Пятое и шестое усиленные бомбардирования Севастополя.
(С 5-го (17-го) по 8-е (20-е) августа и с 24-го по 26-е августа (с 5-го по 7-е сентября) 1855 года).
Сражение на Черной, несмотря на понесенную нами неудачу, не оказало заметного влияния на решимость защитников Севастополя -- обороняться до последней крайности, но возвысило дух осаждающих войск. Тем не менее однако же ни разрушение Севастопольских укреплений, коих место обозначалось, большею частью, грудами развалин ни близость вражеских доступов к нашей оборонительной линии, не могли побудить Союзников к безотлагательному штурму; сам Пелисьё считал необходимым сперва ослабить силу Севастопольского гарнизона и довершить уничтожение его прикрытий новым -- усиленным бомбардированием. С рассветом 5-го (17-го) августа, огонь восьмисот неприятельских орудий загремел под Севастополем (1). Заколыхалась земля и разверзся сущий ад на пространстве от Малахова кургана до 4-го бастиона -- говорит один из очевидцев-участников обороны знаменитого города. У неприятеля, как и у нас, чувствовался недостаток в снарядах, но он уже не щадил их -- ни в этот, ни в следующие дни. Бомбардирование открывалось залпами; потом, в продолжении нескольких часов, неустанно раздавался батальный огонь артиллерии и рокот штуцерных; канонада более и более усиливалась, потом делалась реже и наконец, после полудня, почти совершенно замолкала. Этот, довольно правильный, перерыв длился от двух до трех часов, пользуясь чем гарнизон успевал с какою-то лихорадочною торопливостью навозить снарядов на батареи, убрать убитых и раненых, поужинать большею частью, сухарями с водою, другие же лакомились варевом, которое приносили на бастионы, под градом пуль, неустрашимые матроски. Хотя и отдано было несколько приказов и подтверждений -- не появляться женщинам на Южной стороне, однако же само начальство смотрело сквозь пальцы на явное нарушение этих приказов: по прежнему матроски под выстрелами стирали белье, носили воду и щи. На Малаховом кургане постоянно жили несколько женщин, которые доставали воду из ближайших колодцев и поили солдат и матросов в самую жаркую пальбу. Одну из них убило у колодца, близ 2-го бастиона; прочие же оставались на бастионе до конца осады, и некоторые были награждены медалями. При пятом усиленном бомбардировании, в начале (в половине) августа, перед вечером, опять раздавались залпы, за ними -- опять батальный артиллерийский огонь, а ночью -- сыпались бомбы, на всем пространстве от оборонительной линии до Северной стороны включительно, в особенности же на Малахов курган и 3-й бастион, куда нередко падало вдруг по пяти и по шести бомб огромного калибра. Близость неприятельских подступов, из которых иные находились в расстоянии около ста шагов от наших укреплений, и показания дезертиров о приготовлениях Союзников к штурму, заставляли нас быть в постоянной готовности к отпору и держать в первое время после сражения при Черной на оборонительной линии значительное число войск, что сопряжено было с огромным уроном в людях. Особенно же у нас толпились люди на батареях перед рассветом -- время самое удобное для приступа (2).
Во всем городе не оставалось безопасного уголка, где было бы можно укрыться от неприятельских снарядов. Жителей на улицах не было видно. Городские базары исчезли. Вся торговая деятельность сосредоточилась в Николаевских казармах, где часть казематов была занята лавками со всякими товарами. Несмотря на трудность и опасность доставки припасов в Севастополь. они, за исключением некоторых предметов роскоши, продавались по довольно сносной цене: фунт белого хлеба -- 10 копеек; сахару -- 40 копеек; коровьего масла -- 15 копеек. Зато бутылка портера стоила 3 рубля, а клико -- от 6-ти до 7-ми рублей.
Когда бомбы стали падать у Михайловского собора и одну из них разорвало на паперти во время Богослужения, наполнив церковь густым дымом, решено было перенести соборный храм в более безопасное место -- в Николаевские казармы, толстые своды которых могли выдерживать падение больших снарядов. Эта столь же торжественная, сколько и печальная процессия была совершена 6-го (18-го) августа, в день Преображения Господня. В самый разгар утренней канонады, шли священнослужители, в полном облачении, с тихим пением молитв, неся святые дары, церковную утварь, евангелие, образа и хоругви, под громом выстрелов, при треске разрывающихся вблизи бомб. Немногие проходящие, встречая процессию, становились на колени, осеняли себя крестным знамением и клали земные поклоны (3). Накануне и в сей день, неприятельская артиллерия сделала по 17-ти тысяч выстрелов; а с нашей стороны в оба дня -- 15,500. Гарнизон Севастополя терял ежедневно около тысячи человек, что заставило перевести на усиление его 4-ю пехотную дивизию генерал-лейтенанта Шепелева, в составе 16-ти батальонов, всего около 7,500 штыков: одна из бригад поступила на Корабельную, а другая -- в резерв Городской стороны.
Днем 7-го (19-го) августа, неприятель хотя и возобновил столь же сильную канонаду против Корабельной, однако же действовал слабее против Городской стороны; штуцерной же огонь по всей линии продолжался с прежнею силою. В этот день, как и в оба предыдущие, батареи Малахова кургана и 2-го бастиона, будучи сильно повреждены, почти прекратили канонаду около полудня; напротив того, артиллерия 3-го бастиона и смежных с ним батарей, благодаря мужеству и распорядительности начальника 3-го отделения оборонительной линии, капитана 1-го ранга Мих. Александр. Перелешина 1-го, не только заставила замолчать английские батареи Зеленой Горы, но и приняла участие в поддержании защитников Малахова кургана (4). Некоторые из французских батарей, впереди 4-го бастиона, были сильно повреждены и на одной из батарей, впереди Малахова кургана, взорван погребок (5). По ночам, и даже днем, когда утихала неприятельская канонада, по возможности, исправляли мерлоны и платформы, очищали рвы и насыпали землю на пороховые погребки, что давало возможность батареям оборонительной линии бороться с осадною артиллерией. Батареи Северной стороны обстреливали пространство между южным берегом рейда и редутами Селенгинским и Волынским, а Константиновская батарея действовала по неприятельским работам у Херсонесской церкви (6).
По ночам неприятель делал иногда фальшивые тревоги, и когда вызываемы были наши люди на банкеты, их встречал усиленный огонь осадной артиллерии. Так, в одну ночь, часу в 11-м, в английских траншеях был подан сигнал тремя ракетами, и вслед затем, вместе с канонадою против 8-го бастиона, раздались крики: ура! Наши отозвали цепь; но как в неприятельских траншеях крики и барабанный бой усилились, и в темноте нельзя было разобрать, что Англичане оставались на месте, то у нас вызвали людей на банкеты. Неприятель между тем, предвидя, что мы примем меры для его встречи, открыл по бастиону самый частый огонь. Здесь, в числе прочих, был поражен в голову осколком бомбы отважный строитель Камчатского люнета, генерал-майор И.П. Голев, командовавший по очереди с другим Севастопольским героем, генерал-майором Сабашинским, войсками на 3-м бастионе (7).
8-го (20-го) августа, во время самой жаркой канонады, посетил Севастополь главнокомандующий, князь Горчаков, в сопровождении. начальника штаба, генерал-адъютанта Коцебу и многочисленной свиты. Обходя укрепления, князь благодарил, Именем Государя, в самых теплых, сердечных выражениях, всех, кого встречал, от генерала до матроса и солдата. Дойдя до Павловского мыска, он остановился в комнате генерала Хрулева и подписал письма начальникам отделений войск, поручая им передать его искреннюю признательность всем их подчиненным; вместе с тем, было доставлено в каждое отделение по восьми знаков военного ордена, для возложения их на отличнейших нижних чинов. Когда генерал-майор Сабашинский, встретив главнокомандующего, просил дозволения навестить сына, раненого в деле на р. Черной, князь Горчаков обнял храброго воина и вручил ему золотую саблю, для передачи его сыну. Появление вождя, совершенно равнодушного к ужасам смерти, привело в восторг закаленные в боях войска, и удвоило их готовность пасть до последнего на развалинах Севастополя (8).
В тот же день. князь Горчаков писал военному министру: "Побывав утром в Севастополе и убедясь, что неприятельский огонь не сильно повредил нашим укреплениям, я решился обороняться, пока наши окопы будут разрушены до такой степени, что в успехе штурма уже не останется сомнения. Гарнизон усиленно исправляет укрепления, и я полагаю, что мы, может быть, успеем удержаться в городе до 15-го числа сего месяца, дня, когда, надеюсь, мост на рейде будет готов. Как только он будет, мы можем оставить Севастополь с наименьшею потерею. Выть может, к тому времени, дальнейшая оборона будет нам стоить от 7-ми до 8-ми тыс. человек; но мы потеряли бы гораздо более сразу, если бы очистили город прежде устройства моста. К тому же, действуя так, как я предполагаю, мы предоставляем себе надежду еще раз отразить неприятеля, если он решился бы атаковать нас, не заставя замолчать большую часть крепостных батарей. Кто знает? В этом нет ничего невозможного. При таком успехе, мы удержались бы в Севастополе до октября, усилились бы ополчениями и может быть даже окончили бы кампанию с успехом" (9).
7-го (19-го) и 8-го (20-го) августа, неприятель продолжал усиленную канонаду, выпуская от 10-ти до 12-ти тысяч снарядов; с нашей же стороны, в эти дни, сделано в каждый около 7-ми тыс. выстрелов. Гарнизон терял ежедневно до 900 человек; урон Союзников, с 5-го (17-го) по 8-е (20-е) включительно, всего-на-все, не превосходил 711 человек. Начиная же с 9-го (21-го) по 24-е августа (по 5-е сентября), неприятель хотя и обстреливал усиленно Корабельную сторону, однако же заметно слабее, нежели прежде. При всем том, в продолжении этих 15-ти дней, у нас ежедневно выбывало из фронта от 500 до 700 человек. В числе тяжело-раненых; при пятом усиленном бомбардировании Севастополя, был подпоручик конно-легкой No 8-го батареи Безобразов, отличившийся незадолго пред тем, 22-го июля (3-го августа), удачным действием на одной из батарей 4-го бастиона, где он, командуя сперва пятью, а потом четырьмя орудиями, сражался против двух семипушечных неприятельских батарей и сбил пять орудий, за что впоследствии получил орден Св. Георгия 4 степени (10).
Неприятель, стараясь засыпать снарядами Севастополь, увеличил число больших мортир. С нашей стороны, для противодействия губительному огню, недоставало ни орудий, ни снарядов, что заставило, для замены их, придумывать особые приемы и средства, Вместо мортир, стали употреблять поврежденные длинные орудия (как наприм. с разбитою немного дульною частью, либо с отлетевшим цапфом), клали их под большим углом возвышения в яму, вырытую на батарее, и бросали из них навесно снаряды. Для замены же бомб, употребляли брандскугели, которых очки плотно заделывались, кроме одного, служившего для помещения трубки; по недостатку снарядов большого калибра, кидали разом по 15-ти и 20-ти гранат, уложенных в корзины (11). Неприятель имел более средств для поражения осажденных, однако же, не довольствуясь ядрами, бомбами, картечью и боевыми ракетами, стал бросать, в последние дни осады, на Малахов курган так называемые метательные мины (mines de projection). Этот снаряд состоял из бочонка, скрепленного железными обручами и наполненного шестью пудами пороха. Для сообщения огня служил стапин, покрытый гуттаперчею и пропущенный сквозь поддон и нижнее дно бочонка; а вместо орудия, вырывали в траншее камору, под углом 45°, и поместив туда заряд, прикрытый поддоном, ставили на него бочонок. Один из таких снарядов, брошенный 20-го августа (1-го сентября), пролетев над 2-м бастионом, упал у 2-й оборонительной линии, где стоявший вблизи матрос бросился к бочонку с топором и, обрубив горевший фитиль, предупредил взрыв (12).
Подобные разрушительные средства могли употребляться уже тогда, когда осаждающий подошел на весьма близкое расстояние к нашим укреплениям. В половине (в конце) августа, Французы уже были в 40 саженях от Малахова кургана и в 35-ти от 2-го бастиона; Англичане -- ближе ста сажен от 3-го бастиона.
Давно уже сознавалась необходимость устроить постоянную переправу через Большую бухту -- если не для отступления на Северную сторону по взятии неприятелем Севастополя, (возможность чего допускали немногие лишь из защитников города), то, по крайней мере, для быстрого движения подкреплений и безостановочного подвоза снарядов с Северной на Южную сторону. Генерал-интендант Затлер, видя, что корабли Черноморского флота, обезоруженные, стояли на рейде почти без всякой пользы, подвергаясь неприятельским выстрелам, предлагал, еще в мае 1855 года, князю Горчакову, устроить из них мост чрез Большую бухту, поставя поперек ее, на якорях, все корабли, большие в средине, а меньшие ближе к берегам, и соединив их досчатою настилкою. Князь Горчаков обратился, по этому предмету, к адмиралу Нахимову; но тот не хотел ничего и слышать о мосте. "Грудью отстоим наш родной город -- отвечал он. -- Мост пригоден только для трусов". -- Князь Горчаков, несмотря однако же на упорство Нахимова, остался убежденным в необходимости моста. Проект постоянного моста, составленный инженер-генерал-лейтенантом Бухмейером, был утвержден главнокомандующим в июне; но огромные материальные средства, которых требовала постройка моста, не дозволили приступить к работам прежде 2-го (14-го) августа; работало 40 сапер и 60 армейских солдат, делая в день до 10-ти плотов; оковки изготовлялись в полковых и батарейных кузницах. В продолжении двух недель, мост был совершенно окончен, а 15-го (27-го) августа, в день Успения Пресвятые Богородицы, освящен и в восемь часов утра открыт для движения. Сначала по мосту пускали не иначе как с билетами, но впоследствии это оказалось неудобным и стали пускать без билетов. Носился слух, будто бы какой-то матрос, не успев в первое время достать билет, составил сам записку, в которой было сказано, что "по приказанию саперного адмирала Бухмериуса дозволяется такому-то проходить по мосту во всякое время" (13).
Несмотря на крайнее утомление Севастопольского гарнизона, все ночи напролет проводились, как и прежде, в зоркой осторожности. Орудийная прислуга находилась вблизи своих орудий, наведенных по гласису и заряженных ввечеру картечью; прикрытие не сходило с банкетов; впереди укреплений сторожили неприятеля цепь и секреты. Отдыхали утром. Матросы и прочая прислуга орудий, оставя при них дежурных, отправлялись соснуть в блиндаж, либо в норки и другие убежища, устроенные на батарее. Прикрытие, кроме нескольких штуцерных, сходило с банкетов; половина его, не снимая амуниции, ложилась на батарее; прочая же пехота укрывалась в ближайших блиндажах второй линии (14).
Как неприятель продолжал подвигаться вперед, хотя и весьма медленно, и к 8-му (20-му) августа, окончив участок 7-й параллели перед 2-м бастионом, уже находился в ста шагах от контрэскарпа, то генерал Тотлебен, получив, между тем, облегчениё от болезни, дал инженер-полковнику Геннериху письменную инструкцию, в которой, подтверждая свои прежние предположения об усилении огня по местности впереди Малахова кургана, указывал еще следующие меры;
"1) Когда неприятель приблизит свои сапы на 25 саж. к Малахову кургану, то из выводимых перед курганом контрмин подорвать его работы, возобновляя эти взрывы по мере приближения осадных подступов.
2) Ускорить устройство ретраншамента на Малаховом кургане, с приспособлением его к ружейной и картечной обороне, а площадку впереди ретраншамента очистить от блиндажей и траверсов.
3) Из обеих потерн, служащих сообщением внутренности Малахова кургана со рвом, вывести рукава, для заложения небольших зарядов, с целью подорвать, в случае надобности, передний фас кургана, имея в виду упорно защищать ретраншамент.
4) Сделать широкие выходы во 2-й оборонительной линии, вправо и влево от Малахова кургана, для прохода взводной колонны в 25 рядов, т.е. шириною в 10 саж., и заготовить к ним рогатки.
5) Для подорвания 2-го бастиона, заложить под бруствером его заряды, с отведением галванических проводников на 2-ю оборонительную линию. С этою целью, приступить одновременно к отрывке нескольких колодцев; из них в обе стороны вывести рукава на длину от 2 до 3 саж. и выделать каморы для заложения зарядов около 12 пуд.
6) Снять горжу 2-го бастиона, так как доступ к ней мог быть обстреливаем со вновь устроенной 2-й оборонительной линии.
7) Траншею, соединяющую поперек Ушаковой балки батареи у Лаборатории со 2-ю оборонительною линиею, уширить и снабдить банкетами, для производства ружейного огня в тыл 2-му бастиону.
8) Над Ушаковою балкою устроить сильные батареи, для обороны местности в тылу Лабораторной батареи и 2-го бастиона.
9) Усилить оборону местности в тылу куртины левее Малахова кургана, для чего поставить полевые орудия на левом фасе кургана.
10) Делать на новых батареях большие мерлоны и присыпать к ним банкеты, обращая особенное внимание на исправность банкетов, для того, чтобы можно было везде встретить штурмующего неприятеля сильным и хорошо-направленным ружейным огнем.
11) В ожидании нападения неприятеля на 2-й бастион, направить сколько можно орудий для обстреливания картечью промежутка между рвом 2-го бастиона и ближайшими неприятельскими подступа-ми, для чего, особенно к вечеру, половинное число орудий должно быть заряжаемо картечью и быть в совершенной готовности к действию.
12) В случае занятия неприятелем 2-го бастиона, гарнизону этого укрепления отступить за 2-ю оборонительную линию, по заблаговременно-указанному пути, и затем произвести взрыв подрывных горнов и пороховых погребов на бастионе".
На основании этой инструкции, в продолжении двух недель, с 9-го (21-го) по 23-е августа (4-е сентября н. ст.), были произведены следующие работы:
Позади 3-го бастиона, за батареей Будищева, построена новая батарея на три орудия; позади 2-го бастиона, на 2-й оборонительной линии, построена другая батарея Геннериха, вооруженная 8-ю орудиями, из которых пять были направлены на Камчатский люнет; (строившие эту батарею два офицера были убиты, один после другого; третий строитель, л.-гв. саперного батальона поручик Ден, тяжело ранен; наконец -- батарею достроил инженер-подпоручик Бульмеринг). На куртине между Малаховым курганом и 2-м бастионом и на левом фасе бастиона Корнилова, прибавлено по одной пушке. Кроме того, на 2-й оборонительной линии, влево от горжи Малахова кургана, заложена 11-ти-орудийная батарея. Действительно же вооружение Малахова кургана было усилено всего-на-все десятью орудиями, между тем как орудия, ежедневно подбиваемые на кургане, большею частью, оставались без замены, так что наша артиллерия, после пятого бомбардирования, не только не была усилена, но с каждым днем постоянно делалась слабее (15).
На Малаховом кургане возвели ретраншамент и приспособили его к ружейной и пушечной обороне впереди-лежащей площадки; но не очистили площадку от загромождавших ее пороховых погребов и блиндажей: таким образом почти весь передний фронт укрепления остался закрытым от выстрелов с ретраншамента.
Чтобы усилить оборону куртины между Малаховым курганом и 2-м бастионом, на левом фронте кургана присыпали несколько барбетов для полевых орудий, а для обстреливания местности позади 2-го бастиона, на случай занятия его неприятелем, построены на обоих берегах Ушаковой балки батареи: одна на 7, а другая на 2 карронады. Тогда же приступлено к устройству траншеи от 2-го бастиона к батарее Геннериха (16).
С 9-го (21-го) по 23-е августа (4-е сент. н.ст.) включительно, в продолжении 15-ти суток, с нашей стороны сделано было 51,275 артиллерийских выстрелов, а с осадных батарей -- свыше 132,000 тысяч, следовательно более нежели в 2 1/2 раза. Ружейных выстрелов производилось с нашей стороны ежедневно около 37,000. В течение этого времени, гарнизон потерял выбывшими из строя 8,921 челов., а неприятель до 3,500 человек. Подбито у нас, преимущественно на Корабельной стороне, 54 орудия и столько же станков.. Большая часть этой артиллерии осталась без замены. Число подбитых осадных орудий неизвестно. Мы успели взорвать несколько пороховых погребов: в ночи с 16-го (28-го) на 17-е (29-е) августа, бомбою с батареи Будищева взорвало на Камчатском кургане два пороховых погреба, в которых хранились 7 тысяч килограмм (около 400 пуд.) пороха и 350 снаряженных гранат; несколько батарей были сильно повреждены. Одно из бревен, брошенное более нежели на полтораста сажен, упало в английскую траншею и перебило до 20-ти чело-век; у Французов же убито и ранено взрывом 140 человек, в числе коих 3 офицера. Сотрясение было столь сильно, что были выбиты в окнах стекла, не только на Павловской, но и на Николаевской батарее, отстоявшей около 3-х верст от места взрыва. Камни и куски дерева достигали нашей цепи, рассыпанной впереди 3-го бастиона. -- 19-го (31-го) августа, в половине 6-го часа пополудни, на неприятельской мортирной батарее, против 2-го бастиона, произошел другой, довольно сильный взрыв, которым выброшены на наш бастион обрубки бревен и доски с гвоздями (17). Несмотря однако же на удачное действие нашей артиллерии, мы не могли ослабить огонь осадных батарей, и особенно французских, действовавших против 2-го бастиона и Малахова кургана. Брустверы наших укреплений во многих местах ежедневно были срываемы и рвы засыпаны до половины землею, падавшею с брустверов. Как наши рабочие в то же время старались утолщать профиль укреплений, присыпая землю со внутренней стороны, то брустверы подавались назад, отодвигаясь от рвов, и делались доступными для неприятеля. На 2-м бастионе, по которому действовали сосредоточенно более 70-ти орудий, были почти совершенно срыты все, траверсы, разбиты блиндажи и разрушены пороховые погреба. Сообщение 2-го бастиона с 1-м, где находились начальствующие лица, резерв и перевязочный пункт 5-го отделения, подвергалось анфиладному огню с Камчатского кургана и было так опасно, что раненых днем на 2-м бастионе не уносили тотчас на перевязочный пункт, а оставляли до вечера, когда носильщики, под покровом темноты, менее были поражаемы неприятелем. Легко представить себе, как все это затрудняло оборону развалин 2-го бастиона, про званного толчеею в Севастополе (18).
Неприятель, под покровительством своей грозной артиллерии, подвигался вперед тихою сапою и строил новые батареи. Французы к 24-му августа (5-му сентября) довершили 7-ю параллель, вывели из нее подступ, на оконечности коего устроили плацдарм, и выйдя из него другою сапою, приблизились к контрэскарпу 2-го бастиона на 47 метров (22 сажени); а впереди Малахова кургана подвели головы сап ко рву закругленной части переднего фронта на 39 метров (около 18-ти сажен). Одновременно с тем, для действия по куртине между 2-м и Корниловым бастионами, были построены на скате Камчатского кургана две новых батареи, на 11 орудий. Англичане, на Воронцовской высоте, удлинили 5-ую параллель, вышли из нее вперед двумя сапами и подвели одну из них (левую) ко рву 3-го бастиона, на расстояние 85 сажен. Тогда же ими заложена новая батарея, для поражения исходящего угла 3-го бастиона. Против 4-го бастиона и Язоновского редута, а также на Херсонесских высотах, против 6-го бастиона, Французы заложили новые батареи (19).
Для замедления осадных работ, обороняющийся действовал артиллерийским и ружейным огнем, ежедневно с рассветом направляя выстрелы всех орудий на головы сап и стараясь разбросать туры, после чего открывался по рабочим картечный и ружейный огонь. Когда же осаждающий заставлял умолкать нашу артиллерию, тогда действовали по разрушенным сапам ружейным огнем и поражали их из малых мортир, для чего были сформированы особые подвижные батареи. По ночам, обороняющийся, пользуясь превосходным духом гарнизона, старался препятствовать успеху неприятельских работ небольшими вылазками. В ночи с 12-го (24-го) на 13-е (25-е) августа, командовавший цепью впереди 2-го бастиона, подпоручик Хайбетов, с командою из 70-ти охотников, атаковал и занял три французские ложемента. Одновременно с тем, две неприятельские колонны двинулись вперед, для овладения волчьими ямами у 2-го бастиона, но, встреченные картечью и ружейным огнем, отступили и потом ударили в штыки на наших охотников, которые, будучи поддержаны взводом Замостского полка, захватили в плен одного из французских солдат, взяли несколько ружей и прикатили в ров бастиона мантелет. Несколько спустя, Французы атаковали наши завалы впереди кур-тины и Малахова кургана и после рукопашной схватки овладели двумя завалами, но из остальных были выбиты Люблинского полка капитаном Поповым с 60-ю охотниками, причем потеряли 2-х человек пленными. С нашей стороны, в этих стычках выбыли из фронта 12 человек (20). В ночи с 18-го на 19-е (на 31-е) августа, были высланы с 3-го бастиона, против английских работ на Воронцовской высоте, 60 охотников Селенгинского полка при поручике Юдине, 30 пластунов и 2 матроса, служивших проводниками, под общим начальством войскового старшины Дани-ленка. Охотники направились частью по Докову оврагу, частью, левее, и подойдя к неприятелю скрытно, ворвались в английский подступ, выведенный из 5-й параллели. Неприятельские рабочие и траншейный караул, застигнутые врасплох, обратились в бегство и, достигнув позади-лежащих траншей, открыли сильный ружейный огонь. Часть наших охотников провожала Англичан батальным огнем, между тем как прочие разрывали подступ и сваливали в ров туры; а потом вся команда отошла в наши ложементы, захватив в плен одного из английских солдат и унеся 4 штуцера, снятых с убитых неприятелей, и 20 штук шанцевого инструмента. Урон наш в этой стычке состоял в одном убитом, 2-х раненых и одном без вести пропавшем. В то же время 10 охотников Прагского полка направились с батареи Жерве через Доков овраг, на правый фланг английской 2-й параллели, где, разбросав до 50-ти туров, взяли в плен двух Англичан и захватили несколько ружей и часть шанцевого инструмента. С нашей стороны здесь выбыло из фронта 3 человека ( }.
В продолжения времени с 5-го (17-го) по 23-е августа (4-е сентября), Французы, перед 4-м бастионом, продолжали подземную войну, настойчиво наступая булевыми колодцами с обеих сторон капитали, чтобы отрезать нашу галерею на капитали от боковых ходов; а с нашей стороны генерал Тотлебен готовился разрушить работы неприятельского минера небольшими зарядами (22).
После сражения на Черной, 4-е отделение гарнизона было усилено тремя дружинами Курского ополчения; по случаю сильной убыли в людях, Люблинский полк переформирован в один баталион, а Елецкий -- в два; Муромский же полк укомплектован вновь и приведен в двух-баталионный состав.
Сближение неприятельских подступов к нашим укреплениям, почти совершенно разрушенным, и огромная убыль гарнизона окончательно убедили князя Горчакова в необходимости уступить неприятелю развалины Севастополя. Мы уже видели, из письма его к военному министру, от 6-8-го августа, что он ожидал для этого только окончания постройки моста на Большой бухте. Несколько дней спустя, главнокомандующий писал:
"Наши укрепления Корабельной начинают совершенно разрушаться от неприятельского, почти беспрерывного, огня; в особенности же нам наносят вред бомбы, падающие в изобилии (a foison), и огонь стрелков, расположенных в весьма близких от нас траншеях. Вылазки невозможны; производить их -- значило бы вызвать со стороны неприятеля сильный огонь, который не позволил бы нам исправлять ежедневные повреждения, что необходимо для отпора в случае штурма. С 5-го по 11-е, мы потеряли убитыми, ранеными и сильно контуженными 5,743 человека, следовательно около тысячи человек в сутки. Ожидать, чтобы неприятель, совершенно разорив наши окопы, повел на нас штурм -- немыслимо. Выть может, он будет, по прежнему, громить нас 15 дней, и мы, потеряв еще 15,000 человек от бомбардирования, потеряем столько же на штурме. Предпринять отчаянную вылазку в больших силах также не послужило бы ни к чему; если бы даже нам уда-лось одержать минутный успех (на что впрочем нет никакой надежды), то через десять дней мы очутились бы в прежнем положении, потеряв 10,000 человек на вылазке, столько же от бомбардирования, и, кроме того, 15,000 при штурме, который мы все-таки должны были бы выдержать.
Мост на бухте будет готов через два или три дня, и я предполагаю оставить Южную сторону Севастополя 18-го, либо 20-го числа этого месяца...
Таково, любезный князь, мое положение. С марта месяца до сей поры мы держались в плохом убежище, не заслуживающем названия укрепленного лагеря, против неприятеля, превосходного в силе, обладающего средствами, беспримерными в Истории, который, во время моего прибытия сюда, уже теснил Севастополь сблизка и обеспечил себя с тыла неприступными укреплениями. В настоящее время мы достигли крайних пределов возможного, и я считаю долгом, в отношении к Государю и отечеству, стараться, по крайней мере, вывести севастопольский гарнизон, с наименьшею по возможности потерею, из безвыходного положения, в которое он поставлен. Это будет очень трудно; но я приложу к сему все мое старанье. Вчера, по зрелом обсуждении дела, я решился очистить Севастополь. Завтра опять поеду в Корабельную, чтобы окончательно принять меры для отступления. Я не созывал военного совета; быть может -- решусь на то в последние минуты; в настоящее же время необходимо сохранять тайну; в противном случае, неприятель насядет на нас во время исполнения. Впрочем -- здесь нет ни одного человека, который не считал бы безумием дальнейшей обороны..." (23).
Действительно, князь Горчаков, по-видимому, решась оставить Южную сторону, приказал генералу Тотлебену составить проект работ, необходимых для обеспечения отступления на Северную сторону.
Представленный проект был утвержден главнокомандующим 12-го (24-го) августа (в тот самый день, когда он известил военного министра о своем непременном намерении -- очистить Севастополь), и тогда же предприняты следующие работы:
1) Чтобы обеспечить отступление войск с Городской стороны к мосту, устроены в городе баррикады, вооруженные 15-ю малыми карронадами, образовавшие преграду, в виде обширного предмостного укрепления.
2) Чтобы обеспечить отступление войск к переправе с Павловского мыска, устроены баррикады, вооруженные 8-ю малыми карронадами, и, к того, предполагалось, в случае надобности, поставить за баррикадами несколько полевых орудий.
3) Начали приготовлять к подорванию Павловскую и Николаевскую батареи выделкою камор в опорных стенах этих зданий.
4) Для обстреливания, после перехода на Северную сторону, Корабельной слободки и города, заложили на северном берегу рейда несколько батарей.
Кроме того, предполагалось, оставляя укрепления Южной стороны, положить во всех пороховых погребах заложенные приводы, чтобы постепенными взрывами удержать преследующего неприятеля.
В то же время главнокомандующий приказал. чтобы все главные пороховые запасы, лаборатории и вообще все имущество артиллерийского гарнизона и арсенала, все штабы, канцелярии, архивы, и проч. переведены с Южной стороны на Северную. Начальнику штаба гарнизона, князю Васильчикову было поручено составление подробных диспозиции, для постепенного отвода войск от оборонительной линии к мосту и пристаням, перехода через мост и посадки на суда, и наконец для дебуширования с моста, высадки с судов и расположения на Северной стороне (24).
Но едва лишь прошло два дня с начала этих приготовлений, как князь Горчаков, побуждаемый присущими в нем чувствами рыцарской доблести и самопожертвования, отказался от своего намерения -- очистить без боя Южную сторону, и решился оборонять Севастополь до последней возможности.
"Продолжение до крайности защиты Севастополя -- писал он Государю Императору -- конечно, будет для нас славнее, чем очищение его без очевидной необходимости. Действуя так, армия понесет, может быть, больший урон; но она для того только и существует, чтобы умирать за Вашу славу ( 25).
Тогда же князь Горчаков писал военному министру: "...i1 est possible que je fasse une sottise en me decidant a tenir encore Sevastopol, mais de deux mauvais partis entre lesquels j'ai le choix c'est le plus honorable. Au reste je fais en secret les pre-paratifs necessaires pour l'evacuation et je fortifie la Северная, dans le sens de la ville, pour contre-battre l'ennemi si je la lui abandonne. Les fortifications faites avant etaient tournees dans le sens oppose. II est possible que l'ennemi, en me voyant faire ces nouvelles batteries, en conclue que je m'apprete a quitter la ville. Tant mieux: il ne ten-tera pas d'effort, dans l'espoir de me tomber dessus, au moment de la retraite, et en attendant j'ache-verai ces coupures qui me feront une espece' de nouvelle enceinte. Apres avoir perdu du terns, l'ennemi se decidera a m'attaquer, et avec ma nouvelle ligne je le repousserai bien plus facilement que dans l'etat actuel de mes deux bastions attaques qui sont en capillotade. A la grace de Dieu! La troupe est tres bien. La journee du 4 aout n'a pas influe sur son esprit. On dit que Read a fait tout le mal et chacun compte prendre sa revanche"... (Быть может, я поступил глупо, решась продолжать оборону Севастополя; но из двух плохих способов действий, остающихся на мой выбор, я предпочел наиболее достойный. Впрочем, я делаю в тайне приготовления к очищению города и укрепляю Северную к стороне города, чтобы противодействовать неприятелю, когда он займет Севастополь [ Приготовления к переходу на Северную сторону не могли оставаться в тайне и, по всей вероятности, оказали невыгодное влияние на дальнейшую оборону Севастополя ]. Прежние укрепления были обращены в противную сторону. Может быть неприятель, заметя эти новые батареи, подумает, что я готовлюсь оставить город. Тем лучше: он приостановит свои усилия, в надежде нагрянуть на меня при моем отступлении, а между тем, я построю завалы, которые составят новую ограду. Затем, неприятель, потеряв напрасно время, решится атаковать меня, и тогда, расположась на моей новой оборонительной линии, я отражу его удобнее, нежели теперь, когда у меня два бастиона совершенно разрушены. Как Бог даст! На войска можно полагаться. Неудача 4-го августа не оказала влияния на их дух. Все убеждены, что виноват один лишь Реад, и всякий надеется отмстить) (26).
Несколько дней спустя, главнокомандующий, извещая военного министра, что устроиваемая вновь оборонительная линия будет готова через неделю (т.е. в конце августа ст.ст.), писал: "Le travail vа lentement, parcequ'il faut apporter la terre de loin et sous le feu de l'ennemi. Je crains beaucoup que les Allies ne se decideront pas a faire un assaut general, ou du moins qu'ils ne le tenteront qu' apres nous avoir pile comme dans un mortier pendant un mois. Je le crois d'autant plus que Stakelberg pretend que leurs renforts veritables (30 mille hommes) n'arriveront ici que vers le 8 (20) septembre. En attendant il leurs viennent des secours partiels. II en est arrive ces derniers jours de 5 a 6 mille hommes. Je suis decide a opiniatrer la defense de cote sud, aussi longtems que faire se pourra, parceque c'est le parti le plus honorable, et que si quelque circonstance imprevue nous favorise, il nous fournira l'occasion d'en profiter"... (Работа идет медленно, потому что приходится носить землю издалека и под огнем неприятеля. Опасаюсь крайне, что Союзники не решатся повести общий штурм, либо, по крайней мере, поведут его не прежде, как истолокши нас как бы в ступке, в продолжении целого месяца. Я думаю так, тем более, что, по словам Стакельберга, их действительные подкрепления прибудут сюда не ранее 8-го (20-го) сентября; а между тем они усиливаются постоянно ив последнее время к ним пришло от 5-ти до 6-ти тысяч человек. Я решился упорно защищать Южную сторону, пока это будет возможно, так как это самый почетный для нас исход, и к тому же мы можем воспользоваться каким - либо благоприятным случаем). Далее -- главнокомандующий рассчитывал, что если бы даже дальнейшая оборона Севастополя в продолжении месяца стоила до 25,000 человек, то их можно было заменить, постепенно выделяя из армии нужное число людей, так чтобы окончательно осталось для защиты Мекензиевых высот 20,000 человек... Впрочем -- писал князь Горчаков -- действительный урон гарнизона будет не более 10,000 челов., потому что, по всей вероятности, он усилится 15-ю тысячами выздоровевших от ран и болезней (27).
Во второй половине августа (в начале сентября), Французы, пройдя подступами чрез наши засеки, впереди Малахова кургана, находились в расстоянии около 60-ти шагов от контрэскарпа бастионов Корнилова и 2-го, и уже могли видеть, что бруствер обоих укреплений и куртины между ними был разрушен, а рвы почти совершенно завалены. С обеих сторон бросали тучи навесных снарядов, а в те немногие минуты, когда умолкал гром орудий, можно было слышать в ночи говор неприятелей (28).
На левой французской атаке против Городской стороны, где деятельно велась подземная война, на пространстве перед бастионами 4-м и 5-м и редутом Шварца, неприятель успел подвести свои траншеи на расстояние около 60-ти шагов от 4-го и 85-ти -- от 5-го бастиона.
Атаки Англичан подвигались несравненно медленнее: в начале сентября по н. ст. они находились в расстоянии двухсот шагов от контр-эскарпа 3-го бастиона (29).
Ведение осадных работ на близком расстоянии от нашей оборонительной линии стоило Союзникам дорого, хотя и не в такой степени, как нам защита Севастополя: с 4-го (16-е) по 23-е августа (4-е сентября), Французы теряли выбывшими из фронта ежедневно кругом по 170-ти, а Англичане -- по 50-ти человек. Как ни велики были у неприятеля запасы снарядов, они видимо истощались, и при усиленном бомбардировании могло их стать лишь на несколько дней. Генерал Боске уверял, что войска его не могли долго держаться под столь сильным огнем, а генерал Ниель которому не было известно вполне отчаянное положение наших укреплений, указывал на работы 2-й оборонительной линии, полагая, что надлежало предупредить их довершение решительным штурмом. Сам же Пелисье, при всей своей отваге, сделавшись осторожнее со времени неудачного покушения 6-го (18-го) июня, изъявлял намерение выждать присылку из Франции четырехсот мор-тир, чтобы засыпать бомбами защитников Севастополя; но, уступая желанию своих сподвижников, собрал, 22-го августа (3-го сентября), на военный совет, для решения вопроса о предстоявшем образе действий, генералов: Боске, начальника штаба Мартимпрей, начальника инженеров Ниеля, начальника артиллерии Тири, генералов Фроссара, Бёре и начальника инженеров английского корпуса, сэра Гарри Джона. Генерал Ниель, которому главнокомандующий предоставил изъявить свое мнение в начале совещания, предложил штурмовать Малахов курган, и когда все прочие генералы едино-гласно подали такой же отзыв, Пелисье сказал: "хорошо; будет дан штурм". (C'est bien, l'assaut sera donne). Затем, генерал Ниель потребовал, чтобы не только день, но даже час штурма оставался в тайне до последней минуты. Заметим, что некоторые из французских генералов полагали, что было выгоднее штурмовать Городскую сторону, овладев которою, можно было отрезать отступление на Северную сторону войскам, занимавшим Корабельную. Но генерал Ниель настаивал на своем мнении, утверждая, что успех на каком бы то ни было пункте, кроме Малахова кургана, не мог повести к овладению Севастополем (30).
Составление проекта штурма было поручено генералу Боске. Положено открыть, 24-го августа (5-го сентября), усиленную канонаду по нашим укреплениям и городу, обращая огонь на различные пункты, и то усиливая, то ослабляя действие батарей, чтобы поставить осажденных в недоумение на счет времени и направления штурма.
24-го августа (5-го сентября), в день, назначенный для начала шестого усиленного бомбардирования Севастополя, на французских батареях находилось 609 орудий, именно: на правой французской атаке 239 (103 пушки, 49 гаубиц и бомбовых пушек и 87 мортир), а на левой французской атаке 370 орудий; на батареях английской атаки -- 198 орудий (108 пушек и 90 мортир), всего же на осадных батареях стояло 807 орудий, из коих только небольшая часть была назначена для действия против Северной стороны и по рейду, либо находилась в редутах на Сапун-горе (31); прочие же все 698 орудий должны были громить нашу оборонительную линию.
C нашей стороны, в начале (в половине) августа, вооружение всех укреплений Южной стороны состояло из 1,381 орудия; из них на передовой линии находилось 982 (32), в числе коих около 600 были назначены для борьбы с осадными батареями, а прочие -- для обстреливания лощин и оврагов, для фланговой и внутренней обороны и для действия в случае атаки с моря. Но из числа помянутых 600 орудий, назначенных для противодействия осадным батареям, следует исключить, по крайней мере, 60, которые, будучи подбиты после 4-го (16-го) августа, не были заменены новыми (33). Следовательно, против 698-ми орудий мы имели на передовой оборонительной линии только около 540.
24-го августа (5-го сентября), в пять часов утра, началась канонада, превосходившая силою все прежние. Весь Севастополь покрылся густым облаком дыма, которое с этой поры три дня сряду висело над городом. Солнце светило; но его не было видно. Громовые, потрясающие всю окрестность, залпы сменялись беспрерывным ровным гулом орудий и потом снова раздавались с прежнею силою. Сперва огонь осадных батарей был преимущественно обращен на Городскую сторону, против 4-го и 5-го бастионов; а в 2 часа пополудни, неприятель, почти совершенно прекратив канонаду по Городской стороне, стал действовать еще сильнее по нашему левому флангу, и в особенности по Малахову кургану и 2-му бастиону, осыпая их градом бомб, гранатной картечи и ружейных пуль. Это был -- по выражению одного из участников побоища -- ад, пожиравший защитников кургана в продолжении двух часов. В 4 часа, неприятель опять усилил канонаду против Городской стороны, а с 6-ти часов вечера возобновил жесточайший огонь против Корабельной. В продолжении этой ужасной канонады, Союзники с умыслом иногда прекращали ее, на несколько ми-нут, заметив, что мы, в эти паузы, из опасения штурма, сосредоточивали на бастионах войска, пользуясь чем, неприятель внезапно громил их еще с большею силою (34).
Против Малахова кургана был сосредоточен огонь 110-ти орудий большого калибра, и в том числе до 40 мортир. На бастионе Корнилова, в переднем фронте, бруствер местами был срыт до половины и ров засыпан, почти все мерлоны разрушены и подбито много орудий. Еще более пострадал 2-й бастион, уже полуразрушенный прежним бомбардированием. Находясь в лощине, бастион был поражаем с трех сторон демонтирными и продольными выстрелами, из 60-ти орудий, и навесно, из 30-ти мортир. Гарнизон этого не-большего укрепления, лишенный всяких укрытий и осыпаемый градом гранатной картечи и ружейных пуль, потерял, в продолжении 12-ти часов, из 600 человек, убитыми и тяжело ранеными более двухсот. Все раненые оставались на батарее до ночи, и только тогда стало возможным отправлять их с наименьшею для носильщиков опасностью на ближайший перевязочный пункт, устроенный на 1-м бастионе. Из 20-ти орудий 2-го бастиона было подбито 4; остальные же почти все приведены в бездействие повреждениями в станках и платформах. Исправление амбразур сделалось почти не-возможно: уже несколько дней, по опасности сообщения с этим бастионом, на него не было доставлено ни одного тура, ни одной фашины, и потому амбразуры, исправляемые по ночам, с большою потерею в людях, из старого совершенно высохшего хвороста, беспрестанно загорались и разваливались. Для починки платформ недоставало леса; наибольшую же опасность представляли пороховой и бомбовой погреба, на сохранение коих было нами обращено главное внимание.
На Городской стороне наиболее были повреждены 5-й бастион, люнет Шварца и правый фас 4-го бастиона (35).
Вообще же в сей день артиллерия осаждающего одержала перевес над нашею на всех пунктах, кроме 6-го бастиона, Ростиславского редута и бастионов 3-го и 1-го. В особенности же удачно действовали батареи 3-го и 1-го бастионов, управляемые мужественными и энергическими начальниками, Перелешиным 1-м и Микрюковым (36).
Неприятель, не ограничиваясь канонадою и бомбардированием нашей оборонительной линии, громил город, Большую и Южную бухты и Северную сторону. В городе произошло несколько пожаров и разрушено стоявшее на горе здание городского телеграфа. В 6 часов вечера, неприятельская бомба, упав на военный транспорт "Березань", стоявший у северного берега Большой бухты, прошла до самого трюма, и там лопнув, произвела пожар. Как все усилия матросов потушить его оказались напрасны, и судно, унесенное волною, угрожало мосту, то решено было потопить транспорт, сделав в нем несколько пробоин выстрелами с ближайшего из наших пароходов. Пожар продолжался до утра, освещая бухту и оба берега (37).
Всю ночь продолжалось бомбардирование. Как падающие звезды, с обеих сторон сверкали бомбы, скрещиваясь на полете между собою и разрываясь с зловещим треском. До 80-ти мортир постоянно сосредоточивали огонь по Малахову кургану и 2-му бастиону, на котором, в течении нескольких часов, выбыла из строя почти половина рабочих. Но, несмотря на то, обороняющийся успел, не только исправить на этих укреплениях и на куртине между ними главные повреждения в пороховых погребах и амбразурах, но и насыпать несколько новых барбетов для полевых орудий (38).
Число выстрелов в эти сутки со стороны осаждающего вообще простиралось до 40 тысяч (по другим сведениям -- более 80 тыс.); а с нашей до 20 тыс. В гарнизоне выбыло из строя, как показано в журнале военных действий, 1,200, в действительности же около 2,000 человек, а у неприятеля до 300 человек (39).
25-го августа (6-го сентября), с самого рассвета, осаждающий поражал всю оборонительную линию еще более жестоким огнем, нежели накануне, то ослабляя и даже прекращая его, то возобновляя с большею силою. Наши батареи, по возможности, отвечали неприятелю, кроме Малахова кургана и 2-го бастиона, которые, через час после рассвета, были принуждены замолчать. Бруствер передней батареи Корнилова бастиона был почти совершенно срыт и ров местами засыпан. Здесь несколько раз загорались туры, и наконец пламя, быстро распространяясь, перешло на туровую оде жду порохового погреба. Неприятель, заметив дым, сосредоточил на этот пункт жесточайшую канонаду и весьма сильный навесный огонь; но, несмотря на то, пожар. угрожавший страшным взрывом, был потушен геройскими усилиями сапер и рабочих Замостского полка, под начальством Томского полка прапорщика Насакина, причем был ранен этот отличный офицер и пало до 30-ти нижних чинов. На 2-м бастионе, обращенном в груду развалин. пожар следовал за пожаром и погреба ежеминутно угрожали взрывом. Из прочих укреплений наиболее потерпели 4-й и 5-й бастионы. Всего же у нас в этот день подбито 29 орудий и 35 станков.
В городе вспыхнуло несколько пожаров.
Ночью неприятель осыпал градом бомб и гранатной картечи всю нашу линию, и в особенности Малахов курган и 2-й бастион, действуя также по сообщениям этих укреплений, чтобы вредить нашим резервам. В эту ночь, за горжею Малахова кургана. загорелся склад сухого хвороста, освещая ярким заревом наши укрепления и способствуя неприятелю бить наших рабочих на выбор. Сам генерал Хрулев поспешил на место пожара, и вскоре туда пришли из Корабельной слободки две роты Севского полка. Одушевленные присутствием любимого начальника, солдаты, под руководством подпоручика 6-го саперного баталиона Орды, потушили пожар, понеся притом значительную потерю (40).
Число выстрелов в эти сутки вообще простиралось со стороны осаждающего до 52-х тысяч; а с нашей -- до 20-ти тысяч. Выбыло из строя: у нас более 2,500 человек, а у неприятеля -- около 300 (41).
Со времени, когда началось усиленное бомбардирование, защитники Севастополя находились в постоянном ожидании штурма; каждый день перед рассветом и во время перерывов огня, орудия были заряжаемы картечью, пехота становилась по банкетам, резервы приближались к укреплениям. Как вслед затем, неприятель открывал усиленный огонь, то войска наши теряли много людей и чрезвычайно утомлялись. В особенности же мы ожидали штурм 26-го августа (7-го сентября), полагая, что Французы захотят ознаменовать годовщину Бородинской битвы взятием Севастополя. Еще накануне храбрый генерал Сабашинский, на 2-м бастионе, во время самого страшного бомбардирования, ободряя войска, истребляемые неприятельскими снарядами, сказал: "вам уже не долго остается терпеть; завтра рассчитаемся с Французами и отпразднуем бородинскую годовщину".
Но неприятель, все еще не решаясь на штурм, и в сей день, как в оба предыдущие, открыл усиленную стрельбу, с самого рассвета -- сперва залпами, потом артиллерийским батальным огнем, обычными перерывами, в продолжении коих осыпал укрепления ружейными пулями. В этот день, кроме действия из орудий, были пускаемы из-за Карантинной бухты боевые ракеты и брошено на Малахов курган, с помощью фугасов, несколько бочек с порохом; одна из них упала на банкет полукруглой батареи впереди гласиса и взрывом своим вывела из фронта до 10-ти человек, обвалив бруствер на 3 сажени. Но этот обвал был тотчас заделан, благодаря распорядительности подпоручика 4-го саперного батальона Софронова. Вслед затем, на кургане взлетел погребок с 50-ю зарядами и 100 снаряженными бомбами и гранатами, причем было убито и ранено 15 человек. Бастион Корнилова, несмотря на энергию временного командира своего, капитан-лейтенанта Карпова, почти совершенно прекратил пальбу. Но люди, уцелевшие на нем от истребления, оставались непоколебимо среди груды трупов своих товарищей и множества раненых, отправление которых на перевязочный пункт было затруднено артиллерийским и ружейным огнем, поражавшим продольно дорогу с кургана в Корабельную. Несколько матросских жен отважились посетить своих раненых мужей и даже при вели с собою детей -- принять последнее отеческое благословение. Большая часть этих безвестных но славных женщин заплатила жизнью за геройский подвиг.
На 2-м бастионе осталось всего-на-все 6 целых орудий и почти вся артиллерийская прислуга перебита. Множество ратников Курского ополчения было поставлено к орудиям. Не только доставка орудий и материалов на 2-й бастион сделалась совершенно невозможною, но даже в течение трех дней нельзя было принести туда, не подвергая себя явной гибели, ни одного ведра воды, что крайне увеличивало страдания раненых, лежавших под открытым небом до наступления ночи, и весьма тягостно для артиллерийской прислуги и рабочих, изнуренных беспрестанным трудом при палящем зное (42).
На Городской стороне были сильно повреждены 4-й и 5-й бастионы. Наиболее успешно с нашей стороны действовал в этот день, как и прежде, 3-й бастион.
В 3-м часу пополудни, неприятельская бомба, упав на стоявший у северного берега Большой бухты фрегат "Коварна", незадолго пред тем нагруженный двумястами бочек спирта, зажгла его. Этот пожар продолжался почти до: освещая зеленым заревом 1-й, 2-й и Корнилов бастионы (43).
Ночью неприятель поражал укрепления и город жесточайшим навесным огнем. В 10-м часу вечера, вспыхнул сильный пожар в городе, позади 4-го бастиона, а в 11 часов, в то самое время, когда две шаланды с двумястами пудов пороха, отправленные с Северной стороны, приближались к Графской пристани, одна из них была взорвана неприятельскою боевою ракетою, а другая от сотрясения затонула; при этом взрыве погибли лейтенант князь Кекуатов и несколько матросов, и тяжело ранен капитан 2-го ранга Лихачев.
Лестница пристани была разрушена и лежавшие на ней 36-ти-фунтовые пушки, будучи взброшены на
верхнюю площадку, задавили несколько человек.
От сильного сотрясения на Николаевской и Павловской батареях вылетели вон все оконные рамы, и даже на Северной стороне растворились двери в нескольких домах и были сдвинуты с мест кровати больных (44).
В эти сутки осаждающий выпустил более 50-ти тысяч снарядов, и в том числе 30 тыс. разрывных. С нашей же стороны -- израсходовано 15 тысяч. Выбыло из фронта: у нас более 3-х тысяч, а у неприятеля -- около 250-ти человек (45).
26-го августа (7-го сентября), накануне последнего дня обороны Севастополя, город, за исключением нескольких строений, прилегавших к западному берегу Южной стороны, представлял груду обгорелых развалин. Материалы морской части, хранившиеся в городских складах, большею частью обращены на разные постройки, в продолжении осады. Оставался флот -- последняя жертва, которую надлежало принести, в случае потери Севастополя. В продолжении трех суток усиленного бомбардирования, у нас выбыло из фронта более 7,500 человек, и дальнейшая оборона день ото дня становилась безнадежнее. Исправление по ночам поврежденных укреплений было трудом напрасным; камни и сухая земля, разбитые неприятельскими снарядами, рассыпались от попадавших в них ядер и бомб, а гранатная картечь и ружейные пули довершали истребление гарнизона. Прежнее активное мужество Севастопольских воинов обратилось в пассивную готовность -- умереть, не пережив потери залога им вверенного. Уже разрушены были укрепления, но еще стояли незыблемо живые стены его защитников (46).