I. ВОСПИТАТЕЛЬНИЦА МАРИЯ ГАЛЛЬ
Густой туман расстилался по лабиринту улиц Лондона. На расстоянии пяти шагов нельзя было различить предметы. Тротуары были мокрые от сырости, и пешеходы употребляли всевозможные усилия, чтобы не поскользнуться. Кругом царил мрак, и свет фонаря можно было различить, только подойдя к нему очень близко. Незнакомый с Лондоном или бедняк, не имеющий денег, чтобы нанять кэб (четырехместный кабриолет) или кансом (двухколесные дрожки), подвергался опасности заблудиться, даже если бы он и расспрашивал дорогу. Еще неприятнее переходить улицы в такую темень; каждый вправе был считать себя счастливым, если вернется домой целым и невредимым, так как бесчисленное множество экипажей самых разнообразных форм делают переход через улицу почти невозможным.
По тротуарам сновало столько пешеходов, что нужно было обладать большой ловкостью, чтобы не столкнуться с оборванцем, грязным рабочим или мошенником.
С нами, -- немцами, такие столкновения происходят еще чаще, потому что мы не очень легко привыкаем к лондонской суете и не можем, встретившись с кем-нибудь, пройти слева, а не справа, как это делается у них.
Огромное пространство, занимаемое городом, вечный шум экипажей и суетня на улицах производят на нас, иностранцев, неприятное впечатление, увеличивающееся от резких и колких ответов, которые получаешь от обитателей этого многолюдного города.
В Лондоне, заговорив с кем-нибудь на улице или в публичном месте, нельзя быть уверенным, что говоришь не с мошенником, -- в таком огромном количестве населяют они город. Для избежания этого всегда благоразумно обращаться с вопросами к полисмену, которого всегда найдешь как на больших, так и на маленьких улицах.
В этот шумный вечер, о котором мы говорим, какой-то человек, закрывшись плащом от дождя и нахлобучив на лицо шляпу, шел вдоль длинной стены Тауэра, неся что-то в руках. Проходя мимо Товер-Гилля, он юркнул в Ловер-Темзскую улицу, идущую вдоль Темзы до Лондонского моста. Это квартал Сити, который сам по себе образует огромный город.
Улица, на которую вышел незнакомец, была еще очень оживленной. Несмотря на сильный туман, в особенности перед таможней, люди бегали то туда, то сюда, нагружая многочисленные экипажи.
Человек в плаще, поспешно дойдя до угла улицы, повернул на мост, лежащий немного влево. Здесь суетни было еще больше, но никто не обращал внимания на незнакомца, боязливо озиравшегося вокруг.
У одного из фонарей, которых всегда много в оживленных местах, недалеко от воды, стоял, прислонившись, полисмен, наблюдая за всем, что происходило вокруг него, не упуская из виду ни одного прохожего. Полиция Англии обладает способностью видеть все везде, где ей нужно, но в то же время сама старается быть всегда незамеченной.
Боязливые взгляды, которые незнакомец бросал вокруг, заставили полисмена насторожиться, и он подумал, что человек в плаще чем-то подозрителен. Он проворно догнал спешащего и дотронулся до его плеча.
-- Позвольте спросить, -- учтиво обратился полисмен к незнакомцу, подзывая его поближе к фонарю, -- что у вас под плащом?
-- Что за странное желание, -- ответил тот по-английски, но с выговором, обличавшим иностранца, -- почему вы спрашиваете меня об этом?
-- Извините, сударь, меня совсем не удовлетворил ваш ответ, и я могу отправить вас в полицейский участок; поэтому избавьте себя и меня от этой неприятности, скажите, что вы так заботливо прячете?
-- Ну, смотрите, если уж вам так хочется это узнать. Незнакомец распахнул плащ. Полисмен успел на одно мгновение заглянуть под него.
-- Да это ребенок, -- сказал он, -- и, кажется, мальчик.
-- Точно так! Ему очень холодно и он боится такого множества народа, поэтому я завернул его в плащ.
-- Это ваш ребенок? -- спросил полисмен, .
-- Чей же, как не мой? Разве я стал бы возиться с чужим ребенком?
-- Не обижайтесь на мои вопросы: это моя обязанность. Незнакомец закутал в плащ дрожащего от холода двухлетнего мальчика и смешался с толпой. Он шел быстро, будто радуясь, что так счастливо отделался от неприятного ему допроса. Полисмен был поражен наглой самонадеянностью незнакомца. Он часто имел возможность видеть, как виновные, чтобы снять с себя подозрения, держатся нахально. Поэтому он поспешил оставить свой пост и пошел за незнакомцем, не теряя его из виду.
Темза в этом месте очень широкая. Незнакомец с ребенком и полисмен должны были пройти порядочное расстояние от одного конца моста до другого. Полисмен еще больше убедился в своих подозрениях, когда незнакомец, дойдя до конца моста, приостановился, оглядываясь вокруг.
Что он хотел сделать с дрожащим от страха ребенком? Возможно, мальчик дрожал не от стужи, возможно, отец завернул его в плащ не для того, чтобы защитить от холода? В Лондоне в холодное время почти каждую ночь происходят убийства детей. Официальные донесения говорят, что очень часто отец и мать из-за нужды бросают в Темзу своих голодных детей. Неужели этот человек имеет подобное намерение?
Полисмен старался отогнать от себя эту мысль; он заметил, что рука незнакомца была обтянута щегольской перчаткой -- кто позволяет себе такую роскошь, конечно, не бросит своего ребенка из-за нужды. Но направление, которое взял человек в плаще, заставило полицейского следовать за ним. Место было довольно пустынное и отдаленное, особенно на берегу Темзы, куда тот направился.
Он повернул на улицу Тоолей, в которой было очень мало домов и пешеходов -- и вдруг скрылся с глаз. Полисмен отказался дальше преследовать подозреваемого; хотя мог позвать своих коллег, но не сделал этого, желая избежать скандала. Он осторожно стал выжидать и увидел, что последний повернул на узкую улицу, ведущую к Темзе, на каменной набережной которой стояло несколько больших, красивых зданий.
В Лондоне каждый полисмен знает все дома своего участка и даже каждого жильца в доме, что с первого раза поражает иностранцев. Это избавляет жителей от дачи справок приезжим.
Но когда незнакомец вошел в один из домов, на набережной, полицейский догадался, в чем дело.
-- Это дом Марии Галль, -- рассудил он, -- значит, этого мальчика отдают ей на воспитание. Вероятно, это поверенный какой-нибудь знатной леди, которая не хочет или не может держать у себя ребенка. Мария Галль получит за его воспитание значительную сумму денег. Должно быть, она выручает благодаря своей профессии большие деньги. Когда она летом едет в Гайд-парк со своим любовником, думаешь, что это какая-нибудь герцогиня или графиня. Эдуард Фультон, живя с ней, сколотил себе капиталец, но его прошлое очень темное; впрочем, какое мне дело до этого! Вот он стучится, открывает старая служанка. Нужно подождать, пока странный незнакомец выйдет из дома, и узнать о нем у Марии Галль. В ожидании полисмен прислонился к толстому фонарному столбу.
Дом этот отличался от других веселым, приличным фасадом; он был двухэтажный, с широкими и высокими окнами; снаружи выкрашен светлой масляной краской. Внутри было освещено несколько комнат, подъезд же, по законам Лондона, был крепко заперт.
Когда незнакомец постучал в дверь, за ней раздался голос:
-- Что вам нужно?
-- Мне нужно немедленно переговорить с мистрис Галль, я очень спешу, -- лаконично ответил иностранец.
-- Мистрис не может принять вас: она пьет чай, -- ответил писклявый голос за дверью.
-- Она меня ждет, откройте!
-- А, это вы, светлейший герцог, -- сказала старая, худая служанка, проворно отворяя дверь. -- Простите, милорд, пожалуйста, простите.
-- Хорошо, возьми этот соверен и поскорее доложи мистрис, -- сказал незнакомец.
-- Тысячу благодарностей, милорд. Пожалуйте в зал, -- кланяясь, сказала старуха, светя ему.
Незнакомец пошел за ней по широкой, великолепной лестнице. У дверей квартиры Марии Галль послышался слабый визг детей. "Это деточки", -- пояснила старуха. Она сказала это таким ласковым голосом.
Незнакомый с заведением Марии Галль принял бы его за самое благоустроенное; эта хитрая обманщица, с которой мы сейчас познакомимся, уже двадцать лет обманывала полицию Лондона. Наконец обнаружилась ее бесчестная профессия и она получила достойное наказание. В этот дом принимали преимущественно грудных младенцев, которых родители не могли или не хотели воспитывать в своем доме. Да, в Лондоне есть множество матерей, поощряющих таких преступниц, как Мария Галль и ей подобные.
Бедняки напрасно искали помощи и совета в этом богатом доме. Мария Галль была безжалостна с сиротами, кто не имел богатых родственников. Она была внимательной только с теми, за которых ей платили большие деньги. Ее прекрасный снаружи дом внутри был рассадником преступлений.
Старая служанка проводила гостя в освещенную, очень роскошно убранную гостиную, которая была похожа на приемную доктора или адвоката. На стенах висели дорогие эстампы, в простенках -- большие зеркала, на окнах -- тяжелые шелковые драпированные портьеры.
В этом зале Мария Галль принимала герцогинь, графинь, даже принцесс, и очень этим гордилась; здесь, на покрытом темно-зеленой скатертью столе, ей отсчитывали громадные суммы денег.
Незнакомец посадил мальчика на стул, снял плащ и шляпу; лицо у него было узкое, худое, рыжеватая борода мало отличалась от воротника плаща; в глазах проглядывало что-то беспокойное, неприятное; во всем облике замечалась странная смесь черт аристократа и простолюдина.
Дрожащий ребенок сидел на стуле, боясь пошевелиться, и наконец заплакал. Было видно, что очень боялся незнакомца, но старался это скрыть, чтобы избавить тетю Долору от неприятностей.
-- Тетя Долора, тетя Долора, -- кричал он по-испански. -- Я хочу к тете Долоре! -- И стал так громко и жалостно плакать, что любой сжалился бы над бедным мальчиком. Из его больших темных глаз лились слезы; лицо его стало грязным от рук, которыми он вытирал катившиеся слезы.
Но рыдания мальчика не разжалобили незнакомца: он не обращал на него никакого внимания. Когда же ребенок стал звать тетю Долору, тот наклонился к нему и прошептал:
-- Замолчи, или я прибью тебя.
В эту минуту вошла воспитательница.
-- Передай мистеру Эдуарду Фультону, что через полчаса я буду ждать его в моей комнате, -- сказала она, обращаясь к стоявшей у дверей служанке, затем поклонилась гостю и окинула его внимательным взглядом.
Мария Галль была высокая, стройная англичанка двадцати четырех лет с грубыми чертами лица, светлыми, туго заплетенными волосами и серыми на выкате глазами. На ней было облегающее темно-зеленое платье; на плечи был накинут большой шелковый платок. Вся наружность этой женщины, как и ее дом, носила отпечаток солидности; она даже с первого раза могла внушить доверие.
Взглянув на нее, невольно можно было подумать, что эта женщина -- хорошая хозяйка и сама интересуется всеми мелочами, касающимися малюток, отданных ей на воспитание. Но под этой спокойной, представительной наружностью скрывался демон корыстолюбия и боязливая кровожадность гиены, которая бродит по ночам, чтобы удовлетворить свою жадность, и нападает на спящих и безоружных.
-- Вы оказали мне честь своим визитом, господин герцог, -- сказала она холодным, сдержанным тоном, по которому было заметно, что она привыкла говорить со знатью, -- прошу садиться! О, какой миленький мальчик! -- восхитилась она, подойдя к рыдавшему ребенку. -- Дай мне твою маленькую ручку, дружочек! Понимает ли он, что ему говорят?
-- Нет, мистрис, он еще не понимает по-английски, -- ответил герцог.
-- Говорят, герцог, что вы родились в Англии? Прошу садиться! -- Мария Галль указала ему на стул около стола, покрытого зеленой тканной скатертью.
Эта мегера, казалось, очень любила зеленый цвет.
-- Я пришел вас спросить, мистрис, можно ли поместить в ваше заведение этого мальчика? -- спросил герцог, пристально посмотрев на нее.
-- Помещение моего института не соответствует требованиям, которые так часто предъявляют мне. Но, несмотря на это, я надеюсь...
-- Не передергивайте мои слова, мистрис, мальчик этот мне дорог, и поэтому прошу вас позаботиться о том, чтобы он не умер.
-- Очень хорошо, герцог; все порученные мне дети имеют цветущее здоровье благодаря внимательному уходу.
-- Повторяю вам, мистрис, мальчик не должен умереть; я буду изредка его навещать! Сделайте одолжение, примите тысячу фунтов на необходимые издержки.
-- Извините, герцог, порядки моего института требуют соблюдения некоторых формальностей, -- сказала Мария Галль. Сказав это, она взяла со столика большую книгу и тяжелую серебряную чернильницу и поставила их на зеленую скатерть. Незнакомец с недоверием посмотрел на реестр и погладил свою взъерошенную рыжую бороду. Мария Галль открыла книгу и достала перо.
-- Как зовут мальчика, господин герцог?
-- Пишите: Денон Кортино.
-- Так это маленький испанец; скоро в моем институте будут дети разных национальностей; ваше местожительство, господин герцог Медина?
-- Оксфордская улица, дом десять, мистрис... но...
-- Вы не хотите записывать сюда ваше имя, но это необходимо; в случае внезапной болезни мальчика я вам дам знать.
-- Лучше запомните мой адрес! В случае чего дайте знать мне или моему верному камердинеру Джону, но никак не остальной прислуге!
Мария Галль холодно улыбнулась.
-- Ваше желание будет выполнено, господин герцог, -- сказала она твердым голосом, -- в этом случае я очень строго держу слово, как и в отношении тайн. Мои уста еще никогда не раскрывались, чтобы выдать доверенную мне тайну, это мое первое правило! Дом мой -- могила! С этой минуты ребенок поступает в мое полное распоряжение, и имя Кортино никогда не будет произноситься! Джон Галль -- так станут звать мальчика, пока он будет находиться у меня.
-- Прекрасно, мистрис, но помните: ребенок не должен умереть, ибо он для меня очень дорог.
-- Ваше приказание будет исполнено в точности, господин герцог. Когда герцог стал одеваться, ребенок громко заплакал и опять стал звать тетю Долору. Воспитательница его приласкала. Герцог еще раз поклонился, Мария Галль проводила своего знатного гостя до лестницы, вернулась в гостиную и позвонила. Старая служанка тихо отворила дверь.
-- Отведи мальчика в отделение для старших, -- приказала воспитательница. -- Пришел ли мистер Фультон?
-- Мистер Эдуард только что вернулся и пьет чай, -- ответила старуха и, взяв мальчика за руку, вышла с ним из комнаты.
-- Мне кажется, что этот герцог Медина -- таинственная личность, -- подумала про себя Мария Галль. -- Если это его мальчик, то он искатель приключений! О, у него манеры герцога! Он хорошо заплатил и еще заплатит! В судьбе этого ребенка скрывается какая-то большая тайна! -- С этими словами Мария Галль отправилась в зал.
Было уже довольно поздно, но ей нужно было переговорить об очень серьезном деле со своим поверенным Эдуардом Фультоном, которого все считали ее любовником. Она нашла его в зале за чайным столом.
Эдуард Фультон был мужчина лет тридцати четырех с темно-русой бородой. На его лице были следы буйно и беспорядочно проведенной молодости. Тусклые, впавшие глаза, выдающиеся скулы на отекшем лице, лоб, доходивший до темени, так что волосы были только на затылке, словом, все черты его лица носили отпечаток грубости и непреклонной решимости. Он что-то пробормотал в ответ на поклон вошедшей Марии Галль и продолжал прихлебывать из стакана чай.
-- Ты был у леди Мертон? -- тихо спросила она, подойдя к столу.
-- Да, был. Она заставила меня очень долго себя ждать; держу пари, что в это время у нее сидел принц. Я слышал, как она расспрашивала обо мне в передней.
-- Может быть, она боится возвращения лорда! Ну, и какой ответ она тебе дала?
-- Я обещал в эту же ночь избавить ее от страха -- она дрожала, боялась этого, больше она не будет дрожать!
-- В эту ночь! А сколько она заплатит тебе за то, что ты избавишь ее от ребенка?
-- Две тысячи соверенов, половину она уже заплатила, -- ответил товарищ воспитательницы.
-- Я пошлю спать старую Боб. Что ты так молчалив, Эдуард?
-- У меня такое предчувствие, что это дело навлечет на нас с тобой неприятности. Цена слишком низка, хотя это ребенок принца.
-- Ты бы потребовал большей суммы; я знаю, что леди согласилась бы дать; она ведь в наших руках!
-- Завтра она приедет сюда для окончательного расчета. Мы рискнем назвать более высокую цену. Не вечно же нам заниматься этим ремеслом.
-- Мне кажется, что последнее время ты стал трусить! -- сказала Мария Галль с легкой усмешкой.
-- Пустяки, вовсе я не трушу. Я был в Сутенде.
-- Ты был у гадалки?
-- Да, старая колдунья предсказала мне смерть на виселице, если мы не будем довольствоваться малым и не прекратим вовремя темных делишек.
Мария Галль громко засмеялась, но смех ее был наигранным.
-- И ты веришь тому, что тебе сказала старуха за щедрое вознаграждение?
-- Все равно, верю или не верю, -- мрачно сказал Фультон, вставая. -- Пошли спать старую Боб, а я пойду в детскую.
Большие стенные часы пробили полночь, когда Мария Галль вышла из комнаты. Оставшись один, Фультон стал расхаживать взад и вперед по своей комнате; он слышал, как отворялись и запирались Двери и как скрипели ступени лестницы, шедшей от спальни детей.
"Это, наверное, старуха Боб, -- подумал Фультон. -- Я еще не полностью обезопасил себя; хоть известь и поедает трупы, но все равно не так быстро, чтобы внезапная ревизия не могла застать меня врасплох; но все-таки это самое удобное и надежное средство.
Он тихо отворил дверь, которая вела в коридор, и стал прислушиваться. Там было темно, мертвая тишина царила во всем доме. Вдруг снизу раздался голос Марии Галль:
-- Иди сюда и захвати с собой фонарь!
Фультон побежал в комнату и схватил роскошную лампу; она была маленькая, легкая и так устроена, что можно было мгновенно закрыть ее свет. Фультон зажег ее и стал спускаться по лестнице. Мария Галль ждала его в коридоре, освещенном слабым светом фонаря.
Они пошли по направлению к двери, которая находилась напротив подъезда. Мария Галль открыла ее маленьким ключом, и они вышли в темный, с четырех сторон закрытый мощеный двор. На стороне фасада и задней стены дома были устроены перегородки и стойла. В правом углу двора плотно лежали черные, тяжелые доски, как будто закрывая яму от взоров любопытных. В левой стороне находился колодец, тоже закрытый досками. В переднем здании были окна, в заднем же -- только небольшие отверстия для воздуха. Прежде заднее здание служило сараем, но Мария Галль купила и отделала его. Она устроила залы, выкрасила стены и двери, поправила лестницу, чтобы обстановка не могла произвести дурного впечатления на родственников, посещающих детей.
Мария Галль и Фультон подошли к заднему строению. Оттуда слышался писк и визг множества детей, на что воспитательница по привычке не обращала внимания. Они отворили плотно запертую дверь -- жалобные, слабые стоны больных и голодных детей раздались еще яснее.
Мария Галль и Фультон вошли в темный коридор, по обе стороны которого были двери спален детей старшего возраста. Сюда старая Боб принесла Джона, который, увидев себя в темной пустой комнате на белой кровати, стал плакать и кричать вместе с другими детьми.
Эдуард Фультон отправился наверх, а Мария Галль зашла к детям, обещая строго наказать малюток, если они не перестанут кричать. На их изнуренных лицах были следы сухотки, которую англичане называют английской болезнью; все казались старше своих лет. Многие, благодаря врожденному здоровью, спали глубоким сном, забыв голод и холод. Но кому какое дело, что бедные малютки лежат раскрытые в холодной комнате.
Перед сном старуха Боб поправила одеяла, дала каждому из детей по нескольку картофелин, обнесла всех кружкой с водой и вышла. Это место было убежищем смерти; если здоровая натура ребенка сопротивлялась ей -- Фультон немедленно принимал свои меры.
Мы уже сказали, что он отправился наверх, где находилось отделение для грудных детей. Несчастные малютки лежали в тесной комнате на соломенных постелях, над каждой из них висел номер. Дурной, спертый воздух так и обдал Фультона, когда он вошел в это обиталище бедных сирот. Жалобный крик несчастных существ, которых кормили один раз в день скверным молоком, жалобный, как вопль зверей в зверинце, наполнял всю комнату. Большая часть этих несчастных имела знатную мать или богатого отца.
Эдуард Фультон ходил между рядами детских кроваток, ища ребенка миссис Мортон, это было маленькое существо, крепкого сложения; его здоровая, крепкая натура противилась голоду и холоду. Трехмесячный ребенок спал здоровым сном. Злодей схватил спящего ребенка, одетого в тонкую, но грязную рубашку -- тот не просыпался. Бедное, невинное создание обречено было погибнуть за грехи своих родителей.
Преступление, совершенное Фультоном, так бесчеловечно, что перо отказывается изображать это. К несчастью, все, что мы здесь описываем, -- правда. Сейчас уже известны преступления этих двух извергов. Чтобы доказать читателям, что все это не выдумка, мы готовы в точности описать весь ход событий. Заметим также, что личности Марии Галль и Эдуарда Фультона действительно существовали. В нашем рассказе нет ни одной капли выдуманного.
Итак, Эдуард Фультон взял на руки спящего ребенка и вышел из комнаты. Спускаясь с лестницы, крепко сдавил тельце своими железными руками; послышалось хрипение. Жизнь недолго боролась со смертью, и ребенок прямо во сне перешел в вечность.
"Не запрещайте детям приходить ко мне, потому что им принадлежит царствие Божие", -- так гласит Евангелие. Злодей оказал ребенку благодеяние, избавив от страданий и бедствий земной жизни.
Мария Галль, эта бездушная, кровожадная гиена, ждала Фультона внизу.
-- Что, ты нашел его? -- тихо спросила она.
-- Уже все кончено, -- ответил Фультон, держа в руках мертвого ребенка.
Мария Галль вздрогнула, но не от жалости и сострадания, причиной того был холод, царивший в коридоре. Этой злой женщине были чужды те чувства, которыми обычно по своей природе обладает женская натура. Это была женщина-изверг, не отступающая ни перед чем, для нее не представляло затруднений убить или задушить собственными руками маленькое невинное существо.
Она быстро схватила лампу из рук Фультона и, бросив любопытный взгляд на мертвого младенца, пошла впереди по коридору, освещая путь своему сообщнику-злодею. Необходимо было немедленно скрыть следы трупа, к чему заранее были сделаны приготовления. Подобное происшествие не представляло ничего особенного в этом страшном и холодном доме.
Мария Галль спокойно шла по коридору. Если бы полиция узнала о их преступлениях, то могла бы обвинить их только в том, что они незаконным образом хоронили трупы детей, так как Фультон не оставлял на несчастных ни малейшего следа своих железных рук. Кто мог обнаружить все лишения, которым подвергались несчастные малютки! К тому же бедного ребенка можно было даже похоронить на кладбище.
Но, несмотря на это, Эдуард Фультон потерял свое обычное хладнокровие и спокойствие. Неужели предсказание гадалки в Сутенде было причиной его страха? В словах колдуньи была некоторая доля здравого смысла -- он душил невинных детей и должен был умереть такой же смертью на виселице.
Мария Галль и Фультон вышли в темный двор. Пропустив своего поверенного, воспитательница крепко заперла за собой дверь. Фультон подошел к черным доскам, лежавшим в углу двора. Он хотел передать ребенка Марии Галль, чтобы она подержала его, пока он отодвинет доски, но та боялась запачкаться кровью. Положив маленький труп на камни, Фультон поднял две черные доски, под ними была яма, в которой хранилась известь для ремонта дома.
Поверенный вынул из стоявшей рядом емкости несколько кусков негашеной извести. Мария Галль светила ему. Еще несколько минут -- и страшное преступление будет законченно. Злодей уже нагнулся, чтобы взять труп, как вдруг раздался громкий стук во входную дверь у подъезда. Фультон побледнел и отшатнулся от трупа. Но Мария Галль не потеряла своего хладнокровия.
-- Скорей бросай его в яму. Кто бы это мог так сильно стучать? Наверное, какой-нибудь посетитель, ничего он может постучать еще раз, -- сказала она.
Фультон схватил труп, затер ногой оставленные следы крови, бросил несчастного мальчика в яму и засыпал известью. За одну минуту доски были положены на прежнее место. Снова раздался стук в дверь, и на этот раз такой сильный, что даже старая Боб, спавшая наверху, услышала его.
Мария Галль поспешно отворила дверь, ведущую в коридор. Фультон проворно и тихо побежал наверх по лестнице. Мария Галль отворила дверь в подъезде и неожиданно для себя испугалась.
-- Кто это так громко стучит? -- сердито спросила она.
-- Мистрис, отворите, это полисмен.
-- і Ночью! Что значит это ночное посещение? -- возмутилась Мария Галль, медля впускать полисмена, чтобы дать время своему сообщнику лечь в постель.
-- Что случилось?
Полисмен вошел. Мария Галль заперла за ним дверь.
-- Извините, мистрис, мне необходимо задать вам несколько вопросов, не требующих ни малейшего отлагательства. Да вы, я вижу, до такого позднего часа хозяйничаете в доме?
-- А как же, -- ответила воспитательница, уже полностью собравшаяся с духом, -- я всегда обхожу комнаты детей, прежде чем лягу спать. Что привело вас ко мне в такой поздний час?
-- Здесь не место для разговора, мистрис, пожалуйста, проводите меня в гостиную, я не задержу вас очень долго: вы, вероятно, очень утомились от дневных забот? -- "Зато твой труд хорошо оплачивается", подумал полисмен, следуя за хозяйкой в гостиную.
-- Почему вы так думаете? -- спросила воспитательница.
-- Я имею на это свои личные соображения, мистрис. Фультон еще не лег спать?
-- Он уже давно спит, входите, -- сказала она с гордым пренебрежением, открывая дверь в освещенную гостиную.
Полицейский вошел, Мария Галль повесила лампу на лестнице и вернулась в гостиную.
-- Сегодня вечером к вам приходил один джентльмен, -- обратился к ней полисмен.
-- Точно, и что из этого?
-- Он принес к вам мальчика?
-- Как хорошо вы знаете все подробности!
-- Будьте так добры, позвольте мне посмотреть в список, чтобы я мог узнать, кто он такой.
Марию Галль немного поразило это требование, она вопросительно посмотрела на полисмена.
-- Признаюсь, меня очень удивляет ваше посещение, -- сказала она.
-- Может быть, мистрис, вас это и удивляет. Но скажите мне, пожалуйста, имя этого джентльмена, который принес вам мальчика.
-- Я не помню его имени, он испанец. Не думайте, что я что-нибудь от вас скрываю! Вот книга.
Мария Галль раскрыла книгу. Полисмен прочел последнее вписанное в нее имя.
-- Джон Кортино.
-- Да, таково имя незнакомца. Он сказал мне, что этот мальчик его сын. Он должен уехать из Лондона, а так как у него нет здесь знакомых, которым бы он мог поручить воспитание ребенка, то он принес его мне.
-- Кортино, -- задумчиво проговорил полисмен, -- а где живет незнакомец?
-- Наверное, в какой-нибудь гостинице. Это не мое дело было спрашивать его о том, где он остановился.
-- Это большое доверие с вашей стороны, мистрис, -- сказал полисмен, бросая испытующий взгляд на Марию Галль, которая уже полностью вошла в свою роль и спокойно выдержала его взгляд.
-- Вы ошибаетесь, -- сказала она, -- джентльмен заплатил почти за три года вперед и сказал, что вряд ли он останется на континенте на долгое время и, наверное, приедет раньше этого срока и заберет мальчика.
-- Ну, а если он забудет про ребенка?
-- Тогда Мария Галль даст мальчику воспитание по своему усмотрению.
-- Вы очень бескорыстны, мистрис. Дай Бог, чтобы все воспитательницы были похожи на вас, -- сказал полисмен, -- но ответьте мне еще на один вопрос, что означают эти кресты в последней графе вашего журнала.
-- Смерть неизвестного ребенка.
-- Однако их очень много. В вашем заведении, мистрис, очень высокая смертность.
-- Разве вы не знаете, что дети больше всего умирают в этом возрасте? Прочитайте статистические сведения, где сообщается, что смертность в особенности распространена у младенцев в таком возрасте. Пансион мой считается лучшим по уходу за детьми, и число просьб о поступлении в него увеличивается с каждым днем. Надеюсь, что этого доказательства вам вполне достаточно, -- сказала с вызовом Мария Галль и отложила журнал. -- Если вам нужно узнать какие-нибудь подробности, можете обратиться к доктору Брауну, куратору моего пансиона. Я очень устала и не могу больше объясняться с вами; скажу лишь без всякого хвастовства, что безукоризненно веду свои дела.
-- Я вполне уверен, что вы говорите правду, мистрис. Простите, что побеспокоил вас, -- сказал, вставая, полисмен.
-- Вы исполняете вашу обязанность, и я глубоко уважаю вас за это, -- ответила Мария Галль, провожая его. -- Спокойной ночи!
Она плотно, на все запоры заперла за ним дверь и отправилась в спальню, где ее ожидал Эдуард Фультон.