Прошло несколько месяцев после выздоровления королевы. Тайна сентябрьской ночи строго хранилась всеми, кто ее знал.
Принц, родившийся первым, был окружен полной заботой, он должен был со временем вступить на престол под именем Людовика XIV.
Другой маленький принц, которому никогда не суждено было узнать о своем происхождении, поручен был по приказанию короля одной бывшей камер-фрау, вышедшей замуж за рыцаря Раймонда.
Мариэтта и Раймонд пользовались полным доверием короля. Ей и ее мужу был отдан мальчик, окрещенный под их фамилией и вполне поручен их заботам.
Людовик иногда по вечерам незаметно уходил в уединенный домик, где жил старый рыцарь Раймонд с Мариэттой.
Когда-то она носила на руках и самого Людовика. Теперь ей поручили скрыть от глаз света отвергнутое или, по крайней мере, непризнанное им официально дитя.
Королю было очень жаль мальчика и он часто приходил навестить его и просил Мариэтту хорошенько за ним присматривать. Но заметив вскоре, что не нужно даже этого, так как честные старики окружают ребенка полной любовью и вниманием, он стал ходить все реже и реже.
Мальчик хорошо развивался под крылышком доброй Мариэтты.
Однажды и кардинал зашел к Раймонду взглянуть на ребенка и был очень удивлен, увидев его цветущее здоровьем личико.
Ришелье, видимо, ожидал найти слабое, больное дитя, он был даже не прочь видеть его близким к смерти, а увидел совсем противоположное.
Кардинал выразил старой Мариэтте свою благодарность, но видно было, что он разочаровался в своих ожиданиях.
Быть может Ришелье считал смерть счастьем для малютки, так как она избавила бы его от многих лишений и разочарований в будущем. Хотел ли он ему добра, желая ему смерти?
Теперь оставалось лишь одно средство: никогда не выпускать из виду этого близнеца и воспитывать его в скромной обстановке.
Но опасность все-таки существовала, пока оставался в живых хотя бы кто-нибудь из свидетелей роковой сентябрьской ночи. Даже после их смерти эта опасность продолжала существовать, потому что эту тайну они всегда могли выдать письменным признанием.
Ришелье все это учитывал и всеми силами старался придумать средство, с помощью которого можно было бы устранить беду.
Мариэтта знала кардинала и хотя не говорила с ним о мальчике и не расспрашивала его, но все-таки догадывалась, что у Ришелье есть по поводу ребенка какие-то планы.
Она боялась за счастье малютки, которого полюбила всей душой. Муж ее, также привязавшийся к мальчику, вполне разделял опасения жены.
Рыцарь Раймонд до своей отставки принадлежал к многочисленному классу придворных, всегда толпящихся в приемных и занимающих при дворе какие-нибудь мелкие должности.
Он был смотрителем за соколами при Людовике, когда тот был еще ребенком, и, играя, охотился с Люинем на воробьев. Людовик очень любил его. Рыцарь Раймонд был добродушным, уступчивым человеком и всегда с улыбкой исполнял все капризы маленького короля. Впоследствии он женился на Мариэтте, детей у них не было.
Когда Людовик вырос, а Люинь умер, рыцарю Раймонду была пожалована пенсия и позволение жить на покое. На скопленные Мариэттой деньги они купили себе домик и стали жить в нем тихо и уединенно до той сентябрьской ночи, когда к ним вдруг принесли королевское дитя.
Тут началась другая жизнь. Надо было заботиться о малютке. Мариэтта обрадовалась, что сбылось, наконец, ее заветное желание - теперь у нее будет цель в жизни. Раймонд был рад не меньше, он страстно любил детей, и ему всегда хотелось иметь ребенка.
Его желание исполнилось, наконец, хотя совсем иначе, нежели он ожидал.
Таким образом отвергнутое дитя попало в самые благожелательные руки. Мальчик нашел у Раймондов такой приют, какого не имеют многие дети, а ведь обладание короной и троном, почитаемое многими за счастье, всегда ли дает его - вопрос, требующий многих объяснений.
Мы думаем, что гораздо лучше, гораздо благороднее, когда человек сам создает свою судьбу, сам завоевывает себе то, чего он хочет. Подобная задача и выпала на долю отверженного королевского отпрыска.
Таким образом, ребенок пока еще ничего не терял, потому что любящих, заботливых родителей он нашел в Раймонде и его жене.
Если бы все оставалось при таких условиях, могло бы его еще ждать счастливое будущее, но в его жизнь вмешался человек, не брезговавший никакими средствами, лишь бы достичь своей цели, не щадивший ни счастья, ни даже жизни отдельных личностей, когда дело касалось государства, которым он управлял и которое хотел вести к прочному величию.
Ришелье обдумал все последствия, которые могли бы возникнуть рано или поздно из-за рождения близнецов.
У него тотчас же зародились различные планы, а он любил сейчас же приводить в исполнение задуманное, если считал это неизбежным и правильным.
Сиротство отвергнутого королевского сына отступало на второй план, его личная судьба должна быть принесена в жертву великим замыслам кардинала.
Видя, что о смерти мальчика нечего и думать, Ришелье отправился к королю.
Людовик был удивлен посещением кардинала - оно всегда было связано с какой-нибудь неприятностью, интригой или даже со смертным приговором.
Король не мог понять, что значит появление Ришелье, так как он окончательно перешел в лагерь заговорщиков. Он знал все, что затевалось в Луврском и Люксембургском дворцах, и не только не старался подавить растущее возмущение, а даже в душе сам радовался ему.
Как и все люди, чувствующие себя виновными, Людовик сейчас же подумал, что кардинал узнал что-нибудь о замыслах против него.
Но по спокойному, серьезному лицу Ришелье догадался о своей ошибке и понял, что кардинал пришел говорить о каких-нибудь особенно важных государственных делах.
- Вижу, что вы в добром здоровье, ваше величество, - начал Ришелье после короткого приветствия, - а принц, как говорят, растет и весел, следовательно, можно поговорить и о темных сторонах жизни, об опасностях и о вещах, до сих пор тщательно замалчиваемых.
- Садитесь, ваша эминенция, и объясните значение этого предисловия, мы одни, - сказал король.
- Да, мы одни, ваше величество, это необходимо для разговора, который я решаюсь начать с вами. Это дело секретное, и лучше никому, кроме нас, не знать.
Людовик, по-видимому, понял намеки Ришелье.
- Говорите прямо, ваша эминенция, - сказал он.
- В таком случае, ваше величество, отнеситесь ко мне как к верному, преданному советнику, ведь у меня одна цель: сделать счастливым ваше большое прекрасное государство.
- Вы намекаете на мрачную сторону моей жизни, ваша эминенция, я, кажется, догадываюсь, в чем дело. Вы хотите говорить о несчастном ребенке, которого я навсегда удалил от себя.
- Именно так, ваше величество, я хотел переговорить о будущем этого мальчика.
- Бедное, бедное дитя! - сказал король, - за что ты отдален от меня, за что мы с тобой разлучены? Отчего не тебе досталась корона? По какому праву ее носит мальчик, воспитываемый в пышных хоромах Луврского дворца?
- Ваше величество, не будем мучать себя вопросами, ведь мы, несовершенные люди, не можем на них ответить. Ограничимся тем, чего от нас требует действительность. Подумали ли вы о будущем мальчика, ваше величество? Решили ли вы что-нибудь?
- До сих пор ничего еще нет, ваша эминенция, но вы, кажется, уже сделали это за меня.
- Так как это дело не семейное, а государственное, ваше величество, то я считал своим долгом обдумать все возможные последствия, и мне пришла в голову мысль, что будет, если, например, кто-нибудь из посвященных в тайну выдаст ее на исповеди или расскажет самому мальчику!
Людовик стал прислушиваться.
- Я уверен в тех немногих людях, кому эта тайна известна, ваша эминенция, - сказал он.
- Да, пока мы с вами живы, ваше величество. Но ведь и мы смертны, а после нашей смерти кто-нибудь из этих людей почувствует необходимость облегчить душу и рассказать уже взрослому принцу - без государства и короны - тайну сентябрьской ночи.
- Это было бы ужасно, но с этих людей можно взять клятву, и они будут молчать!
- И об этом я думал, ваше величество, но этим не отвратить опасность, потому что эти люди будут молчать при жизни, а умирая, они могут написать все в своем духовном завещании. А к каким результатам это может привести, какую беду навлечь, нам обоим слишком понятно, ваше величество!
- Так, по вашему мнению, никак нельзя отвратить опасность?
- Есть одно средство, ваше величество.
- Скажите, пожалуйста, какое?
- Надо оградить себя раз и навсегда от этого мальчика, ваше величество.
- Но каким образом, ваша эминенция?
- Когда он вырастет, надо держать его, как государственного арестанта.
- Как государственного арестанта? И вы хотите, чтобы бедный ребенок не знал ничего, кроме стен тюрьмы? Это больше, чем бесчеловечно, ваша эминенция. Нет, нет, не будем и говорить об этом!
- Следовательно, вы хотите гражданской войны? Раздора, гибели Франции? Несчастья обоих сыновей? Нет, ваше величество, это не может быть вашим последним словом.
- Вы хотите запереть несчастного в тюрьму на всю жизнь, что страшно и бесчеловечно. Оставьте ему, по крайней мере, свободу, дайте ему возможность самостоятельно устроить свою жизнь, найти счастье, но не запирайте его в крепость, ваша эминенция!
- Хорошо, ваше величество, пусть это будет не крепость, а отдаленный, уединенный замок, где мальчик, а потом юноша, проведет жизнь, не зная ни нужды, ни лишений.
- Это другое дело!
- Оставим при нем рыцаря Раймонда и старую Мариэтту, преданно ухаживающих за ним, они не выдадут ему тайну сентябрьской ночи. Позаботимся только, чтобы к нему никого не допускали, чтобы никто не знал, куда он девался. Таким образом мы устраним всякую опасность и сделаем жизнь мальчика довольно сносной.
- На попечении старой Мариэтты - да, в таком случае я согласен. Он не будет заживо погребен в крепости, его ждет лишь жизнь в уединенном замке, где его окружат всем, чего он только пожелает.
- Пока около него будут только Раймонд с Мариэттой. Их одних совершенно достаточно для ухода за ним, ваше величество.
- Вы разве уже нашли подходящий для мальчика замок, ваша эминенция?
При словах "заживо погребен" кардинал невольно нахмурился. Именно этой мыслью руководствовался он, но не осмелился выразить ее такими словами.
Мальчик должен быть именно заживо погребен! Ришелье мысленно решал, что в уединенном далеком замке ему можно будет делать с ним все, что он сочтет нужным. И его упрячут туда навсегда, никого не будут допускать к нему, чтобы когда-нибудь, впоследствии, это поразительное сходство не натолкнуло бы кого-нибудь постороннего на мысль, что он брат короля.
- Вы отыскали какой-нибудь замок, ваша эминенция? - еще раз спросил Людовик.
- Я имел в виду старый замок в Пиньероле, ваше величество.
- В Пиньероле... на далекой окраине Франции, у итальянской границы...
- Чем уединеннее и отдаленнее край, тем выгоднее это будет для всех, ваше величество, а мальчику, между тем, от этого никакого вреда не будет. В старом Пиньерольском замке никто теперь не живет, кроме старого кастеляна, который может там и остаться. Пусть рыцарь Раймонд потихоньку уедет с мальчиком и воспитывает его там.
- Мне кажется, ваша эминенция, - мрачно и серьезно сказал король, - это будет почти то же, что похоронить ребенка заживо... у меня такое ужасное чувство... хоть я и согласен на ваше предложение, так как нахожу ваши доводы основательными! Я сегодня пойду еще раз взглянуть на ребенка, а потом пусть они едут в Пиньероль. Да простит мне Бог это распоряжение, и да простит он вам, придумавшему его.
- Мы действуем не в своих интересах, ваше величество, а в интересах государства и трона, - коротко отвечал Ришелье. - Впрочем, я только высказал вам свои опасения и советы, но вы сами можете решить, что лучше.
- Вы не оставляете мне выбора, господин кардинал!
- Скажите лучше, ваше величество, судьба не оставляет нам выбора.
- Позаботьтесь, ваша эминенция, чтобы мальчик ни в чем не нуждался в своем уединении. Я строго наказываю, чтобы он был окружен такой же заботой, как и оставшийся здесь принц. И после моей смерти, когда он станет взрослым, пусть точно так же заботятся о нем. Исполните мои приказания, ваша эминенция, а затем, когда все устроится, пусть переезжают. Велите привести Пиньерольский замок в порядок, чтобы там можно было бы хорошо жить, чтобы воздух был чист.
- Все будет буквально исполнено, ваше величество, - уверил Ришелье и встал, собираясь уходить, - мальчик ни в чем не будет нуждаться, ему будет хорошо жить под защитой рыцаря Раймонда и старой Мариэтты, а впоследствии он так и останется в этом замке, и будет думать, что эти добрые люди его отец и мать.
- Дай Бог, чтобы ваши слова оправдались, ваша эминенция, - сказал король, прощаясь с кардиналом.
Когда Ришелье ушел, Людовик долго стоял, задумавшись... Чувствовал ли он, что мальчика ждет одно лишь горе? Страдал ли душой за тяжелую участь, которая ему готовилась? Говорило ли ему предчувствие, что младший сын его и много лет спустя будет служить постоянным предметом сожаления в истории, лицом, окруженным мистической тайной!
- Заживо погребен! - прошептал он, и по лицу его видно было, как он страдает, что у него большое горе.