Та постановка вопроса, которая у нас получилась, вызывает против себя с разных сторон множество возражений; иные из них по внешности очень убедительны, и мы не можем обойти их без внимания.
Некоторым кажется несообразностью самая идея пролетарской культуры. Первым, необходимым условием серьезного культурного творчества является, — говорят они, — досуг; вторым — достаток. Поглощающий силы и время физический труд, нужда и материальные заботы исключают возможность такого творчества. Кто создал культуру античного мира, — рабы или господа? А средневековую — крестьяне или духовенство и феодалы? И разве нынешний пролетарий находится в таком положении, которое позволяло бы мечтать о самостоятельной культуре? Сторонники этого взгляда, в большинстве своем — враги современного рабочего движения, обыкновенно не забывают указать, что учения социализма, которыми увлекается теперь активный пролетариат, формулированы людьми из других классов, интеллигентами и детьми буржуазии, как Маркс, Лассаль, Энгельс; вывод, конечно, тот, что социализм — ни что иное, как интеллигентские выдумки, которым рабочие совершенно напрасно верят.
Подобные взгляды — как ни странно — находят некоторый отклик и среди людей, сочувствующих рабочему классу, отчасти даже тех, которые принимают участие в его организациях. Высказывают мнение, что пролетариат в нынешнем обществе не должен ставить себе особенных, своих общекультурных задач: это только отвлечет его силы и внимание от наиболее насущного дела. Ему надо как можно энергичнее бороться и как можно скорее победить; следовательно, требуется ясная политическая и экономическая доктрина, твердо установленная, прямо бьющая в цель, способная сплотить вокруг себя рабочие массы. Такая доктрина имеется в виде марксизма; остается только разрабатывать ее и применять к изменяющимся условиям борьбы. Всякое усложнение задачи только затруднит дело, и даже подвергает его опасности: оно угрожает уклонением в сторону критики самых основ марксистской теории, ее подрывом, а вместе с тем и подрывом столь важного для практики теоретического единства рабочего движения.
Но другие области культурного развития? Разве не нужна борьба, напр., с теми религиозными и метафизическими идеями, которые стараются в своих интересах привить пролетариату господствующие классы? Разумеется, нужна, — отвечают сторонники взглядов, о которых идет речь. Поэтому, как завершение теоретического здания марксизма, необходима и философия, которая охраняла бы пролетариат от всякой мистики, от всякого идеализма. И опять-таки, философия эта имеется, — это диалектический материализм; остается только применять ее и популяризировать, но тщательно охраняя от попыток такого ее развития, которое могло бы повлечь за собою критику самых ее основ. Иначе враги рабочего класса воспользуются ослаблением его идейной брони, и незаметно проведут в его среду свои, вредные для него философии, а за ними также социальные и политические воззрения.
Не может ли пролетариат в своей духовной жизни вполне и всецело удовлетворяться теми немногими и охватывающими все же лишь ограниченную область элементами культуры, которые успели выработать творцы научного социализма? На это дается такой ответ: пролетариату и нет необходимости создавать в других областях новое культурное содержание. Науки, напр., за исключением социальных, вовсе не имеют классового характера, они — общечеловеческое достояние, хотя и разрабатывались до сих пор представителями господствующих классов. Также найдется немало общечеловеческого и в искусстве, даже в этической жизни. Все это вполне сохраняет свое значение для пролетариата, ибо представляет объективные, навсегда обязательные истины познания, эстетики, морали. Все это, значит, и надо только усваивать, старательно заботясь, конечно, чтобы вместе с объективными в вечными истинами не проскользнули как нибудь буржуазно-классовые тенденции, — отделяя пшеницу от плевелов при помощи твердо воспринятой теории марксизма, экономической, политической и философской.
Такого рода взгляды с наибольшей решительностью и откровенностью формулированы именно в русской литературе, хотя аналогичные тенденции, в смягченном виде, можно найти и в литературе немецкого, а тем более — французского марксизма. Существенная их черта заключается, очевидно, в весьма низкой оценке культурно-творческих способностей рабочего класса. Отсюда вытекает и крайний теоретический консерватизм; а в качестве философского оправдания для него выдвигается признание абсолютных и вечных истин, которые могут быть добыты мыслителями того или другого класса, но раз уже добыты, не могут подвергаться критике по существу, а разве только «подтверждаться и дополняться» дальнейшими исследованиями, по выражению одного из самых видных представителей этого направления в России.[10]
Легко видеть коренное психологическое противоречие, которое скрывается за подобными взглядами: нельзя быть надежными идеологами рабочего класса людям, которые проникнуты таким глубоким недоверием к его творческими силам. На этой основе возникло и забавное теоретическое противоречие: абсолютной и вечной истиной объявляют марксизм, учение, радикально отрицающее всякие абсолютные и вечные истины. Но нам не приходится заниматься здесь формально-критическим разбором данных воззрений, имеющих явно неустойчивый и переходный характер. Да это и не нужно: всякий, следивший за литературой русского марксизма, знает, какие жестокие поражения были нанесены критикой справа и слева их представителям, особенно Плеханову и В. Ильину, за последнее время.
Нам надо выяснить иное: насколько объективно верна та общая предпосылка, которая резко выступает у заведомо враждебных рабочему классу противников идеи пролетарской культуры, а в смягченной форме — у наших оскорбительно-заботливых друзей рабочего класса. Эта общая предпосылка — мысль о культурной слабости пролетариата среди современного общества, о его неспособности стать вполне самостоятельным в этом отношении. Одни предлагают опеку со стороны обладающих досугом и достатком высших классов, другие — со стороны свято и строго охраняющих абсолютную истину теоретиков, — различна лишь степень и форма приложения тенденции, которая по существу в обоих случаях одна и та же.