В ту ночь, когда Тобаль Царцароза присоединился волонтером к правительственным войскам, оставив свой двор, одна из тех таверн "маленькой Прадо", в которой всегда бывает так много посетителей, была сильно оживлена. Тут давали народный бал, в каких охотно принимают участие и молодые девушки, и замужние женщины, женатые и холостые мужчины, потому что испанцы и испанки больше всего на свете любят танцевать.
Знатная донья со своим кавалером так же страстно предается танцу на частном балу, как и мещанка, идущая туда, где танцуют фанданго и ригодон [ род кадрили в восемь человек ], как и простая девушка, цветочница, продавщица магазина, гризетка, с неподдельной радостью танцующие на тех народных балах, которые получили название от чадящих ламп, освещающих огромные танцевальные залы.
Только неудержимая страсть к танцам может объяснить, почему эти залы бывают всегда так полны народа, а таких залов бесчисленное множество в беднейших кварталах Мадрида.
Название "зал" здесь совсем не подходит, эти помещения скорее похожи на огромные амбары. Но что за дело, были бы пол и стены, играла бы музыка, да было бы достаточно танцующих сеньоров.
Зал в таверне "Солнце", куда мы теперь войдем, был велик и душен, четыре свешивавшиеся с потолка лампы, казалось, качались в каком-то тумане, в воздухе плавали дым и пыль, поднятая танцорами.
Хозяин, боясь, как бы потолок не рухнул от дружного топота множества ног, велел расставить кое-где подпорки, нимало не мешавшие танцующим. В уголке на небольшом возвышении помещался оркестр из пяти музыкантов: двое с тамбуринами, двое с гитарами и один с кларнетом.
Музыка очень напоминала китайскую и невыносимо терзала слух, но музыканты хорошо держали такт и играли знакомые танцующим мелодии: в этом было все ее достоинство.
Танцующие сплетались руками и двигались с такой грацией и страстью, какие незнакомы жителям севера. Многие пары привлекали всеобщее внимание. Они были так хороши, что украсили бы любой балет, и заставляли забыть про их убогие наряды.
Все танцевали неистово. Смеясь и в такт покачиваясь, пары то плыли, то проносились мимо. Лица пылали, глаза горели, партнеры поднимали высоко в воздух своих дам, едва прикрытая грудь девушек бурно вздымалась, и короткие юбочки высоко взлетали кверху в страстном танце, хозяин с прислугой разносили вино, воду со льдом и фрукты тем, кто не танцевал или отдыхал после танцев, какая-нибудь особенно ловкая и красивая пара исполняла между тем грациозное па-де-де, поодаль за столами сидели за вином пожилые мужчины, явившиеся просто в качестве зрителей.
Тобаль Царцароза, только поздно вечером покинувший дом, по набережной вышел к таверне "Солнце", в то же время с другой стороны улицы, навстречу ему, показались двое мужчин, одетых как угольщики, с выпачканными сажей лицами.
Дав обоим пройти, Тобаль остановился и с изумлением поглядел им вслед. Внешность одного из них, по-видимому, пробудила в нем какое-то воспоминание...
-- Неужели это он?.. -- прошептал Тобаль, -- неужели это Мендири, мой бывший товарищ, перешедший к карлистам и ставший одним из их предводителей?
Тобаль еще с минуту смотрел на спокойно удалявшегося мужчину...
-- По всему -- это он, но как Мендири мог очутиться в Мадриде? Он сильно рискует, показываясь здесь, но он ведь всегда был смел до дерзости и падок на такие выходки, которые как раз в духе карлистских капитанов... Зашел в таверну... клянусь душой! Надо бы удостовериться и посмотреть, что он будет делать! Сходство удивительное! Пойду погляжу! Выходим еще не скоро, до утра ведь далеко!
И Тобаль Царцароза, не надевший еще мундира, завернувшись в широкий темный плащ и надвинув на глаза шляпу с большими полями, повернул назад и вошел в таверну, встретившую его чадом и звуками музыки.
Прислонясь к одной из деревянных колонн, недалеко от которой разместились за столиком оба незнакомца, не заметившие его, он стал смотреть на танцующих, наблюдая в то же время за этими двумя.
-- Это он, -- прошептал опять Тобаль, -- такого сходства не может быть! Это Мендири! Но с чего же этот ветреный волокита нарядился в такой костюм и выпачкался сажей? Кто это с ним? И что он делает тут, в Мадриде, когда несколько дней тому назад в газетах было сказано, что в окрестностях Виттории небезопасно из-за банд, возглавляемых Лоцано и Мендири?.. Нет, нет, это не он! Но эти лукаво сверкающие глаза! Послушаю, о чем они так серьезно рассуждают, надо узнать, Мендири это или нет. Другой мне совершенно незнаком, я никогда его не видал.
Угольщики между тем тихонько разговаривали.
-- Туда ли мы пришли, Лоцано? -- спросил один из них.
-- Час тому назад я говорил с Ураменте, -- отвечал другой, -- и он сказал, что встретится с нами в таверне "Солнце", а на вывеске так и написано.
-- Когда он хотел прийти? -- спросил Мендири.
-- Он не мог сказать точно, -- тихо отвечал Лоцано, -- он хотел сначала, одевшись слугой, пробраться во дворец Серрано и там разузнать немного о его образе жизни, чтобы можно было что-то планировать.
-- Только бы был осторожен, -- прошептал Мендири, -- одно необдуманное слово может выдать его!
-- Не беспокойся, я недаром его выбрал! Ураменте хитрый как лисица. Да и кому придет в голову, что слуга...
-- Тише! -- прервал его Мендири, -- видишь этого в плаще у колонны?
-- Который стоит спиной к нам?
-- Он, может быть, подслушивает.
-- Ну, ты уж слишком осторожен, -- сказал Лоцано, похлопав его по руке и отодвинув кружку с вином, которое спросил только для вида, так как ни вино, ни сама кружка ему не понравились, -- кто тут обратит на нас внимание? Мы выбрали такие маски, которые как раз под стать этому ламповому балу.
-- Что если б маркиза Ирокедо увидела меня в таком наряде, -усмехнулся Мендири, -- любопытно знать, признала бы она меня?
-- Ты в самом деле не был у нее?
-- Сохрани Бог! Ведь я тебе обещал.
-- А я думал, что любовь к прекрасной маркизе не даст тебе покоя! Я был только у графа Тормадо и кабальеро Бланда.
-- Что же они говорили? Узнали они тебя?
-- Бланда узнал, но Тормадо уже собирался звать слуг, чтобы выгнать дерзкого угольщика.
Мендири засмеялся.
-- Тогда ты назвался ему? -- спросил он.
-- Он очень обрадовался и обнял меня, несмотря на мой непривлекательный костюм. Они с Бландой не остаются без дела. Их партия, то есть партия короля Карла, все увеличивается.
-- У Тормадо много людей, и он пользуется огромным влиянием.
-- Он изъявил готовность принять нас у себя, но я из осторожности отказался. Он тебе кланяется.
-- А Бланда?
-- Хочет увидеться и поговорить с тобой.
-- Ты им сказал о цели нашего приезда?
-- Я дал понять.
-- Что же они?
-- Тормадо задумался, но его пугала только мысль об опасности нашего положения.
-- Разве ты ему не говорил, что мы привезли с собой надежного человека, который выполнит задуманное?
-- Именно это он и считает самым опасным.
-- Ого! Не думает ли он, что Ураменте может изменить нам?
-- Он намекнул, что все мои влиятельные сторонники в Мадриде не спасут меня тогда от топора или веревки, -- прошептал Лоцано, -- и он прав!
-- Ты раскаиваешься? -- с удивлением спросил Мендири.
-- Что за вопрос! Разве не я первый начал дело? Нет, нет, я только передаю мнение Тормадо.
-- Знаешь, -- заметил Мендири, -- он всегда был боязлив, сколько я помню. Я доверяю малому, которого мы привезли с собой.
-- Ураменте создан для подобного дела.
-- Договорился ты с Бландой и Тормадо насчет второго свидания, Лоцано?
-- Я ни о чем не договаривался, так как все зависит от решения Ураменте.
-- А как влияние Серрано? Колеблется?
-- Какое! Бланда говорит, растет!
-- Черт возьми!.. Меня ужасно стесняет этот человек у колонны, -- пробормотал Мендири, с досадой взглянув на Тобаля. -- Я почему-то все время невольно на него смотрю.
-- Что нам до него за дело! Он глядит на женщин.
-- Я его как будто где-то видел...
-- Да ну его, -- проворчал Лоцано. -- Что-то Ураменте долго не идет!
-- Надеюсь, что он не подопьет и не проболтается.
-- В случае беды мы всегда успеем удрать. В этой таверне два выхода, -- шепнул Лоцано, так что Тобаль не мог расслышать его слов. Он вообще немного разобрал из всего разговора, но убедился теперь, что это был Мендири, его прежний товарищ, перешедший в лагерь карлистов, и что другой сидевший возле него человек, тоже принадлежал к сторонникам дона Карлоса.
-- Вот Ураменте, -- сказал Мендири, толкнув Лоцано.
Тобаль осторожно, не поворачивая головы, покосился на отворившуюся дверь. В таверну входил человек в голубой ливрее, подбитой красным. Как у всех слуг в знатных домах, на нем была шляпа с галунами, панталоны до колен, белые чулки, плотно обтягивающие ногу, и башмаки. Появление его не привлекло ничьего внимания, так как слуги, освободившиеся поздно вечером от своих обязанностей, часто заходили в таверну выпить или поиграть в карты.
Мнимый лакей, отлично исполнявший свою роль, подошел к столу, за которым сидели угольщики, слегка кивнул им головой и снял свои белые перчатки.
-- Ну, что? -- спросил Лоцано.
-- Все идет отлично, сеньор, -- шепотом отвечал карлист Ураменте.
-- Был ты во дворце Серрано?
-- Точно так, сеньор. Это ведь пустяки, и дело было бы уже сделано, если бы мне не помешал проклятый адъютант. Стоя в портале дворца, я видел маршала, как теперь вижу вас, сеньор.
-- Как же ты сумел войти, Ураменте? -- спросил Мендири. -- Тебя в этой ливрее не узнать.
-- Очень рад, очень рад, сеньор! Я назвался слугой маркиза Алькантеса, у которого действительно служил прежде, я знал, что маркиз был в дружбе с маршалом, но, разумеется, не мог знать, что он теперь живет не в Мадриде, а в Севилье, это вызвало небольшие затруднения, но Ураменте всегда выйдет сухим из воды.
-- Расскажи подробней, -- сказали оба вождя.
-- Придя вечером во дворец маршала, я обратился к носатому швейцару, или кто он там такой, у него еще толстая палка с золотым шаром на конце, и спросил, дома ли маршал. Он пренебрежительно посмотрел на меня, я еще более пренебрежительно поглядел на него -- ведь я сам служил и знаю, как надо обращаться с подобными людьми.
Лоцано усмехнулся, Мендири тоже улыбался, поглаживая свою холеную бороду, Ураменте продолжал: "Светлейший герцог уехал, -- отвечали мне. -- Что вам нужно?" -- "У меня поручение к господину маршалу". -- "От кого?" -- "От маркиза Алькантеса". -- "Как? -- закричал красноносый толстяк с палкой. -- От маркиза Алькантеса? Как же так? Сеньор маркиз вчера приезжал из Севильи посоветоваться здесь с докторами и сразу же уехал". Это немного огорошило меня, но Ураменте всегда найдется. "Так, любезный друг, -- сказал я, -- но сегодня маркиз опять приезжал для совета с докторами". -- "Ну, -- проворчал старик с палкой, -- так дайте мне ваше письмо, как только светлейший герцог вернется, а он может вернуться нескоро, я ему и передам". -- "Нет, -- отвечал я, -- мне приказано передать маршалу на словах. Если позволите, я подожду его". Старик что-то проворчал и ушел к себе, а я остался ждать у одной из колонн портала и успел приготовиться.
-- Ну, это было рискованно, -- заметил Лоцано.
-- Говори, говори дальше, -- торопил Мендири, -- мне кажется, ты хорошо затеял!
-- У меня за пазухой был револьвер, данный вами, сеньор, и мой кинжал, хорошо наточенный! На него-то я и рассчитывал, думая воспользоваться револьвером для собственной защиты, когда придется убегать. Я продумал также, что буду говорить. Не прошло часа, как подъехала карета, в ней сидел маршал Серрано с адъютантом. Я отошел к швейцарской, чтобы выждать удобную минуту. Когда маршал прошел мимо меня, я ему поклонился, и мне стало как-то не по себе, у него такой гордый, величественный вид! Все низко кланялись ему, и он шел, точно король. Через некоторое время я последовал за ним. Клянусь вам, сеньоры, что завтра я найду удобный момент, и тогда или я, или этот маршал, но кто-то отправится на тот свет. Ведь дело самое пустое. Сегодняшняя сцена повторится завтра, и мне непременно удастся, клянусь пресвятой Девой!
-- Итак, ты поднялся по лестнице... Что же дальше? -- спросил Мендири.
-- Там я обратился к камердинеру и попросил доложить маршалу, что я пришел с важным поручением от больного маркиза Алькантеса. Меня ввели в переднюю, где я должен был подождать немного, затем отворилась высокая дверь, и я увидел маршала. Он знаком позвал меня в кабинет. Я вошел. В маленькой роскошной комнате никого не было, кроме нас. Я поклонился маршалу, взявшись правой рукой за кинжал. Он спросил меня о здоровье маркиза и о причине его вторичного приезда в Мадрид. Мне показалось, что наступила удобная минута, и я уже сделал шаг к герцогу, как вдруг дверь открылась, вошел один из офицеров его штаба и остался в кабинете. Я сейчас же ответил герцогу, что маркиз вернулся в Мадрид, потому что ему сделалось опять хуже. "Так маркиз действительно решается на операцию?" -- спросил маршал. -- "Точно так, ваша светлость, -- отвечал я, -- и сеньор маркиз приказал мне спросить у вашей светлости насчет доктора". -- "Но ведь маркиз знает, где живет доктор Антурио?"- сказал маршал. -- "Точно так, ваша светлость, но сеньору маркизу хотелось услышать от вашей светлости, посоветуете ли вы взять этого доктора для операции". -- "Конечно, конечно! -- вскричал маршал. -- Я завтра же пошлю Антурио к маркизу". -- "Послезавтра, ваша светлость, если смею просить". -- "Хорошо, кланяйтесь маркизу и завтра придите сказать мне о его здоровье". Затем он отпустил меня. Ну, скажите сеньоры, хорошо ли я исполнил свое дело?
-- До сих пор хорошо, но главное-то ведь завтра, -- отвечал Лоцано.
-- Черт возьми! -- вскричал вдруг Мендири, не возвышая голоса и указывая на колонну. -- Где этот, что тут стоял?
-- Он ушел?
-- О ком вы говорите, сеньор? -- спросил Ураменте. Мендири вскочил, он мельком увидел в эту минуту
Тобаля у выхода и поспешил за ним.
-- Что нам-то до него, -- заметил Лоцано, -- просто кто-нибудь из посетителей! Садись, Ураменте, пей!
Карлист с благодарностью взял стакан того вина, которое казалось недостаточно вкусным Лоцано.
Между тем Мендири вышел из таверны и в темноте пошел за Тобалем, повернувшим за угол. Но в переулке он потерял его из виду. Тобаль спешил к ближайшей гауптвахте. Мендири, ничего не подозревая, вернулся в таверну, где Лоцано несколько успокоил его, кругом стояло много мужчин, так же, как и Тобаль, смотревших на женщин, пивших вино и куривших.
По дороге Тобалю, к счастью, встретились два офицера, возвращавшихся из гостей, и он подошел к ним.
-- Простите, кабальерос, -- сказал он, -- но я должен сообщить вам о готовящемся покушении на жизнь маршала Серрано.
Офицеры испугались и велели ему рассказать, что он слышал. Конечно, он немного узнал из разговора троих заговорщиков и мог только сказать, что его прежний товарищ Мендири и двое других были переодетые карлисты и что один из них, выдающий себя за слугу маркиза Алькантеса, намеревался убить маршала Серрано.
Офицеры решили сами арестовать заговорщиков, так как идти за караулом было бы слишком долго. Тобаль пошел с ними для помощи в случае надобности, и они отправились к таверне.
Едва успели они войти, как Мендири заметил их и вскочил. Лоцано тоже быстро поднялся. Тобаль, входя, увидел всех троих за столом, но офицеры в толпе и давке не могли их сразу разглядеть. Один Ураменте остался на месте, не понимая, в чем дело, и с удивлением глядя на Лоцано и Мендири, которые поспешно бросились вон, расталкивая толпу.
Все переполошились, увидев офицеров и Тобаля, все кричали и бежали, толкая друг друга, так как никто не знал, что случилось и что должно произойти.
Офицеры тотчас бросились за двумя убегавшими карлистами. Ураменте попытался защищаться, выхватив свой кинжал, но Тобаль одним ударом лишил его возможности бороться.
Он в нескольких словах объяснил подбежавшему хозяину, в чем дело, и тотчас несколько человек побежали преследовать карлистов, но тем удалось пробраться сквозь толпу к другому выходу из таверны и счастливо избежать преследования, скрывшись в узеньких переулках.
При Ураменте нашли револьвер, но никак нельзя было доказать, что он карлист, а он, конечно, от этого отрекался. Его передали властям, стали расследовать дело и узнали, что он приходил к маршалу будто бы с поручением от маркиза Алькантеса, и не думавшего возвращаться в Мадрид. Этого было достаточно, чтобы обвинить его в измене и предать суду. Жизнь маршала была спасена.