Утром 12-го ноября комитет флотских депутатов собирается снова. Сигналами с берега судам эскадры предлагается прислать своих депутатов. На заседании появляется несколько солдат Брестского полка, пришедших по собственной инициативе договориться о присоединении к морякам. Комитет обсуждает этот вопрос. Собравшиеся во дворе казарм матросы требуют, чтобы депутаты вели их к Брестскому полку.
Около 8 часов утра манифестация идет к казармам брестцев. Над толпой рабочих, следующих за моряками, развеваются красные флаги. Перед брестскими казармами манифестанты долго стоят, нечего не предпринимая. Вскоре с песнями подходит 49-й запасный батальон и часть артиллеристов-крепостников. Присоединяющихся встречают громким «ура». Наконец, матросы, смяв дежурную роту, врываются в казармы и приглашают солдат присоединиться. Затем все собираются итти в Белостокский полк с целью склонить его на свою сторону.
В это время в брестские казармы приезжает комендант крепости, генерал-лейтенант Неплюев, и временно исполняющий должность начальника 13-й пехотной дивизии, генерал-майор Седельников. Матросы, взволнованные известиями о том, что на Историческом бульваре выставлены по распоряжению начальства пулеметы, предъявляют Неплюеву требование убрать их. Неплюев отказывается. Обоих генералов арестовывают, сажают на извозчика и везут во флотские казармы, где приставляют к ним караул. Матросы обезоруживают также командира Брестского полка полковника Думбадзе[12], офицеров, после чего их отпускают.
Получив сообщение, что войска в городе стрелять в манифестацию не будут, манифестанты направляются к казармам Белостокского полка. Манифестация носит мирный характер. Во главе колонны — оркестр 31-го флотского экипажа, дальше — моряки, брестцы, артиллеристы, запасный батальон, рабочие. Все без оружия. Порядок образцовый, и даже жандармы вынуждены признать, что манифестанты идут «стройными рядами».
Командир Белостокского полка, полковник Шульман, выводит три батальона на расположенную вблизи казарм, перед входом на Исторический бульвар, Новосельцеву площадь. У командного состава в это время зреет свой план действий. Едва только голова манифестирующей колонны появляется на площади, Шульман командует — «На караул!». Белостокский оркестр играет гимн. Солдаты покрывают его своим «ура». Манифестанты смущены неожиданностью. Флотский оркестр повторяет гимн, манифестанты в свою очередь кричат «ура». Нелепая сцена затягивается: оба оркестра еще несколько раз поочередно повторяют гимн, и «ура» с обоих сторон перекатывается по площади, над которой развеваются два красных знамени. Наконец, колонна манифестантов начинает обходить полк. Белостокцы по команде Шульмана поворачиваются и идут к казармам, манифестанты — за ними. Командир полка ведет солдат мимо казарм — в лагерное поле. Недоумение манифестантов растет, переходя в тревогу. Мелькает мысль: не заманивают ли, не откроют ли солдаты стрельбу в поле. Белостокцам кричат:
— Товарищи, назад! Весь народ просит — не идите, не слушайте офицеров!
Полк останавливается в поле. Манифестанты, повернув обратно, идут в белостокские казармы, пытаются уговорить оставшихся здесь солдат присоединиться, но безуспешно. Находящихся в казармах офицеров почему-то даже не разоружают. Часа два толпа проводит около казарм; наконец, в пятом часу дня двигается обратно в город.
После этого Белостокский полк возвращается в казармы. Офицеры, в ожидании того, что ночью, может быть сделана вооруженная попытка овладеть казармами, готовятся к обороне.
В то же время во флотские казармы на заседание депутатов флота является какая-то депутация от артиллеристов, которая, по мнению Вороницына, действует, повидимому, по затее начальства. Депутация заявляет, что артиллеристы присоединятся к морякам только в том случае, если будут выпущены арестованные утром генералы; депутаты угрожают стрельбой, если это условие не будет выполнено. Несмотря на горячие споры, решают генералов освободить.
За одной ошибкой следует другая. Говоря о плане дальнейших действий, депутаты-моряки настаивают на пред’явлении начальству всех требований; дальнейшие действия ставились в зависимость от ответа начальства. Активные действия при этом исключаются. Настроение определяется только в пользу защиты, и то лишь в том случае, если на моряков нападут.
Над выработкой требований работают всю ночь. Наконец, они сформулированы в 17 пунктах. Матросы и солдаты требуют в них: 1) освобождения всех политических — матросов и солдат — с отдачей их на поруки товарищам и преданием их гласному суду; 2) удаления из города боевых рот, казаков, снятия военного положения, отмены смертной казни; 3) неприкосновенности личности депутатов; 4) полной свободы вне службы; 5) устройства библиотек и читален за счет казны с выпиской книг и газет по выбору нижних чинов; 6) вежливого обращения офицеров; 7) увеличения жалованья и выдачи единовременного пособия увольняемым в запас; 8) уменьшения срока службы; 9) производства посторонних работ наемными рабочими; 10) немедленного увольнения всех запасных и сверхсрочно служащих; 11) ежегодного месячного отпуска; 12) отмены военной прислуги для офицеров; 13) ограничения несения служебных обязанностей без пользы; 14) увеличения оклада на приварочное довольствие; 15) урегулирования выдачи обмундирования; 16) выдачи пожизненных пенсий получившим увечья на службе; 17) занятий офицеров с нижними чинами по 2 часа в служебное время. Кроме того, подтверждается присоединение солдат и матросов к всеобщим российским требованиям немедленного созыва учредительного собрания и введения восьмичасового рабочего дня. Дополнительно к этим общим требованиям вырабатываются требования музыкантов флота, носящие экономический характер.
Среди пехотинцев настроение к вечеру падает. Солдаты Брестского полка, очевидно, обескураженные неудачей с белостокцами, понемногу начинают возвращаться в казармы. Отсюда, захватив винтовки под командой фельдфебелей, прячась от матросов, они выходят в поле и пробираются в белостокские казармы.
Более решительно настроены моряки на судах. Когда делегаты «Очакова», вернувшись с берега, знакомят команду с выработанными требованиями, офицеры пытаются убедить матросов, что требования не могут быть удовлетворены немедленно. Часть команды, однако, настаивает на их немедленном удовлетворении. «В виду тревожного состояния команды» на крейсере откладывается до утра оглашение полученного приказа Чухнина, об’являющего, что все происходящее на берегу признается за мятеж. Командиру крейсера, против которого особенно настроена команда, разрешено с’ехать на берег «по болезни». Еще решительнее выступают в этот день отдельные «пантелеймоновцы». Сиротенко, находящийся на берегу, задумывает поднять броненосец. Днем он с некоторыми матросами приезжает на судно и обращается с речью к команде. На «Пантелеймоне» взвивается красный флаг, но только на короткое время: офицеры и часть матросов срывают его. Одинокая, кончающаяся неудачей, попытка группы матросов с Сиротенко во главе вызвать восстание еще резче подчеркивает несогласованность в действиях даже наиболее революционной части моряков.
Между тем в городе паника растет. Среди обывателей ползут темные слухи. Страх заставляет их верить, что ночью вырежут всех офицеров, так как только они, мол, удерживают солдат от перехода на сторону флота. Появление на улицах матросских патрулей, высланных по распоряжению комитета депутатов, усиливает панику. Начинается бегство из города буржуазии и семейств военных. По всем дорогам тянутся экипажи с уезжающими…
Утро 13-го ноября опять начинается митингами. Затянувшееся митингование грозит понизить настроение массы. Только отдельные ораторы призывают к активным действиям.
В этот день к матросам присоединяются саперная рота в полном составе и часть крепостной артиллерии. На саперов начальство надеялось и намеревалось ими заместить рабочих, забастовавших на ближайшем к Севастополю участке железнодорожного пути. Однако, саперы и слушать не хотят начальника инженеров крепости, приехавшего в роту, и под командой унтер-офицера Барышева, переправившись через бухту, подходят с красным знаменем к флотским казармам. Происходит братание. Это поднимает настроение. Пехота на улицах не появляется; в кучках, собирающихся повсюду, уже бранят ее.
Командный состав растерялся. Пытаясь воздействовать на судовые команды, оно то запугивает их, то нерешительно отступает перед ними. На «Очакове» матросам об’являют, что, если крейсер будет отвечать на сигналы с берега, то крепость и эскадра откроют по нем огонь. Приехавших на судно депутатов с берега пытаются не допустить к переговорам с матросами. Но когда команда заявляет, что она поддержит выработанные комитетом требования, офицеры и часть кондукторов[13] с’езжают с крейсера на броненосец «Ростислав». Делается еще несколько попыток выделить тех, кто «мутит» команду, добиться выдачи бойков от орудий и винтовок. Но комендор[14] Н. П. Антоненко кричит:
— Оружия не отдавать!
И приезжавшие офицеры снова уезжают, ничего не добившись.
Весь день во флотских казармах непрерывно работает комитет депутатов, состав которого пополняется новыми лицами. Вечером на заседание приезжает приглашенный депутатами самый популярный в это время в Севастополе человек — лейтенант Шмидт. Его встречают громкими «ура» и на руках вносят в комитет. Шмидт здоровается со всеми депутатами. Впервые в жизни они жмут руку офицера…