикие собака и кошка. У тех людей, пища которых состоит почти исключительно из мяса, собак обыкновенно кормят вареным мясом, или точнее вареными, сравнительно менее питательными частями животных; между тем у других племен, пользующихся в значительной степени растительной пищей, собак часто кормят маисовой кашей и другими растительными веществами. То же самое можно сказать о наших кошках, которых кормят вовсе не исключительно мясной пищей. Диким плотоядным животным приходится делать для добывания пищи несравненно большие усилия, чем прирученным плотоядным животным. Очевидно, что вследствие этого мускульная и нервная системы животных могут подвергаться значительным изменениям.
Мускульные усилия травоядных животных, поскольку они кормятся на пастбищах, не столь существенно изменяются. Привычки пасущегося ручного рогатого скота и овец приблизительно таковы же, как и привычки пасущихся диких животных того же класса, но быстрые движения и бдительность, нужные для предохранения стада от плотоядных животных, совершенно исчезли. Те животные, которых кормят в хлевах, живут в чрезвычайно искусственных условиях, и у них могут происходить существенные изменения.
По моему мнению, изменения, обусловливаемые этими причинами, можно наблюдать на древнейших типах прирученных животных, находимых в неолитических деревнях Европы, в которых туземные европейские виды являются в прирученном состоянии (Келлер)[45]. Их, можно также наблюдать на разных континентах у собак, представляющих замечательные отличия от дикого вида, от которого они произошли. Даже эскимосская собака, являющаяся потомком серого волка и все еще скрещивающаяся с серым волком, отличается телесной формой от этого дикого животного (Бекман)[46]. Можно наблюдать видоизменения и у недавнего прирученных животных, например, у чукотского северного оленя, отличающегося по типу от дикого северного оленя, живущего в той же местности (Богораз)[47]. Судя по нашим сведениям о методах приручения у таких племен, как эскимосы и чукчи, я считаю весьма неправдоподобным, чтобы отбор сколько-нибудь существенно способствовал возникновению видоизменений формы, встречающихся у этих рас первобытных прирученных животных Их однообразие все еще довольно хорошо выражено, хотя у них образовались типы, отличающиеся от дикого вида.
По-видимому, более определенно выраженной дифференциации прирученных форм не происходит, пока человек не начинает, более или менее сознательно, отбирать и изолировать особые породы. Для такого изолирования представлялось тем больше благоприятных случаев, чем раньше был приручен какой-либо особый вид. Поэтому мы находим, что число различных пород оказалось наибольшим у тех животных, которые всего дольше находятся в прирученном состоянии.
Количество разновидностей прирученных видов также было увеличено неумышленным или умышленным скрещиванием различных видов, от которых происходят многие породы, предков которых часто трудно выяснить.
Итак, по-видимому, существуют три различных причины, вызывающие у прирученных животных развитие разных типов: во-первых, влияние перемены питания и образа жизни; во-вторых, сознательный отбор; в-третьих, скрещивание.
Первая и третья из этих причин оказывали сильнейшее влияние на развитие человеческих рас. Условия жизни человеческих племен повсюду таковы, что лишь у очень немногих из них способ питания сходен со способом питания диких животных, а рассмотрение стадий человеческой культуры показывает, что подобные условия преобладали в течение долгого периода. Но моему мнению, можно с уверенностью утверждать, что но всех тех случаях, когда человек занимается земледелием, когда он является собственником стад прирученных животных, употребляемых в пищу, снабжение пищей стало регулярным, и оно достигается использованием мускульной системы в весьма специализированных направлениях. Например, у негров центральной Африки, сады которых расположены вблизи их деревень, обработка садов составляет, главным образом, занятие женщин, между тем как мужчины занимаются разными специализированными видами промышленности. Эти племена не прибегают к таким телодвижениям, при посредстве которых дикие животные защищаются от врагов. Способы ведения войны таковы, что одна мускульная сила не имеет в военном деле решающего значения, но превосходство оружия и стратегия имеют такое же значение, как простая сила и проворство. Условия, в которых живут американские индейцы-земледельцы в долине Миссисипи и в лесах южной Америки имеют сходный характер с вышеупомянутыми.
В качестве образчика пастушеского народа, питание которого очень регулярно, мы можем упомянуть племена, разводящие северных оленей в Сибири или рогатый скот в Африке.
Мы знаем, конечно, что у всех этих племен наступают периоды голода, обусловливаемые неурожаем или эпидемиями, поражающими стада, но нормальное положение дел характеризуется довольно регулярным и обильным снабжением пищей.
Условия, в которых живут племена, занимающиеся рыбной ловлей, не особенно отличаются от вышеупомянутых, и мы находим, что благодаря методам, позволяющим накоплять запасы, и благодаря избытку снабжения пищей в продолжение одного сезона, при котором пищи хватает на остающуюся часть года, питание этих людей также довольно регулярно. Следовательно, и в этом случае мускульные усилия, требуемые для добывания пищи, специализированы, и они отличаются от мускульных усилий, требующихся для простого преследования дичи.
Единственными современными племенами, среди которых цивилизация оказывает незначительное действие на виды телесной деятельности, являются те, которые, как южно-африканские бушмены, австралийцы, эскимосы арктической Америки, цейлонские ведды, добывают себе средства к существованию ежедневной погоней за животными или собиранием растений или небольших беспозвоночных, рассеянных на обширном пространстве.
В связи с этими условиями находится также характерный выбор пищевых веществ разными племенами, как-то исключительно мясная пища некоторых племен (быть может, наиболее выраженная у эскимосов) и исключительно растительная пища других племен, очень распространенная, например, в южной Азии. По всей вероятности как тот, так и другой род пищи оказывает значительное влияние на телесную форму этих рас.
Вторая группа причин, оказывающая сильнейшее влияние на развитие различных рас прирученных животных, а именно сознательный отбор, вероятно, никогда не играла весьма значительной роли у человеческих рас. Мы не знаем ни одного случаи, подтверждающего, что браки между лицами определенных типов одинакового происхождения были воспрещены. По-видимому, тот отбор, который мог совершаться при развитии первобытного общества, скорее принадлежал к типу естественного отбора, благоприятствующего сочетанию подобных, или это был такой сложный отбор, как тот, который обусловливался социальными законами относительно браков, не допускавшими браков между лицами, находящимися в известных степенях родства друг с другом, а часто и между членами различных поколений. Так, благодаря весьма обыкновенной форме ограничения брака, у известных племен дети брата и сестры вступают в брак друг с другом, между тем как ни детям братьев, ни детям сестер не дозволено вступать в брак между собой. Подобные ограничения встречаются в большом количестве, и они, может быть, произвели известное действие, свойственное отбору, хотя вряд ли можно предположить, что они вызвали очень заметные результаты в смысле изменения форм человеческого тела (Пирсон)[48].
В некоторых случаях косвенным последствием социальных законов было увековечение различий между, отдельными частями населения или, по крайней мере, замедление их полного смешения. В этом случае законы эндогамии относятся к группам различного происхождения, и его можно наблюдать, например, у каст в Бенгалии, где низшим кастам свойственен характерный южно-индийский тип, между тем как высшие касты сохраняют тип племен северо-западной Индии (Рислей и Гет)[49]. Однако существование многочисленных промежуточных каст доказывает, что даже и там, где законы относительно эндогамии столь строги, как в Индии, они не могут предотвратить смешения крови. На вопрос, повлекла ли за собой в крайних случаях эндогамия у небольших групп, как у древних египтян, развитие резко выраженных типов, нельзя дать ответа; но известно, что ни один из этих типов, когда они встречаются среди многочисленного населения, не сохранился.
Что же касается третьего элемента приручения, то он, вероятно, имел очень важное значение в развитии человеческих рас. Скрещивания между различными типами до такой степени обыкновенны в истории первобытного населения и до такой степени редки в истории диких животных, что в этом случае аналогия между прирученными животными и человеком становится весьма явственной. Случаи гибридных форм в природе почти повсюду редки; между тем, как мною указано выше, прирученные животные подвергались бесчисленным скрещиваниям. Скрещивания между в высшей степени различными человеческими типами также происходят очень часто. Как пример, я могу упомянуть браки между хамитскими племенами Сахары и негритянскими племенами Судана (Нахтигаль)[50]; смешение между негритосами и малайцами, столь частое на малайском полуострове (Мартин)[51], и, вероятно, в значительной степени обусловившее характерное распределение типов во всем Малайском архипелаге; смешение, происходившее на островах Фиджи; смешение айносов и японцев в северной части Японии; европейцев и монголов в восточной Европе; не говоря уже о сравнительно недавних смешениях европейцев с другими расами, обыкновенно происходивших при расселении европейской расы по всему миру.
Эта точка зрения, а именно взгляд на человека, как на прирученное существо (за единственным, быть может, исключением немногих охотничьих племен), имеет большое значение и для ясного понимания проявлений его умственной деятельности. Поведение первобытных прирученных животных, например, эскимосской собаки или чукотского северного оленя, резко отличается от поведения диких животных. Пожалуй, можно оказать, что, в общем, умственный кругозор прирученных форм, по-видимому, шире, при чем эта широта кругозора возрастает по мере того, как приручение подвигается вперед. Случаи, в которых проявления умственной деятельности прирученных животных несовершеннее, чем у диких животных, встречаются, но они не столь часты, как противоположные случаи. Примером этого рода могут служить овцы.
Таким образом, мы приходим к тому заключению, что окружающая среда оказывает важное влияние на анатомическое строение и на физиологические функции человека, и что, вследствие этого, нужно ожидать различий в типе и в действиях между первобытными и цивилизованными группами одной и той же расы. Представляется вероятным, что одну из главнейших причин этих видоизменений следует усматривать в том, что при развитии цивилизации человек все более и более привыкает к домашней жизни.