I

Мир прежде был велик -- как эта жажда знанья,

Когда так молода еще была мечта.

Он был необозрим в надеждах ожиданья!

И в памяти моей -- какая нищета!

Мы сели на корабль озлобленной гурьбою,

И с горечью страстей, и с пламенем в мозгах,

Наш взор приворожен к размерному прибою,

Бессмертные -- плывем. И тесно в берегах.

Одни довольны плыть и с родиной расстаться,

Стряхнуть позор обид, проклятье очага.

Другой от женских глаз не в силах оторваться,

Дурман преодолеть коварного врага.

Цирцеи их в скотов едва не обратили;

Им нужен холод льда, и ливни всех небес,

И южные лучи их жгли б и золотили,

Чтоб поцелуев след хоть медленно исчез.

Но истинный пловец без цели в даль стремится.

Беспечен, как шаров воздушных перелет.

И никогда судьбе его не измениться,

И вечно он твердит -- вперед! всегда вперед!

Желания его бесформенны, как тучи.

И всё мечтает он, как мальчик о боях,

О новых чудесах, безвестных и могучих,

И смертному уму -- неведомых краях!

II

Увы, повсюду круг! Во всех передвиженьях

Мы кружим, как слепцы. Ребяческой юлой

Нас Любопытства Зуд вращает в снах и бденьях,

И в звездных небесах маячит кто-то злой.

Как странен наш удел: переменяя место,

Неуловима цель -- и всюду заблестит!

Напрасно человек, в надеждах, как невеста,

Чтоб обрести покой -- неудержимо мчит!

Душа! -- ты смелый бриг, в Икарию ушедший:

На палубе стоим, в туманы взор вперив.

Вдруг с мачты долетит нам голос сумасшедший -

"И слава... и любовь"!.. Проклятье! -- это риф.

В новооткрытый рай земного наслажденья

Его преобразил ликующий матрос.

Потухли на заре прикрасы наважденья

И Эльдорадо нет... И мчимся на утес.

Ты грезой обольстил несбыточных Америк...

Но надо ли тебя, пьянчуга, заковать,

И бросить в океан за ложь твоих истерик,

Чтоб восхищенный бред -- не обманул опять?

Так, о пирах царей мечтая беспрестанно,

Ногами месит грязь измученный бедняк;

И капуанский пир он видит взглядом пьяным

Там, где нагар свечи коптит пустой чердак.

III

Чудные моряки! как много гордых знаний

В бездонности морской глубоких ваших глаз.

Откройте нам ларцы своих воспоминаний,

Сокровища из звезд, горящих, как алмаз.

Мы странствовать хотим в одном воображеньи!

Как полотно -- тоской напряжены умы.

Пусть страны промелькнут -- хотя бы в отраженьи,

Развеселит рассказ невольников тюрьмы.

Что увидали вы?

IV

"Нездешние созвездья,

Тревоги на морях, и красные пески.

Но, как в родной земле, неясное возмездье

Преследовало нас дыханием тоски.

Торжественны лучи над водами Бенгала.

Торжественны лучи -- и в славе города.

И опалили нас, и сердце запылало,

И в небе затонуть хотелось навсегда.

И никогда земля узорчатою сказкой,

Сокровища раджей, и башни городов,

Сердца не обожгли такой глубокой лаской,

Как смутные зубцы случайных облаков.

Желанье! -- ты растешь, таинственное семя,

И каждый сладкий миг поит водой живой.

Чем дальше в глубину корней кустится племя,

Тем выше к небесам зеленой головой.

Всегда ли, дивный ствол, расти тебе? Высоко,

Прямей, чем кипарис? Однако, и для вас,

Для любопытных глаз -- мы с запада, востока,

Дневник приберегли и припасли рассказ.

Над брошенными ниц -- кумир слонообразный.

Престолы в письменах брилльянтовых лучей.

Испещрены резьбой дворцы разнообразно -

Недостижимый сон для здешних богачей.

Блистания одежд -- глазам обвороженье.

Окрашенных зубов смеется черный ряд,

И укротитель змей в своем изнеможеньи".

V

Что дальше? что еще? -- опять проговорят...

VI

"Младенческий вопрос! Всемирного обзора

Хотите знать итог -- возможно ли забыть,

Как надоела нам, в извилинах узора,

Бессмертного греха мелькающая нить:

Тщеславная раба тупого властелина -

Влюбленная в себя без смеха и стыда.

Своею же рабой окованный мужчина

И волк, и нечистот зловонная вода.

Злорадствует палач. Страданье плачет кровью.

Бесстыдные пиры с приправой свежих ран.

Народы под хлыстом с бессмысленной любовью;

Господством пресыщен -- безумствует тиран.

Религий целый ряд. На небе ищут счастья

Однообразьем слов обетованных книг.

Святой бичует плоть; но то же сладострастье

Под пряжей власяниц и ржавчиной вериг.

Рассудком возгордясь, как прежде опьяненный,

Проговорится вдруг болтливый человек,

Вдруг закричит Творцу в горячке исступленной:

"Подобие мое! -- будь проклято вовек!"

Да тот, кто поумней, бежит людского стада

И в сумасшедший мир пускается храбрец,

Где опиум -- его отрава и отрада!

Наш перечень теперь подробен, наконец?"

VII

Из долгого пути выносишь горечь знанья!

Сегодня и вчера, и завтра -- те же сны.

Однообразен свет. Ручьи существованья

В песчаных берегах ленивы и грустны.

Остаться? Уходить? Останься, если можешь.

А надо -- уходи. И вот -- один притих:

Он знает -- суетой печали перемножишь,

Тоску... Но обуял другого странный стих,

Неистовый пророк -- он не угомонится...

А Время по пятам -- и мчится Вечный Жид.

Иной в родной дыре сумеет насладиться,

Ужасного врага, играя, победит.

Но мы разъединим тенета Великана,

Опять умчимся в путь, как мчалися в Китай,

Когда нас схватит Смерть веревкою аркана

И горло защемит, как будто невзначай.

Кромешные моря -- и плещутся туманно.

Мы весело плывем, как путник молодой,

Прислушайтесь -- поют пленительно, печально,

Незримо голоса: "Голодною душой

Скорей, скорей сюда! Здесь лотос благовонный,

Здесь сердце утолят волшебные плоды;

Стоят, напоены прохладой полусонной,

В полуденной красе заветные сады".

По звуку голосов мы узнаем виденье.

Мерещатся друзья, зовут наперерыв.

"Ты на моих руках найдешь успокоенье!" -

Из позабытых уст доносится призыв.

VIII

Смерть, старый капитан! нам всё кругом постыло!

Поднимем якорь, Смерть, в доверьи к парусам!

Печален небосклон и море как чернила,

Полны лучей сердца, ты знаешь это сам!

Чтоб силы возбудить, пролей хоть каплю яда!

Огонь сжигает мозг, и лучше потонуть.

Пусть бездна эта рай или пучины ада?

Желанная страна и новый, новый путь!

1903. Петербург