Вселенский седьмой собор называется (Theoph.) «собором 350 отцов». Число присутствовавших Отцов колебалось (в действительности) между 330–367. Представители папы и патриархов восточных были те же. Оба пресвитера Петра заседали и подписывались первыми; но фактическим председателем, руководствовавшим ходом дел, προκαθεζόμενος, был патр. Тарасий. Император и императрица лично не присутствовали; их представителями на соборе были два сановника, Петрона и Иоанн, не имевшие заметного влияния и на внешнюю процедуру заседаний[173].

Особенность в составе этого собора: на нем присутствовало а) несколько нареченных, но нерукоположенных еще во епископов, в звании местоблюстителей своей кафедры[174] (вероятно православные желали этим, так сказать, искусом вызнать лучше их догматические убеждения), и б) «πλήθύς μοναχών» (131 подпись игуменов или их представителей), в числе которых первенствовал Савва, архимандрит и игумен τών Στοοδίων, и более других известен Платон, игумен Σακκουδεῶνος. Присутствовал, также, (по Vita, подписи нет) хронограф св. Феофан, ηγούμενος τού ’Αγρού, и — в звании се{стр. 550}кретаря при сановниках, св. Никифор, тоже историк и (потом) патриарх константинопольский.

Первый случай появления представителей монашества на соборе вселенском падает на 449 г., когда пресловутый Варсума (Бар-Ца́ума) прибыл в Ефес по специальному вызову от императора и «definiens subscripsit» низложение Флавиана и Евсевия. Это был такой прецедент, который, по основаниям понятным, не располагал к повторению таких приглашений. На IV вселенском соборе архимандриты являются раз лишь в качестве свидетелей и — просителей, на V — не присутствуют вовсе, на VI находятся лишь в количестве 6 человек. Теперь их присутствие было историческою необходимостью: монашество выставило из своей среды важнейших борцов за иконопочитание и тем возвысило свой авторитет в кругу православных, тогда как епископы своим отношением к иконоборцам (roborando — consentiendo — non obstando) дискредитировали свой авторитет. Согласие монашества с решением собора являлось таким образом (исторически) нравственною пробою его постановлений. — Впрочем, архимандриты не были полноправными членами собора (не заседающие — καθεσθέντες, а лишь присутствующие и слушающие — παρόντες или συμπαρόντες καί άκρόωμενοι). Они сами (деян. 2) заявили сомнение в своем праве подавать голоса (έκφωνείν) и приступили к подаче только после категоричного ответа Тарасия на их вопрос: «Порядок требует, чтобы каждый из находящихся на соборе провозгласил свое исповедание» (ή τάξις έστιν έκάστω των ευρισκομένων εις σύνοδον, έκφωνείν τήν εαυτού ομολογίαν).

Деяния I–VII — «έν τή Νικαέων λαμπρά μητροπόλεί τής Βιθυνών επαρχίας», εν τή άγιωτάτη μεγάλη εκκλησία τή έπωνύμω Σοφίας. Деяние VIII — εν τω παλατίω τω λεγομένω Μαγναύρα, в присутствии императора и императрицы.

I 24 сент. Речь Тарасия. Σάκρα. Два «привода» епископов; «λίβελλοι» первого и принятие; вопрос о принятии второго; чтение λιβέλλων.

II 26 сент. Третий «привод» и допрос. Послания папы Адриана императорам и Тарасию. «Ή άγία σύνοδος παραδέχεται τά γράμματα τού άγιωτάτου πάπα τής πρεσβοτέρας Ρώμης».

III 28 (29)сент. Принятие «второго» привода, суждение о третьем. «Γράμματα» Тарасия на восток, ответ «ар{стр. 551}хиереев» и «синодика» Феодора иерусалимского; принятие послания и исповедания восточных.

IV 1 окт. Доказательства, что иконопочитание согласно с Св. Писанием (Исх. ХХV, 17–22; Числ. VII, 88–89; Иезек. XLI, 1. 15. 19; Евр. IX, 1–5) и преданием (писаниями св. отцов и агиографическими памятниками). В ссылках строгой системы не было, так как прочитан был ряд мест, отмеченных разными лицами. Были цитаты из Афанасия В., Василия В., Григория Богослова (изображение Полемона), Иоанна Златоустого (— Мелетия), Григория нисского и Кирилла александрийского (— жертвоприношения Авраама, оба), Астерия амасийского (— св. Евфимии), Антипатра вострского (статуя Христа, поставленная кровоточивою), Нила синайского (икона муч. Платона), отрывки из Лимонаря, житий Марии египетской, Анастасия Перса, Феодора Сикеота, Симеона Дивногорца, канон 82 Трулльского (по мнению Тарасия — VI всел.[175] собора — по подлинной хартии, подписанной отцами пятошестого собора, свидетельства относительно чествования икон Леонтия еп. Неаполя кипрского, Анастасия антиохийского и др. В заключение прочитаны были послания Григория II к Герману константинопольскому и Германа к Иоанну синнадскому, Константину наколийскому и Фоме клавдиопольскому. — Отцы собора предали иконоборцев анафеме, и было прочитано Евфимием сардским и подписано отцами (предварительное) постановление о чествовании икон: «Τήν τού Θεού καί Σωτηρος ημών».

V. 4 окт. Ряд исторических свидетельств на то, что иконоборцы имели предшественников в Навуходоносоре, самарянах, язычниках (которые иконы сравнивали с своими идолами), иудеях, гностиках («Περίοδοι των άγιων αποστόλων»), монофиситах и сарацинах. Разоблачения вырезок и подчисток иконоборцев в памятниках древней письменности. Принято предложение местоблюстителей римских: {стр. 552} в следующий день принести на собор икону и воздать ей поклонение,

VI. 5 (6) окт. Чтение «шеститомного» опровержения на ορος иконоборческого собора 754 г.: «Φίλον ἀεί πως τῶ μισανθρώπω».

VII. 13 окт. Ορος вселенского собора (окончательный): «'Ο τό φως τής αὐτοῦ έπιγνώσεως ήμίν χαρισάμενος». Анафема Собору 754 года; анафема Феодосию ефесскому, Сисиннию Пастилле и Василию Трикаккаву; анафема Анастасию, Константину и Никите (константинопольским), как новым Арию, Несторию и Диоскору; Иоанну никомидийскому и Константину наколийскому. Анафема всем неприемлющим иконопочитания. Γερμανού τού όρθοδόξου, Ίωάννου καί Γεωργίου αίωνία ή μνήμη. Прочитан текст послания от имени Тарасия и собора императорам и извещение о решениях собора константинопольскому клиру.

VΙI. 23 окт. В присутствии императоров прочитан (и подписан ими) ορος, возглашены анафематизмы и «евфимии» императорам. По их желанию, прочитана часть святоотеческих мест из ΙV деяния.

Известною сложностью отличался вопрос, который вселенский собор имел разрешить прежде своих главных рассуждений, — вопрос о принятии епископов, сильнее других замешанных в иконоборческую смуту. Важность и трудность этого вопроса и сказалась и до известной степени обусловилась тем, что на самом соборе наметились два течения, умеренное и строгое.

Самым видным выразителем первого был патриарх Тарасий. Ему, государственному человеку, ясна была сложная природа иконоборчества, как явления только отчасти церковного. Опыт 6–7 августа 786 г. показал, что иконоборцы церковные могли найти себе неслабых союзников в иконоборцах политических. Было поэтому, с точки зрения церковно-политической (а такова и была точка зрения умеренных), желательно, чтобы единство церковное объяло всех, чтобы не осталось лиц, имевших побуждения (своекорыстные) агитировать так, как это сделали «немногие ευαρίθμητοι έπίσκοποι» в 786 г. Строгое церковное наказание могло лишь натолкнуть их на повторение агитации. Принятие их вводило, правда, в лоно православия элементы сомнительной чистоты; но, при {стр. 553} широком разливе иконоборчества, оно являлось таким злом, которое нужно было пережить (растворить в себе) здоровым силам церковного организма, так как трудно было отсечь все больные члены. Умеренные обращали внимание на будущее и, чтобы предотвратить возможные потрясения, несли прощение прошедшему.

Точка зрения строгих была исключительно церковная. Они обращали все свое внимание на прошедшее; Пред лицом церкви стояли согрешившие против нее; к ним и должно применить существующие правила церкви о согрешающих. Как живую историческую силу, которая может принять враждебное направление в будущем, иконоборцев строгие не оценивали: они считали своею задачею правосудно строгое suum cuique, а не политику (хотя бы и церковную) с её «икономиею». Во главе строгих ясно выдается бывший антиохийский синкелл Иоанн, которого (строго объективно) поддерживают и игумены, οί ζηλωταί τών κανόνων.

Замешанные в иконоборческой смуте епископы были «приведены» («προήχθησαν», «παρήχθησαν», «προσήχθησαν») в три раза («привода»).

Категория первая: 1. Василий анкирский (митр. Галатии I), 2. Феодор мирский (митр, Ликии) и 3. Феодосий ό τού Άμμορίου (во Phrygia Salutaris, суффраган митр, синнадского).

Категория вторая: 4. Ипатий никейский (митр. Вифинии II), 5. Лев родосский (митр, τών Νήσων [кикладских]), 6. Григорий писинунтский (митр. Галатии II), 7. Лев τού Ίκονίου (митр. Ликаонии), 8. Георгий митр. Антиохии писидийской, 9. Николай иерапольский (во Phrygia Salutaris) и 10. Лев еп. острова Карпафа (суффраган митр. родосского).

Категория третья: 11. Григорий неокесарийский (митр. Понта полемонийского); о нем одном замечено категорично что его привел «βασιλικός άν θ ρωπος» (μανδάτωρ), который, получив разрешение войти, сказал: «я послан благими государями [= императрицею], чтобы привести благоговейнейшего епископа неокесарийского на богочестивый и святой собор ваш, и я привел его»[176].

Принятие всех этих лиц в общение имеет высокую важность и потому, что это единственный случай, когда во{стр. 554}прос этого рода был поставлен и подробно расследован на вселенском соборе.

Епископы первого «привода» были, видимо, так мало замешаны в иконоборчестве, что принятие их не встретило затруднений. Они прочитали свои «λίβελλοι» с выражением искреннего раскаяния в своем заблуждении (Феодосий называл себя: «πεπλανημένος, ό πολλά κακά λαλήσας κατά τών σεπτών εικόνων») и изложением православного учения и были а) приняты в общение («άξιός έστι δοχής») б) «в сущем их чине» («εκελεύσθησαν καθίσαι εἰς τούς βαθμούς [= в порядке последовательности кафедр] καί εἰς τάς καθέδρας αὐτών») при возгласах Собора: «ό ορθόδοξος τη συνόδω ό πατήρ τοῖς πατράσι τούς ορθοδόξους ό Θεός καλώς ήνεγκε!» — Согласие относительно их было полное; лишь слегка наметилось, что умеренные стоят на точке зрения исторической и психологической (Тарасий: «οί ποτε κατήγοροι τῆς ορθοδοξίας, νυνί συνήγοροι της άληθείας εγ έ νοντο»; «πολυν συντριμμον καρδιάς ένεδείξατο Θεοδόσιος»), a строгие желают держаться канонических постановлений (монахи: «καθώς εδέξαντο αί άγίαι καί οίκουμενικαι εξ συνοδοί τους έξ αίρεσεως έπιστρεφοντας, καί ήμείς δεχόμεθα»).

Но принятие второй категории встретило затруднения, и вопрос прошел две стадии исследования — а) субъективно-психологического и б) объективно-канонического.

а) Из речи, с которою к этим епископам обратился Тарасий, видно, что эти епископы в прошлом году составляли «παρασυναγωγάς» — противозаконные сборища и агитировали против созванного в Константинополе вселенского собора. Теперь они заявляли о себе, что они из чтения апостолов и отцов «убедились» (έπείσθημεν) в истине иконопочитания, а тогда действовали «по неведению и неразумию» (κατά άγνοια καί άφροσύνην). Быстрота такой перемены убеждений именно к настоящему году (Тарасий родосскому: «καί πώς ετη εχων εως τών οκτώ ή καί δέκα έπίσκοπος, εως τού νύν ουκ έπείσθης»;) набрасывала сомнение на искренность обращения их, и «неведение и неразумие» были мало вероятны в епископах. На замечание: «έχρόνισε το κακόν καί ή κακή διδασκαλία», «έκ κακών διδασκάλων μαθήματα κακά παρελάβομεν», Тарасий ответил: «τά χρονιώτερα τών παθών δυσχερέστερα πως έστί προς το θεραπεύεσθαι» (смысл: тем сомнительнее, значит, искренность вашего быстрого обращения), «ή εκκλησία ἐκ κακών διδασκάλων ιερείς δεχεσθαι ου προσίεται» (= тем больше опасений против принятия вас в епископском сане). На это Ипатий мог лишь ответить: «ούτως έκράτησεν ή συνήθεια». {стр. 555} Уже Савва студийский благодарил Бога, приведшего их на путь истины, и Тарасий считал вопрос исчерпанным («τόν λόγον και τήν απολογίαν αυτών ήδη ήκούσαμεν»), как от местоблюстителя антиохийского последовала просьба — прочитать в книгах отеческие постановления касательно принятия обращающихся от ересей, чтобы выяснить таким образом норму (τήν άκριβή ασφάλειαν) для настоящего случая: «άπορούμεν γάρ ημείς».

б) Просьба Иоанна была исполнена и прочитаны были последовательно: α) can. Apost. 53 (= 52); β) can. Nic. 8; γ) can. Ephes. 3 [2?4?]; δ) Basil, ep. ad Amphil. I (188n. 1); ε) Bas. ep. 251; τ) Bas. ep. 263; ζ) Bas. ep. 99; η) Bas. ер. 240; θ) определение Ефесского собора касательно мессалиан; ι) Cyrilli alex. ер. 57; ια) Cyr. al. ер. 56; ιβ) Athanas. magni ер. ad Rufinian.; ιγ) ряд свидетельств из исторических памятников.

Вопрос, подлежавший разрешению вселенского собора, исчерпывался сполна в трех постановках:

αα) принимать ли епископов второй категории в церковное общение?

ββ) считать ли их способными к иерархическому сану?

γγ) принимать ли их в сущем их чине, т. е. уже как valide рукоположенных епископов?

В первой (αα) постановке вопрос ни в ком не возбуждал недоразумений, и, во всяком случае, can. Apost. 52, разрешал его в положительном смысле. Речь шла о степени прав, с которою должно принять иконоборческих епископов. Епископы сицилийские (с Феодором катанским и диаконом катанским Епифанием во главе) намечали такую программу решения: отождествить иконоборцев с одною из предшествующих ересей, и правила касательно присоединения из этой последней перенести на иконоборцев. Тарасий указал, что прецеденты иконоборчества встречаются и у манихеев, и у маркионитов (= гностиков), и у монофиситов (т. е. отождествление затруднительно). Епифаний формулировал вопрос прямее: «ныне новоизмышленная ересь меньше ли прежних ересей, или больше?» (έλάττων έοτι των προγεγενημένων αιρέσεων ή νύν καινοτομηθεισα, ή ύπερτέρα;). На это ответили — Тарасий: «τό κακον ήδη κακόν έστι» (= все ереси равны), Иоанн, местоблюститель антиохийский: «ересь эта — зло, худшее всех ересей, как ниспровергающая домостроительство Спасителя» (ή αίρεσις αύτη χείρον πάντων των αίρεσεων κακον — — ώς τήν οικονομίαν τού {стр. 556} Σωτήρος άνατρέπουσα). Помимо этой трудности отождествления не так легко было установить точно и способ принятия от прежних ересей.

Доказательства βʹ–ζʹ и θʹ–ιαʹ приведены были Тарасием. Ссылка на can. Nic. 8 была отклоняема сицилийскими на том основании, что там речь идет о кафарах, т. е. новатианах, след. о раскольниках, а иконоборцы — еретики. Тарасий полагал, что канон приложим и ко всякой ереси. Игумены с своей стороны указали, что для них неясно выражение канона: «ωστε χειροθετουμένους αυτούς μένειν ούτως έν τω κλήρω» (= отвечает ли канон: «да» на γγ, или на ββ). Тарасий высказал свое мнение: μή πως επ’ ευλογίας ένταύθα τήν χειροθεσίαν λέγει, καί ούχι επί χειροτονιας (= «да» на γγ). Сановники тоже выразили желание, чтобы вопрос был решен в этом последнем смысле. — Другие аргументы, говорили решительно за умеренных, так как устанавливали следующие факты:

a) Василий В. находил справедливым принимать энкратитов через крещение, если это не создаст слишком сильных миссионерских затруднений (не оттолкнет обращаемых); тем не менее, св. отец указывал (и принимал без протеста) тот факт, что некоторых «αδελφούς — — άπ ’εκείνης όντας τής τάξεως προσεδεξάμεθα τήν καθέδραν των επισκόπων».

b) Евстафий севастийский, несмотря на свои, связи с арианами, имел общение (потом) с Василием В., оставаясь в епископском сане.

c) Собор III вселенский Ефесский постановляет относительно мессалиан: «μένειν τους μέν κληρικους έν τω κλήρω».

d) Ревнителям Кирилл александрийский настоятельно советует: «μή·άκριβολογείσθαι σφόδρα περί τούς μεταγινώσκοντας (из лагеря несторианствующих) οικονομίας γάρ δειται το πράγμα πολλής».

Ho «строгие» избирали нормою (слова местоблюстителя антиохийского по прочтении: «καλώς άνεγνώσθη ό ορός ούτος είς ασφάλειαν τών άκουόντων») послание Афанасия В. к Руфиниану, которому св. отец излагает практику относительно ариан епископов на основании решений александрийского собора 362 г. (принимаемых и в Риме и в Элладе): «τοίς μέν — προίσταμένοις τής άσεβείας σογγινώσκειν μέν μετανοοῦσι, μή διδόναι δέ αύτοίς ετι τόπον κλήρου — τοίς δέ — ύποσυρείοι δι’ ανάγκην καί βίαν, — δίδοσθαι μέν συγγνώμην, έχεινδέ καί τον τόπον τού κλήρου». Монашествующие формулировали точно смысл прочитаннаго: «ό πατήρ ού δέχεται είς ιερωσύνη {стр. 557} toύς εξ αίρέσεως έπιστρέφοντας». Патриарх разъяснил, что строгость этого отношения к вождям арианства обусловлена была их поведением (то обращались в православие, то отпадали в ересь и преследовали Афанасия и православных), и на возражение Саввы студийского: «αμνησίκακος έστιν ό πατήρ», ответил, что строгость совсем не то, что воздаяние злом за зло, а вызвана была, ревностью о благе церкви. Монашествующие спросили иконоборческих епископов, могут ли они сказать о себе, что их привело в ересь насилие. Ипатий ответил, что эта точка зрения к ним не приложима: «ότι ήμείς ούτε βίαν ύπεμείναμεν, ουδε παρεσόρημεν, άλλ’ έν ταύτη τή αίρέσει γεννηθεντες άνετράφημεν καί ηυξήθημεν».

В течение дальнейших рассуждений выяснилось воззрение собора: иконоборцев епископов, которые не были «учителями ереси» (διδάσκαλοι τής αίρέσεως) в строгом смысле, принять в общение в их сане в виду их раскаяния; если же их обращение в православие — обман, то судит им Бог. Монашествующие выразили свое согласие с этим судом собора. Патриарх приложил старание, чтобы это согласие покорности стало согласием по полному убеждению. Было указано, что были приняты в общение в епископском сане и влиятельные из еретиков (Маркелл анкирский; Ювеналий иерусалимский, Фалассий кесарийский, Евсевий анкирский, Евстафий виритский и другие — на Халкидонском соборе): что признана была действительною (valida) и хиротония полученная от еретиков (Мелетий антиохийский — от ариан; Кирилл иерусалимский — от Акакия кесарийского и Патрофила скифопольского; Анатолий константинопольский — от Диоскора; Иоанн иерусалимский — от севириан; большинство отцов VI вселенского собора — от монофелитов).

Монашествующие просили прочитать послание Василия В. к никопольцам (η, ер. 240), в котором читаются слова: «ουκ οιδα έπίσκοπον, μηδέ άριθμήσαιμι έν ίερεύσι Χριστού τον παρά τών βέβηλων χειρών επί καταλύσει τής πίστεως εις προστασίαν προβεβλημένον».

Поэтому и получившие от этого лица хиротонию пусть не дерзают «μετά ταύτα, ειρήνης γενομένης, βιάζεσθαι εαυτούς εναριθμείν τω ίερατικω πληρώματι». В этих словах монашествующие усматривали полное отрицание действенности хиротонии у еретиков: «ίδού, ό πατήρ άποτρέπεται τήν τών αιρετικών χειροτονίαν». Тарасий сказал, что слова Василия В. направлены против тех, которые намеренно, в оскорбление православной церкви, ищут хирото{стр. 558}нии у еретиков. И притом «ούκ έφησεν ό πατήρ άδέκτους είναι, άλλα μή πως βίαν ύπομένειν τούς βούλομένους ένούσθαι τω κλήρω των όρθοδοξων». Вообще действие Василия В. обусловлено обстоятельствами его времени, и «ούκ άγνουύντες τήν γνώμην τού πατρός οι μετ’ εκείνον της έκκλησίας διάδοχοι, τους ύπέρ αίρετικών χείροτονηθεντας, είτα βελτιωθέντας έδέξαντο». Монахи сказали: «πρόσφορα (= congrua) τά έπιλυθέντα».

Собор признал вопрос о принятии рукоположенных еретиками достаточно разъясненным («ακριβώς έξετασθη»); епископам предложили читать их «λιβέλλους». — Наконец, 28 (29) сентября состоялось принятие их («άπολαβέτωσαν τους θρόνους αυτών)».

К третьей категории принадлежал лишь митрополит неокесарийский Григорий. Никак не видно, чтобы он был в 786 г. главным агитатором или даже только принимал участие в возбуждении солдат против собора. Характеристично лишь то, что епископы первых двух «приводов», так сказать, пришли на собор сами, a Григорий был приведен по повелению императрицы: уже престарелый епископ (он был одним из «отцов» копронимовского собора 754 г.), он видимо упорнее прочих держался иконоборческих взглядов, и теперь предстал собору скорее с желанием узнать истину («αιτώ δέ μαθείν [τόν όρθόν λόγον] — θέλω μετά πάντων καί φωτισθήναι καί διδαχθήναι»), чем с полным в ней убеждением. Но — по его словам — согласие настоящего вселенского собора произвело на него сильнейшее, убеждающее впечатление: «καί έμαθον καί έπληροφορήθην, ότι ή αλήθεια αύτη έστιν, ή νυνί ζητουμένη καί κηροσσομένη». Он просил у собора прощения в своих предшествующих заблуждениях. Он объяснил, что фактическим гонителем он не был, хотя и считался предводителем иконоборцев на соборе 754 г. 28 (29) сентября собор выслушал его «λίβελλον». Против его принятия в епископском сане было выставлено два замечания.

a) Тарасием: он был иерархом во дни Копронима, когда некоторые из епископов «άφόρητον διωγμόν έπήγαγον ευσεβέσιν άνδράσιν οις λόγοις έπιφερομένοις ού σφόδρα πιστεύομεν χωρίς άποδείξεως». А за побои иерархические лица подлежат низложению по апост. прав. 26 (28) и по практике Халкидонского собора (против Диоскора). Это был простой вопрос, а не обвинение. Григорий твердо ответил: «ού μή άνθρωπος κατηγορήση (этого рода обвинения предоставлено было рассматривать все{стр. 559}ленскому собору или патриарху Тарасию) μου, ότι έτυψα ή εδειρά τινα. ούδέ έν τη θεοφυλάκτω καί βασιλίδι πόλει ούδέ έν τη χώρα τη έμη άνθρωπος έξ έμοῦ άμυναν επαθεν».

б) Саввою студийским: «έξαρχον τής αίρέσεως αυτόν ώμολόγησαν οί αρχιερείς εί͂ναι, καί ώς κελεύετε». Ηе подходит ли этот отец иконоборческого собора под первую категорию, указанную в послании Афанасия В. к Руфиниану? Тарасий ответил указанием, что и Ювеналий иерусалимский и Евстафий севастийский (македонианин) были εξαρχοι αίρέσεως и — приняты. Иоанн логофет обратил внимание собора на важное историческое значение того факта, «ότι Γρηγόριος ό Νεοκαισαρείας καί εξαρχος τής παρελθούσης ασεβούς συνόδου, έφυλάχθη μέχρι τής σήμερον, τού τήν ιδίαν αίρεσιν καί διδασκαλίαν κατακριναι». С логофетом согласился и местоблюститель антиохийский.

Вместе с епископами второй категории был принят в общение и занял свою кафедру, при возгласах собора: «Θεός καλως ήγαγε τούς ορθοδόξους», и Григорий неокесарийский[177].

После «привода» епископов иконоборствовавших, было приступлено к вопросу об иконопочитании (ΙV заседание 1 октября). Основания для ορος'α были подготовлены весьма строго и тщательно. Было прочитано много мест из св. писания и св. предания. Так как было выяснено злоупотребление иконоборцев «карточками» (πιττάκια), то все места прочитывали не по выпискам, а прямо по книгам, и следили за этим так внимательно, что когда протопресвитер влахернский Илия стал читать канон Трулльского собора по документу, Савва студийский прямо спросил: «τίνος χάριν ’εν τω χάρτη άνέγνω καί ουκ έν βίβλω;» Тарасий объяснил: «ότι αυτός ό πρωτότυπος χάρτης έστίν, εν ω όυπέγραψαν οί άγιοι πατέρες». И сверх того точность чтения сверена была немедленно с полною «книгою», принадлежавшею Петру никомидийскому. Прочитан был (V заседание 4 октября) ряд исторических свидетельств на то, что иконоборцы имели предшественников на инославной почве.

С полемической точки зрения важны разъяснения относительно όρος'α, иконоборческого собора 754 г. на VΙ заседании 5 (6) октября. Григорий неокесарийский читал текст этого ορος'α, a константинопольские диаконы — «шеститомное» опровержение на него: «Φίλον άεί πως {стр. 560} τω μιοανθρώπω». Автор «опровержения» («άνασκευή») неизвестен (красноречивый Епифаний диакон катанский, местоблюститель Фомы, архиеп. сардинского?). При основательности, оно многословно, так как автор опровергает όρος шаг за шагом и вслед за ним (неизбежно) и сам повторяется и при том делает замечания и по поводу православных отделов όρος'а.

13 октября (VII заседание) прочитан еп. таврианским (южная Италия) Феодором όρος вселенского собора: «Ό το φως τής αύτού επιγνώσεως ήμίν χαρισάμενος» и подписан всеми епископами и местоблюстителями. Возглашено: «πάντες ούτω πιστέυομβν — αότη ή πίσης των αποστόλων, αδτη ή πίσης τών ορθοδόξων, «δτη ή πίστις τήν οίκοομενην εστήριξε». Преданы были анафеме все иконоборцы. Защитникам иконопочитания — патриарху Герману, Иоанну Дамаскину и Георгию провозглашена «вечная память».

В качестве оснований для иконопочитания отцы собора указали на предание св. отцов и св. кафолической церкви, в частности указывали на изображения Сына Божия воплотившегося. Общепризнанный образец иконопочитания, не оспариваемый и иконоборцами, указывается в почитании честного и животворящего креста. Иконы допускаются самые разнообразные по способу написания и по месту их нахождения; о резных же иконах нет и речи. Дозволяются изображения И. Христа, Божией Матери, ангелов и св. угодников. Нравственный смысл иконопочитания указывается в побуждении верующих к подражанию добродетелям лиц, изображенных на иконах. Характер (modus) иконопочитания определяется термином «τιμητική προσκύνησις», в отличие от «λατρεία, ή πρέπει μόνη τη θεία φύσει». Внешние формы иконопочитания указаны самые разнообразные: воскурение фимиама[178], возжжение светильников и пр. Предмет чествования — первообраз, на который, и восходит чествование, воздаваемое иконе. В заключение были приняты меры на случай нового уклонения в иконоборческую ересь, равным образом — против тех, кто пользовался священными предметами для своекорыстных целей.

{стр. 561}

Существенное место в όρος'е VII вселенского собора читается, по исповедании Троицы и воплощения[179], так:

« И кратко сказать, мы храним не нововводно все церковные предания, установленные для нас письменно или без писания. Одно из них есть изображение иконным живописанием, как согласное с повествованием евангельской проповеди и служащее нам к удостоверению истинного, а не призрачного воплощения Бога Слова, и к подобной пользе; ибо вещи, которые взаимно друг на друга указывают, без сомнения, и уясняют друг друга. Поэтому мы, шествуя как бы царским путем и последуя богоглаголивому учению святых отец наших и преданию кафолической церкви (ибо знаем, что сия есть Духа Святого в ней живущего), со всяким тщанием и осмотрительностью определяем: подобно изображению честного и животворящего креста, полагать во святых Божиих церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и на досках, в домах и на путях, честные и святые иконы, написанные красками и сделанные из мозаики и из другого пригодного к сему вещества, иконы Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и непорочные Владычицы нашея Святыя Богородицы, также и честных ангелов и всех святых и преподобных мужей. Ибо, чем чаще чрез изображение на иконах они бывают видимы, тем более взирающие на оные побуждаются к воспоминанию о самых первообразах и к любви к ним, и к тому, чтобы чествовать их лобызанием и почитательным поклонением, не тем истинным по вере нашей служением, которое приличествует одному только Божескому естеству, но почитанием по тому образу, как оно воздается изображению честного и животворящего креста и святому евангелию и прочим святыням, фимиамом и поставлением свечей, как делалось это по благочестивому обычаю и древними. Ибо честь, воздаваемая образу, восходить к первообразу, и покланяющийся иконе покланяется существу (ипостаси) изображенного на ней. Такое содержится учение святых отец наших, то есть, предание кафолической церкви, от конец до конец земли приявшей евангелие». Так мы {стр. 562} исполним 2 Феесал. II, 15. Воспоем пророческую песнь Софон. III, 14–15. «Осмеливающихся же иначе думать или учить, или согласно с нечестивыми еретиками отвергать церковные предания и измышлять какое-либо нововведение, или отвергать что-нибудь из посвященного церкви, евангелие, или изображение креста, или иконное живописание, или св. останки мученика, или замышлять что-либо с хитростью и коварством для ниспровержения какого-либо из принятых в католической церкви преданий, или давать обыденное употребление священным сосудам, или святым монастырям, постановляем, если это будут епископы или клирики, извергать из сана, если же монахи или миряне — отлучать от общения»[180].

{стр. 563}

Центральным и самым важным пунктом всего όρος'а, без сомнения, является определение modus'a чествования св. икон. Этот modus чествования определяется отцами собора, как «τιμητική προσκύνησις» в противоположность «λατρεία»[181]. Принимая во внимание важность этого пункта, следует заметить, что отцами собора очень немного сказано по этому вопросу, и этот последний остался в όρος'е без надлежащего раскрытия и уяснения. Впрочем, собор косвенным образом указал тот источник, из которого можно было почерпнуть более подробное раскрытие modus'a чествования икон. Возгласив «вечную память» Иоанну Дамаскину, VII вселенский собор тем самым признал компетенцию, этого защитника иконопочитания в раскрытии этого важного вопроса (о modus'е чествования) и ясно показал, что учение Иоанна Дамаскина, касающееся этого пункта, вполне достойно собора и может быть признано безусловно истинным. Таким образом, соответственными местами из творений Иоанна Дамаскина вполне может быть восполнен пробел, оказавшийся в соборных определениях по вопросу о modus'е поклонения иконам.