Международный империализм, об’единившись с внутренней российской контрреволюцией, пытался задушить молодую социалистическую республику, разгромить ее. На севере высадились английские оккупанты, на востоке хозяйничали японские интервенты, Украина была под властью оккупационных войск германского кайзера, на Дону свил гнездо атаман Краснов, в уральских и оренбургских степях разбойничали банды Дутова, в Сибири англо-французские империалисты поставили Колчака, об’явив его «верховным правителем России», то-есть подчинив ему всю контрреволюцию России.
К концу 1918 года Колчак создал на Восточном фронте почти двойное численное превосходство против красных войск и двинул свою армию на Москву. Главный удар Колчак намечал через Пермь — Вятку, надеясь в районе Вологды соединиться с войсками интервентов на севере. Положение на Восточном фронте было неустойчивое. Красная армия вынуждена была приостановить наступление на центральном участке фронта. На севере по вине Троцкого, не выполнившего указаний Ленина об укреплении позиций, была сдана Пермь.
В. И. Ленин и Центральный Комитет партии поручили И. В. Сталину и Ф. Э. Дзержинскому расследовать причины падения Перми. В своем докладе товарищу Ленину от 31 января 1919 года товарищ Сталин указал на предательский метод «руководства» Троцкого Восточным фронтом. Назначенные Троцким и при его попустительстве контрреволюционные военспецы довели управление армиями и дивизиями, а также руководство снабжением до развала.
Товарищ Сталин быстро и решительно восстановил положение под Пермью, провел огромную работу по чистке и укреплению всего Восточного фронта. На Восточный фронт партия бросила лучшие силы большевиков. Рядом революционных мероприятий Сталин подготовил тот необходимый перелом, который позволил Красной армии в ближайшее время перейти в наступление. Колчаковский план похода на Москву через Пермь — Вятку и соединения с интервентами на севере был сорван.
М. В. Фрунзе еще 26 декабря 1918 года был назначен командующим 4-й Красной армией.
О назначении Фрунзе на фронт тотчас же стало известно иваново-вознесенским ткачам. В своих выступлениях на рабочих собраниях Иваново-Вознесенска Фрунзе неизменно указывал:
— Иваново-Вознесенская губерния — край текстильной промышленности. Красной губернии нужен хлопок. Красная губерния должна проложить дорогу к хлопку.
Михаил Васильевич начал формировать отряд под лозунгом «За хлопок!» По городу в январе 1919 года было расклеено воззвание губкома партии:
Записывайтесь в отряд т. Фрунзе!
На фабриках началось горячее обсуждение вопроса — кому поехать на фронт. Желающих оказалось больше, чем можно было отправить.
В отряд записалось триста рабочих. Среди них были женщины, много соратников Фрунзе по 1905—1906 годам. Вспоминались горячие дела на Талке, и все гордились тем, что их Арсений назначен командармом.
Отряд разместился в казарме. На снежном плацу начались занятия — ружейные приемы, рассыпной строй. Полуголодные и легко одетые бойцы отряда изучали искусство сражаться.
По утрам в казарму приезжал Фрунзе. До начала занятий велись беседы на политические темы.
— Мы идем на борьбу с нашим самым заклятым, смертельным врагом, — говорил Михаил Васильевич,— и нас никогда не должно оставлять чувство ненависти к нему. У нас не может быть иной мысли, как победа над врагом. Победа во что бы то ни стало, несмотря ни на какие жертвы. И мы победим. Сознание уверенности в победе делает человека бодрым. Когда человек идет бодро, зная свою цель, он не замечает, как пули летят...
От взрослых рабочих не отставала и молодежь. Юноши и девушки стремились на фронт, хотели быть с Фрунзе, которого знали и любили. Сколько рассказов слышали они в семье о бесстрашном борце с самодержавием и друге ткачей Арсении.
Перед от’ездом Фрунзе на фронт в Иваново-Вознесенском губкоме собралась группа большевиков. Толковали о делах партийных и военных.
Заговорили о голоде, об остановившихся фабриках.
Фрунзе сказал:
— Откупорим пробку, что под Оренбургом, — оттуда прямая дорога к туркестанскому хлопку...
Вступив в командование 4-й армией, Фрунзе энергично взялся за укрепление дисциплины, за повышение боеспособности частей, за усиление политической работы и отбор военных специалистов.
С какими кадрами военных специалистов приходилось вести работу, видно из следующего разговора начальника штаба 4-й армии с ад’ютантом Фрунзе С. Сиротинским.
Начальник штаба, генерал старой армии, как-то угостил ад’ютанта командующего чашкой какао:
— Пейте, хорошее какао, «Золотой ярлык», я еще в 1915 году припас.
Генерал грустно постучал пальцем по коробке.
— Осталось всего полкоробки... — И, вздохнув, добавил: — Вот допью это какао, и уж больше никогда в жизни его пить не придется,
— Почему? — удивленно спросил Сиротинский.
— У большевиков какао никогда не будет. Откуда вы, большевики, какао достанете?
—- Сколько угодно будет какао, дайте только социализм построить, — возразил Сиротинский.
Старый генерал покачал головой:
— При социализме? Может быть... Разве что по кружке на человека будут выдавать...
Потом этот же начальник штаба сказал Фрунзе:
— Не верю я, чтобы вы, большевики, победили.
— Почему же?
— Родины у вас нет. Не за что бороться, цели борьбы нет...
— Это у нас-то, у большевиков, нет родины?.. —-возмутился Фрунзе. — Мы за нее шли на каторгу, на виселицу...
Михаил Васильевич хорошо знал, что без военных специалистов не обойтись, и трудную работу по перевоспитанию старых кадров он вел с подлинно большевистским тактом.
Штабные, особенно из бывших офицеров, долго -ломали головы над вопросом — кто такой Фрунзе?
—- Настоящая фамилия Фрунзе — Михайлов. А я знал генерала Михайлова, командовавшего дивизией на Западном фронте, — высказал кто-то свое предположение.
Многие эту версию считали наиболее вероятной. Но велико было изумление, когда оказалось, что Фрунзе не генерал, а большевик-подпольщик. Старых кадровиков, не изживших ни кастовых, ни классовых предубеждений, особенно занимал вопрос, что будет делать этот командарм, никогда на фронте не командовавший. Казалось правдоподобным, что Фрунзе должен пойти на поводу у какого-нибудь специалиста. Если же этого не произойдет, то вполне естественной окажется несостоятельность назначения большевика и восторжествует линия Троцкого, который назначал на командные посты исключительно представителей старого генералитета.
С первых дней командования новый командарм приступил к изучению частей своей армии. У Фрунзе уже тогда сложился взгляд на вещи, которому он следовал всю жизнь: «Сначала изучи, а потом действуй».
Состояние армии, которое застал Фрунзе, оказалось весьма неутешительным.
За несколько дней до вступления Михаила Васильевича в командование частями 22-й и 25-й дивизий[9], входивших в 4-ю армию, был взят Уральск. Все же некоторые части не были устойчивы. Большую тревогу вызывала 22-я дивизия 4-й армии. В полках этой дивизии эсеры вели открытую агитацию против советской власти. Под влиянием эсеровской агитации в Покровско-Туркестанском полку один за другим были убиты командиры полков. Когда в расположение 22-й дивизии прибыл член Реввоенсовета 4-й армии товарищ Линдов, чтобы принять меры для оздоровления частей, его предательски убили вместе с двумя красноармейцами. При переходе белоказаков в контрнаступление Покровско-Туркестанский полк вступил в переговоры с врагом. Полк был разоружен, но все это свидетельствовало о том, что политическая работа в частях почти не велась. Возникшая из местных формирований, армия не изжила партизанщины, а слабость политической работы позволила эсерам развернуть свою контрреволюционную деятельность. Сказывалась предательская политика Троцкого. Преступно нарушая директивы Центрального Комитета коммунистической партии, Троцкий допустил в армию кулаков и торговцев, назначил ненадежный командный состав. В результате преступных действий Троцкого и его ставленников целые роты и даже отдельные полки, обманутые изменниками, переходили на сторону белых.
Фрунзе приказывает прекратить все формирования вне крупных соединений. Для создания передовой части, образцовой для остальных, он добивается передачи в его распоряжение 1-й бригады 25-й дивизии и, предполагая влить в нее Иваново-Вознесенский рабочий полк, на этой основе приступает к новому формированию дивизии.
После взятия Уральска 4-я армия находилась в пассивном состоянии. На это ее обрекала директива фронтового командования: «Обеспечение путей, ведущих с юга и юго-востока на Самару—Сызрань».
Беседы, которые Михаил Васильевич вел с командирами, бойцами при каждом удобном случае, убеждали его, что эта пассивность, подрывающая боеспособность частей, может окончательно деморализовать армию. Фрунзе видел свою задачу не в том, чтобы руководить обороняющимися частями; он должен был вести их в наступление для разрешения основной задачи — разгрома врагов пролетарской революции. Между тем в штабе занимались пустым бумагописанием; в частях, разбросанных по деревням, кое-как велась сторожевая служба.
В штабе армии с изумлением наблюдали за действиями командарма. Спокойствие, уверенность и неутомимость, соединенные с внимательным отношением к человеку, — все это показывало, что Фрунзе является образцом военачальника нового типа. Вся предыдущая жизнь Михаила Васильевича: его революционная работа в большевистском подполье, постоянное и систематическое изучение военных вопросов, боевая работа в 1917 году, организационная военная работа в Иваново-Вознесенске и на посту ярославского окружного комиссара — была большой военной школой.
И друзья, и недоброжелатели из окружения Фрунзе ;увидели в нем новую силу, человека, сумевшего разобраться в неблагоприятной, противоречивой обстановке и с упорством взявшегося за преодоление слабой боеспособности частей.
М. В. Фрунзе решает перейти к активным боевым действиям, чтобы закалить части в боях. 7 февраля Фрунзе отдает приказ дивизиям овладеть двумя хуторами — Круглоозерным и Барбастау. Этот первый оперативный приказ, хотя и ставил скромную боевую задачу, имел большое тактическое значение для положения армии.
Когда Фрунзе донесли, что части выполнили приказ и хутора Круглоозерный и Барбастау заняты, он не удовлетворился этим сообщением, но обратился к внимательному изучению характера операции. Он потребовал не только точных донесений, как решалась операция, с каким врагом пришлось иметь столкновение, но непосредственно в частях беседовал с командирами и бойцами. Знакомясь с тем, в каких условиях живет часть, каков ее социальный состав, какие нужды и запросы волнуют бойцов, насколько им ясны перспективы великой борьбы, командарм постигал то, чего не было в докладах и рапортах, за шаблонной формой которых не видно было людей — самого ценного и основного капитала армии.
Фрунзе накапливал материал, нащупывал рычаг, поворотом которого можно будет поднять армию на ту высоту, которой требовала партия, родина. Главный упор в эти дни Фрунзе делал на политическую работу в частях — этот участок был наиболее запущен. Он требовал от политработников отказа от агитации вообще, а предлагал использовать богатейшие факты окружающей действительности, наиболее близкие и понятные красноармейцам. Михаил Васильевич указывал начальникам и комиссарам верный путь для завоевания авторитета и доверия бойцов — действовать личным примером.
Фрунзе отдавал себе отчет, что работа по поднятию боеспособности армии предстоит длительная и упорная. И он продолжал изучать свою армию, чтобы ею командовать. Но параллельно с этим он углубленно изучал военно-политическую обстановку всего фронта.
Красные части продолжали отступать к Волге...
Авантюристические планы Троцкого, требовавшего движения на запад, приводили к тому, что для Восточного фронта не только не уделялись резервы, но даже предполагалось снять с него некоторые части для Западного фронта. Исходя из вредительских установок Троцкого, его ставленники на Восточном фронте легко мирились с отступлением. Это дало возможность белым взять инициативу в свои руки и наносить удары то в одном, то в другом направлении.
— Только переход в наступление изменит положение,— внушал Фрунзе штабным работникам, командирам.— Мы не слабее противника, и я убежден, что мы безусловно можем победить.
С первых шагов своей полководческой деятельности Фрунзе обнаружил смелость оперативных замыслов. И эти замыслы, неоспоримые в военном отношении, были всегда тщательно подготовлены предварительной работой в штабе над картой, над изучением района операции, сил врага и проверкой выводов на фронте, в частях.
Свою мысль о необходимости перехода к активным действиям Фрунзе настойчиво доводил до сведения фронтового командования.
Потом, несколько лет спустя, вспоминая этот период, Михаил Васильевич говорил:
— Надо пережить и перечувствовать всю тяжесть положения атакуемого, чтобы понять, какое преимущество имеет наступление перед обороной... Сторона, держащая инициативу, сторона, имеющая в своем распоряжении момент внезапности, часто срывает волю противника и этим самым создает более благоприятные для себя условия...
Фрунзе выехал в Уральск. Город был полон воинскими частями: одни уходили на фронт, другие возвращались с позиций на отдых. В этом постоянном движении подчас трудно было разобраться. Сутолока усиливалась еще непрерывной ружейной стрельбой.
— Почему это такая стрельба? — спросил Фрунзе.
— А так, «палят по богу»...
Помощник Фрунзе, прикинув размеры пальбы, с ужасом заявил:
— Чорт знает, что такое. При этой стрельбе за сутки не менее двух миллионов патронов ухлопают...
По Уральску опасно было ходить. Бессмысленная стрельба не прекращалась. В частях 22-й стрелковой дивизии дисциплина была расшатана, политическая работа не велась, чувствовалась анархия. Даже командный состав не был дисциплинирован и подавал дурной пример подчиненным резкой и недопустимой критикой действий командования 4-й армии. Немногим лучше было и в 25-й дивизии.
Появление Фрунзе в Уральске, в двадцати верстах от фронта, когда ожидалось, что вот-вот враг внезапным ударом захватит город, вызвало ехидные вопросы некоторых командиров:
— Как себя чувствует его превосходительство генерал Фрунзе?
Фрунзе приказал навести порядок и решил устроить смотр частям.
Был ясный, морозный февральский день. Комбриг Плясунков неохотно вывел полки 25-й дивизии на парад. Части построились на площади в совершенном беспорядке. Равнения никто не держал, в строю курили, разговаривали.
Плясунков громко, не стесняясь, что его слушают бойцы, сказал:
— Старый режим генерал вводит... Парадами забавляется.
В строю начались разговоры:
— И зачем мы тут мерзнем...
— Жди, пока генерал кофею напьется...
— По домам надо...
— Спит, поди, еще генерал...
Фрунзе в это время заканчивал доклад на собрании парторганизации города Уральска. Не дождавшись прибытия Фрунзе, Плясунков подал команду:
— Бойцы Двадцать пятой стрелковой дивизии, по зимним квартирам марш.
Полки разошлись. Но многие поняли, что совершили тяжелое преступление, — действия комбрига Плясунков» по существу являлись мятежом.
Когда командарм приехал на смотр, площадь была пуста. Попадались лишь отдельные группы солдат. Фрунзе вызвал к себе командиров и сделал строгое внушение. Командиры молча выслушали и разошлись озлобленные.
Через некоторое время Фрунзе получил пакет:
«Командарму 4. Предлагаю вам прибыть в 6 часов вечера на собрание командиров для об’яснения по поводу ваших выговоров нам за парад.
Комбриг Плясунков».
Фрунзе оставил письмо без ответа. Часа через три последовал второй «ультиматум» такого же рода. Тогда Михаил Васильевич приказал подать лошадь. Сотрудники его отговаривали — кошмарное убийство Линдова еще не изгладилось из памяти. Взяв с собой ад’ютанта, Фрунзе поехал.
Командиры из бригады Плясункова, отправляясь на совещание, решили: если Фрунзе явится с охраной, нужно на всякий случай вывести дежурные части.
Командиры собрались в тускло освещенном помещении. Волны сизого табачного дыма плавали над сдвинутыми на затылок папахами. Шум был невероятный— каждый старался перекричать другого.
Фрунзе приехал без охраны. Собравшиеся были ошеломлены.
— Не трусливый генерал...
Многие все еще оставались в уверенности, что Фрунзе — царский генерал.
Фрунзе вошел. Плясунков не подал команды «смирно» и не обратился с рапортом. Чувствовалось напряженное состояние всех собравшихся.
Михаил Васильевич прошел вперед и сел за стол.
— Здравствуйте, товарищи.
Ответом было молчание. Вдруг кто-то - из задних рядов крикнул:
— Товарищи, что же это такое? Мы воюем, кровь проливаем, а приезжают некоторые из центра и боевых командиров учат маршировать!
— Это вам не старый режим!
— Линдова забыли?!
В переднем ряду кто-то встал и быстро подошел к столу, за которым сидел Фрунзе, вертевший в руках карандашик. Подошедший приветливо улыбнулся Фрунзе, повернулся к насторожившимся командирам и поднял руку:
— Стой, товарищи! Стой, дайте слово мне сказать. Львы вы, славная вы стая волкодавов, потерявшие славные свои головы в борьбе с капиталом, а своего поводыря что не отличаете?
— Кто он? — раздались голоса.
— Пролетарский вождь, член партии! Смелый! Трус бы не пришел к вам в берлогу. За что распалились?
— А мы думали — генерал царский...
— Сами виноваты, гордые...
— Мы взяли Уральск, а другой каштаны таскает...
— А вы об’ясните толком — Фрунзе все поймет...
Фрунзе встал. Водворилась тишина.
— Прежде всего заявляю вам, что я здесь не командующий армией. Командующий армией на таком собрании присутствовать не может и не должен. Я здесь — член коммунистической партии. И вот от имени той партии, которая послала меня работать в армию, я подтверждаю вновь все свои замечания по поводу отмеченных мною недостатков в частях, командирами и комиссарами которых вы являетесь и ответственность за которые, следовательно, вы несете перед Республикой.
Буйное настроение у слушателей стало спадать.
Фрунзе продолжал:
— Вы угрожаете мне. Этим вы меня не испугаете. Царский суд дважды посылал меня на смерть и не заставил меня отказаться от своих убеждений. Я безоружен и нахожусь здесь только со своим ад’ютантом. Я в ваших руках. Вы можете сделать со мною, что хотите, но я твердо заявляю по поводу сегодняшнего вызова меня сюда, как командующего, что в случае повторения подобных явлений буду карать самым беспощадным образом, вплоть до расстрела. Нарушая дисциплину, вы разрушаете армию. Советская власть этого не допустит.
Михаил Васильевич обвел собравшихся глазами.
— Имеете еще что-нибудь?
Командиры смущенно молчали.
Фрунзе медленно направился к двери. Кто-то вскочил и, пробежав вперед, открыл дверь:
— Пожалуйста, товарищ командующий.
— Качать его!
— Ура, Фрунзе!
— Умрем, надейся на нас!
— Пойдем до самого Каспия!
Через несколько дней после пресловутого совещания Плясунков, тот самый, который пред’явил Фрунзе «ультиматум», проникся полным доверием и уважением к командарму и обратился к нему с личной просьбой:
«Дорогой товарищ Фрунзе, — писал он, — так как красному командиру иметь при себе жену нецелесообразно, прошу вас взять ее с собой и отправить на родину...»
Фрунзе, прочитав записку, рассмеялся:
— Ну что ж, возьмем эту «нецелесообразную» жену и доставим по назначению[10].
Фрунзе и прибывший на фронт член Реввоенсовета Валерьян Владимирович Куйбышев развернули большую политическую работу в частях.
В. В. Куйбышев, член РВС Южной группы.
Театром военных действий являлись заволжские пространства, горы Южного Урала, степи Казахстана. Изучая карту района, Фрунзе отмечал:
— Татары, башкиры, киргизы...
Стоявший рядом Куйбышев добавил:
— А дальше пойдем — Средняя Азия с ее национальностями.
Фрунзе и Куйбышев совместно наметили план работы: раз’яснение задач национальной политики командному составу и красноармейцам, кампания среди местного населения через печать и с помощью агитаторов. Одновременно приходилось принимать срочные меры для подавления мятежей: в тылу фронта начались выступления кулачества, организованные по единому плану и руководимые белыми офицерами.
Работа, проделанная Фрунзе и Куйбышевым, скоро сказалась на усилении боевой мощи армии: непосредственно на театре военных действий Красная армия получала людские резервы и снабжение. Организованные национальные части справились с возложенными на них задачами.
В феврале 1919 года, когда Фрунзе был в Самаре, к нему в штаб пришел, в валенках и башлыке, командир со смущенной улыбкой под усами.
— Чапаев, — представился он командующему.— Прибыл в ваше распоряжение из Академии генерального штаба.
Фрунзе приветливо встретил Чапаева, усадил его и стал расспрашивать об учебе в Академии, куда Василий Иванович был послан из 4-й армии.
— Учился скверно. Порохом я весь пропитан, белоказаки у меня в уме, ничего в голову не лезет...
Чапаев рассказывал об уроках военной географии, на которых его экзаменовали, как школьника, и Михаил Васильевич от души хохотал, слушая рассказ.
В. И. Чапаев.
Фрунзе назначил Чапаева начальником Александро-Гайской бригады, на которую в предстоящей наступательной операции возлагалась особо сложная задача: бригада должна была обходить противника по степным дорогам и действовать самостоятельно. От ее начальника требовалась широкая, разумная инициатива и оперативная грамотность. Фрунзе долго не мог подобрать подходящего начальника. Василий Иванович Чапаев был именно таким командиром, какого искал Фрунзе.
Выслушав свое боевое задание, Чапаев ответил:
— Понимаю, товарищ командующий. Будет исполнено в точности.
Фрунзе пожал ему руку.
— Я надеюсь, что вы сумеете вдохнуть в бригаду тот победный дух, которым проникнута вся ваша прежняя боевая работа.
— Слушаюсь! Приказ выполню.
После беседы с Фрунзе Чапаев рассказывал командирам:
— Вот это человек. Вот это командующий!..
Еще до встречи с Чапаевым Фрунзе много слышал о нем. Он ценил боевой опыт Чапаева, его мастерские маневры по охвату флангов. Об этом красноречиво говорили результаты боев Чапаева с чехо-словаками и войсками «учредиловцев». Бесстрашный, прямой и беззаветно преданный революции, этот герой-самородок пользовался большим авторитетом среди бойцов.
— Чапаев тесно связан с массами, — говорил Фрунзе начальнику политотдела.
И чтобы закрепить эту связь, Михаил Васильевич решил дать в помощь Чапаеву хорошего политического руководителя. Повидимому, Фрунзе уже тогда решил назначить комиссаром в чапаевскую часть Фурманова, приезд которого из Иваново-Вознесенска ожидался в ближайшие дни.
12 февраля М. В. Фрунзе отдал приказ: «В наиболее короткий срок закончить кровопролитие в Уральской области и не дать наиболее жизненному контрреволюционному ядру Уральского войска ускользнуть из-под наших ударов».
Этим приказом Фрунзе ставил перед армией задачу немедленного перехода к наступлению в глубь Уральской области и разгрома белоказачьей армии. Главные силы противника были расположены в районе Чеганск—Владимирский, отдельный отряд находился на Джамбейтинском тракте и небольшие силы у Сломихинской. Всего насчитывалось до 16 тысяч белоказаков, что значительно превышало силы 4-й армии.
14 февраля Фрунзе выехал на фронт для руководства операцией. По приказу Фрунзе 22-я дивизия должна была наступать на Чеганск — Владимирский и, разгромив здесь главную группировку противника, продвигаться на Лбищенск. Александро-Гайская бригада Чапаева по овладении Сломихинской должна была охватывать противника, действующего против 22-й дивизии. В Барбастау сосредоточивался армейский резерв — бригада 25-й дивизии. Этот приказ свидетельствует о зрелости Фрунзе как командарма, умеющего планировать операцию и правильно нацеливать части.
Начались снежные метели, сильно затруднявшие ведение операции.
16 февраля Фрунзе решает ночным штурмом овладеть хутором Щапово и поручает эту операцию 2-й бригаде 22-й дивизии. Наступление ночью в метель требовало от войска высокой боеспособности, а от командиров — искусства управления. В этом бою бригада должна была держать экзамен на боеспособность.
2-я бригада 22-й дивизии оказалась не на высоте поставленной задачи. Она упустила ночное время для выступления. Утром начался буран, бойцы шли в снежном мареве, связь между частями не была обеспечена. Огонь наших орудий и пулеметов велся наугад. Скоро часть орудий и пулеметов вышла из строя. Наступающим было приказано вернуться на исходные позиции.
Выслушав донесения начальников, Фрунзе указал на причины неудачи: плохая боевая подготовка части и слабая дисциплина.
— Комиссары и командиры недостаточно уделяют внимания политической работе среди красноармейцев. Комиссары и командиры должны личным примером воодушевлять бойцов. Командиры должны неослабно следить за материальным состоянием артиллерии и пулеметов.
Оценивая результаты боев, Фрунзе приходит к выводу, что без перегруппировки сил, пополнения резервами и оздоровления дивизий наступление не даст нужного успеха. Он приостанавливает наступление и проводит реорганизацию и перегруппировку частей. Из Самары в помощь комиссарам дивизий направляется группа политических работников.
Наконец, на фронт прибыл полк иваново-вознесенских ткачей и с ним большевик-писатель Дмитрий Фурманов. Фрунзе чрезвычайно обрадовался:
— Отлично! Эти не выдадут, я своих земляков знаю!
Фурманов подробно рассказал, как иваново-вознесенские ткачи провожали своих земляков.
— На вокзал стеклась целая толпа, — говорил он. — Прощались горячо, крепко. А когда эшелон тронулся, нам крикнули: «Смотрите же, не посрамите красную губернию ткачей!»
Фрунзе вскочил и начал взволнованно ходить из угла в угол.
— Так и сказали? — переспрашивал он. — «Не посрамите красную губернию ткачей!» Очень хорошо! Отличный наказ! Не посрамим, ей-ей, не посрамим!..
Иваново-Вознесенский полк был включен в состав 25-й дивизии.
Относительное затишье в конце февраля Фрунзе использовал для укрепления частей, формирования кавалерийской бригады, инженерного батальона и батальона связи.
Все же состояние 4-й армии не удовлетворяло Михаила Васильевича.
Изучив обстановку на фронте, Фрунзе пришел к неутешительным выводам. 1 марта в разговоре по прямому проводу с командующим фронтом он сообщил;
«Армия до сих пор не может еще считаться совершенно оздоровленной. На основании впечатлений от личного посещения почти всех частей армии одну из главных причин этого вижу в плохом составе комиссаров частей, слаб и командный состав. Особенно плохо обстоит дело со специальными родами оружия (артиллерия). Низ армии оторван от верха. Меры для устранения указанных недостатков приняты, и результаты начинают сказываться. Количественно армия страшно слаба, число штыков едва составляет шесть тысяч. В отдельных полках оно падает до двухсотпятидесяти. Усилия направлены к тому, чтобы довести действующие части до состояния боеспособности. В этих видах мною снято с тыла и отправлено на фронт все, что только возможно. Только в этом, начатом уже направлении ведем формирование. Оружия в частях армии абсолютно нет, нет и запасных частей...
Проводится мобилизация всего населения, производится реорганизация частей. Тем не менее, задачу разгрома живых сил врага надеюсь осуществить в течение одного месяца при условии немедленной присылки пополнения оружия».
2 марта Фрунзе отдает приказ начать операции по овладению всей полосой вдоль реки Урала до Лбищенска. Чапаев получил приказ овладеть Сломихинской и обойти фланг противника. 22-я дивизия и бригада 25-й дивизии повели наступление на главную группировку противника. Чапаев, проведя по степям полки своей Александро-Гайской бригады, овладел Сломихинской. К 16 марта был взят Лбищенск, этот опорный пункт белоказаков.
С пассивным состоянием 4-й армии было покончено. Предвидя, что предстоящие наступательные операции потребуют пополнения убыли в войсках, Михаил Васильевич приступает к созданию резервов в районе Самары. Здесь Фрунзе показал себя полководцем с большим кругозором. В вопросе о резервах главное командование занимало неопределенную позицию, тормозившую всякие мероприятия в этой области. Фрунзе придерживался других взглядов. Он исходил из указания товарища Сталина: «Нужно покончить с войной без резервов, необходимо ввести в практику систему постоянных резервов, без коих не-мыслимы ни сохранение наличных позиций, ни развитие успехов. Без этого катастрофа неминуема»[11].
Менее чем за месяц Фрунзе сумел поднять боеспособность своей армии и создать необходимые условия для изгнания белых из Уральской области.
Полчища врага двигались к Самаре.
Первый поход Антанты развивался успешно. На весну 1919 года враги возлагали огромные надежды.
Об этом походе товарищ Сталин писал:
«Главный удар должен был нанести Колчак, с которым Деникин надеялся соединиться в Саратове для совместного наступления на Москву с востока. Юденичу был предоставлен вспомогательный удар по Петрограду.
Цель похода была формулирована в докладе Гучкова Деникину: «Задушить большевизм одним ударом, лишив его основных жизненных центров — Москвы и Петрограда».
Самый же план был набросан в письме Деникина Колчаку, попавшем к нам в руки при захвате штаба Гришина-Алмазова весной 19 года. «Главное — не останавливаться на Волге, — писал Деникин Колчаку,— а бить дальше на сердце большевизма, на Москву. Я надеюсь встретиться с вами в Саратове... Поляки будут делать свое дело, что же касается Юденича, он готов и не замедлит ударить на Петроград...»[12]
В начале марта Колчак, решив нанести главный удар через Среднюю Волгу на Москву, перешел в наступление. На 5-ю армию, имевшую 11 200 штыков и сабель, занимавшую район Уфы, обрушилась ударная, так называемая Западная, армия генерала Ханжина, численностью в 40 тысяч штыков и сабель. Белые не только заняли Уфу, но продвинулись на 250—300 километров по направлению к Волго-Бугульминской и Самаро-Златоустовской железным дорогам, угрожая Чистополю и Самаре.
Выход противника на рубеж Средней Волги и Камы означал стратегический прорыв Восточного фронта и давал белым войскам выгодное исходное положение для вторжения в глубь страны по семи железнодорожным магистралям, отходящим от Волги. Кроме того, он передал бы в руки белых крупную водную линию сообщения, хлебные запасы приволжских и прикамских городов, давал надежду на соединение с армиями южной контрреволюции. В ходе наступления Западная армия Ханжина направила свой главный удар на Самару.
Уфа, Стерлитамак, Сарапуль, Бугульма находились в руках врага.
Предатель Троцкий утверждал, что остановить наступление армий Колчака невозможно.
Колчак рвался к Москве.
Командование белых отдало директиву:
«Ударами наших армий противник на всем фронте разбит, деморализован и отступает. Уральские казаки продолжают борьбу... Ген. Деникин начал теснить красных в Донецком каменноугольном бассейне. Ген. Юденич теснит большевиков на псковском и нарвском направлениях. Верховный правитель и верховный командующий повелел действующим армиям уничтожить красных, оперирующих к востоку от рек Вятки и Волги, отрезав их от мостов через эти реки... Сибирской армии преследовать красных... Западной армии, продолжая преследование, отбросить красных от Волги на юго-восток, в степи...»
5-я Красная армия находилась под угрозой разгрома. Ей пришлось отходить в крайне тяжелых условиях с большими потерями.
Отступление 5-й армии не могло не отразиться и на положении 4-й армии: создалась угроза обнажения ее коммуникационной линии. Обстановка на фронте требовала продолжения операций по овладению Уральской областью и прочного обеспечения за собой Оренбургской области.
М. В. Фрунзе делает смотр войскам Татарской бригады.
5 марта командование фронта отдает приказ об организации Южной группы в составе 4-й армии и Оренбургской дивизии, которую предлагало развернуть в Туркестанскую армию. Командование Южной группой было возложено на М. В. Фрунзе.
На Южную группу возлагалась задача обеспечить Оренбургскую и Уральскую области и, пробившись на соединение с войсками Красной армии Туркестана, проложить дорогу к хлопку.
Михаил Васильевич должен был не только командовать войсками, но в сложной боевой обстановке формировать армию, вести среди формируемых частей политическую и боевую подготовку и тут же выводить их на поля сражений. Тяжелые условия гражданской войны требовали исключительно напряженной организаторской деятельности. Пополнения прибывали необученными, плохо дисциплинированными, а для политического и боевого воспитания нехватало комиссаров и командиров. Всю тяжесть работы М. В. Фрунзе делил с В. В. Куйбышевым. По их инициативе политотдел Южной группы и Самарский горком партии организовали специальное бюро по политработе среди проходящих через Самару на фронт пополнений.
В эти мартовские дни в районах формирования Туркестанской армии и в тылу 4-й армии пылали мятежи: банды эсеров и кулаков громили местные учреждения, убивали советских работников и разрушали железнодорожные пути, стремясь парализовать снабжение армии, подвоз пополнений.
Фрунзе создает военно-полевой штаб, выделяет необходимые отряды и направляет их в очаги мятежей.
Как командующий Южной группой Фрунзе сделал все необходимое для обеспечения поставленной ей задачи и одновременно продолжал создавать резервы на линии Самара — Оренбург.
19 марта, учитывая движение Колчака на Симбирск и Самару, Фрунзе подсказывает командованию фронта идею поворота Южной группы на север, против главной группировки врага. Зоркий глаз Фрунзе нащупал наиболее уязвимое место противника. Однако ставленники Троцкого не поддержали идею Фрунзе.
Между тем на фронте назревали важнейшие события. В предвидении их Фрунзе произвел перегруппировку: 25-ю дивизию в полном составе отвел в групповой резерв, подчинив ее непосредственно себе.
Помощник Фрунзе, старый генерал, обладавший большим боевым опытом, с восхищением говорил:
— Какой большой оперативный кругозор! Какое военное чутье! Он действует по всем правилам военной науки, и блестяще действует! Такой опыт раньше приобретали к концу военной жизни.
Уже сейчас было очевидно, что создаваемые Фрунзе резервы в районе Самары явятся опорой для войск, откатывавшихся под ударами многочисленного врага.