Русскiй къ братьямъ своимъ соплеменникамъ

Здорово, братцы, родъ и племя,

Одноутробники, друзья,

Колѣно наше, наше сѣмя,

О всеславянская семья!

Привѣтъ вамъ Русскаго народа,

Его Царя, его бояръ;

Вѣдь одного вы съ нами рода?

зачѣмъ же не одинъ и Царь?

Когда то, въ стары годы жили

Славяне братски межъ собой,

Какъ птицы, волюшку любили

И свой во всемъ Славянскiй крой.

Володарямъ своимъ послушны,

Любили горячо своихъ,

Въ дому своемъ, на полѣ дружны,

Грозою были для чужихъ.

Но скучно счастiе безъ горя,

Прiѣлась братская любовь,

И вотъ отъ моря и до моря

Къ самоубiйству слышенъ зовъ.

Летитъ колѣно на колѣно,

И братъ на брата мечь занесъ,

Валятся головы, какъ сѣно,

Разстался съ жизнью, гдѣ не росъ.

Врагамъ того лишь только надо!

Какъ волки гладны въ попыхахъ,

Терзаютъ женъ, отцевъ и чада, -

И вольный Славянинъ въ цѣпяхъ!

На Сѣвере - слуга татарамъ,

На Югѣ - Турокъ овладѣлъ,

Въ срединѣ поддался Мадьярамъ,

А съ Нѣмцемъ вовсе онѣмѣлъ.

Напрасно спасть его стремились

Тутъ Жижка, смѣлый Подѣбрадъ,

Тамъ Дьордье, Черногорцы бились.

А все неволюшка въ накладъ!

Лишь Русскiй изъ оковъ пробился,

Свободенъ, веселъ, гордъ, могучъ;

Въ немъ духъ Славянскiй возродился,

И вотъ бросаѣтъ громъ изъ тучь!

Предъ нимъ народы ницъ склонились:

Монголъ, Татаринъ, Персъ, Арабъ,

Французъ и Нѣмецъ осрамились,

А Оттоманъ - послушный рабъ.

Пора, пора и вамъ, Славяне,

О волѣ вольной рѣчь начать;

Вамъ путь укажутъ Россiяне,

И гдѣ, и какъ ее сыскать.

Досель искали мы свободы

Своей землѣ, себѣ самимъ,

А ныньче наступили годы

И братьямъ поискать своимъ.

Но не забудьте, братцы милы,

Согласье - вольности отецъ;

Соедините ваши силы -

И рабству чуждому конецъ!

Пока лелѣйте вы родное,

Любите звучный свой языкъ;

Въ немъ наше счастiе земное,

Имъ истинно народъ великъ.

И, вѣруйте, наступитъ время,

Ударитъ часъ намъ дорогой;

Теперь посѣй лишь только сѣмя,

А тамъ пожнешь своей порой.

И отъ Двины до Арарата,

Отъ Беринга до Рудныхъ горъ,

Обнимемъ весело братъ брата,

Составимъ Всеславянскiй хоръ:

Прочь съ чуждыми! Они насъ давятъ

Виной неизлѣчимыхъ ранъ;

Прочь съ чуждыми, и вѣчна память

Врагамъ и недругамъ Славянъ!

А намъ, Славянамъ, дѣтямъ свѣта

И дѣтямъ одного отца,

Да будутъ многа, многа лѣта

Отнынѣ вѣчно до конца!

<1839>

(Политика Европы)

Вы подымаетесь на насъ,

Какъ на гонителей свободы?

Пусть такъ, а все же, спросимъ васъ,

Кто спасъ еще въ недавни годы

И васъ, и Запада народы

Отъ самовластiя проказъ?

Не нами ли палъ сынъ Судьбы,

Сулившiй вамъ свои оковы,

Предъ кѣмъ, какъ подлые рабы,

Склонялись ницъ, на все готовы?

И бѣгали, какъ свѣта совы,

Вы съ нимъ рѣшительной борьбы?..

Не мы ли васъ и въ наши дни

Спасли въ конецъ отъ демагоговъ?

Все падало, а мы одни

Отнюдь не побоялись громовъ,

Имъ дали нѣсколько уроковъ,

Скажите - гдѣ теперь они?

Тогда и нынѣ у кого

Хоть пядь земли отмежевали?

И чьи средь мира корабли,

Какъ воры моря, похищали?

Не мы за опiй разоряли,

И счеты за жида вели.

Не мы, въ глубокой тишинѣ,

Друзьями турокъ величаясь,

Стояли за одно въ огнѣ

Съ другими, гадомъ извиваясь;

Разимъ врага, не издѣваясь

Надъ дружбой явно и во снѣ.

Не говоримъ ужъ о другихъ,

Ни объ испанцахъ, португальцахъ,

Ни шведахъ и соседяхъ ихъ,

Ни о голандцахъ, азiатцахъ,

Американцахъ, африканцахъ,

Ни о своихъ, ни о чужихъ.

Кого Джонъ-Буль не обобралъ,

Когда шло дѣло о карманѣ?

И лапъ его кто миновалъ

На сушѣ иль на океанѣ?

И гдѣ, на островѣ Буянѣ,

Его прiязни избѣжалъ?

Всегда и всюду цѣль одна -

Барышъ и власть во чтобъ ни стало,

И за страной пошла страна,

А тамъ за царствомъ царство пало.

Не полно ли Джонъ-Буль? Нѣтъ, мало,

И чаша не совсѣмъ полна.

И есть ли гдѣ народъ какой

Иль городъ торговóй, военной,

Чтобъ не стращалъ его войной,

Политикой хитросплетенной,

Своею дружбой лицемѣрной,

Когда хотѣлъ тотъ быть собой?

Однимъ - мечемъ своимъ грозитъ,

Другимъ - броженiемъ умовъ,

Тутъ всѣмъ о вольности трубитъ,

А тамъ, не тратя много словъ,

Дубьемъ народныхъ трибунóвъ,

Ирланцевъ голодомъ моритъ.

И безъ оглядки все впередъ,

Все наступаетъ, покоряетъ,

А поперечитъ кто - реветъ:

"Злодѣй! свободу притѣсняетъ

И равновѣсье нарушаетъ", -

А самъ съ обновкой всякiй годъ.

А ты, французъ, зачѣмъ кривишь?

Зачѣмъ не хочешь вслухъ признаться?

Зачѣмъ туда, сюда юлишь?

Нечестно за другихъ скрываться.

Тебѣ хотѣлось бы подраться?

Чтожъ, дѣльно, братъ! Такъ выходижъ!

Ну да, ты малый не дуракъ,

Не пятишься передъ грозою,

И ловокъ ты, и каждый шагъ

Обдуманъ напередъ тобою,

И, вѣря въ свой призывъ судьбою,

Не думаешь попасть въпросакъ.

И дядя твой такъ разсуждалъ,

Котораго ты корчишь въ мiрѣ,

Возсѣвъ на тронѣ и въ порфирѣ,

Сойти съ него не полагалъ,

А все же подъ конецъ пропалъ,

Нежданно очутясь въ могилѣ.

Тебя такаяжъ участь ждетъ,

Хоть ты началъ съ конца другого;

Не вѣрь звѣздѣ: и твой полетъ

Не скроется отъ рока злого;

Кто разъ сошелъ съ пути прямого, -

Увы! тотъ самъ себя убьетъ.

Напрасно благо мусульманъ

И благо государствъ Европы

Мѣшаешь ты въ игру: Коранъ

По старому исполненъ злобы,

Безчеститъ нашихъ братьевъ гробы,

Средь дня содомитъ англичанъ.

И по дѣломъ: огонь, вода,

Скажи, когда же въ мирѣ были?

А правовѣрные когда

Собаками насъ не честили?

<1854>

(Опека)

Шумятъ на Западѣ народы,

И въ ярости своей слѣпой,

Какъ бурныя весенни воды,

Грозятъ со всѣхъ сторонъ бѣдой.

И наступилъ послѣднiй бой,

Послѣднiе настали годы,

О Русь! Чтó станется съ тобой?

Враги всѣ заняли проходы.

Пришла минута разложенья,

Пора считаться за грѣхи,

И нѣтъ тебѣ ни въ чемъ спасенья,

Все трынъ-трава: зима, штыки...

Какъ трынъ-трава все, а стихи

Всѣхъ фабрикъ нашего издѣлья?

Тогда страшись, злодѣй, бѣги

Россiйскихъ стихоплетовъ мщенья!

А петербургскiй-то дендизмъ,

Непостижимый, безпримѣрный:

За нимъ московскiй славянизмъ,

Собой таинственный, безмѣрный!

А мало и того? Щитъ вѣрный -

Несокрушимъ антагонизмъ,

Слуга во всемъ нелицемѣрный -

Нѣмецкiй вашъ патрiотизмъ.

И такъ, россiйски стихоплеты,

Лихiе питерски денди?,

Да наши нѣмцы-патрiоты

Русь призваны судьбой спасти.

<1854>

И.И.Давыдову

Онъ при Уваровѣ французѣ

Жилъ съ атеистами въ союзѣ,

И Русскихъ Нѣмцевъ идеалъ,

За Университетъ стоялъ.

Онъ при Ширинскомъ, при монахѣ

Ѣлъ прóсфоры, жилъ въ Божьемъ страхѣ,

Къ заутренѣ ходилъ,

На Никитенку доносилъ.

Теперь, когда латынь и аллилуйя,

Легли, сожравъ другъ друга, въ гробъ

И всей наукѣ брѣютъ лобъ,

....................................

Онъ сталъ донощикъ богомерзкiй,

На жизни Русской свѣтлый кринъ

Науки Русской сукинъ сынъ.

<После 1855 г.>