Прошло несколько дней. Начался главный ход кеты. Эвенки ловили ее сетками в речке и в заливе. Пойманную рыбу мужчины сбрасывали на траву у приплеска, а Маня таскала к урасе, где мать девочки готовила юколу и порсу. Пришел Митя.
– Давай я тебе помогать буду, – сказал он Мане.
Дети со смехом подбегали к куче лососей, схватывали за жабры по рыбе и поднимались друг за другом на горку. Рыбы волочились хвостами по песку. Митя спотыкался и часто падал. Маня звонко хохотала.
Митя не сдавался и всякий раз выхватывал из кучи самых крупных самцов. Он смеялся не меньше Мани и, наступая на хвост рыбе, которую тащила девочка, перегонял ее.
Вдруг Митя замолк и, схватив одну рыбу, стал внимательно рассматривать ее правую жаберную крышку.
– Пошто так? – удивленно сказала Маня и присела на корточки около своего друга. – Пошто щеки отрезаны?
– Вот в том и штука, – шепотом ответил Митя.
Перебирая рыб, дети быстро нашли еще несколько штук с обрезанными правыми жаберными крышками.
– Маня, давай спрячем их под берегом и закроем травой.
Пока Митя бережно укладывал лососей в ряд, правой щекой кверху, Мане, как всегда, хотелось засмеяться. Но у друга было серьезное лицо, со складкой на лбу у переносья, и девочка покорно выполняла все его приказания.
– Теперь отнесем твоей маме обыкновенных рыб и посмотрим, нет ли около нее меченых.
– Меченых! – воскликнула Маня.
Митя покраснел: он проговорился.
– Когда наша нарта сломалась и мы сидели в урасе, мой папа говорил о мальках, которых метили, отстригая им часть жаберной крышки.
– А-а-а-а-а… – протянула Маня. – Так это правда?
Девочка вскочила, заплясала и захлопала в ладоши.
– Тише, и молчи! Посмотрим рыбу наверху и побежим скажем моему папе. Эта находка ему дороже жизни!
– Дороже жизни! – вскрикнула Маня.
– Я слышал, он часто говорил эти слова, когда хотел увидеть меченую кету в этой речке. Но ты помалкивай и своим пока ничего не говори.
Около эвенки Кати меченых рыб не оказалось.
Дети прибежали на завод запыхавшись.
– Па-а-па-а-а, там на-аш-ли, мы нашли… – глубоко вздохнув, заторопился Митя, – кету…
– Что нашли? – удивленно переспросил рыбовод.
– Меченую кету! – звонко отчеканила Маня.
– Бежим туда! – крикнул Василий Игнатьевич. – Это дороже всей жизни!
Маня закрыла лицо руками и засмеялась:
– Большой, а забавный!
Василий Игнатьевич первым прибежал к куче пойманных рыб и, осмотрев их, отошел разочарованный.
Митя и Маня схватили его за руки.
– Не эти. Вот здесь они. Смотри, папа!
Мальчик откинул покрывавшую рыб траву в сторону.
Рыбовод упал на колени и, протирая очки, тщательно исследовал каждую щечку.
– Они, они! Несомненно они! Урра-а! Наша взяла!
Василий Игнатьевич встал, схватил в охапку Митю и Маню и расцеловал их обоих.
– Вот умники так умники! – приговаривал он. – Маня, сбегай скорей за своим отцом, за Андреем и другими… Позови всех сюда. Очень нужно!
Василий Игнатьевич вынул из кармана рулетку и стал обмеривать рыб.
Эвенки подъехали. В лодке у них трепыхалось много живых лососей.
– Чего звал? – спросил Егор.
– Покажи, что ты наловил!
– Кету.
– Посмотрим, какая у тебя сегодня кета.
Эвенки, стоя в лодке, выкидывали рыб на песок, а Василий Игнатьевич, Митя и Маня тщательно их рассматривали.
– Вот, папа, две.
Митя подсунул отцу меченых рыб. Одну подкинула Маня. Василий Игнатьевич нашел четыре штуки.
– Прекрасно! Чудесно! Здорово! Попался, Егор! Наконец-то! – взволнованно восклицал рыбовод. – Заводскую кету ловишь! Ловкий мужик! И не стыдно?.. А прошлый раз говорил: «Не буду я твою кету ловить!»
Егор не понимал, в чем дело. «Шутит или в самом деле беда случилась? Кто его знает! Раньше, когда чиновники из Москвы приезжали, то вот так же кричали, а потом, глянь, и соболя хорошего приходилось отдавать».
Эвенки, выбросив на берег улов, нехотя вылезли из лодки и стали около Василия Игнатьевича, виновато переступая с ноги на ногу.
– Помнишь, Егор, пять лет тому назад при тебе и твоем брате рыбоводы обстригали правые щечки у мальков и пускали их в речку? Они тогда же скатились в море, а теперь вот вернулись к вам большими, жирными рыбами.
Эвенки чесали затылки. Катя смотрела на улов широко открытыми глазами, наклонив голову и растопырив пальцы.
– Э-э-э… Це-це-це-це! – щелкали языками мужчины.
Егор очнулся от удивления первый.
– Чего там! Всего-то семь штук!
– А это что? – крикнули Маня и Митя.
– Ай-ай-ай-ай-яй-яй! – восклицали эвенки.
– Это дороже жизни! Это главное в нашей работе! Это убедительно! – повторял взволнованный Василий Игнатьевич.
– Ты хитрый человек! Твоя-то правда! Но чего шуметь? Пускали, однако, пять тысяч стриженых мальков, а поймали девятнадцать, – сказал Андрей.
Рыбовод испытующе посмотрел на эвенков.
– Теперь слушайте, что я скажу. У вас в стаде шестьдесят важенок[17]. Все они весной отелились. Скажите, сколько молодняка придет осенью к вашему стаду?
Эвенки переглянулись.
– Тридцать-то придет.
– Вот видите, даже при вашем постоянном присмотре и то такая большая потеря. Как же вы хотите, чтобы все меченые мальки большими рыбами вернулись! У оленей есть враги – росомахи да волки, но у рыб их не меньше. Нерпа кету около самой речки ест – раз! – Рыбовод загнул палец. – Дельфин по тридцать штук кеты за одну охоту целиком проглатывает – два! Касатка кету жрет – три! Медведь в речке ее ловит – четыре! Выдра тоже хватает – пять! Орел когти в нее запускает – шесть!
Егор качал головой и поддакивал:
– Верно! Так и есть! Все ты знаешь!
– На морских промыслах кету ставными неводами и плавными сетками ловят. И все же наша меченая кета и к нам в речку пришла. Вот она какая – не забыла нас! Понял, Егор? – Василий Игнатьевич похлопал эвенка по плечу.
– А может быть, это чужие, с другого завода? – не унимался Егор.
– В том-то и дело, что нет. На другом заводе тоже выпустили мальков кеты, но с подстриженными левыми жаберными крышками. Понимаете? А у нас были подрезаны правые. Четыре-пять лет ходили по морям наши рыбы, а все-таки сюда же и пришли. Почему же так получилось? А потому, что люди давно изучили привычку лососей возвращаться в ту речку, в которой они вылупились из икринок. Поняли вы меня или не поняли?
– Очень хорошо, очень хорошо! – оживился Егор. – Тогда ведь мы мальков видели, а теперь своими руками настоящую кету поймали. Значит, по-моему, так выходит: на ключиках кету шибко беречь надо. Там она икру свою прячет, и там маленькие рыбки родятся, а потом в море питаться и расти уходят. Правильно делают! В море всякой травы и букашек много. Море не мерзнет, а речка насквозь зимой без воды…
Егор размахивал руками, тыкал Андрея в бок, дергал жену за рукав. Глаза у него блестели, он не говорил уже, а кричал:
– Все равно наши олени! Они тоже на дальнюю марь жиреть уходят! Там гнуса[18] летом меньше, а мох сочный да сладкий!
* * *
Перетаскав всю рыбу наверх к урасе, Маня уселась рядом с матерью.
Девочка с большим искусством вырезала из спины лососей тоненькие розовые ломтики.
Ножик у нее был всегда хорошо отточен и висел в ножнах на поясе.
Когда мать подвешивала нарезанные куски рыбы на жерди, Маня считала, сколько палок с юколой ее резки, и напевала по-эвенски:
– У нас зимою будет много вкусной сушеной рыбы! Больше, чем в прошлом году! Василь Игнатич-та умеет растить рыбок! Кета жирная в речку пришла!..
Отец Мити взял мальчика с собой на садки, где содержалось для рыбоводных целей много кеты.
Рыбы лениво толклись и терлись друг о друга. Их серебристость, с какой они явились из моря, пропадала, кожа принимала сизоватый оттенок с бордовыми поперечными полосами. Голова вытягивалась, а у самцов на верхней челюсти вырастали огромные зубы. Это состояние и эту окраску ученые называют «брачным нарядом».
Мальчик из прежних рассказов отца знал, что лососи, когда они приходят в пресные воды для икрометания, перестают питаться и поэтому их желудки всегда пусты. Они теряют жир, а мясо у них из розового становится бледным.
Рыбоводы вылавливали сачком изменившихся рыб и пробовали, не текут ли икра и молоки.
Скоро такую пару нашли. Из самки в чистую эмалированную чашку выдавили всю икру, а из самца – в другую – часть молок. В чашку с молоками налили воды из речки, размешали и белой жидкостью залили икру.
Икру помешивали гусиным пером около пятнадцати минут.
Митя тоже мешал икру, и мешал осторожно. Ему объяснили, что икра в первое время боится всяких встрясок и гибнет. Оплодотворенную икру затем промыли, удалив лишние молоки.
– Вот теперь у нас есть живая икра, – сказал отец Мити. – Мы ее поместим в аппарат и будем следить за изменениями. Все рыбки, которые выйдут из этой икры, будут твои.
Икру осторожно отнесли в лодку и увезли на завод.
Аппарат для выращивания икры был устроен очень интересно. Это была стеклянная бутыль с отвалившимся дном, установленная на подставочке горлышком книзу. Горлышко было заткнуто пробкой со стеклянной трубочкой. Наружный конец трубочки через резиновую кишку соединялся с фильтровальным баком, а другой конец, который находился внутри стеклянной бутыли, был немножко загнут, так что отверстие трубочки смотрело не вверх, а вбок. Загиб вбок сделали для того, чтобы в трубочку не попал песок.
В горлышке кругом трубочки помещался крупный гравий с мелкой галькой. Выше трубочки слоем в пять сантиметров помещались более крупные камешки и песок, а на них лежало несколько штук чисто вымытой гальки.
Отец Мити открыл кран у резиновой кишки, и вода заструилась между камнями снизу вверх. Струйки ее, серебрясь, пузырились, и, наполнив бутыль, вода выливалась через край.
– Ну вот вам и искусственный ключик, куда кета так любит закладывать свою икру, – сказал Василий Игнатьевич.
– А почему? – спросил мальчик.
Отец ответил:
– В ключиках вода всегда струится и не мерзнет. Через икру проходит самый чистый, без ила, поток; следовательно, ни маленькие отверстия в икре, через которые она получает воздух, ни жабры выклюнувшихся рыбок не загрязнятся. Надеюсь, что наш «ключик» будет не хуже настоящего.
Часть привезенной живой икры поместили, предварительно подсчитав, в бутыль, а остальную – в выростной аппарат завода, в котором выдерживают икру до рождения мальков.
– Смотри, Митя, у тебя тут пятьсот питомцев. Следи за ними, и у тебя будет много маленьких живых кетинок.
Первые три дня Митя часто бегал к своему аппарату и приводил с собой эвенков. Они подолгу и пристально смотрели на розовую икру, казавшуюся в воде крупными ягодами красной смородины. Икра спокойно лежала между камешками, и только вода все время струилась, и серебряные пузырьки ее, осторожно пробираясь между камешками и икринками, всплывая вверх, лопались.