Против изложенного здесь — по необходимости сжато — понимания духовной культуры возможны два основных возражения. Первое состоит в том; что нельзя культурные формы рассматривать всецело как организующие социальную жизнь, потому что на практике они обнаруживают нередко и прямо противоположную функцию — дезорганизующую. Сущность второго возражения та, что духовная культура, во всяком случае, не только организует жизнь людей, что ее значение шире — она также украшает жизнь. Оба возражения имеют за собою известную сумму фактов, но основаны на недостаточном их анализе.
Совершенно бесспорно, что, напр., капиталистическая городская культура разлагает старую семью, дезорганизует старые корпорации цехового типа, разрывает многие, прежде весьма прочные связи между социальными группами. Не менее бесспорно и то, что, напр., католицизм — крупнейшее культурное явление — был в эпоху своего упадка величайшей разрушительной силой в жизни общества, и в некоторых странах глубоко дезорганизовал производительные силы. Но каким образом и могли бы новые культурные формы организовать общество, не разрушая старых форм, в которых оно было организовано? И каким образом старые, отживающие культурные формы могут сохранять и поддерживать свою организующую роль, как не разрушая и не дезорганизуя развивающиеся новые формы жизни? Это — элементарная логика жизни. Если «разумное стало нелепым, и благо во зло обратилось», т. е. организация перешла в дезорганизацию, то понять происхождение и смысл обоих стадий явления можно только исходя из его первоначальной, положительной функции, потому что только благодаря ей оно вообще могло развиться. Так и в биологии объяснить генезис какого-нибудь ненужного или даже вредного организму «рудиментарного» органа, атавистического инстинкта удается только тогда, когда найдено его прежнее, полезное значение в борьбе за жизнь.
Другая точка зрения: духовная культура украшает и возвышает жизнь, — отнюдь сама по себе не противоречит действительности, но также и не объясняет ее. Бесспорно, все, что вносит в социальную жизнь гармонию, стройность, что связывает разрозненные элементы — все это также ее украшает и возвышает. Но развитие духовной культуры — процесс тяжелый и длительный, глубоко преобразующей человеческое существование — может определяться лишь объективными условиями жизненно важного характера. Следовательно, из «украшений» жизни сохраняются и развиваются те, которые укрепляют ее и усиливают в каких-либо отношениях; а она укрепляется и усиливается тогда, когда ее элементы организуются шире и прочнее[8].
Не так давно одним или двумя критиками против всего защищаемого мною миропонимания был выдвинут упрек в односторонности, а именно в пристрастии к «организации»: у Богданова — говорят эти критики, — вечно кто-то что-то организует, или что-нибудь организуется. И действительно, сущность эмпириомонизма состоит в том, чтобы рассматривать все явления мира, как процессы организации-дезорганизации. У нас здесь нет места для выяснения того, односторонняя ли эта точка зрения, или напротив, эклектичное и дуалистичное ее отрицание. Но по отношению ко всей области жизни ее законность и обязательность бесспорна — на ней основана и вся современная биологическая теория развития, и социально-научная. Поэтому бесспорна также ее применимость к явлениям «духовно-культурной», идеологической жизни.