Прямому ведению ландрата в доле подлежало только население частновладельческих и государственных земель. Отношение его к населению земель церковных не было строго определено и подвергалось постоянным колебаниям. В 1701 году по смерти последнего патриарха был вновь восстановлен для заведования церковными землями различных категорий: патриаршими, архиерейскими, монастырскими и владениями церквей -- прекративший в 1677 году свое существование Монастырский приказ, который и должен был теперь столкнуться с областною администрацией, так как в указах, учреждавших этот приказ, не определялось его отношение к областной администрации, а в указах, устанавливавших эту последнюю, не разграничивалась сфера ее ведомства от сферы ведомства Монастырского приказа. Разграничение это созидалось практикой, вызывавшей отдельные распоряжения. Монастырский приказ стремился выделиться в особое самостоятельное ведомство, ни в чем не зависящее от губернского управления. Губерния, напротив, стремилась не делать никакого различия между церковными и светскими землями. Узлом вопроса была ответственность губернии за исправный сбор всех падавших на нее податей и повинностей перед высшим правительством, так как в общий итог тяглых дворов, по которому развёрстывались подати и повинности по губерниям, входили также и церковные земли, не отделяясь от светских, и губерния должна была отвечать не только за сбор с светских, но также и за сбор с церковных земель. Между тем Монастырский приказ настаивал на своем исключительном праве ведать церковные земли, и установился такой порядок, по которому сбор податей с церковных земель производился особыми областными чиновниками Монастырского приказа, и затем уже вся сумма, приходившаяся на церковные земли губернии, вносилась приказом в губернскую кассу. Общая областная администрация была отстранена от заведования церковными землями: указом 1706 года было запрещено воеводам въезжать в церковные вотчины; все управление этими вотчинами -- суд, расправа и всякие сборы, как тогда обозначалось понятие управления, было сосредоточено в Монастырском приказе*. Таким образом выходило, что губерния делалась ответственной за те сборы, которых она не собирала, и ответственность эта становилась весьма чувствительной, когда Монастырский приказ запаздывал внести в губернскую кассу сумму, причитавшуюся за церковные вотчины. Правительство знало только общую сумму податных единиц губернии, т.е. тяглых дворов, совершенно не различая тех частных слагаемых, из которых эта общая сумма составлялась, и с этой суммы оно взыскивало с губернии платежи, подвергая губернскую администрацию крутой расправе в петровском духе в случае каких-нибудь недоборов. Просьба Московской губернии "определить ее опричь" сборов с церковных земель, т.е. предоставить Монастырскому приказу вносить их непосредственно помимо губернской кассы и таким образом исключить цифру дворов церковных вотчин из общей губернской цифры, не была уважена**. Отсюда вполне естественно стремление губернских властей вмешиваться в управление церковными вотчинами. Описание церковных земель в эпоху так называемой ландратской переписи (1715 -- 1718 гг.) производилось ландратами. Ландраты стали также вмешиваться в финансовое и судебное управление этих земель. Летом 1715 года Московская губерния уведомила Монастырский приказ указом, во-первых, о том, что управление долями с производством всяких сборов в этих долях со всех земель, не исключая и церковных, поручено ландратам, а во-вторых, о том, что ландраты приступят к взиманию сборов с церковных земель, начиная с следующего 1716 года. Монастырский приказ обратился на эти постановления к Сенату с жалобой. В ней он прежде всего ссылался на прежние указы об изъятии управления церковными землями из ведомства общей областной администрации; затем приводил только что состоявшийся сенатский указ, в котором говорилось, что "Монастырский приказ с губернскою канцелярией никакими делами и сборы не соединен и всякое правление особо", и запрещалось производить с крестьянских дворов церковных земель сбор на ландратское жалованье. Наконец, к этой же жалобе был присоединен обширный доклад о злоупотреблениях ландратов Московской губернии, от которых сильно страдало население церковных земель. Из этого доклада ясно, что на практике ландраты не делали никакого различия между светскими и церковными землями своей доли. Кроме казенных поборов они взимали также с этих последних сбор денег и хлеба себе на жалованье по указу 28 января 1715 года; кроме денежных сборов они производили также поборы людьми, требуя с церковных вотчин поставки не только рекрут, но и различного рода выборных, необходимых для ландратского управления: счетчиков, целовальников, сторожей для караула колодников в Москву, дежурных для своего съезжего двора и грамотных людей для письмоводства в своей канцелярии. Ландраты учреждали "станции", т.е. временные места для своих остановок при разъездах по доле, в монастырских дворах. Суровость всех этих требований смягчалась обычной для того времени взяткой, и доклад Монастырского приказа подробно перечисляет, сколько с каждой церковной вотчины дано было такому-то ландрату, на сколько денег поднесено было льну и калачей дочери его ландратской и сколько взяли ландратские люди. Там, где это средство не было пущено в ход или плохо действовало, ландрат или его помощник и заместитель комиссар держит и бьет на правеже монастырских старост и крестьян, сопровождая этот законный способ взыскания с неисправных плательщиков еще и проявлениями неукротимого произвола. Доклад припоминает все случаи, когда такой-то ландрат или его помощник бил монастырского крестьянина по щекам и "драл за бороду", а такой-то "на мирском сходе бил поленом" старосту монастырской вотчины, приговаривая: "И всем им от него тож будет, что и старосте их было". Эта жалоба Монастырского приказа была сочувственно принята в Сенате, который отменил постановление Московской губернии о производстве сборов и суда в церковных землях ландратами и предписал вернуться к старому порядку доставления сборов с церковных земель в губернскую кассу Монастырским приказом, чиновники которого должны были также ведать население этих земель и в судебном отношении. О ландратских злоупотреблениях велено было расследовать московскому губернатору, но, по-видимому, это следствие не состоялось***. Делая такое постановление, Сенат, однако, не припомнил, что и сам он очень незадолго до того нарушал прерогативы Монастырского приказа. В 1715 году крестьяне вотчины вологодского архиерея жаловались на притеснения от архиерейских приказных людей, которые вотчину разоряют, а старост держат в цепях в заточении, и Сенат, распорядившись о производстве следствия по этому делу архангелогородским вице-губернатором и изъяв вотчину из ведомства вологодского архиерейского дома, предписал управлять ею вологодским ландратам, а не чиновникам Монастырского приказа****.
______________________
* РГАДА. Ф. 248. Кн. 120. Л. 1276 и сл.; Горчаков М.И. Монастырский приказ (1649 -- 1725 гг.): Опыт историко-юридического исследования. СПб., 1868. С. 154.
** РГАДА- Ф- 248. Кн. 120. Л. 1276 и сл.
*** Там же. Указанное выше дело. Приговор 24 августа 1716 г.
**** Там же. Ф. 248. Кн. 80. Л. 373, пригов. 7 окт. 1715 г.
______________________
Итак, в управлении церковными землями ведомство губернской администрации сталкивалось с ведомством Монастырского приказа. На практике ландраты нередко захватывали это управление в свои руки. Но в законодательстве заметна тенденция, хотя и не без колебаний, сосредоточить управление этими землями в руках Монастырского приказа*.
______________________
* Горчаков М.И. Указ. соч. С. 125-126, 141, 154, 157-162.
______________________
Не менее сильному воздействию ландратской власти подверглось и посадское население. Когда самостоятельная организация городов с Московской ратушей во главе, учрежденная в 1699 году, расстроилась благодаря введению губерний, установившему восемь областных финансовых центров, Петра, очевидно, все-таки не покидала мысль о независимости городского управления от местной администрации. Эта мысль ясно проведена в указе 28 января 1715 года. Подчиняя городское управление губернатору, указ изъял его из подчинения второстепенным областным правителям, ландратам, и запрещал им всякое вмешательство в городские дела. "Посадских людей, -- говорилось в указе, -- во всех губерниях ландратам ни в чем не ведать и ни в какие их дела не вступать, а иметь им ради управления своих дел и сборов земских бурмистров за выборами с ведома губернаторского". Таким образом, за городами сохранялось выборное управление под высшим непосредственным надзором губернатора, и ландраты были отстранены законом от всякого соприкосновения с городом. На практике, однако, мы видим постоянное вмешательство ландратов в дела городского управления.
В чем заключался губернаторский надзор над городом? Прежде всего, "с ведома губернаторского" должны были производиться городские выборы, и в руки губернатора поступали протоколы этих выборов, а это значит, что избиратели являлись перед ним ответственными за выбранных ими кандидатов. На губернаторе лежала, далее, ответственность за податную исправность городов, так как подати с городского населения должны были стекаться не в Московскую ратушу, как было до учреждения губерний, а в губернскую кассу, а эта ответственность и вызывала, главным образом, надзор губернатора над городом по финансовому управлению. Его же надзору подлежала также и судебная функция городского управления, по отношению к которому в этом случае губернатор являлся высшей судебной инстанцией. Но этот надзор губернатора над городом не мог осуществляться помимо тех орудий губернской администрации, тех посредствующих органов между губернатором и местным населением, какими с 1715 года стали ландраты, и вот почему вопреки указу 28 января 1715 года городское управление стало втягиваться в сферу ландратского. Указы из губернской канцелярии в городскую земскую избу шли через ландрата -- знак, что ландрат стал посредствующим звеном между этими двумя учреждениями*. Затем в отдельных случаях губернская администрация постоянно нарушает независимость городов от ландратского управления и постоянно принуждает ландратов вступать в ту или иную отрасль городских дел. В 1716 году псковский ландрат Лопухин, привлеченный по одному делу к суду Сената, в допросе заявил, между прочим, что в посадские дела он вступал по указам из петербургской губернской канцелярии, поручавшей ему производить следствия о злоупотреблениях в городском управлении, о которых доносили в губернскую канцелярию фискалы. В этих действиях Лопухина Сенат не нашел ничего противозаконного и отпустил его с миром опять в Псков, не сделав ему ни малейшего замечания**. В том же году возникло одно из столь частых тогда дел о неправильной разверстке тягла между Спасо-Прилуцким монастырем и Тотемским посадом. Монастырь бил челом архангел огородскому вице-губернатору на тотемцев в том, что они, облегчая себя, накладывают часть посадского тягла на монастырские соляные варницы. Вице-губернатор поручил ландрату тотемской доли, во-первых, допросить тотемских бурмистров и посадских людей, а затем впредь до окончания этого спорного дела ведать тотемский соляной промысел в ландратском правлении. Таким образом, здесь мы видим случай изъятия известной отрасли городского управления из ведения земской избы и передачи ее в руки ландрата***.
______________________
* РГАДА. Дела угличской пров. канц. No 293.
** Там же. Ф. 248. Кн. 189. Л. 651.
*** Там же. Кн. 80. Л. 636.
______________________
Указ 28 января 1715 года очень ясно разграничил юрисдикцию ландрата от юрисдикции земской избы, установив подсудность уездного населения первому, а подсудность посадского второй. Тяжбы между сельским населением должны были разбираться ландратом, тяжбы между посадскими -- в земской избе. В смешанных тяжбах, где сторонами являлись лица, принадлежавшие к тому и другому классу населения, трибунал определялся социальным положением ответчика: посадский должен был искать на крестьянине у ландрата и, наоборот, крестьянин на посадском в земской избе. Очень ясно также указом 28 января 1715 года была определена и вторая инстанция, куда должна была идти апелляция на приговор ландрата или земской избы: "А буде из ландратов или из бурмистров кто нападками своими учинит кому какую обиду или суд неправый сделает и на того обидимому о суде бить челом губернатору". Итак, если бы тяжущиеся между собой посадские люди остались недовольны приговором бурмистров в земской избе, они должны были перенести дело к губернатору; а между тем, на практике встречаются случаи, когда тяжба между посадскими людьми рассматривается во второй инстанции не губернатором, а ландратом. Так, например, в 1716 году по распоряжению петербургской губернской канцелярии к угличскому ландрату был перенесен "для перевершения" процесс между двумя родственниками Сахарниковыми, посадскими людьми города Кашина, входившего в состав угличской доли, после того, как тяжущиеся остались недовольны приговором кашинской земской избы*.
______________________
* Там же. Дела угличской пров. канц. No 193.
______________________
Приведенные примеры показывают, как легко областная администрация переступала ту черту между нею и городским управлением, которая была так резко проведена на бумаге и так слабо проходила в действительной жизни. С тою же легкостью переступало ее и центральное правительство. Когда стала производиться так называемая ландратская перепись, ландратам поручено было переписывать также и городское население. В качестве переписчиков они, естественно, должны были вмешиваться в дела городского управления и входить в соприкосновение с органами городской администрации, а хорошо известно, каким значением и какою широкою властью пользовались тогда переписчики во время производства переписей. На это время городские бурмистры должны были занять подчиненное положение в отношении к ландратам, но ландратская перепись продолжалась и не была окончена во весь период существования ландратской должности и, таким образом, бурмистры должны были оказаться в подчинении у ландратов в течение всего того времени, пока эти последние существовали. Вот почему мы и встречаемся при производстве этой переписи с таким фактом, что бурмистр, вызванный в приказную избу ландрата и подвергнутый там допросу "в неподании сказок и росписей", на основании которых составлялась перепись, приносит там повинную, сознаваясь в том своем неотправлении и изъявляя готовность потерпеть за эту вину, что великий государь укажет, иными словами, что будет угодно ландрату*.
______________________
* Там же. Дела угличской пров. канц. No 159; Ф. 248. Кн. 191. Л. 103.
______________________
Кроме того, постоянно издавались указы, требовавшие вмешательства ландратов в городские дела, обыкновенно ради ускорения действия городской администрации в фискальных интересах, и в этих указах правительство совершенно отступало от начал, проведенных в законе 28 января 1715 года. Так, например, в 1717 году было предписано выслать из губерний в заселяемую тогда принудительными способами новую столицу на жительство купцов и ремесленников. Эти недобровольные переселенцы должны были быть избраны в городах посадскими людьми, причем губернаторам и ландратам строго запрещалось вмешиваться в эти выборы. Однако именно им же губернаторам и ландратам предписывалось "понуждать" городские власти и городское население, чтобы в этих выборах не было замедления, а легко себе представить, какими мерами и какими действиями относительно городского населения сопровождалось это ландратское "понуждение". В том же 1717 году был издан указ о приезде всех ландратов в Петербург с переписными книгами; им поручалось привезти с собой и ведомости о таможенных и кабацких сборах, заведование которыми лежало на городской администрации. Бурмистры должны были доставить эти ведомости ландратам "в самой скорости"; в противном случае ландратам предоставлено было право арестовать этих выборных городских правителей*.
______________________
* ПСЗ. No 318; РГАДА. Ф. 248. Кн. 112. Л. 107; кн. 78. Л. 730, 1003.
______________________
Понятно, что такие действия центрального правительства и губернских органов могли только поощрять склонность самих ландратов вмешиваться в неподведомственное им городское управление и мешали им отвыкнуть от привычек старинного воеводы. При частых нарушениях его сверху пункт закона 28 января 1715 года о самостоятельности городов не мог прочно укорениться в сознании ландратов и оставить в нем глубокий след. Упомянутый уже выше* псковский ландрат Лопухин в том же допросе перед Сенатом показывал далее, что он вмешивался в городские дела, между прочим, еще и потому, что бурмистры добровольно людей подсудных им "предавали в суд ему, ландрату"; но, прибавил он, если бы этого добровольного отказа городских бурмистров от своей юрисдикции и не было, то и тогда он счел бы нужным вмешиваться в городские дела, "понеже в том городе по указам имеет команду он". Итак, ландрат Лопухин считал город Псков состоящим в своей команде, совершенно забыв о началах самостоятельности городского управления. Этот же случай показывает, как иногда само городское управление шло навстречу ландратским притязаниям, частию потому, что хорошо сознавало бесплодность и опасность борьбы с ними, частью, быть может, вследствие привычки к административной опеке, приобретенной в течение XVII века. Если такой большой торговый город, как Псков, не находил ничего ненормального в том, чтобы быть в команде у ландрата, то зависимость небольших городов от ландратов могла быть только еще сильнее. Случаи протеста против ландрата очень редки. Напротив, очень нередко мы видим случаи добровольного отказа от своих прав и со стороны городских властей, и со стороны посадского населения. Приведем примеры. В 1716 году в Угличе посадский сотский хватает на улице посадского человека, сказавшего за собой "государево слово", и ведет его в земскую избу, действуя вполне согласно с указом 28 января 1715 года, сосредоточившим суд над посадскими людьми в земской избе и не делавшим исключения для дел политических. Но городские бурмистры отсылают приведенного в ландратскую канцелярию, где по этому делу производится расследование, сопровождаемое "повальным обыском" -- и вот, может быть, добрая половина посадского населения Углича должна была побывать на допросе перед ландратом**. Мы видим также случаи, когда сами посадские люди, минуя земскую избу, идут судиться между собой к ландрату, притом по чисто посадскому делу, по какому-нибудь иску о городской лавке, и ландрат вовсе не считает этого дела себе неподсудным***.
______________________
* РГАДА. Ф- 248. Кн. 189. Л. 651.
** Там же. Дела угличской пров. канц. No 215.
*** Там же. No 190, 203.
______________________
Все подобного рода повторявшиеся случаи вмешательства ландратов в городские дела по указам свыше от центральной или губернской власти, по собственной инициативе или по инициативе самого городского управления или населения -- создавали на практике порядок отношений между ландратом и городом совсем противоположный тому, какой устанавливался законом 28 января 1715 года. По этому закону в основе отношений между ландратом и городским управлением должна была лежать независимость города от областной администрации. На практике получилось совсем иное. Городское население очутилось в значительной мере в ведомстве ландрата, а городское управление оказалось ему подчиненным. Между ним и чинами городского выборного управления стало даже устанавливаться правильное иерархическое отношение. Тотемский ландрат Карп Неелов, уезжая на время из доли, поручил править свою должность, как и следовало, состоявшему при нем комиссару Данилову-Домнину. Но когда и этому последнему настала необходимость уехать, он вместо себя определил отправлять дела в ландратской канцелярии тотемского бурмистра Алексея Чекалева, и, таким образом, бурмистр оказался исполняющим обязанности ландрата. Очевидно, что те, кто передавали ему эти обязанности, устанавливали между ним и собою определенную иерархическую связь*.
______________________
* Там же. Ф. 248. Кн. 80. Л. 636 и сл.
______________________