— Ах, так вот для какой цели он был вам необходим! — почти вслух проговорил профессор. — Понимаю! Эти идиоты, оказывается, не могут управлять своей единственной субмариной.
Мартынов стоял на краю широкого бассейна, в котором темным исполинским животным темнела громадная подводная лодка, та самая, на которой гоми во время опасности затопления их жилища собирались совершить великое подводное переселение. Борты лодки почти вплотную подводили к краям бассейна и возвышались над ними метра на два. Большой боковой люк был открыт, и профессор ясно видел, что делалось внутри лодки. Перед ним было, вероятно, сердце субмарины — ее машинное отделение со множеством рычагов, колес и небольших блестящих цилиндров.
Там стояли шесть человек: пятеро гоми во главе с Чоном и тот самый пришелец из надводного мира, который, как мы видели, явился во дворец самым неожиданным образом, едва не будучи растерзан по пути ошалелым людоедом. Звали его Эйс, как узнал профессор после того, как он был приведен в себя.
Чои говорил и довольно энергично жестикулировал руками перед носом Эйса, который презрительно молчал и ни на кого не глядел. Профессор понял две вещи из слов и жестикуляции Чона: Эйс не понимал языка гоми, Чон хотел, чтобы Эйс научил троих гоми управлять субмариной или что-то сделал с ней. Чон выразительно показывал на рычаги, указывал затем на гоми, стучал кулаком им в лоб, но Эйс, казалось, не понимал. Трое гоми тоже принимали участие в жестикуляции и увещевании, но все без успеха.
Наконец, пятый гоми, который не принимал никакого участия до сих пор в разговоре, вдруг сердито зарычал и поднял желтую трубочку в палец толщиной, направив ее на Эйса. Эйс, повидимому, знал действие этой трубочки, потому что слегка вздрогнул и посмотрел на Чона, но не промолвил ни слова.
Вновь Чон начал свои объяснения, но вдруг профессору показалось, что Эйс сделал отрицательное движение. Сейчас же вслед за этим гоми с желтой палочкой отступил на два шага, поднял ее на Эйса и что-то нажал. Действие этой палочки было поразительно: профессор не услышал ни звука, не увидел какой-либо световой вспышки, но страдание и боль вдруг исказили черты лица Эйса до неузнаваемости, все его тело стало подергиваться в конвульсиях.
— Что сделала эта тварь? — зарычал в свою очередь профессор и моментально очутился в машинном отделении субмарины. Удар кулаком по руке гоми — и желтая палочка отлетела в сторону. Все смотрели на профессора с изумлением.
— Чон, что делал этот гоми? — закричал он громко.
— Дело в том, что мы просили Эйса исправить субмарину и научить нас лучшему обращению с ней, а он, повидимому, не желает этого.
— Я запрещаю вам мучить беззащитного человека! Ты ведь знаешь, Чон, что он не знает языка гоми.
— Но он уже понял, чего мы от него добиваемся.
— Давай я с ним поговорю.
Уже несколько недель прошло с тех пор, как Эйс появился в Зеленом дворце. Профессор успел убедиться, что он совершенно не понимает гоми, как те в свою очередь не понимают его. Но профессору удалось узнать несколько десятков слов из языка, на котором говорил Эйс, и он с грехом пополам мог с ним объясняться.
— Эйс понимает, чего хотят от него гоми? — спросил профессор.
— Да... не совсем... Машина, повидимому, испорчена...
— Так исправьте ее, объясните им, как надо обращаться с этой машиной.
— Я не знаю ее конструкции. Как же я могу обучить других? Сначала я должен ознакомиться с машиной сам.
Профессор передал это Чону. Тот с сомнением покачал головой, а затем стал уверять профессора, что Эйс говорит неправду.
— Он знает, — уверял он, — только не желает. Но пусть... мы согласны подождать два обычных давления.
— Но я надеюсь, Чон, что ты не будешь прибегать дальше к этому...
Профессор указал на желтую палочку в руках гоми.
— Кстати, что это такое? — спросил он.
Чон назвал одно слово, что профессор перевел как «револьвер». Он вспомнил страдальческие гримасы Эйса и заметил, что действие этого револьвера должно быть не совсем приятно. Чон сказал, что револьвер действует на большое расстояние и при этом разрушает все органические соединения, расщепляя главным образом белок. Но что за сила была заключена в револьвере, профессору так и не удалось добиться от Чона.
Все оставили субмарину.
Итак, гоми не умели сами управлять субмариной, или во всяком случае это умение не было твердым. Они не могли сделать починки. Эйс как будто говорит, что машина испортилась давно. Как давно? Годы, месяцы или недели назад? Эйс что-то объясняет, но профессор никак не может понять, он только слушает: речь Эйса удивительно приятна для слуха, в ней нет ни одного резкого звука. Замечательно красивый язык! Но почему профессор не имеет о нем никакого понятия? Что за народ говорит на этом языке? С тех пор, как профессор впервые осознал себя как мыслящее существо здесь, в Зеленом дворце, он беспрерывно переходил от одного удивления к другому, от одной загадки к другой. Загадкой для него был дворец, и все, что было в нем, начиная с гоми, загадкой был теперь и Эйс. А сам он разве не загадка для самого себя? Эйс... Как будто что-то знакомое есть в этом созвучии. Да, вспомнил! Это имя напоминает древне-санскритское слово ais — железо. Странно, какая может быть связь здесь?
Вся группа во главе с Чоном попала на обратном пути от субмарины в галлерею. Профессор помнил, что, кажется, здесь в глубокой нише был водяной термометр — тот самый, который измерял для гоми давление воды, то-есть, показывал их «обычные» и «наибольшие» давления. Да, так и есть: вот он, этот гигантский термометр, который профессор не раз видел.
Эйс, повидимому, хотел что-то сказать, потому что остановился у водяного прибора, и указал на него профессору.
— Субмарина не действует, — проговорил он, — раз, два, три...
Он три раза ткнул пальцем в черту, которая обозначала: «наибольшее давление».
Профессор сразу понял, что хотел сказать Эйс: подводная лодка испорчена уже около двух месяцев. Следовательно, когда дворец затоплялся водой, спасения все равно не было? Ну, да, ведь несчастье было всего недели две-три назад!
Жутко стало профессору при этом открытии. Много любопытного видел он до сих пор в этом подводном дворце, но этот факт был для него самым любопытным, чтобы не сказать больше. Как? Значит, Чон тогда зря болтал о том, что все гоми собираются совершить переселение во главе со своей субмариной? Следовательно, когда Зеленый дворец был в опасности, они в сущности были подобны крысам на тонущем корабле? Повидимому, так, теперь в этом для профессора не могло быть сомнений; гоми не умели управлять подводным судном, само судно было испорчено. Да, конечно, если бы профессор не остановил затопления подводного жилища, гоми или погибли бы в своем жилище, или вынуждены были бы переселиться, надеясь исключительно на силу своих мышц, что, повидимому, одно и то же. Чон часто рассказывал ему об опасностях подобных переселений в воде, что же было бы с гоми, если бы они пустились в далекий путь с небольшими запасами пищи, обремененные детьми и стариками? Гибель была бы неизбежна, ибо они не знали, сколько времени могло им понадобиться для отыскания свободного и, главное, исправного жилища, и в то же время, не имея с собой субмарины, они лишены были возможности отдыха в течение неопределенно долгого времени. Жалкие твари! Подобно первобытному дикому человеку, они не умеют заботиться о грядущих поколениях, даже больше: не умеют заботиться о себе самом, о своем завтрашнем дне! И он, профессор живет с ними вот уже сколько времени и будет и дальше коротать свои дни в этом странном мире, пока смерть не избавит его от этого кошмара. А, может быть... кто знает... Эйс — странное существо... Но может ли он... Впрочем, он сам пленник. Что смогут они сделать вдвоем против целого народа в две сотни тысяч человек?
Но мысль запала и постоянно преследовала Мартынова, и он б о льшую часть времени проводил с Эйсом. Профессор был прирожденный лингвист и с поразительной быстротой усваивал язык Эйса. Тот сам явно желал облегчить задачу профессора, и оба занимались исключительно языком Эйса почти беспрерывно, даже на субмарине, где Эйс подолгу возился.
Профессор сгорал от нетерпения подробно узнать о родине Эйса и народе, к которому он принадлежал, но сдерживал себя и лишь наводил Эйса на мысль о бегстве из Зеленого дворца.
Эйс сначала отмалчивался, когда Мартынов неуклюже пытался намекнуть ему про свои затаенные мысли, но вскоре мысль была высказана прямо и отчетливо.
— Повидимому, — сказал однажды Мартынов, — нам трудно ждать от гоми порывов: они никогда нас не отпустят добровольно.
— У меня такое же убеждение, — ответил Эйс.
— В таком случае мы все надежды можем возложить только на свои силы. Конечно, отсутствие правой руки у Эйса отзовется на наших планах, но...
— Ничего, можно справиться,
— Жизнь обитателей подводного жилища полна всяких случайностей. Я недавно рассказывал тебе о затоплении дворца. Поэтому по справедливости, хотя гоми твари низшего порядка, не следовало бы их лишать единственного средства передвижения или даже, может быть, спасения в будущем. Я имею в виду субмарину.
— Что ты имеешь в виду делать с субмариной?
— Я полагаю воспользоваться ею для бегства отсюда.
— А!
Эйс тревожно оглянулся, но гоми сидели невозмутимые и спокойные и, казалось, внимательно следили за его работой. Профессор без боязни высказал вслух свою мысль, ибо был уверен, что ни одни гоми не понимает его разговора с Эйсом. Последний согласился с ним относительно невозможности воспользоваться единственной подводной лодкой гоми.
— Но иных средств передвижения здесь нет, — заметил Мартынов, — если не считать собственных рук и ног, то-есть плавания. Туннель, ведущий на сушу, завалей. Динамита здесь нет, я в этом убедился. Сделать его мы не можем.
— Дворец не глубоко в воде, но в 20-25 километрах от берега.
— Мне такое расстояние не по силам.
— Мне тоже.
— У меня сейчас мелькнула такая мысль... Гоми удерживают нас насильно здесь, поэтому придется противопоставить им тоже насилие, — это будет только справедливо.
Когда Эйс, наконец, вник в смысл предложения профессора, он брезгливо поморщился.
— Это — особенность дикарей, людей каменного века, прибегать к насилию, — заметил он. — Мой мозг давно отвык от работы в этом направлении, и я ничего не могу придумать, кроме того, что мне это противно.
— Но мы живем среди дикарей и должны противопоставить им свою волю — волю цивилизованных людей. Мой план заключается в следующем. Когда субмарина будет готова...
И профессор стал неторопливо объяснять, что следует им предпринять, чтобы освободиться от неприятной опеки гоми. Эйс внимательно слушал, не прерывая в то же время своей работы. Надо заметить, что выражения обоих собеседников были далеко не так точны, как мы это только что рассказали, они должны были помогать себе еще жестами и мимикой, но понимали друг друга достаточно хорошо.
В конце концов кивком головы и улыбкой Эйс план профессора одобрил. Несколько гоми спокойно наблюдали за действиями Эйса и, казалось, совершенно не понимали смысла фраз, которыми обменивались профессор и Эйс.
Профессор давно уже жил в подводном дворце, но только теперь, смотря на молчаливых и сосредоточенных гоми, вспомнил, что они почти никогда не разговаривали между собой: они как будто понимали друг друга без слов. В свою очередь он тоже замолчал и сосредоточился на мысли о возможных препятствиях, которые могли встать на пути при побеге.