Имея на борту тов. Амосова, мы шли на юг, в город Олекминск, где нас ожидала торжественная встреча и митинг.
Мы прошли это расстояние (750 км) с одной посадкой для пополнения бензином в городе Исетске и в положенное время были в Олекминске, где жители города, несмотря на дождь, терпеливо ждали нас уже в продолжение нескольких часов.
Вдоль дорожки от берега реки до трибуны, где висел мокрый портрет Ленина, выстроились милиционеры.
Мы шли до трибуны, имея во главе тов. Амосова, к которому подошел навстречу начальник милиции и отдал рапорт.
Признаться, во все время этой церемонии я чувствовал некоторую неловкость, особенно усилившуюся, когда я сделал неожиданное открытие, что пуговицы на моем кителе держатся «на честном слове».
«Какая неподходящая для встречи фигура», — думал я и старался держаться подальше от Егера, который все еще был «в одном сапоге».
После митинга мы тепло расстались с тов. Амосовым, выразившим непоколебимую уверенность в благополучном завершении полета, и отправились спать.
Засыпая, я слышал, как выл в трубе ветер, а дождь крупными каплями бил в дребезжащие стекла окон…
Девятнадцатого августа, несмотря на скверную погоду и низкую облачность, мы полетели в Киренск (770 км).
Самолеты северной воздушной экспедиции в Олекминске…Девятнадцатого августа, несмотря на скверную погоду и низкую облачность, мы полетели в Киренск…
Но нам не было суждено попасть туда в этот же день. Низко идущие облака покрывали высокие, тесно сблизившиеся берега Лены, и мы «шли» в коридоре посреди берегов и ниже облаков…
Слева и справа то и дело неожиданно выскакивали высокие скалы и, мгновенно опрокидываясь, исчезали позади крыльев.
Вперемежку со скалами навстречу неслись иногда огромные скопления тумана, застилавшие нам путь и делавшие этот перелет особенно опасным.
Мы то и дело теряли из вида «Юнкерс».
Ко всему этому в узком речном коридоре дул сильный; прерывистый ветер, то и дело переходивший в шквалы, бросающие самолет то вверх, то вниз…
В одиннадцать часов утра я решил прекратить эту погоню за смертельными ощущениями… Напряжение было не по силам!
Увидев маленькое селение Мача, я пошел на посадку.
Вечером мы делали доклад в народном доме, проводя его под лозунгом: «Все в Осоавиахим».
Здесь мы просидели целых три дня. Дождь лил не переставая. Улицы города превратились в болото, и на углах стояли перевозчики и на лодках перевозили сумасбродных людей, которым не сиделось в такую погоду дома…
Отрывок из старинного романа:
«…На корабле вспыхнул бунт. Видя все продолжающиеся штормы, команда обвиняла кока в богохульстве. Еще у всех в памяти были проклятия, посылаемые коком по адресу провидения в тот момент, когда он пережаривал кушанья. Патер, ехавший в Южную Америку, встал на сторону команды…»
И у нас, в долгие вечера сиденья в Маче, раздавались шутливые упреки по адресу Кошелева и Побежимова: это они, оскорбив святого Максима и Илью-пророка, вызвали месть последних в виде дождей. В наказание, когда требовалась связь с городом, мы всегда большинством голосов отправляли в это опасное путешествие Побежимова.
«При диких и злобных криках несчастный кок был вздернут на рею…» Можно и иначе: «был брошен в море, где, резвясь и играя, шли вслед за кораблем прожорливые чудовища — акулы…»
Лишь 23 августа, увидев, что надежды на улучшение погоды нет, мы, изрядно надоев различными просьбами местным властям, к обоюдному удовольствию вылетели в Киренск.
Этот перелет может быть отнесен к классически трудным перелетам. Он особенно врезался в память. Лена стала еще уже и еще извилистее, а берега еще круче и выше.
Шел дождь, берега были еле видны. Козырек обтекателя заливался струями воды, а наша высота равнялась 100–150 м при высоте берегов до 600–700 м.
Подняться выше было нельзя, так как весь коридор реки был накрыт густыми облаками. Мы неслись по этому коридору вперед, окачивая изредка слабо видимые внизу суда грохотом и воем моторов…
Скалы вырастали и проявлялись из тумана в несколько долей секунды. Так же быстро было необходимо и реагировать в ответ, чтобы не разбиться в лепешку о них…
Но в четком, спортивном спокойствии, почти ежеминутно меняя курс, следуя извивам капризной реки, мы неслись вперед.