Совершенное обложение и штурм Карса.
(С начала (с половины) августа по 17-е (29-е) сентября).
В то время, когда наш главнокомандующий приступил к полному обложению Карса, эта крепость находилась в следующем состоянии.
В продолжении лета, уже во время блокады Карса, Виллиамс, опасаясь, чтобы русские войска не заняли Шорахских высот, господствующих над всеми укреплениями левой стороны Карс-чая, построил на них два редута: Тахмас-Табиа и Тепе-табиа, вооруженные артиллерией и соединенные между собою ретраншаментом, для ружейной обороны; такой же ретраншамент был устроен влево от Тахмас-Табиа по склону горы; а вправо от Тепе-табиа, до так называемой баши-бузукской горы, тянулись окопы, вооруженные артиллерией, получившие у Англичан название "Ренисонских линий". Далее к северу находилась весьма крутая гора Ширшане, (баши-бузукская), на северо-восточном склоне коей была построена батарея Тетек-табиа, для обороны Чахмакского оврага. В таком виде распространенные укрепления Карса имели по внешней линии кругом крепости протяжение в 17 верст, и хотя, по обширности своей, не соответствовали силе гарнизона, однако же, будучи весьма хорошо устроены и доставляя одни другим взаимную оборону, могли быть упорно защищаемы Турками, вообще более способными к крепостной, нежели к полевой войне (*). В продолжении июня и июля, когда крепость еще имела сообщение с окрестною страною, гарнизон несколько усилился. Число регулярных войск простиралось до 20-ти тыс. человек, а баши-бузуков -- до 6-ти тысяч; кроме того могли принять участие в обороне города несколько тысяч вооруженных жителей. Для нас было весьма важно знать, какое количество запасов было собрано в Карсе; но это оказалось весьма затруднительным, потому что сами начальники гарнизона не имели о том точных сведений. Из показаний лазутчиков, мы однако же могли заключить, что истребление турецких запасов за Саганлугой и постепенное стеснение сообщений Карса с Эрзерумом возбудили опасения генерала Виллиамса на счет снабжения продовольствием войск. Еще в начале июня были открыты им подлоги и злоупотребления, вследствие коих наличное количество запасов в Карсе оказалось гораздо менее, нежели показывалось в отчетах, и, по тогдашней числительности гарнизона, могло стать только до конца августа. Виллиамс признал необходимым, с самого прибытия русских войск к Карсу, уменьшить дачу провианта на целую треть, именно, вместо обычного пайка турецких солдат -- 300 драхм (с небольшим 2 фунта) пшеничного хлеба и 27 драхм (18 золотников) риса, выдавать хлеба только 200 драхм (около Г/2 фунта). Суточная порция мяса на одного солдата, состоявшая из 80-ти драхм (55 золотников), сперва была уменьшена, а потом, взамен ее, выдавались деньги, что было весьма невыгодно для войск при возраставших ежедневно ценах на все съестные продукты: так, наприм., око (три фунта) хлеба продавалось: 6-го (18-го) июля -- по 2 куруша (10 коп.); 7-го (19-го) -- по 12-ти коп., 8-го (20-го)-по 17-ти,а 10-го (22-го)-по 30-ти копеек. Еще затруднительнее было фуражное довольствие. Приказание скосить ячмень и траву на пушечный выстрел от нижнего лагеря не могло быть исполнено в виду наших партий; те же запасы ячменя и сена, которые были заготовлены в город, оказались недостаточны, и особенно тогда, когда стали перемалывать ячмень и мешать яшную муку с пшеничною для солдатских пайков. Затем вскоре перестали отпускать фураж не только в полки баши-бузуков, но и регулярной кавалерии, отчего их лошади пришли в крайнее изнурение. Когда же они оказывались вовсе негодны, разрешено было их продавать на рынке, а кавалерия обратилась в плохую пехоту, получив, вместо пик, ружья без штыков.
Уменьшение дачи провианта войскам, ослабляя физические силы солдат, оказывало влияние и на дух гарнизона, который, потеряв доверие к благоприятному исходу своих трудов и лишений, надеялся исключительно на помощь извне: беспрестанно ходили слухи об ожидаемых подкреплениях, то из Эрзерума, то из Батума и Трапезонта. Лазы, вступившие торжественно, с песнями, в город, вскоре предались унынию и объявили, что они пришли в Карс. чтобы сражаться, а не умирать с голода. Затем, кинувшись толпою к Шораху, разграбили это селение и были усмирены единственно благодаря энергии Виллиамса и состоявших при нем английских офицеров. Даже в регулярных войсках начались побеги: шжа город еще не состоял в полной блокаде, солдаты уходили в свои селения, другие же являлись в наш лагерь (2).
При тесной блокаде Карма, начавшейся с 1-го (13-го) августа, главные силы генерала Муравьева были расположены, как уже сказано, у развалин сел. Чифтликая по обе стороны Карс-чая. На левой стороне (в нижнем лагере) находились, примыкая правым флангом к реке, а левым к сел. Тамры, построенные в несколько линий войска генерала Ковалевского, в составе 16-ти баталионов, двух рот сапер, двух рот стрелкового батальона, одной казачьей сотни и 4-х батарей (3). На правой же стороне реки (в верхнем лагере), стали, опираясь левым флангом к скалистому берегу, также в несколько линий, войска генерала Бриммера, в составе 18-ти батальонов, двух рот сапер, двух рот стрелкового батальона, 4-х эскадронов драгун, одной сотни казаков и 7-ми сотен милиции с 4-мя батареями (4). Штаб Действующего корпуса оставался при генерале Бриммере, и потому он заведывал распоряжениями по хозяйственной части обоих отрядов. Вагенбург был расположен верстах в четырех за правым флангом лагеря. у сел. Каны-кёв, под прикрытием одного батальона с несколькими орудиями; а впереди, верстах в двух от правого фланга лагеря, стал граф Нирод, с полками Новороссийским драгунским и Линейным казачьим No 2-го, и с Линейною казачьей батареею No 13-го. Далее по Александропольской дороге, у сел. Хадживали, был расположен полковник Едигаров со 2-м конно-мусульманским полком, а к северу от Карса, у сел. Мелик-кёв, генерал-майор Бакланов, с полками Тверским драгунским и Линейным No 1-го, Донскою казачьей батареею No 6-го и конно-ракетною командою. Полковник Унгернштернберг, с восемью сотнями казаков и милиции и 4-мя ракетными станками, стоял у озера Айгер-гель; а для поддержания его -- генерал-майор Базин, с Белостокским пехотным полком, 4-мя пешими орудиями, Карталинскою пешею дружиною, двумя сотнями донских казаков и одною сотнею Осетинской конной милиции -- у сел. Омер-ага. С западной стороны Карса, у селения Хопанлы, стоял полковник князь Дондуков-Корсаков, с Нижегородским драгунским полком, семью сотнями казаков и милиции, донскою батареей No 7-го и конно-ракетною командою. Особый отряд, в составе трех сотен 1-го конно-мусульманского полка, расположенный у подошвы Саганлуга, наблюдал в нашем тылу за дорогами, ведущими от Эрзерума. Все эти отряды, занимавшие кругом Карса протяжение около 50-ти верст, связывались между собою разъездами, и вскоре сообщение обложенной крепости с окрестною страною было почти совершенно прервано. Только лишь одиночные люди иногда успевали прокрадываться на северо-западную сторону Карса, где способствовала тому гористая местность, либо по восточную сторону крепости, пользуясь промежутком на безводной равнине между отрядами Бакланова и графа Нирода, где не было возможности поставить достаточно-сильный наблюдательный отряд (5).
Почти ежедневно наши войска имели стычки с неприятельскими партиями, выходившими из Карса на фуражировку, либо для прикрытия скота, пасшегося под крепостью.
Главнокомандующий, предприняв побудить карсский гарнизон к сдаче тесною блокадою, озаботился о средствах, необходимых для снабжения жизненными запасами собственных войск, на случай продолжительной стоянки под Карсом. Всего затруднительнее было заготовление в достаточном количестве фуража для нашей многочисленной кавалерии, необходимой для занятия обширной блокадной линии. В продолжении лета, для добывания травы производились фуражировки, а для составления запасов на будущее время -- целые части войск были отряжаемы на покосы в окрестностях селения Ах-Кома и озера Айгер-геля, а также обширные заготовления сена производились войсками, расположенными в Духобории, и подрядчиками, бравшими на себя доставку сена под Карс. Войска наши были обеспечены этими запасами фуража не только до конца блокады, но и по сдаче Карса. Хлебные же запасы взимались с жителей покоренных нами санджаков, в размере определенном -- так называемою -- Бахрою при прежнем правительстве, т.е. в количестве десятой части всего урожая. Из этой хлебной подати, ячмень доставлялся войскам, а пшеница свозилась в пограничные магазины, что значительно понизило подрядные цены на заготовления, производимые по распоряжению интендантства. Кроме ячменя, поступавшего в виде подати, и сена, добываемого фуражировками, приобретался фураж у жителей по вольной цене. Сухари изготовлялись в Александрополе и были доставляемы под Карс транспортами, в размере 10-ти-дневного довольствия. Для снабжения войск дровами служили окрестные селения, покинутые жителями, частью же дрова привозились из лесов Саганлуга. Таким образом, во все время блокады, наши войска ни в чем не терпели недостатка.
Для доставления им возможности покупать свежую провизию и другие местные произведения, в глав-ном лагере был устроен базар для торговцев, приезжавших из Александрополя, и для туземцев, привозивших дрова, хлеб, сено, и проч. Для поддержания здоровья людей, по берегу Карс-чая были устроены русские бани, сперва в па-латках, а потом в землянках. Вообще санитарное состояние наших войск было весьма удовлетворительно до августа, когда число больных несколько увеличилось от значительной разницы в температуре дня и ночи. В начале же сентября появилась холера (6).
Со времени тесного обложения Карса, все попытки неприятельских фуражиров были неудачны. Кавалерия, находившаяся в Карсе, не принося никакой пользы, увеличивала число состоявших на продовольствии людей, и потому Турки решились выслать ее из крепости по частям скрытно, чтобы доставить ей возможность незаметно пробраться мимо наших наблюдательных отрядов. Первое покушение неприятеля удалось вполне. Конная партия, в числе до 300 человек, конвоировавшая нескольких чиновников, в ночи с 13-го на 14-е (с 25-го на 26-е) августа, прошла, не встретясь с нашими войсками, из Карса к Ольте. Этот случай и более подробное ознакомление с окрестностями обложенной крепости заставили нас сделать некоторые перемены в расположении блокадных отрядов. Кавалерия князя Дондукова была переведена от Хопанлы к Бозгалы, селению верстах в 7-ми от Чифтликая и всего в 4-х верстах от передовых турецких укреплений. Отряд Унгернштернберга был переведен от озера Айгер-гель к сел. Чамуру. между Бозгалы и Мелик-кёв, и подчинен генерал-майору Бакланову (7).
Эти распоряжения много способствовали стеснению блокады Карса. Между тем Турки, поощренные удачным уходом кавалерии в ночь на 14-е (на 26-е) августа, решились повторить это предприятие в большем размере. Несколько дней носились слухи в нашем лагере о предстоявшем выступлении Турок со стороны Чахмаха, что заставило князя Дондукова и барона Унгернштернберга усилить заставы и резервы, и условиться в сигналах на случаи ночной тревоги. -- 22-го августа (3-го сентября), князь Дондуков узнал от лазутчиков, что генерал Виллиамс приказал всей кавалерии быть готовою к выступлению в ночи по ольтинской дороге. Для пресечения неприятелю этого пути, была поставлена поперек его довольно густая цепь из 8-ми сотен кавалерии, высланных из отрядов Унгернштернберга и князя Дондукова (8). В засаде, по обе стороны сел. Джавры, находились: 4-й и 5-й эскадроны Нижегородского драгунского полка, полсотни милиции и конно-ракетная команда, под начальством подполковника Кишинского, и сотня Донского No 21-го полка, под начальством подполковника Лошакова. Прочие войска обоих отрядов и весь отряд Бакланова готовились поддержать атаку.
В тот же день, перед вечером, приказано было в Карсе назначить от каждого из четырех полков регулярной кавалерии Арабистанского корпуса до 300 человек, что составило вообще около тысячи всадников; к ним присоединили 400 артиллерийских лошадей с 200-ми рядовых и несколько сот баши-бузуков. С наступлением ночи, генерал Виллиамс и Керим-паша проводили отряд за Чахмахские высоты, отдав войскам приказание -- идти со всевозможным соблюдением тишины и порядка.
Ночь была очень темна. В 10 часов, цепь от конно-мусульманского No 3-го полка услышала шум движущихся войск, по дороге от Чахмаха к Джаврам. На оклик нашей цепи ответа не было. Тогда подполковник Лошаков, не имея возможности распознать -- какие это были войска, приказал сделать несколько выстрелов вверх и, благодаря отблеску их, увидев вблизи себя Турок, тотчас ударил на них с своими Донцами. Эта атака пришлась в тыл трех передних неприятельских полков; артиллеристы с заводными лошадьми, испуганные внезапным нападением, большею частью, повернули назад в Карс, а полк, шедший в хвосте турецкой колонны, кинулся вправо. Как только раздались в цепи выстрелы, подполковник Кишинский с Нижегородскими драгунами ударил в тыл передним полкам; вслед затем, бросился в помощь Лошакову Унгернштернберг с Донцами; а несколько спустя, также принял участие в общей свалке, прибывший из Бозгалы, князь Дондуков-Корсаков, с 3-м эскадроном, одною сотнею казаков и 4-мя ракетными станками.
Между тем взошла луна, и, при свете ее, преследование неприятеля могло быть произведено в большем порядке. Часть турецкой кавалерии кинулась к Самовату, а другая спешилась и засела в ущелии близ сел. Чифтликая, но вскоре была выбита оттуда ракетами и обратилась в бегство по различным направлениям; те же всадники, которые оставались в сомкнутой массе, двинулись по дороге к селению Сорхунли. Неприятель, уходивший врассыпную, был преследуем казаками и милицией, а за главною массою направились драгуны с ракетною командою. Турки, спешившись, собрались в две большие толпы и открыли беглый огонь по драгунам, но были сбиты и отступили в беспорядке к сел. Сорхунли, где, засев в домах, встретили драгун сильною пальбою. Полковник князь Дондуков, оставя 4-й эскадрон преследовать бегущих, оцепил селение и с рассветом заставил Турок сдаться.
Между тем, еще около полуночи, полковник Шульц, находившийся с отрядом у селения Ах-кома, услыша выстрелы со стороны Самоваты, выслал в ту сторону сотню конно-мусульманского No 1-го полка, которая встретила отделившийся, в самом начале дела, Арабистанский полк и, неожиданно ударив на него, рассеяла по ущелью, где уходившие Турки были перехватаны поодиночке. Около двух часов пополуночи, полковник Шульц, узнав о появлении Турок со стороны сел. Чигригана, отправился на перерез пути их следования, с одною сотнею конно-мусульманского No3-го полка. Когда же Турки, при встрече с ним, засели за каменьями, он послал за бывшею на сенокосе 4-ою карабинерною ротою Белевского полка, а кавалерии приказал занять дорогу в тылу неприятеля. Стрелки Белевской роты выбили Турок, которые, вскочив на лошадей, бросились бежать, но, будучи остановлены нашими всадниками, снова спешились и окружив себя лошадьми, открыли пальбу; вслед затем прибежали Белевцы, и тогда неприятель, уже потеряв 25 человек убитыми и не видя возможности к дальнейшему сопротивлению, положил оружие (9).
Войска наши преследовали неприятеля до самого перевала в гельский санджак и 23-го августа (4-го сентября) возвратились в свои лагери.
В этом деле, по самым умеренным показаниям, убито 125 Турок; в плен взято: штаб-офицеров 2, обер-офицеров 19, сувари и топчи (нижних чинов регулярной кавалерии и артиллерии) 200. В числе пленных штаб-офицеров находился один, служивший поручиком в гвардейском кавалерийском полку Авни-бея, состоявшем в 1833-м году при десантном отряде генерала Муравьева. Отбито три штандарта регулярных кавалерийских полков. Захвачено 800 лошадей и вьючных лошаков, множество оружия и амуниции. С нашей стороны: убито нижних чинов и милиционеров 3, ранены 3 офицера и 10 нижних чинов и милиционеров, контужено нижних чинов 3, всего же урон наш -- 19 человек (10).
Последствием этого ночного побоища было почти совершенное уничтожение кавалерии неприятеля, который, с той поры, лишился возможности производить фуражировки. Несмотря на постоянное уменьшение дачи солдатского провианта, которая наконец ограничивалась тремя четвертями фунта хлеба и горстью риса, запасы в крепости быстро истощались. Чтобы продлить сопротивление гарнизона, Виллиамс стал высылать из города жителей: но все такие выходцы, и даже женщины и дети, по приказанию генерала Муравьева, были обращаемы назад. Некоторые из жителей вздумали было являться на наши аванпосты, объявляя себя перебежчиками; но и эта уловка не удалась: главнокомандующий приказал принимать из числа их только тех, которые приходили с оружием; все же прочие были отсылаемы обратно в Карс.
Со времени расположения нашего действующего корпуса на Карс-чае и тесной блокады Карса, Турки были принуждены отказаться от прямого сообщения с Эрзерумом чрез Саганлугский хребет, но все еще имели надежду получать жизненные запасы по окольной дороге на Ольту. Впрочем и на этом пути стоял отряд Базина, у сел. Омер-аги. Несмотря однако же на то, неприятель собрал значительные запасы провианта в Ольте и Пеняке и выслал туда же из Эрзерума сильный отряд с артиллериею, под прикрытием которого обозы с провиантом должны были, перейдя через хребет Канлы-тепе, выдти на ардаганскую дорогу и прорваться чрез наши посты в Карс.
Как только получено было в нашем лагере от лазутчиков сведение о появлении в Пеняке турецких войск, то главнокомандующий выслал отряд, под начальством генерала Ковалевского, к сел. Баш-кёв, где производилось сенокошение особым отрядом полковника Серебрякова. Вместе с тем были сделаны изменения в составе блокадных отрядов, заключавшиеся в том, что часть войск, стоявших по правую сторону Карс-чая, была переведена на левую сторону этой реки. Войска генерала Ковалевского, выступив из лагеря при Чифтликае, без ранцев и палаток, в ночи с 28-го на 29-е августа (с 9-го на 10-е сентября), прошли в сутки 50 верст и, соединившись с отрядом Серебрякова у Агджи-кала, близ Баш-кёв, находились в следующем составе:
Пехота.
3-й баталион Лейб-карабин. полка.
1
батал.
Виленского егерского полка.
3
"
2-й батал. Тульского егерск. полка.
1
"
4-й батал. Мингрельского егерск. полка.
1
"
Кавказского стрелкового батальона.
1/2
"
Кавказского саперного батальона.
1/2
"
Итого 7 батал.
Кавалерия.
Нижегородского драгунского полка
6
эскадр.
Тверского драгунского полка
1
"
Новороссийского драгунск. полка
1
"
Сборного лин. казачьего No 1-го полка
3
сотни.
Сборного лин. казачьего No 2-го полка
2
"
Конно-мусульманского No 1-го полка
3
"
Охотников Лорис-Меликова
2
"
Итого 8 эскадрон. и 10 сотен.
Артиллерия.
18-й артил. бриг.
Легкая No 7-го батарея
8
орудий.
Легкая No 8-го батарея
8
"
Донская конно-казачья No 7-го батарея
4
"
Конно-ракетная команда
8
станк.
Итого 20 орудий и 8 станк.
Из расспросов о путях, ведущих от Агджи-калы в Пеняк, оказалось, что все они проходили чрез горы и были весьма трудны, и что лучший из них, единственный, по которому было возможно провезти артиллерию, вел чрез селения Арсинек и Косур, к Пеняку, на протяжении около 70-ти верст. Как успех предприятия зависел преимущественно от нечаянности нападения, то генерал Ковалевский решился на форсированный переход в одне сутки к Пеняку. Пехота его выступила от Агджи-калы, 30-го августа (11-го сентября), в три часа утра; а кавалерия, под начальством князя Дондукова, часом позже. Доведя пехоту до Вартаныкского подъема, Ковалевский остановил ее, пропустил кавалерию и отправился с нею вперед сам, а прочим войскам приказал следовать за собою, для облегчения марша, в двух эшелонах, под командою майора Кобиева и полковника Шликевича. Войска двинулись налегке, оставя все свои тяжести в сенокосном лагере и взяв с собою только 4-х-дневную дачу хлеба. Во втором часу пополудни, кавалерия взошла на высокую гору, с которой можно было видеть в зрительную трубку белевшиеся у Пеняка палатки турецкого лагеря и убедиться в трудности доступа к нему, по крутому поросшему лесом спуску. Генерал Ковалевский тут сделал небольшой привал, выслал казаков за селение Арсинек, для прерывания сообщений между жителями и неприятельскими войсками, и послал приказание Кобиеву -- ускорить движение второго эшелона, а сам, оставя артиллерию, с прикрытием одного дивизиона Нижегородского полка и двух конно-мусульманских сотен, под начальством полковника Долотина, быстро двинулся с прочею кавалериею по крутому ущелью. Беспрестанно встречавшиеся на марше усеянные камнями подъемы и спуски чрезвычайно затрудняли движение, но, несмотря на то, наша кавалерия, в 3-м часу пополудни, миновала Арсинек, а в 5 часов пришла в Косур. Шедшие в авангарде охотники Лорис-Меликова, встретив несколько баши-бузуков, обменялись с ними пистолетными выстрелами: таким образом наше движение было открыто, а до неприятеля, стоявшего за селением Пеняком, оставалось еще около десяти верст.
По прибытии в Косур, Ковалевский послал приказание Долотину присоединиться к нему; тогда же были высланы вперед 4 сотни Линейных казаков, ракетная команда и сотня охотников, под начальством старшины Демидовского. Для указания же дорог и направления действий, с этим отрядом был послан генерального штаба капитан Романовский, которому главнокомандующий поручил составление первоначального предположения для высылки отряда к Пеняку. Сперва имелось в виду направить туда легкую кавалерию, но потом, вследствие полученных известий о большом сборе Турок у Пеняка, это предположение было изменено и послана была колонна Ковалевского в указанном составе. Высланному вперед из Косура отряду было приказано, в случае отступления Турок, преследовать их неотступно; если же они останутся в занятом ими расположении, то завязать дело и стараться задержать неприятеля до прибытия остальной кавалерии, которую генерал Ковалевский поспешил стянуть к Косуру и, не выжидая Долотина, двинулся с двумя дивизионами драгун и с остальными казаками в след за высланным отрядом.
Турецкий лагерь был расположен в расстоянии около полуторы версты от селения, у конца ущелия, чрез которое проходила единственно возможная для движения войск дорога от Косура к Пеняку. Далее -- ущелье, почти в перпендикуляр-ном направлении, пересекалось долиною, версты в две шириною, по которой шла дорога вправо к сел. Панжрут, лежащему верстах в 18-ти от Пеняка, где, по имевшимся сведениям, также собирались в значительных силах Турки. За этою долиною возвышались горы, через которые, для отступления турецких войск на Ольту и Эрзерум, пролегали только две дороги. Турецкий отряд, расположенный у Пеняка, состоял, (как оказалось . впоследствии), из 1,500 человек регулярной кавалерии, тысячи баши-бузуков и нескольких сот пеших кавалеристов (вероятно ушедших из Карса), с 4-мя горными орудиями, Начальник отряда Али-паша расположил свои главные силы, два полка регулярной кавалерии с 4-мя орудиями, по сю сторону речки, в расстоянии около версты от выхода дороги из ущелия, и занял спешенными всадниками горные вершины, которыми оканчивалось ущелье, а всех баши-бузуков выслал вперед, на встречу казакам, полагая, что огонь стрелков с гор и большая масса баши-бузуков поставят наш отряд в крайне затруднительное положение и подготовят удар его главных сил. Такой расчет мог бы оправдаться при менее высоком качестве наших войск и при меньшей распорядительности их начальников. Действительно было нелегко восстановить порядок в колонне, растянувшейся по десятиверстному ущелию; но войска наши состояли из закаленных в боях линейных казаков, а начальники их своими распоряжениями доказали, что умеют ценить время и действовать сообразно обстоятельствам в решительные минуты.
Давно уже тяготясь малодеятельною ролью, которою ограничивались их действия при обложении Карса, Линейцы, ввиду предстоявшей встречи с неприятелем, понеслись вскачь, (как они обвыкли выезжать по тревоге), вдоль ущелия, отделяющего Косур от Пеняка. Такая скачка, на протяжении нескольких верст, после пройденных в тот день шестидесяти, весьма естественно повела к тому, что высланные сотни растянулись чрезвычайно и что головная часть их появилась у Пеняка в весьма небольшом числе. Это было в 6 часов пополудни. Но, несмотря на свою малочисленность и на огонь стрелков, рассыпанных по ближайшим высотам, передовая сотня, князя Туманова, бросилась в шашки на встретивших ее, не доходя Пеняка, баши-бузуков, и на плечах их ворвалась в селение. Затем, когда на марш-марше была вызвана капитаном Романовским ракетная команда, начальник ее, сотник Вакульский, несмотря на утомление своих людей, открыл действие с таким успехом, что вся масса баши-бузуков подалась назад, а турецкие стрелки, занимавшие высоту, поспешно удалились на верхние уступы, откуда огонь их был для нас совершенно безвреден. Таким образом селение Пеняк, прикрывавшее выход из ущелья, было в наших руках. Капитан Романовский тотчас послал о том донесение генералу Ковалевскому, а Демидовский озаботился приведением в порядок постепенно прибывавших казаков и построением сотен для атаки.
Атаковать неприятеля непосредственно после занятия селения было бы несогласно с полученным приказанием, на основании которого надлежало выждать прибытия генерала Ковалевского. Но обстоятельства побудили нас ускорить атаку. Стесненная и не-удобная для расположения войск местность позади селения заставила вывести несколько вперед строившиеся сотни; к тому же, истощался запас боевых ракет, а между тем Али-паша, несмотря на потерю селения, готовился к атаке. Отозвав баши-бузуков на линию построенной им к атаке регулярной кавалерии, он открыл огонь из орудий. Оставаться нашим сотням, уже готовым к бою, под выстрелами неприятельской батареи, при истощившемся запасе ракет, было бы неосновательно, и потому наши казаки кинулись в атаку. Молодецкий вид линейцев, стройными лавами ударивших на Турок, поразил ужасом неприятеля и заставил его замедлить атаку. В то же время у выхода из ущелья появилась еще одна сотня линейцев, высланная вперед генералом Ковалевским, за которою шел он сам на рысях с драгунами. Завидя подкрепление, войсковой старшина Демидовский направил есаула Сердюкова с одною сотнею для удара в правый фланг Турок, а остальные сотни, под начальством войскового старшины Тришатного -- понеслись прямо с фронта.
Турки, не выждав удара, обратились в бегство, сперва право-фланговый, а потом и лево-фланговый полк; примеру их последовали и все прочие неприятельские войска. Есаул Сердюков взял с боя одно орудие, остальные же ушли вместе с их прикрытием. Али-паша покушался остановить бежавшие войска, и если не был убит окружавшими его казаками, то спасся, вероятно, только благодаря капитану Романовскому, который, усмотрев раненого, но все еще продолжавшего сопротивляться, пашу, успел остановить казаков. Али-паша был захвачен в плен. Главная масса Турок бежала по ольтинской дороге, а другая к селению Котык. Капитан Романовский, собрав по возможности казаков, из которых одни были увлечены в разные стороны преследованием бежавших Турок а другие кинулись в их лагерь, направил казачьи сотни по ольтинской дороге. Линейцы гнали неприятеля на протяжении 15-ти верст, и только наступившая темнота и совершенное утомление лошадей заставили их прекратить преследование, в продолжении коего взяты ими еще два орудия, четвертое же захвачено на дороге в сел. Котык, куда сам Ковалевский послал часть своей колонны. Урон неприятеля простирался одними убитыми до 300 человек. В плен взяты, кроме начальника отряда Али-паши, один офицер и 45 нижних чинов. С нашей стороны убитых не было; ранены 2 казака и 6 милиционеров.
Таким образом участь боя была решена пятью казачьими сотнями. Появление драгун, грозы Турок, послужило только к устрашению неприятеля. Полковник Долотин, с своими орудиями, прибыл в Пеняк уже ночью, пройдя в восемь часов 40 верст, по такой дороге, которая считалась совершенно неудобною для движения артиллерии; эшелон майора Кобиева пришел на следующее утро; а эшелон полковника Шликевича, достигнув спуска к сел. Арсинеку, получил приказание остановиться. В тот же день, 31-го августа (12-го сентября), Ковалевский, с большою частью кавалерии, отправился в Панжрут, откуда продолжал движение под Карс, приказав пехоте идти туда же обратно на Баш-кёв (11).
Донесение о победе при Пеняке было получено в нашем лагере 31-го же августа (12-го сентября), вечером, уже после зори. Главнокомандующий, обрадованный этим известием, вышел из своей палатки, поздравляя всех встретившихся ему офицеров и солдат с одержанною победою, и приказал полковнику де Саже пустить как можно более ракет, а полковой музыке играть во всех концах лагеря. На другой день был послан в крепость парламентер, который узнал от одного из неприятельских офицеров, что Турки, удивленные нашим фейерверком и музыкою, игравшею в такую позднюю пору, приняли наше торжество за празднование дня тезоименитства Государя Императора [ Один из участников осады Карса пишет, будто бы на вопрос нашего парламентера: "что думали в крепости о ракетах, музыке и криках ура?" -- турецкий офицер отвечал: "мы думали, что вам дали нового сардаря" (главнокомандующего) ].
4-го (16-го) сентября, в сумерки, генерал Ковалевский подъехал к палатке главнокомандующего и представил ему Али-пашу, которому, по приказанию генерала Муравьева, тогда же была возвращена сабля. Али-паша, стройный, большего роста, лет 60-ти, состоял в чине, равняющемся генерал-лейтенанту. Он был весьма уважаем в народе и войске за его храбрость и продолжительную отличную службу. Будучи представлен нашему главнокомандующему, он, в порыве хвастливости, обычной Туркам, сказал: "Сардарь! Взятие меня в плен стоит взятия Карса" (12).
Утром 5-го (17-го) сентября, был отслужен благодарственный молебен за дарованную победу, и при возгласе: "Тебе Бога хвалим" раздалась пальба из 4-х отбитых при Пеняке орудий. За тем, у походной церкви, окруженной войсками, генерал Муравьев раздавал в каждую часть их маленькие иконы Ростовских чудотворцев, присланные из Ростова тамошним купцом Рахмановым; первые две были вручены вызванным из строя Ярославцам, лично знавшим благочестивого жертвователя, известного многими добрыми делами (13).
При возвращении отряда Ковалевского, в рядах его войск появилась холера, от которой умерли несколько драгун и казаков.
Несколько дней спустя, 7-го (19-го) сентября, обнаружились признаки эпидемии и в лагере. Немедленно были приняты самые деятельные гигиенические меры: приказано носить набрюшники; вместо трех чарок вина, положенных на каждого из нижних чинов в неделю, стали отпускать по пяти; запрещено ловить рыбу и купаться, а маркитантам -- продавать рыбу и фрукты; учения были прекращены и, вместо их, введены различные гимнастические упражнения. Эти распоряжения оказали благоприятное влияние на здоровье людей; хотя холера продолжалась до начала ноября, однако же число заболевших ею не превосходило 1,070 человек, из коих умерло всего 380. Несравненно губительнее она была в Карсе, где появилась эпидемия также в начале (в половине) сентября (14).
Между тем в наших лагерях ходили слухи о высадке Турок у Батума и других пунктов, и о движении значительных сил на выручку Карса. Хотя эти слухи не подтвердились достоверными сведениями, однако же наши войска оставались в постоянном ожидании неприятеля, которого появление могло повести к снятию осады, следовательно к уничтожению трехмесячных усилий Действующего корпуса. Возможность прибытия турецкого вспомогательного войска озабочивала каждого и тем более нашего главнокомандующего, который, откладывая штурм до осени, по соображениям, изложенным им в письме к военному министру от 6-го июня, поступил несогласно с общим желанием войска штурмовать Карс немедленно по прибытии к нему Действующего корпуса. В этой-то озабоченности и должно признать главную причину, побудившую генерала Муравьева решиться на штурм в сентябре, тем более, что мы не могли наверно знать, сколько именно жизненных запасов оставалось в Карсе.
Главнокомандующий, желая иметь сколько-нибудь определительные сведения -- по какое время Анатолийская армия могла держаться в Карсе, поручил подполковнику Кауфману 2-му сделать приблизительное исчисление запасов, которые оставались в обложенной крепости. Основаниями для такого расчета послужили: показания жителей о количестве и величине вьючных транспортов с хлебом, приходивших в Карс зимою и весною; показания жителей и лазутчиков о количестве хлеба, хранившегося в карсских магазинах и мечетях, и довольно верные сведения о количестве зерна, ежесуточно перемалываемого на тамошних мельницах. Подполковник Кауфман также принял в соображение убыль гарнизона и все случайности, которые, на основании опыта, могли служить в выгоду, либо невыгоду гарнизона. Исчисление остающихся запасов показало три эпохи, в которые продовольствие в Карсе, по всей вероятности, должно было совершенно истощиться, именно: 25-е сентября (7-е октября), 13-е (25-е) октября и 10-е (22-е) ноября. Вернейшего, более точного расчета нельзя было вывести, тем паче, что сами турецкие начальники не имели по этому предмету никаких определительных сведений (15).
Опасения на счет неприятельской высадки не были напрасны. Действительно -- в это время, Союзники, после долгих колебаний, наконец решились приступить к освобождению Карса. Еще в июне, Омер-паша, наскучив своим бездействием и тою жалкою ролью, которая была предоставлена турецкой армии в Крыму, возбудил вопрос о высадке 25-ти тысяч Турок на берега Мингрелии и движении их на Кутаис, и далее к Тифлису, что, по его мнению, послужило бы к ослаблению блокадного корпуса, заставя Муравьева отделить часть войск для защиты Закавказья и обеспечения сообщений с Россиею. На военном совете, собранном по этому поводу генералом Пелисье, план Омер-паши не был одобрен. Сам Пелисье не придавал большого значения Карсу и заботился несравненно более о покорении Севастополя, нежели о защите Малой Азии. Не успев склонить Союзников к согласию на свое предложение, Омер отправился в Константинополь, где надеялся найти более действительную поддержку, но и там встретил сопротивление со стороны английского правительства, которое, основываясь преимущественно на донесениях Виллиамса, прежде настаивало на поддержании турецкой армии высылкою к ней подкреплений прямо чрез Трапезонт и Эрзерум. Сообразно тому, Омер-паша, сделав распоряжения к амбаркации войск, назначенных в состав десантного корпуса, в Евпатории, Варне и Константинополе, прибыл в начале (в половине) сентября в Малую Азию, посетил Трапезонт, Батум, Поти, Редут-Кале и Сухум-Кале, осмотрел расположенные в этих пунктах войска и сделал распоряжения по продовольственной и перевозочной частям, на случаи движения вспомогательного корпуса из Батума к Карсу; тогда же приступлено к разработке дороги на Кулу, чрез Аджарию. Из Батума он известил Виллиамса, что чрез 20 дней надеется придти в помощь карсскому гарнизону. Письмо Омера, полученное Виллиамсом 11-го (23-го) сентября, почти одновременно с известием о занятии Союзниками Севастополя, возбудило общий восторг в Карсе (16). Раздались салютационные выстрелы с цитадели; но эта пальба вскоре была прервана и заменилась боевыми выстрелами с Карадага, вызванными смелым поиском Бакланова.
Заметив, что Турки несколько дней сряду высылали своих лошадей с фуражирами на пастбище к востоку от крепости, Бакланов устроил засаду и отхватил часть неприятельской партии; здесь было изрублено до 30 Турок и взято в плен 12. В этом деле весь урон наш состоял в одном раненом юнкере городской милиции, молодом князе Казбеке, под которым была убита лошадь; сам он, получив две раны пикою в бок и одну саблею в голову, подвергался явной гибели, но спасен известным. своею храбростью Имеретинцем Гватуа, который, будучи дружен с Казбеком, бросился ему в помощь, изрубил трех Турок и привез раненого на своей лошади (17).
Известие о падении Севастополя было получено в русском лагере 12-го (24-го) сентября. Лазутчики наши сообщили также сведение о выступлении Омера-паши с войском из Батума по аджарской дороге. Омер-паша уже давно был известен нашему главнокомандующему. В 1833-м году, когда генерал Муравьев высадился с десантом в Босфоре для защиты Царьграда от Мегмеда-Али-паши египетского, Омер-ага, знавший турецкий и немецкий языки, был назначен сераскиром Хозревом-пашею состоять при штабе русского вспомогательного отряда и находился при обер-квартирмейстере наших войск, полковнике Менде. Генерал Муравьев был доволен им и, вместе с другими лицами, представил его к награде турецкому правительству.
Около половины (в конце) сентября подтвердились слухи о наступлении к Карсу турецкого вспомогательного корпуса. Действительно -- Омер двинулся было на выручку Карса, но, сделав два перехода, по горным дорогам, до сел. Кулыг обратился назад к Батуму.
Генерал Муравьев, зная, что Омер-паша успел собрать от 35-ти до 40-а тысяч довольно хорошего войска и имел намерение двинуться одновременно от Батума к Ахалцыху и от Эрзерума к Карсу, полагал, что наступление неприятеля в таких значительных силах могло побудить нас к ослаблению, либо даже к снятию блокады Карса, и что, в таком случае, остались бы напрасными все наши прежние труды и жертвы. Единственным средством предупредить столь невыгодный исход дела был штурм Карса. Уничтожив армию, обложенную в крепости, не трудно было справиться со вспомогательным корпусом. По-видимому все обстоятельства ручались в успехе этого предприятия: изнурение карсского гарнизона и превосходное состояние нашего Действующего корпуса; общее желание всех и каждого довершить труды целой блистательной кампании решительным ударом и отмстить за падение Севастополя; постоянные удачи при каждой встрече с неприятелем.
Решась на штурм, главнокомандующий собрал 15-го (27-го) сентября военный совет и предложил на его обсуждение вопрос о предстоявших действиях. В совете участвовали: генерал-лейтенанты: Бриммер, Ковалевский и князь Гагарин; генерал-майоры: Майдель и Броневский и полковник Кауфман 1-й. Генерал Муравьев открыл совещание объявлением, что Омер-паша с 80-ю тыс. человек высадился в Батуме и идет на освобождение Карса. По мнению главнокомандующего -- "следовало овладеть крепостью и потом идти на встречу паше; овладеть же немедленно Карсом можно было не иначе как штурмом". Затем, когда генерал Муравьев обратился к генералу Бриммеру, желая знать его мнение. Бриммер сказал: "сколько мне кажется, если Омер-паша действительно высадился в Батуме, то он не может вскоре придти к Карсу, по плохим дорогам"... Главнокомандующий прервал его, сказав: "паша может здесь быть через неделю". -- В таком случае -- отвечал Бриммер -- вашему высокопр-ву лучше известно положение Карса, и можем ли мы ожидать сдачи крепости до прибытия Омера-паши". -- "В этом я не уверен -- отвечал генерал Муравьев -- и полагаю, что необходимо или побить пашу, или взять Карс до его прихода... Так вы согласны на штурм? -- "Согласен" -- сказал Бриммер. Прочие члены военного совета изъявили такое же мнение. Заметим однако же, что не участвовавший в совете, генерал Бакланов, известный своею решимостью и смелостью, просил доложить от его имени главнокомандующему, что возведенные Турками в последнее время укрепления весьма сильны и что некоторые из них не означены на имевшихся у нас планах.
Впрочем -- на совете не было сделано никаких возражений против штурма. Не то было когда генерал Муравьев стал читать составленную им диспозицию к штурму. Предполагалось направить главную атаку на Шорахские и Чахмахские высоты, на том основании, что занятие высот, командовавших цитаделью, городом и нижним лагерем, должно было решить обладание Карсом; но, вместе с тем, для второстепенной атаки -- против нижнего лагеря назначены были довольно значительные силы, что ослабляло атаку на главном пункте. Таково было мнение всех членов военного совета. Генерал Броневский горячо отстаивал его, и хотя главнокомандующий на сей раз не согласился с ним, однако же, вскоре затем, изменил прежнюю диспозицию и несколько усилил войска, назначенные для главной атаки (18).
Шорахские высоты, на которых была расположена передовая линия турецких укреплений, простираются на 21/2 версты; их гребень находится в расстоянии от Карса версты на три, они отделяются от Чахмахских высот ложбиною, которая спускается к югу до левого берега Карс-чая, а к северу оканчивается оврагом, на дне коего лежит сел. Чахмах. На северном конце Шорахских высот находится весьма скалистая и почти неприступная гора Ширшане, прозванная нами баши-бузукскою горою, северо-восточная покатость которой, для обстреливания Чахмахского оврага, была занята небольшою батареей. Влево же (к югу) от горы Ширшане, Шорахский хребет, на протяжении полуторы версты, был укреплен следующим образом: на правом фланге, в виде вогнутой дуги, тянулись окопы, под названием Ренисонских линий; в центре находился редут Юксек-табиа с двумя выдвинутыми вперед батареями: Гюрджи-табиа и Кая-табиа или Ярым-ай; на левом же фланге полковник Лек отодвинул оборонительную линию сажень на 200 от гребня высот, вероятно, с тою целью, чтобы не иметь вблизи перед укреплениями мертвого пространства, образуемого крутою покатостью гор, и доставить этой части линии фланговую оборону с южного фаса ре-дута Юксек-табиа. Укрепления левого фланга состояли из редута Тахмас-табиа, по сторонам которого тянулись окопы: вправо на сто шагов и влево, по покатости к берегу Карс-чая, до батареи Гуссейн-табиа -- на 400 шагов. Вообще же Шорахские укрепления хотя, по недостатку времени, не превосходили своими размерами полевых укреплений, однако же вместе с Чахмахскими линиями доставляли возможность упорной обороны, тем более, что все доступы к ним были затруднены крутыми подъемами с ложементами для стрелков (19).
Что касается до вооружения артиллерией и занятия войсками турецких укреплений, то главным источником сведений об этих предметах служат показания Венгерца Кмети (Измаила-паши), которому была вверена оборона Шорахских высот. По его свидетельству, редут Тахмас-табиа, с примыкавшим к нему ретраншаментом, был вооружен двумя крепостными и девятью полевыми орудиями, и в нем находилось три арабистанских батальона, (в числе коих один стрелковый за левым длинным крылом). В редуте Юксек-табиа с обеими передовыми батареями стояло три крепостных и семь полевых орудий и три арабистанских батальона. Гвардейский стрелковый баталион, с двумя эскадронами спешенной кавалерии и двумя прлевыми орудиями, занимал Ренисонские линии. Общий резерв войск, оборонявших Шорахские высоты, в составе двух арабистанских баталионов, с пятью полевыми запряженными орудиями, был расположен позади Тахмас-табиа. Всего же для обороны этих высот было назначено 8 батальонов лучших турецких войск, в числе 3,900 челов. с 28-ю орудиями (20).
Для обороны "английских" линий было расположено собственно в линиях: два анатолийских баталиона, 250 Лазов и 10 орудий (3 крепостных и 7 полевых), а в сомкнутом укреплении Вели-паша-табиа: один анатолийский батальон, 150спешенных кавалеристов и 8 орудий (4 крепостных и 4 полевых).В Чим-табиа: один анатолийский батальон, 150 спешенных кавалеристов, 80 Лазов и 6 орудий (4 крепостных и 2 полевых). Кроме того, одно орудие стояло на отдельной скале Лаз-тепе, у самого берега Карс-чая, для действия картечью против наших охотников (Лорис-Меликова), беспрестанно тревоживших гарнизон Карса. Всего же на Чахмахских высотах находилось: 4 батальона, 330 Лазов и 300 человек спешенной кавалерии с ружьями, всего в числе 2,560 человек с 25-ю орудиями (21).
Вообще же на левой стороне Карс-чая, было, ежели можно верить показанию Кмети:
Пехоты -- 5,020 человек
Кавалерии -- 500 " "
Артиллерии при 53-х орудиях -- 939 " "
Итого -- 6,459 человек
Остальные войска были размещены по укреплениям нижнего лагеря и Карадага; наконец, общий резерв стоял на правой стороне Карс-чая, у внутренней ограды нижнего лагеря, где также находились мушир Вассиф-паша и Виллиамс (22).
Расположение турецких укреплений было нами предварительно исследовано и даже вычерчено, с возможною точностью, на плане окрестностей Карса. Число орудий и войск в укреплениях нам было известно по расспросам перебежчиков, которые показывали, что на Шорахских высотах находилось от 5-ти до 6-ти тысяч человек арабистанского войска. Но, к сожалению, сведения, послужившие к составлению подробного плана, были основаны на рекогносцировках, произведенных в июне и июле. Мы не знали, что Тахмас-табиа и Юксек-табиа в последние дни перед штурмом были значительно усилены и обращены в сомкнутые укрепления. Нельзя было нам также вполне ознакомиться с местными затруднениями и с устроенными в последнее время неприятелем ложементами, которые при штурме оказались важными преградами.
Главную атаку предполагалось повести с западной стороны, на Шорахские иЧахмахские высоты, которые в кампанию 1828 года были заняты нашими войсками без сопротивления, а в 1855 составляли сильнейший пункт Карса и оборонялись лучшими из турецких войск. Но зато овладение этими высотами, господствующими над городом и нижним лагерем, должно было оказать решительное влияние на успех действий.
На основании диспозиции для штурма, войска наши были разделены на несколько колонн.
В составе левой или первой колонны, генерал-лейтенанта Ковалевского, находились: Виленского егерского полка, под начальством полковника Шликевича, 3 батальона; Белевского егерского полка, под начальством полковника Неелова, 3 батальона; Кавказской гренад. артилл. бригады батарейная No 2-го батарея, штабс-капитана Красовского -- 8 орудий; кавалерия, под начальством полковника князя Дондукова-Корсакова: Нижегородский драгунский полк -- 8 эскадронов; Линейный казачий No 2-го полк -- 5 сотен; донская казачья No 7-го батарея 8 орудий и ракетная команда -- 8 станков; всего же в колонне: 2,850 чел. пехоты и 1,400 кавалерии, с 16-ю орудиями и 8-ю ракетными станками. Сборный пункт первой колонны был назначен левее и несколько впереди Обсервационной горы, откуда войскам надлежало двинуться против правого крыла неприятельской позиции (Ренисонских линий), выждав наступление Майделя.
В составе промежуточной колонны, генерал-лейтенанта князя Гагарина, находились: Ряжского пехотного полка один батальон; Тульского егерского полка 3 батальона; рота саперного и рота стрелкового батальона; 18-й артилл, бригады батарейной No 4-го батареи 4 орудия. Всего же в промежуточной колонне 2,200 человек пехоты. Сборный пункт для ней был назначен впереди сел. Шорах, правее Обсервационной горы, откуда войска должны были направиться в промежуток между Яриман и Тахмас-табиями, в связи с прочими колоннами.
В составе второй или правой колонны, генерал-майора Майделя, находились: Лейб-карабинерного Его Величества полка [ В 1855 году, Эриванский карабинерный Наследника Цесаревича полк наименован Лейб-карабинерным Эриванским Его Величества ] 3 батальона, под начальством полковника Моллера; Грузинского гренадерского полка 3 батальона, под начальством полковника Тархан-Моуравова 2-го; Мингрельского егерского полка 2 батальона, под начальством полковника Серебрякова; Ряжского пехотного полка 2 батальона, под начальством полковника Ганецкого; три роты Кавказского саперного батальона, под начальством капитана Бектабекова, и две роты Кавказского стрелкового батальона, под начальством полковника Лузанова; Кавказской гренад. артиллерийской бригады: батарейная No 1-го батарея, подполковника Брискорна, и легкая No 1-го батарея, полковника де Саже, дивизион, сформированный из горных орудий, отбитых при Пеняке, под начальством штабс-капитана Броневского; Сборный полк легкой кавалерии -- 5 сотен. Всего же в правой колонне: пехоты до 6,000 и кавалерии 400 челов., с 20-ю орудиями. Сборный пункт этой колонны был назначен у подошвы горы Стол, откуда войска должны были начать атаку в 4 часа утра, выдвинув к горе Муха батареи, под прикрытием одного батальона, для предварительного действия артиллерии по внутренности укреплений.
Вообще же для главной атаки было назначено до 11-ти тысяч человек пехоты и до 1,800 кавалерии, с 40 орудиями и 8-ю ракетными станками.
Общий резерв, под начальством генерал-лейтенанта Бриммера: Лейб-карабинерного Его Величества полка один батальон; Грузинского гренадерского полка 2 батальона; Рязанского пехотного полка 3 батальона; Ряжского пехотного полка 2 баталиона; Белевского егерского полка 2 батальона; рота Кавказского стрелкового батальона; 18-й артиллерийской бригады легкие ЖNo 6-го и 7-го батареи и дивизион легкой No 8-го батареи; 2 осадных орудия; Донского казачьего No 4-го полка 4 сотни и грузинской дворянской дружины одна сотня. Всего же в общем резерве до 5,000 челов. пехоты и до 500 конницы, с 22-мя орудиями. Сборный пункт общего резерва у развалин сел. Кюмбет, откуда к началу штурма должно было его придвинуть к подошве горы Муха.
Для содействия атаке Шорахских высот положено было атаковать английские линии на Чахмахских высотах, а для отвлечения внимания неприятеля -- произвести демонстрацию против нижнего лагеря.
Для атаки Чахмахских высот назначены были: отряд генерал-майора Базина, получивший приказание еще накануне штурма прибыть к сел. Мелик-кёв, и отряд генерал-майора Бакланова, под общим начальством Базина, в следующем составе: Белостокского пехотного полка 2 баталиона; Грузинского гренадерского полка резервный батальон; полусотня Горийской пешей дружины; Тверской драгунский полк -- 10 эскадронов; Сборного Кавказского линейного казачьего No 1-го полка и Донского казачьего No 35-го полка по пяти сотен; горской конной милиции 2 сотни; 13-й артиллерийской бригады дивизион легкой No 2-го батареи; Кавказской гренадерской артиллерийской бригады дивизион резервной батареи; Донская конная No 6-го батарея и ракетная команда. Всего же в колонне Базина до 2,400 челов. пехоты и 2,300 челов. кавалерии, с 16-ю орудиями и 8-ю ракетными станками. Сборное место колонны -- у подошвы Чахмахских гор.
Для демонстрации против нижнего лагеря, назначена колонна генерал-майора графа Нирода, в следующем составе: Тульского егерского полка 2 батальона, под начальством полковника Булгакова 2-го; Рязанского пехотного полка один батальон; Новороссийского драгунского полка 8 эскадронов; милиция полковника Лорис-Меликова -- 8 сотен; 13-й артилл. бригады батарейная No 2-го батарея подполковника Ольшевского; 18-й артилл. бригады дивизион батарейной No 4-го батареи; линейной казачьей No 13-го батареи три взвода. Всего же в колонне графа Нирода до 1,500 челов. пехоты и 1,800 кавалерии, с 18-ю орудиями (23).
15-го (27-го) сентября, в тот самый день, когда было решено штурмовать Карс, разослана ввечеру диспозиция начальникам штурмовых колонн, с приказанием не передавать ее в подведомственные им части войск, чтобы не огласить прежде временно весть о предстоявшем штурме; вместе с тем, приказано перевести исподволь из одного лагеря в другой некоторые батальоны, сообразно их распределению по штурмовым колоннам. Войска, находившиеся на сенокосе, и все отдельные команды были собраны в лагерь. Милиция Лорис-Меликова, которая могла бы подать весть в Карс о предстоящем штурме, была переведена к селению Махараджих. Для охранения главного лагеря и вагенбурга, расположенного у Каны-кёв, оставлен один батальон Рязанского полка, с дивизионом легкой No 6-го батареи 18-ой артилл. бригады, под начальством генерал-майора Шонерта; а для наблюдения эрзерумской дороги выслан к сел. Котанлы полковник Едигаров со 2-м конно-мусульманским полком (24).
16-го (28-го) сентября, накануне штурма, начальники колонн, созванные к главнокомандующему, получили окончательные приказания, для передачи их начальникам частей войск. Солдаты должны были выспаться днем и находиться в готовности к движению в следующую ночь. Людям приказано быть одетыми в шинелях, без ранцев, и иметь на себе сухарей на двое суток.
Ночь была холодная, лунная. Войска выступили из лагерей на сборные пункты, частью в 10, частью в 10 1/2 часов вечера. Первая колонна генерала Ковалевского и за нею вслед промежуточная колонна князя Гагарина направились к сел. Татлиджа, где присоединилась к пехоте кавалерия князя Дондукова-Корсакова. После двухчасового отдыха, генерал Ковалевский, вызвав к себе всех офицеров Виленского полка, обратился к ним с следующими словами: "Господа! главнокомандующий сделал нам большую честь, назначив Виленский полк в первую линию. Надеюсь, что вы оправдаете это доверие. Мы пойдем в атаку ротными колоннами. Каким бы огнем нас ни встретили, не отвечать на огонь, а прибавлять шагу и штыками выбить неприятеля из укреплений. Ранеными не заниматься; задние подберут. Назначить по 12-ти охотников от каждой роты. Идя впереди своих рот, они будут служить примером для прочих. Господа! я надеюсь на вас; передайте мои слова вашим людям".
Стали в ружье. Ротные командиры передали слова генерала нижним чинам и вызвали охотников; вышло вперед более половины людей; назначены самые надежные (25). Затем войска продолжали движение на сборный пункт и, прибыв туда в половине 4-го часа утра, построились в боевой порядок: первая линия, полковника Шликевича, состояла из 1-го и 2-го батальонов Виленского полка, в ротных колоннах; в интервале между ними находилась батарейная батарея Красовского; а позади расположился в колонне к атаке 3-й Виленский батальон, который должен был стать в промежутке между головными баталионами, когда они пойдут в атаку, оставя артиллерию на позиции. Во второй линии, полковника Неелова, стали два батальона Белевского полка, в колоннах к атаке (5-й батальон Белевского полка должен был прикрывать батарею). В резерве оставалась кавалерия князя Дондукова. Передняя линия находилась в расстоянии дальнего пушечного выстрела от неприятельских батарей.
Неприятели вовсе не ожидали штурма, и даже, заметив накануне движение в нашем лагере, думали, что мы, узнав о наступлении Омера-паши, готовимся к снятию блокады. Только один Кмети изъявлял противное мнение, полагая, что мы не уйдем, не испытав счастия на приступе. Заря уже начала заниматься и генерал Ковалевский выжидал только, сообразно диспозиции, наступления колонны Майделя, когда нечаянный выстрел одного из Виленских солдат встревожил неприятеля. Генерал Виллиамс немедленно отправился в Лелек-табию и оставался там вместе с Вассиф-пашою; полковник Лек поехал из нижнего лагеря сперва в Чим-табию, а потом в Вели-паша-табию; капитан Томпсон -- на Карадаг, а секретарь Виллиамса Чорчиль -- в Сувари-табию. Раздался вдали звук сигнального рожка; вслед затем на высоте Ренисонских линий вспыхнул огонек, загремел гул выстрела из крепостного орудия и за ним несколько других; гранаты, летя в различных направлениях, то лопались в наших рядах, то рикошетировали за наступавшими войсками. Наши орудия также открыли огонь; барабанщики ударили бой в атаку. Взойдя на небольшой холм, наша артиллерия остановилась и прекратила огонь; с неприятельских укреплений засвистали штуцерные пули. Ковалевский и Шликевич, со своими штабами, ехали впереди; за ними ускоренным шагом двигались ротные колонны, в голове которых шли офицеры.
Уже наши войска стали взбираться на гору; без выстрела, с оглушительным криком "ура", кинулись Виленцы бегом, надеясь сойтись с неприятелем и решить дело штыками. Но скалистая, усеянная крупными каменьями, крутость горы оказалась длиннее, чем мы ожидали. Пробежав по подъему ее, насколько достало сил, солдаты пошли шагом, едва переводя дух от усталости. Сквозь дым, покрывавший всю окрестность, едва можно было различить массу бруствера, увенчанного огненным гребнем ружейных выстрелов, сквозь который местами прорывалось пламя пальбы из орудий. Войска наши попали под перекрестный огонь картечи и ружейных пуль; как град, сыпались они в наступающие колонны; вторая наша линия смешалась с первою, и обе линии остановились в нескольких десятках шагов от неприятельских укреплений. Ковалевский и Шликевич, под которыми были убиты лошади, бросились вперед с шашками на-голо. Немногие остававшиеся в строю офицеры и несколько солдат устремились за ними. Охотники, уцелевшие от картечи и ружейного огня, вскочили на бруствер и пали под ударами Турок. Сам Ковалевский, смертельно раненый, был вынесен с трудом с места побоища; Шликевич, один из достойнейших штаб-офицеров Кавказского корпуса, убит на валу укрепления. В довершение бедствия, наша вторая линия открыла пальбу сзади первой, которой люди, попав между двух огней, бросились наземь, залегли за каменьями, за грудами трупов своих товарищей, за убитыми лошадьми, и открыли частый огонь; но вскоре убедясь, что им неоткуда было ожидать помощи, стали спускаться назад по скату горы, устилая его своими телами. Все дело Виленцев продолжалось не долее получаса; но в нем погибла большая часть полка, и когда остальные люди впоследствии собрались в лагере князя Дондукова-Корсакова, их рассчитали в один баталион (26).
Колонна князя Гагарина, подойдя к сел. Шораху, построилась к бою: впереди охотники всех четырех баталионов, в числе ста человек, составили цепь; за ними, в первой линии, стал 2-й батальон Ряжского полка, в ротных колоннах, а в интервале между ними расположились 4 батарейные орудия; вторая линия состояла из двух батальонов Тульского полка, в колоннах к атаке, а в резерве оставлен 4-й батальон Тульских егерей с одною ротою стрелкового батальона и одною ротою сапер.
Войска князя Гагарина, которые, на основании диспозиции, должны были атаковать неприятеля в промежутке между его редутами, несколько позже левой колонны Ковалевского, построились в боевой порядок около З?2 часов утра. Как только раздались первые выстрелы с турецких батарей, охотники кинулись вперед; но князь Гагарин остановил их и повел в атаку боевые линии, оставя орудия под прикрытием резерва. Пока наши войска двигались по равнине, урон их был незначителен; но как только они стали взбираться на высоту, где подъем постепенно становился круче и каменистее, и где неприятель заранее означил дистанции пирамидами из камней, огонь турецких штуцерных и прочей пехоты сделался более убийствен. Несмотря однако же на то, охотники, под командою подпоручиков Яцына 1-го и Симонова, бросились, по указанию генерального штаба штабс-капитана Кузьминского, на люнет Ярым-Ай; за ними устремился 2-й батальон Ряжского полка; подойдя к укреплению шагов на пятьдесят, охотники и Ряжцы кинулись вперед бегом, с криком "ура", обогнули с флангов люнет, гарнизон бежал в редут Юксек, и овладев люнетом, взяли два орудия. Увлеченные успехом, отважные Ряжцы атаковали также и Юксек-табию, но были отбиты. Сам князь Гагарин повел свою вторую линию влево, чтобы избежать смертоносного огня с фронта; но в то же самое время был тяжело ранен двумя пулями. Оставшийся старший по нем, майор Михайлов 8-й и другой батальонный командир Тульского полка майор Афремов были ранены; из шести ротных командиров, три убиты и три ранены. Среди треска пальбы, в густом дыму, Тульцы, лишившись начальников и передавая друг другу команду князя Гагарина -- принять влево, присоединились к отступавшим Белевцам, колонны Ковалевского, и отошли назад вместе с ними. Таким образом засевшие в Ярым-табии Ряжцы держались там одни еще четверть часа, но, потеряв много людей от огня из редута Юксек-табии, принуждены были очистить взятое ими укрепление, оставя там оба отбитые у неприятеля орудия и несколько раненых, в числе коих был и подпоручик Яцын; этот храбрый офицер, ограбленный до-нага Турками, не миновал бы общей всем пленным гибели, если бы не был спасен капитаном Тисделем [ По возвращении из плена подпоручик Яцын был награжден орденом Св. Георгия ].
Остальные люди Ряжского батальона продолжали держаться во рву люнета, пока капитан Тисдель, выйдя из редута Юксек-табиа, взял обратно потерянные орудия. Только тогда Ряжцы были принуждены отступить и отошли не к резерву князя Гагарина, стоявшему у селения Шораха, а к своим батальонам второй колонны Майделя, с которыми вместе продолжали сражаться. В числе убитых был батальонный командир полковник Брещинский. Сам князь Гагарин, с разбитым плечом и простреленною шеею, весь облитый кровью, шел, едва держась на ногах, и, будучи встречен одним из адъютантов главнокомандующего, на вопрос его о ране, указав на грудь, сказал: "здесь она; скажите Николаю Николаевичу, что я старался исполнить все, что мне было поручено, но -- вот видите -- более уже ничего не могу (27).
Вторая (правая) колонна, генерала Майделя, выступила из лагеря при Чифтликае, в 10 1/2 часов вечера, по направлению к горе Стол, и, сделав привал, построилась, около 3-х часов утра, в боевой порядок. В первой линии стали: на правом крыле, под начальством полковника Моллера, 1-й и 2-й батальоны Лейб-Карабинерного Его Величества полка, в ротных колоннах, в две линии, в шахматном порядке; на левом крыле, под начальством полковника Серебрякова, 3-й и 4-й Мингрельские батальоны, в таком же порядке; а в центре, между правым и левым крылом-4 горных орудия. Во второй линии, под начальством полковника князя Тархан-Моуравова 2-гог находились 4-й батальон Лейб-карабинерного и три батальона Грузинского гренадерского полков, в колоннах к атаке. Резерв, под начальством полковника Ганецкого, состоял из двух баталионов Ряжского полка, батарейной No 1-го батареи, подполковника Брискорна, и двух саперных рот. (Две стрелковые и одна саперная роты находились за первою линией). За резервом стал Сборный кавалерийский полк войскового старшины Добрынина. Около 4-х часов прибыл от главнокомандующего к войскам Майделя полковник Кауфман 1-й. По его указанию, стоявшая за второю линией 1-я легкая батарея, полковника де Сажё, с прикрытием из одной саперной и двух стрелковых рот, быстро выдвинулась вправо, на высоту близ горы Муха, а наша первая линия незаметно подошла к неприятелю на расстояние четырехсот сажен. Это было в ╬ пятого часа, и тогда же раздался первый выстрел с редута Тахмас-табиа, на который отвечали наши батареи: сперва 1-я легкая, а потом и 1-я батарейная, пристроившаяся к левому флангу 1-й легкой. Турецкая пехота, по тревоге, спешила на валы и в ложементы, и чрез несколько минут редут Тахмас-табиа и прилежащие к нему окопы увенчались огненною линией выстрелов, столь частых, что они сливались в непрерывный гул, прерываемый только громом крепостных орудий. Генерал Майдель, подведя свою первую линию на ружейный выстрел, приказал ударить бой в атаку и двинул войска беглым шагом: полковник Серебряков, с одним из баталионов Мингрельского полка, направился в промежуток между редутами Юксек-табиа и Тахмас-табиа; майор Баум, с другим Мингрельским батальоном -- несколько правее Тахмас-табии; полковник Моллер, с 1-м и 2-м батальонами Эриванцев -- еще правее, на ретраншамент, а 4-й баталион, под начальством майора Визирова, из 2-й линии двинулся поспешно в обход, по дороге близ Карс-чая. Вместе с тем, горный дивизион Броневского вынесся вперед и, снявшись со вьюков, осыпал неприятеля картечью. Ротные колонны первой линии, несмотря на усталость людей, под градом пуль7 с грозным криком "ура", пошли на штурм, выбили Турок из ложементов, вскочили на вал длинного ретраншамента и захватили стоявшие за ним орудия: из числа их два были взяты полковником Моллером с Эриванцами, а другие два- -- майором Баумом с Мингрельцами. Не столь удачна была атака Серебрякова на редут Тахмас-табию и на ретраншамент вправо (к северу) от редута, коего профиль в последнее время был возвышен со стороны горжи наравне с фасами укрепления. Генерал лично повел Грузинских гренадер на Ярыман-Ай; а генерального штаба капитану Романовскому поручил двинуть кавалерию и остальную пехоту для преследования отступавших с южного ретраншамента Турок и против других войск. собиравшихся позади укреплений. Ближайшие неприятельские толпы были опрокинуты штыками; наши гренадеры овладели передним лагерем и перекололи большую часть остававшихся в нем Турок; а конная дворянская дружина капитана князя Цицианова, сотня Сборного линейного No 1-го полка, под начальством есаула Огиевского, и Донцы No 4-го полка, войскового старшины Добрынина, пронеслись в карьер в интервал между укреплениями правее первого лагеря, порубили Турок, строившихся позади палаток, отбили знамя [ Это знамя взято 5-ою сотнею Донского М 4-го полка, под начальством есаула Катасанова ] и ворвались во второй лагерь.
Между тем генерал Майдель атаковал бата-реи вправо (к северу) от редута Тахмас-табии. Командир 7-й фузелерной роты Грузинского гренадерского полка, поручик Пиллар-фон-Пильхау 2-й, уже раненый, кинулся на батарею, устроенную возле Тахмас-табии, и, переколов прислугу, захватил 4 орудия, из которых два были увезены с батареи, а прочие два сброшены в ров [ За этот подвиг, поручик Пиллар-ф.-Пильхау был удостоен орденом Св. Георгия 4-й степ. ]. Затем, генерал Майдель направил карабинер на редут Тахмас-табию, Мингрельцев на Юксек-табию, а для связи между обеими атаками послал в промежутке их особую команду, под начальством подпоручика Богдановского, который, будучи ранен, оставался в строю, пока получил вторую тяжелую рану и упал замертво. Войска наши, поражаемые ружейным огнем с Тахмас-табии и картечью как с этого редута, так и с укреплений Юксек-табии и Гуссейн-табии, терпели страшный урон; а между тем Кмети, отразив нападение Ковалевского и князя Гагарина, устремился, с 4-мя ротами гвардейских стрелков, с Ренисонских линий на левое крыло Шорахских высот; с другой стороны подходили туда же подкрепления из нижнего лагеря. Сам Майдель был ранен пулею В руку; но остался в пылу боя при своих войсках. Тогда же были тяжело ранены: командир 1-го батальона Лейб-карабинерного полка майор Врангель, принявший от него команду майор Рогожин, командир 2-го батальона Лейб-карабинер подполковник Врангель; командир 4-го баталиона Мингрельского полка майор Баум и командир 4-го батальона Грузинского гренадерского полка майор Пирадов; убит командир 2-го баталиона того же полка майор Вальховский; многие из ротных командиров были убиты или ранены. Одновременно с началом атаки генерала Майделя, в 4╬ часа утра, полковник Серебряков, с одним из батальонов Мингрельского полка, направился в промежуток между Тахмас-табиа и Юксек-табиа; здесь подъем был так крут, что чрез каждые десять шагов должно было давать людям отдых в несколько секунд. Еще было темно, когда Мингрельцы, осыпаемые пулями, закричали "ура" и стали стрелять; но Серебряков прекратил пальбу и повел своих людей далее; когда же под ним убили лошадь, он пошел пешком впереди батальона; между тем рассвело настолько, что он мог ясно различить перед собою, саженях в 80-ти, оба неприятельские укрепления, а оглянувшись назад, увидел лишь головную часть своей колонны; прочие же люди примкнули к Эриванцами и вместе с ними штурмовали ретраншамент южнее Тахмас-табии. Полковник Серебряков, оставшись с горстью войск в промежутке между редутами, атаковал тот из них, который казался ему слабее -- Юксек-табию. Мингрельцы спустились в ров и взлезли на вал; Турки кинулись бежать из редута; но в это самое время Серебряков, стоявший у рва, получил две тяжелые раны и был унесен с места побоища; остальные его солдаты, после упорного рукопашного боя, были принуждены отступить.
По отъезде генерала Майделя, капитан Романовский дал знать о ране Серебрякова полковнику Москалеву, предложив ему принять начальство над колонною. Вскоре затем приехал от главнокомандующего, для принятия общей команды над войсками, генерал Броневский, который, тогда же будучи ранен, передал начальство старшему в чине из всех штаб-офицеров, находившихся при войсках, полковнику Ганецкому. Когда же Ганецкий был также ранен, Москалев снова принял начальство и вскоре был убит. Полковник князь Тархан-Моуравов, схватив знамя 2-го батальона Грузинского гренадерского полка, кинулся с гренадерами к редуту Тахмас-табиа; несколько человек вскочили в редут и пали в неравной борьбе; но знамя, которого древко было изломано, вынесено из толпы сражавшихся. Прибытие резервов дало нам возможность удержаться на занятой нами части не-приятельских укреплений: на левом фланге, шагах в 50-ти от ретраншамента, собралась колонна из нескольких полков, расстроенных боем; правее, левым флангом к ретраншаменту и фронтом к Тахмас-табии, была расположена 1-я батарейная батарея подполковника Брискорна. Далее вправо -- другая колонна, у палаток турецкого лагеря, была обращена фронтом частью к Тахмас-табии, частью к стороне Вели-паша-табии; еще правее, 1-я легкая батарея, полковника де Саже, стреляла ядрами и гранатами по укреплениям Сувари и Чим-табии. На канонаду нашей артиллерии, Турки отвечали из Тахмас-табии картечью, из Вели-паша-табии -- 27-ми-фунтовыми яд-рами, а из Чим-табии -- картечными гранатами; батарея Сувари действовала навесными выстрелами по нашим батареям, но не могла причинить им такого вреда, какой понесли они от канонады прочих укреплений и ружейного огня из Тахмас-табии. В 1-й батарейной батарее был убит штабс-капитан Дударов и смертельно ранен прапорщик Мензенкампф; в 1-й легкой тяжело ранены подпоручики Гасфорт и князь Гагарин. Множество людей и лошадей выбыло из фронта. 1-я легкая батарея потеряла 43 убитых и раненых нижних чинов и 58 лошадей (28).
Прибывшие на место боя три роты сапер, под командою капитана князя Бектабекова, и две стрелковые роты, под командою полковника Лузанова, присоединились к пехоте, штурмовавшей редуты, а Ряжские батальоны были оставлены при батареях. Атака против внутренних (обращенных к Карсу) фасов Тахмас-табии возобновилась с новою силою и столь же безуспешно, как и прежде. Штабс-капитан Менделеев, схватив знамя 1-го батальона Эриванского полка, бросился на редут и был ранен. Кавказского саперного батальона штабс-капитан Кокорев повел на штурм свою 3-ю роту и был убит; такую же участь имел и командир Кавказского стрелкового батальона, полковник Лузанов. Главною причиною неудачи наших атак было то, что горжи редутов состояли из стенок почти отвесных, а у нас не было лестниц.
Между тем Турки стали стягивать к левому крылу Шорахских высот войска с других пунктов, что заставило нас выдвинуть оба Ряжские батальона вперед, для прикрытия штурмующих с тыла (29). Подкрепления неприятельские состояли из двух батальонов, высланных генералом Виллиамсом из нижнего лагеря, и одного Анатолийского батальона, прибывшего из форта Вели-паша. Войсками в Тахмас-табии, с самого начала штурма, командовал Керим-паша, под которым убиты две лошади и сам он был ранен.
Главнокомандующий, по первому известию о неудаче наших атак, выслал вперед из общего резерва, стоявшего правым флангом у моста при сел. Кичик-кёв, два батальона Белевского полка, приведенные генерального штаба штабс-капитаном Уфнярским, и два батальона Грузинского гренадерского полка. Первые из них подверглись огню орудия и штуцерных, занимавших скалу у самого берега реки, и потому майору Герсеванову, с гренадерами, было приказано сперва овладеть этою скалою, а потом уже направиться в обход по правую сторону горы Муха. Но прежде еще, нежели Герсеванов приступил к атаке скалы, стоявшее там орудие было сбито выстрелами 1-й легкой батареи и турецкие стрелки скрылись, что дозволило гренадерам идти прямо на подкрепление войск, штурмовавших редуты. Возобновление атаки на редуты резервами было поручено главнокомандующим состоявшему при нем генерал-майору Вороневскому, которому приказано также принять начальство над всеми войсками, сражавшимися на Шорахских высотах. Ободренные им Белевцы смело пошли в огонь; но, будучи отбиты, примкнули слева к расстроенной нашей пехоте, залегли во рву ретраншамента и завязали бесполезную перестрелку. Вслед затем Броневский, едва успев достигнуть занятого нами ретраншамента, был тяжело ранен в плечо штуцерною пулею. Полковник Ганецкий 2-й, оставшись старшим при сражавшихся войсках, выдвинул вперед 1-й баталион Грузинских гренадер и 5-й батальон своего (Ряжского) полка, бросился вперед со знаменем в руках и повел оба батальона на штурм Тахмас-табии, а 3-й батальон Грузинских гренадер и часть бывших прежде на позиции войск направил на Юксек-табию. Эти батальоны добежали до самого рва редутов; несколько человек вскочили на вал; но убийственный перекрестный огонь заставил нас отступить. Здесь был убит, впереди своего батальона, у входа в редут Тахмас-табию с тыла, против траверса, майор Герсеванов. Принявший команду над Грузинскими гренадерами, майор князь Трубецкой, вскоре был ранен; но остался при войсках до конца боя. (Впоследствии, по засвидетельствованию всех офицеров Грузинского гренадерского полка, он получил орден Св. Георгия 4-й степени). Тогда же пали, впереди своих рот, Кавказского саперного батальона, братья Аксеновы, и тяжело ранен того же батальона поручик Купфер; а подпоручик 3-й гренадерской роты Черкасовский, несмотря на полученную им рану, снова занял оставленную нашими войсками батарею и, повернув против неприятеля захваченное там орудие, успел сделать выстрел (30).
Генерал Муравьев, желая воспользоваться ослаблением неприятеля на правом его крыле (в Ренисонских линиях), откуда часть войск была переведена влево, приказал князю Дондукову, принявшему начальство над успевшими несколько оправиться остатками колонны Ковалевского, возобновить атаку, которая, даже в случае неудачи, могла послужить к отвлечению части неприятельских сил. С этою целью, батарейная No 2-го батарея была выдвинута на прежнюю свою позицию и открыла огонь по неприятельским укреплениям, а пехоту повел вперед, уже раненый, генерального штаба полковник Рудановский; но едва лишь она успела сделать несколько шагов, как Турки осыпали ее гранатами и заставили отойти за Обсервационную тору, где отступившие войска оставались в бездействии до самого конца дела (31).
Несмотря на значительный урон, понесенный нашими войсками, генерал Муравьев все еще не решался прекратить штурм на Шорахские высоты и отступить, подвергая опасности отряд генерала Базина, действовавший с успехом против Чахмахских укреплений. Эти укрепления, известные под именем английских линий, состояли из ретраншамента с тремя редантами, против горжей коих были поставлены небольшие траверсы; со внешней же стороны доступ к редантам был прегражден волчьими ямами. Правый редант, примыкавший к обрыву против Араб-табии, назывался Тисдель-табиа, средний -- Томпсон-табиа, а левый -- Зораб-табиа; далее -- тянулись до самого обрыва невысокие окопы с редутом Вели-паша-табиа; а позади линий находилось укрепление Виллиамс-паша-табиа, прикрывавшее турецкий лагерь.
Отряд генерала Базина получил приказание -- штурмовать Чахмахские высоты в то время, когда внимание неприятеля уже будет отвлечено атаками на прочих пунктах. Чтобы повести нападение совершенно неожиданно, колеса лафетов в его артиллерии были обвязаны соломою, а пехота при движении к сборному пункту, держала ружья от дождя, чтобы лунный свет не отражался на штыках и стволах. Колонну вел сам Бакланов, которому была хорошо известна эта местность. Пехоте запрещено стрелять, и потому, при выступлении из лагеря, сняты с ударных ружей капсюли, а у кремневых надеты чехлы на огнива. Как только, около 5-ти часов утра, раздались первые выстрелы с Шорахских укреплений, генерал Базин перевел свой отряд через речку Чахмах и двинулся по горному подъему к неприятельской позиции, а подойдя к ней на расстояние дальнего пушечного выстрела, построил войска в боевой порядок: в первой линии -- 8-й и 4-й батальоны Белостокского полка, в ротных колоннах, под начальством полковника Шостака; впереди их -- охотники из всех батальонов; во второй линии -- резервный Грузинский гренадерский батальон, в колонне к атаке, с 8-ю пешими орудиями; а за левым флангом пехоты, под прикрытием горного ската, стала кавалерия с конными орудиями и ракетными станками. Генерал Бакланов, в продолжении своих поисков изучивший местность почти до самой неприятельской позиции, подошел сам с сотнею Донцов и подвел пехоту незаметно к турецким укреплениям, на расстояние картечного выстрела. Завидя наши войска, неприятель открыл огонь, в ответ на который пехота Базина, с криком "ура", без выстрела, кинулась вперед. Охотники, под командою адъютанта главнокомандующего, капитана Ермолова, ворвались в ближайшее укрепление [ В награду этого подвига, капитан Ермолов получил орден Св. Георгия 4-й степ ], которое тогда же сам Базин обошел со стороны кручи, и захватили 4 орудия. По взятии первого реданта, генерал Базин, заняв его своими орудиями и обстреляв картечью другой редант (Томпсон-табию), повел на него атаку; пехота полковника Шостака ударила в штыки на толпившихся в укреплении Турок, овладела редантом и захватила там четыре орудия и знамя. Затем -- был обращен огонь нашей пешей батареи против третьего реданта (Зораб-табии), одновременно с действием конной батареи No 6-го, подполковника Двухженого. По занятии нашими войска-ми этого укрепления, Турки бежали частью в редут Виллиамс-паша-табию, частью в город, спускаясь к реке по скалистому обрыву. Генерал Базин, в ожидании последствий наступления наших прочих колонн, занял взятые реданты спешенными донскими казаками No 35-го полка, войскового старшины Кузнецова, и направил огонь пешей батареи, под начальством командира 13-й артилл. бри-гады полковн. Тигерстета, на Вели-паша-табию, что, с своей стороны, сделал и Бакланов, обратив против турецкого шанца действие конной батареи. На этой позиции оставались наши войска более двух часов под выстрелами Вели-паша-табии и батарей с Карадага, и как Турки, оставляя взятые нами реданты, унесли принадлежности своих крепостных орудий, то мы не могли из них действовать и отвечали неприятелю только лишь огнем легкой артиллерии (32).
Генерал Муравьев, получив сведение об успехах Базина, решился поддержать атаку на Тахмас-Табию, надеясь овладеть этим редутом и войти в связь с войсками, занявшими "английские" линии. С этою целью, по совещании с генералом Бриммером, главнокомандующий приказал выдвинуть к Шорахским высотам из общего резерва один батальон, поддержав его 4-м батальоном Тульского полка, с 4-мя батарейными орудиями 18-й артиллер. бригады, из резерва колонны князя Гагарина, стоявшего у сел. Шорах, где, кроме того оставались одна саперная и одна стрелковая рота.
Для поддержания их, назначены из первой (левой) колонны пять сотен Сборного линейного казачьего No 2-го полка, а в подкрепление общему резерву -- из колонны графа Нирода, выслан один баталион с 4-мя батарейными орудиями; для укомплектования же весьма пострадавших гренадерских батарей, приказано выслать людей и лошадей из артиллерийского парка (33).
В исходе 8-го часа, генерал Бриммер, исполняя приказание главнокомандующего -- "послать еще один батальон на гору", известил о том начальника штаба, генерала Неверовского, вместе с своим собственным распоряжением: "послать с баталионом надежного штаб-офицера". Казак, постоянно состоявший при Бриммере, весьма расторопный, передал однако же его приказание неточно, сказав начальнику штаба: "генерал приказал послать в гору еще один батальон и дежурного штаб-офицера". Таким образом был назначен для новой атаки Шорахских высот 1-й батальон Рязанского полка с майором фон-дер-Бригеном, под начальством подполковника М. П. Кауфмана 2-го.
В половине 9-го, батальон, построенный в полувзводную колонну из средины, двинулся вдоль левого берега реки Карс-чая и, отойдя с четверть версты от моста, перешел через овраг и стал подыматься по косогору, правее отдельной скалы (Лаз-тепе), где находилась подбитая турецкая пушка, под прикрытием нескольких штуцерных, которые тотчас открыли огонь по нашей колонне. Как Рязанцы при входе на гору несколько растянулись, то Кауфман остановил головную часть, собрал остальных людей и построил их в колонну к атаке. Появление стройного баталиона на правом фланге войск нашей 2-й колонны, обращенных, несмотря на усилия оставшегося старшим, полковника Ганецкого, в беспорядочную толпу, было своевременно. Русская пехота стояла под неприятельскою картечью, не подаваясь ни вперед, ни назад, но мы удерживались на занятой нами позиции благодаря огню наших батарей. Таково было положение дела, когда Кауфман, подъехав к. толпе, вызвал, с согласия Ганецкого, охотников идти вперед вместе с Рязанцами. Мгновенно вышли до 120-ти человек, в числе коих 5 офицеров. Разделив эту сборную команду на две части и прикрыв ими фланги Рязанского батальона, Кауфман повел его на штурм Тахмас-табии, но, при этом движении, подвергся сильному перекрестному огню двух небольших редутов, сооруженных из камня внутри укрепленного лагеря. Рязанцы, вместе с охотниками, обратились вправо против этих редутов и овладели сперва одним, а потом и другим, переколов до полутораста Турок. Но там войска наши попали под сильную канонаду Тахмас и Вели-паша-табии. В это время, по отправлении раненых к сел. Шораху, в отряде Кауфмана оставалось только 500 человек Рязанского батальона и до ста охотников прочих полков. Несмотря однако же на то, неустрашимый Кауфман снова решился штурмовать Тахмас-табию, а находившемуся при отряде гвардии ротмистру Башмакову поручил встретить шедший от сел. Шораха 4-й Тульский батальон и направить его с другой стороны на турецкий редут. Но едва лишь Башмаков, вместе с полковником Корсаковым и коллежским асессором Папаригопуло, успел, под турецкими пулями, проехать на шорахскую дорогу, как неприятель совершенно отрезал Рязанцев от прочих войск. Подполковнику Кауфману оставалось на выбор: пробиваться назад к войскам 2-й колонны, или идти вперед и проложить себе путь на соединение с Базиным, об успешной атаке коего имел сведение еще при выступлении своем из резерва. Слыша пальбу на севере Карса в отряде Базина, Кауфман решился идти ему на встречу. Окружив свою небольшую колонну цепью стрелков, он повел ее со внутренней стороны ретраншамента, еще раз покушался овладеть Тахмас-табией и не успев в том, отвел поражаемых с нескольких сторон и раз-строенных боем своих людей в лощину, где, снова устроив их, хотел опять атаковать турецкий редут, но, убедясь в огромном превосходстве неприятельских сил, двинулся далее и послал находившегося при нем, уже раненого урядника Орехова, с известием о положении своего батальона, к генералу Бакланову (34).
Между тем, около половины 10-го часа утра, генерал Базин получил от высланных Баклановым разъездов известие о неудаче первой (левой) и промежуточной колонн. Это известие, вместе с большою потерею артиллерии в людях и лошадях, заставило Базина начать отступление. Из десяти захваченных у неприятеля орудии, он мог увезти на казачьих лошадях только три, четвертое же было сброшено с кручи к реке, а прочие заклепаны. Затем, выведя свою артиллерию из укреплений, Базин поставил ее за рвами, а пехотою занял Тисдель-табию и Томпсон-табию и ров ретраншамента, соединявшего эти укрепления. Артиллерия же, в которой оставалось под некоторыми орудиями только по две лошади и подъящиками -- по одной, была расположена вне турецких выстрелов.
В 10 часов, Базин, получив достоверное сведение о безуспешном нападении 2-й (правой) колонны на Шорахские высоты, приказал пехоте отступать. Неприятель, усилясь подкреплениями, прибывшими с правой стороны Карс-чая, тотчас занял оставленные нами "английские" линии и стал сильно напирать на отходившую назад с пальбою нашу пехоту; но, в это самое время, генерал Бакланов направил стоявший за левым флангом ее Сборный линейный No 1-го полк, под начальством флигель-адъютанта подполковника князя Витгенштейна, во фланг наступавших Турок, которые, не выдержав удара, обратились в бегство, с потерею многих всадников, изрубленных на месте. Неприятель покушался вторично выдти из своих линий, но был удержан удачным действием Донской No 6-го батареи и высланной Базином ракетной команды гвардии поручика Усова. Отойдя версты две с пехотою и получив, между тем, от Бакланова сведение об опасном положении Рязанского батальона, генерал Базин остановил свои войска и выслал Бакланова в помощь Кауфману. Трофеи отряда Базина, кроме трех увезенных им орудий, состояли в двух знаменах и 11-ти значках. Урон отряда убитыми простирался до 92-х человек, в числе коих был один обер-офицер; ранено и контужено 354 челов., из коих 15 штаб и обер-офицеров; без вести пропало 26 нижних чинов. Вообще же выбыло из фронта 472 человека (35).
В продолжении времени этих действий, Рязанцы, громимые с нескольких сторон из неприятельских укреплений и окруженные Турками, показали себя достойными славы своих однополчан, которые некогда, под начальством неустрашимого Скобелева, пробивались, в бою под Реймсом, сквозь густые массы французских войск. Подобно тому и здесь Рязанцы пролагали себе путь штыками, унося своих раненых. Получив на Шорахских высотах сведение о взятии Базином английских линий, подполковник Кауфман, под градом ружейных пуль и картечи, шел на пролом к редуту Зораб-табии, надеясь найти там своих, но, вместо того, подойдя к укреплению, был встречен оттуда выстрелами. Поражаемый тогда же из редута Вели-паша-табии и из батареи Тетек-табии, Рязанский батальон терпел урон на каждом шагу. Чтобы скрыть, по возможности, людей от неприятельской канонады, подполковник Кауфман спустился с батальоном в крутой овраг и занял края его стрелками. Неприятель бросил в овраг несколько гранат, но не успел нанести ими вреда Рязанцам. которые оставались в таком положении около получаса; когда же раздались выстрелы влево от оврага, тогда Кауфман, справедливо полагая, что ему готовилась помощь, двинулся по оврагу к сел. Чахмаху и пройдя влево от него в сел. Татлиджу, направился к лагерю у Чифтликая и прибыл туда в 7 часов вечера. Урон Рязанского батальона вообще состоял: убитыми из 67-ми нижних чинов; ранеными из 2-х офицеров и 72-х нижних чинов; кроме того, из числа охотников разных полков, состоявших при батальоне, убиты один офицер и до 70-ти нижних чинов; ранены нижн. чина; всего же из 750-ти человек выбыло: 3 офицера и 240 нижн. чинов, -- следовательно, менее трети наличного числа людей. Принимая во внимание обстоятельства, в которые был поставлен батальон, нельзя не признать причинами такого умеренного урона личные качества самого Кауфмана: его присутствие духа, быстроту соображений, находчивость и соблюдение порядка в своей части (36). В продолжении времени действий на левой стороне Карс-чая, батареи, находившиеся в колонне графа Нирода, выдвинулись вперед и, для развлечения внимания неприятеля, стреляли по нижнему лагерю; с такою же целью высланные из резервной колонны к мосту при селении Кичик-кёв, два осадные орудия неумолкаемо действовали, как по нижнему лагерю, так по городу и цитадели; а милиция, в составе восьми сотен, под начальством полковника Лорис-Меликова, несколько раз подскакивала к подошве Карадага, и даже успела отбить несколько палаток, стоявших вне вала (37). Впрочем, эти демонстрации не вполне достигли своей цели и не помешали Туркам послать несколько батальонов из нижнего лагеря на Чахмахские высоты.
Последняя попытка против Шорахских укреплений была сделана 4-м Тульским батальоном, который вместе с четырьмя орудиями капитана князя Крапоткина, 18-й артилл. бригады, был выслан из резерва на Шорахские высоты, еще в начале боя, по требованию капит. Башмакова. Но как, при нескольких возобновлявшихся атаках, части наших войск тогда смешались между собою, то капитан Романовский не ввел Тульцев на позицию, а оставил их до времени перед ретраншаментом, в лощине, где прежде стояли Ряжские батальоны. Когда же Кауфман с Рязанцами пошел на штурм, то, для содействия ему, был выдвинут и Тульский батальон. Хотя это покушение было также неудачно, как и прежние, однако же наступление Тульцев отвлекло часть неприятельских сил и способствовало Кауфману исполнить его смелое движение. Высланные же с Тульцами 4 орудия, в виду сильного огня, которому подвергался подъем на Шорахские высоты, были оставлены в ближайшей лощине, где они были скрыты от неприятельских выстрелов. Впоследствии же, около 10-ти часов утра, два из этих орудий были поставлены капитаном Романовским на высоте левее подъема, для действия по укреплению Юксек-табиа, которое, поражая картечью во фланг занятую нами на Шорахе позицию, наносило нам сильный вред (38).
В 11-м часу утра, положение дела уже не представляло надежды к успешному возобновлению штурма. В общем резерве оставалось пять батальонов; кроме того, в отряде графа Нирода три батальона и прикрывавший лагерь один баталион: следовательно, всего-на-все девять свежих батальонов, большею частью трех-ротных, в числе не более 5,000 человек. Из прочей пехоты, лишь три баталиона Базина, отступившие к Мелик-кёв, сохранили порядок и устройство; прочие же все, потерявшие почти всех своих начальников и ослабленные уроном в людях и уходом за ранеными, были совершенно расстроены. В таких обстоятельствах, главнокомандующий, по совещании с генералом Бриммером, приказал ему, взяв из общего резерва батальон Лейб-Эриванского и 2-й батальон Рязанского полков, идти к Шорахским высотам, и по прибытии туда, обсудить на месте: оставалась ли еще возможность овладеть редутом Тахмас-табиею, или нет? В первом случае, он должен был, обстреляв редут, возобновить на него нападение своими двумя баталионами; а во втором -- ограничиться прикрытием отступления расстроенной пехоты (39).
Генерал Бриммер, оставя свою пехоту вне выстрелов, выехал вперед и удостоверясь лично, что дальнейшие усилия овладеть неприятельскою позициею не подавали ни малейшей надежды успеха, решился вывести войска из дела. Прежде всего, он приказал капитану Романовскому выслать находившихся при колонне казаков, для уборки раненых, и поручил полковнику князю (Иосифу Давидовичу) Тархан-Моуравову отправить назад захваченные у неприятеля два орудия. Тогда же генерал Бриммер, донося о сделанных им распоряжениях главнокомандующему, просил его о высылке еще нескольких казачьих сотен для содействия уборке раненых. Затем генерал Бриммер, из прибывших с ним войск, поставил Лейб-Эриванский батальон майора Кобиева на высоте Лаз-тепе, растянув его по всему гребню, а батальон -- на другом возвышении. Левее и несколько позади карабинер; батареи же гренадерской артилл. бригады были отведены назад, оставя два орудия при Рязанском батальоне. Затем, по прибытии высланных главнокомандующим казаков, по сигналу, данному рожком, отступили люди, занимавшие часть рва и вала неприятельских окопов; Турки кинулись было за ними вслед, но были остановлены огнем двух батарейных орудий, остававшихся на высоте, под прикрытием сперва Рязанцев, а потом Лейб-Эриванских карабинер. При отступлении, было брошено одно из взятых нами неприятельских орудий. Сперва спустились с высот войска нашей второй колонны, потом -- баталионы, приведенные генералом Бриммером, а вслед за ними отведены назад казачьи сотни капитаном Романовским, которому было поручено общее распоряжение уборкою раненых. Войска наши в строй-ном порядке возвратились в лагерь, около 4-х часов пополудни (40).
В тот же день, блокада Карса, измененная на время штурма, была возобновлена в прежнем порядке.
По официальным донесениям генерала Муравьева, отправленным вскоре после штурма в военное министерство, урон наш показан:
Генералов
Штаб-и об.-офицер.
Нижних чинов.
Убитыми
--
76 ((*)
2,278
Ранеными
4 ((**)
124
4,832
Контуженными
--
48
164
Без вести проп.
--
--
Итого
4
248
7,274
((*) Убиты: полковники: командир Виленского полка Шликевич Ряжского полка Брещинский, командир Кавказского стрелкового баталиона Лузанов и командир кавказской грен. арт. бригады Москалев; подполковники: Виленского полка Одинцов, Белевского -- Жехаридзев; майоры: Эриванского полка; Герсевапов, Вальховский к Тер-Гукасов, Виленского -- де Жерве, Бедевского -- Скородумов.
((**) Из числа их генерал-лейтенант Ковалевский умер 21-го сентября.
За исключением же легко-раненых и контуженных, чрез несколько дней возвратившихся в ряды корпуса, мы потеряли вообще до 6,500 человек.
Урон неприятеля, постоянно сражавшегося под защитою укреплений, не превышал 1,400 человек. Из числа захваченных нами 23-х турецких орудий, вывезено 4; знамен и значков отбито 14 (41).
"Победителя не судят!" -- сказала Великая Екатерина. Зато побежденного всегда осуждает общественное мнение: те самые, которые прежде упрекали генерала Муравьева за бездействие под Карсом, не находили довольно слов для порицания его за опрометчивый штурм, стоивший так дорого и не достигший цели.
Действительно -- легко можно было усомниться в своевременности этого штурма. Ежели поводом к тому было наступление Омера-паши, то почему же наш главнокомандующий, несмотря на то и не зная еще об отбытии Омера в Мингрелию, решился продолжать блокаду Карса, с корпусом, ослабленным 7-ю тысячами человек? Конечно -- такая решимость, после отбитого штурма, заслуживает безусловное одобрение, но еще лучше было бы, если бы генерал Муравьев не обращал слишком много внимания на движения Омера-паши, (которого мог отразить частью своих сил), и не предпринял штурма.
Выбор пункта главной атаки -- на Тахмас-табию, куда была направлена большая часть войск и где находился сам главнокомандующий, был неудачен. Без всякого сомнения, нам было неизвестно, что неприятель обратил это укрепление в весьма сильный редут; но, кажется, было бы выгоднее сосредоточить по возможности войска на одном из флангов и поддерживать штурмовые колонны сильными резервами, атакуя Ренисонские линии, либо левый (южный) ретраншамент и направясь навстречу колонне Базина.
Во всяком случае трудно судить о большем или меньшем достоинстве распоряжений для какого бы то ни было штурма. Успех такого предприятия зависит от многих случайностей, которых ни предвидеть, ни отклонить -- нет никакой возможности: если бы, в самом начале боя, мы не потеряли почти всех начальников частей и множества офицеров, то, несмотря на отчаянное сопротивление защитников Карса, он, вероятно, пал бы под штыками русского воинства.