Это было поздней весной.
Группа исследователей под руководством известного геолога Мартынова остановилась в 50 километрах к северу от истоков речки Ляльвар и здесь устроила свой временный бивуак.
Случайно или нарочно выбрал это место Мартынов, но оно оказалось удивительно удобным. Место это представляло небольшую лужайку с десятком деревьев посредине. С одной стороны ее была какая-то безымянная гора, а с другой — крутой спуск в долину. Отсюда же отрывался великолепный вид на узкие долины и ущелья, прорезывавшие горы. Крошечный ручеек пробегал по лужайке и маленьким водопадом падал вниз.
В горе внизу темнела дыра — вход в пещеру. В этой пещере была наскоро устроена лаборатория для исследования горных пород.
До заката оставалось около двух часов. Все участники экспедиции уже вернулись из обычных ежедневных экскурсий и не спеша приводили свои записки в порядок. Один из геологов старательно приготовлял шлиф горной порода для исследования под микроскопом, химик в лаборатории возился с анализом.
Понемногу все освободились и собрались около профессора.
— Ну, что? — спросил с добродушным смехом Мартынов. — И сегодня, повидимому, мы не нашли ничего хорошего?
— И сегодня, как и вчера, как и две недели назад, — сердито отозвался студент-горняк. — И куда она, эта проклятая медь, пропала?
— Да, — задумчиво проговорил Мартынов, — кто мог лет пятьдесят назад подумать, что тысячи исследователей в нашем Союзе чуть не круглый год изо дня в день будут искать не что иное, как простую медь? Увы! — человечество понемногу беднеет: почти исчезла нефть, на исходе уголь, мало свинца, еще меньше меди и урана. А медь нам так необходима! Без нее мы умрем, а с ней можем добить еще очень могучие остатки капитализма, а затем двинуть человечество по пути прогресса.
— Мне помнится, что еще во времена Великой Революции говорили о недостатке меди, — отозвался кто-то.
— Да, но тогда это были праздные разговоры, а теперь это — вопрос жизни и смерти большей половины человечества. Трудно сказать, что важнее в обиходе повседневной жизни: медь или радий. Без меди мы шагу не можем сделать в применении электрической энергии, а ведь эта энергия, без преувеличения, одевает нас, кормит и везде заменяет наши мускулы. Благодаря этому мы все имеем теперь столько досуга, сколько не снилось нашим предкам сотню лет тому назад.
— Смешно сказать, — со смехом сказал тот же студент, — мой отец еще работал по семи часов ежедневно, а мне не приходится работать больше четырех. А жаль: на заводе много поучительного.
— А все-таки здесь, среди природы, например, в этих суровых горах, в тысячу раз более поучительного, чем на заводе. Пока вы сегодня ходили и ползали по горам, я покопался немного в пещере. Между прочим, я вот что нашел.
С этими словами Мартынов передал увесистый кусок горной породы своему соседу.
— Несомненно пирит, — определил тот.
Все осмотрели кусок темного камня и большинство решило, что это пирит.
— Совершенно верно, — подтвердил профессор, — пирит. Разве это ничего не говорит вам?
— Если бы мы искали железо...
— Значит, я плохо вас учил, — меланхолично заметил профессор. — Мне же это говорит вот что: пирит сопровождает медный колчедан. Если, следовательно, мы нашли пирит, то мы в праве ожидать встретить здесь и медь.
— Вы нашли его в этой пещере? — разом спросило несколько человек.
— Именно в этой пещере.
Все посмотрели на гору. Гора небольшая, но лишенная растительности, сплошь состоявшая из мощных слоев известняков, доломитов и песчаников, производила угрюмое, невеселое впечатление. Именно в известняках вековая деятельность проточной воды вымыла эту пещеру. В течение многих тысячелетий просачивалась вода по трещинам, понемногу растворяла известняк и уносила его с собой. Трещины увеличились до больших пустот, пустоты, соединившись, образовали пещеру...
— Вы нашли медь? — взволнованно спрашивали профессора.
— Нет еще, но завтра мы возобновим поиски. Пещера может оказаться очень большой, а мы не приспособлены к изысканиям в темноте. Завтра же одному из вас придется спуститься вниз и достать электрические фонари. Без фонарей мы ничего ровно не сможем сделать.
Затем профессора вновь засыпали вопросами. У кого-то оказался небольшой фонарь. Человека три не утерпели и теперь же устремились в пещеру. Но через полчаса вернулись разочарованные: свет был слишком слаб, чтобы можно было что-нибудь рассмотреть.
— Не торопитесь, дети, — заметил Мартынов, — успеем завтра. А пока наладьте-ка связь с Тифлисом по радио. Мы уже около двух недель не знаем, что творится на белом свете.
— Я уже пробовал, — мрачно заявил «физик».
«Физиком» он назывался в экспедиции потому, что в изысканиях употреблял не геологические методы, а чисто физические, к этому времени значительно усовершенствованные.
— Уже третьего дня пробовал, — заявил он, — ничего не вышло.
Все стали обсуждать это странное обстоятельство. Отчего бы это могло произойти?
— Вы установку делали верно?
— Не может быть ни малейшей ошибки.
— Странно. Попробуем еще.
При последних лучах заходящего солнца Мартынов сам установил приборы, все тщательно проверил.
Все молчали. Молчали и горы. Чуть слышно падала невдалеке вода. Изредка отрывался от скалы камень и с шумом катился вниз, но потом опять все погружалось в молчание.
— Дело в том, что Тифлисская станция должна подавать сигнал через каждые полчаса. Отсюда до Тифлиса не более 150 километров, слышать мы могли бы отлично. Сколько сейчас времени? У меня 26 минут двадцать первого.
— У меня двадцать семь, — отозвался «физик».
— Подождем.
Но тщетно: ждали беспрерывно до двадцать первого часа, но из Тифлиса не долетело ни звука.
— Станция испорчена, — проворчал Мартынов.
Некоторые не придали этому никакого значения, другие, наоборот, сильно встревожились.
— Дело в том, что Тифлисская станция должна[1] …литическое положение перед нашим отъездом было весьма ненадежное и со дня на день можно было ожидать бури.
— Вы полагаете, что морганисты разрушили станцию в Тифлисе? — спрашивали скептики и при этом сильно смеялись.
— Сами посудите, — горячо говорил химик, — Ведь и третьего дня станция не работала. Обычно порчи на станции исправляются в несколько часов, а тут, может быть, несколько суток прошло. Разрушения, по всей вероятности, громадные.
— Дня три назад была большая буря. Не опрокинула ли она мачты?
— Нет, — твердил химик, — в этом случае станция работала бы на другой день. Надо узнать подробно. И зачем ждать утра? Необходимо отправиться сейчас же. Спуститься с высоты в 500 метров — пустяки.
— Разумеется, если не принимать во внимание таких пустяков, как шея моего помощника, — заметил Мартынов.
— Ничего, ночь лунная, через час можно спуститься в долину.
Вопрос стал горячо обсуждаться. Говорили за и против. Мартынов все упирался и говорил, что не может рисковать вверенными ему людьми, что днем раньше или позже узнают — не важно, что спуск весьма опасен и т. д.
В конце концов все-таки решили послать человека вниз сейчас. Вызвался итти химик.
Сборы его были не долги: через десять минут он уже бодро шагал по направлению к маленькому водопаду: там начинался спуск в долину.
— Смотри, Митя, — кричал Мартынов, — на средине спуска, у второго водопада, место очень опасное.
— Ничего, Павел Егорыч, не беспокойтесь: завтра к вечеру буду здесь. Не в первый раз мне делать подобные спуски.
Голос химика звучал с минуту, но что он говорил, разобрать было нельзя: он уже был на несколько десятков метров ниже, так как спуск здесь был вначале легкий.