Людовик Наполеон и его сын расположились в Меце со своим дозором в здании комендатуры. Главные распоряжения делались императором; он еще был полным властелином и говорил себе, что все погибнет, как только он будет вынужден передать власть другому.
В день битвы при Курселле в Мец прибыл курьер, привезший императору важные депеши.
Императрица откровенно говорила ему в письме, что предвидит весьма печальные последствия, если будут продолжаться поражения дальше -- и что же? Опять проиграна битва.
Кроме того, Людовик Наполеон получил письма от Руэра и Грамона, в которых те просили его во что бы то ни стало заключить мир.
-- Глупцы, -- шептал император, побледнев и опуская руки с депешами, -- мир без территориальной уступки немыслим! Я погибну, если вздумаю заключить теперь мир, подобно Виллафранкскому! Что удалось тогда, то теперь невозможно!
Наполеон ходил взад и вперед по своему кабинету; лоб его покрылся морщинами, глаза бессмысленно блуждали по ковру; он искал исхода, придумывал план спасения и однако не знал всей опасности своего положения.
В кабинет вошел Базен, без доклада и не поклонившись, чего прежде он себе не позволял.
Лицо этого полководца было загадочно, вся фигура его была мрачной, печальной. Он был бледен, однако его холодное, серьезное лицо выражало непреклонную решимость и железную силу воли.
Базен -- один из тех людей, который не имел друзей, который, судя по характеру, никогда не знал чувства любви! Он принадлежал к тем загадочным натурам, которые никому не дозволяют заглянуть в свою душу и даже в минуту душевного волнения не обнаруживают своих истинных чувств.
О характере Базена так много спорили его близкие знакомые и давали ему столько различных определений, что уже одно это обстоятельство доказывает, что его никто не знал. Одни называли его честнейшим человеком, другие ловким изменником, а третьи бессердечным кровожаднейшим тигром в человеческом образе.
Правда, его действия в Мексике подтверждают два последних названия. Доброжелатели старались оправдать его действия тем, что он был безусловным приверженцем и орудием Наполеона.
Император остановился, увидев Базена; испытующим взглядом смотрел он на холодное, точно из камня изваянное лицо полководца, которому он теперь больше всего доверял, на которого возлагал свои последние надежды.
Чувствовал ли Базен свое превосходство?
В эту минуту он был императором, а Людовик Наполеон побежденным генералом.
-- Я принес дурную весть, государь, -- сказал холодно маршал.
-- Опять дурная; теперь за первую хорошую я отдал бы царство, -- сказал император полушутливым-полугорьким тоном.
-- Мец снабжен провиантом только для первоначальной армии в пятьдесят тысяч человек на три, в крайнем случае на шесть месяцев! Теперь в стенах Меца число войск вдесятеро большее.
-- Это, господин маршал, задача, решение которой легко!
-- Конечно, государь, запасов хватит едва на один месяц!
-- Я говорю о другом решении. Слушайте. Победоносная вылазка ломожет нам соединиться с герцогом Маджента!
Из глаз Базена сверкнула молния на маленького императора, (Который в эту минуту хотел копировать своего дядю, и действительно это была только копия, слабый отблеск великого человека. Базен имел свой план, он пришел не за приказаниями, а для того, чтобы отдавать их.
Слова императора, которые ему не понравились, могли только на одно мгновение обнаружить его внутреннее состояние, затем он снова стал человеком с каменным лицом.
-- Государь, -- сказал он холодно, -- герцог Маджента оттеснен до Шалона; наследный принц прусский следует за ним по пятам и отрезал нас от герцога!
-- Когда получены эти известия?
-- Только что, ваше величество; дороги к Парижу заняты немецкой конницей; так доносят мои возвратившиеся люди!
-- Отрезаны от Парижа? -- повторил Наполеон в страшном волнении. -- И только несколькими конниками!
-- Уланами, ваше величество.
-- Опять эти таинственные, страшные уланы; мне кажется, господин маршал, что мы все потеряли и что доверием нашим неслыханно злоупотребляли, -- сказал император дрожащим голосом; он говорил тихо, но слова его дышали внезапно овладевшим им гневом.
-- Это было делом императора и его военного министра; вместо доверия следовало быть предусмотрительнее и чаще производить инспекции, тогда не пришлось бы каяться.
-- Совершенная правда, господин маршал, но мы привлечем недостойных к ответственности, и они увидят, что значит злоупотреблять доверием!
-- Слишком поздно, ваше величество, -- возразил Базен, с ледяной холодностью выдерживая взгляд Наполеона.
-- Что это значит? -- коротко спросил император.
-- Сегодня же вечером вы должны вместе с принцем оставить Мец.
Наполеон оцепенел при этих словах, сказанных с ужасающим спокойствием и твердостью.
-- Оставить Мец? -- повторил он, предполагая военный мятеж.
-- Сегодня вечером и как можно тише, чтобы никто в неприятельском лагере не мог заметить этого! Завтра нельзя будет уже попасть ни в Шалон, ни в Париж; даже в эту ночь может представиться много опасностей!
-- Что означают эти слова и этот тон, господин маршал? Разве вы не знаете, в чьих руках власть?
-- Если вы откажетесь исполнить мои требования, то я раздроблю голову прежде вам, а потом себе, -- сказал Базен, вынимая из кармана заряженный револьвер.
Наполеон был так поражен этой угрозой, и выражение лица маршала придало последней такой вес, что император отступил шаг назад и сильно побледнел; он знал, что безумно было сопротивляться Базену или велеть арестовать его. Наполеон чувствовал, что он во власти этого человека и что на его стороне все войско.
-- Вы избрали странный способ спасти меня, -- сказал император после некоторой паузы. -- Если бы я не знал ваших добрых намерений и испытанной верности, я приказал бы расстрелять вас! Чего требуете и чего просите вы, господин маршал?
-- Передать мне сейчас же главное командование, государь, -- сказал Базен, снова пряча револьвер в карман, как будто ничего не случилось. -- И немедленно приготовиться к отъезду! Принц и несколько слуг отправятся с вами. Я пошлю кавалеристов проверить дороги. Соблаговолите, государь, передать мне теперь же главное командование над всеми войсками! Это нужно ради безопасности Франции, вашей и принца.
Наполеон видел, что сопротивление бесполезно и что он должен следовать повелительному совету Базена. Он сел к письменному столу, заваленному разного рода бумагами.
Пока император писал полномочие для Базена, тот приказал слугам приготовить все к отъезду императора и принца, храня все в величайшей тайне.
В эту минуту вошедший в кабинет ординарец быстро подошел к маршалу.
-- Что случилось? -- спросил Базен со своей обыкновенной краткостью.
-- Часовые у ворот Мазелль привели сейчас шпиона, который проник в самую крепость, -- донес офицер вполголоса, так как император сидел еще за письменным столом и писал.
-- Немедленно привести его сюда, -- приказал Базен. Офицер удалился, и через несколько минут вошел в кабинет тот, кого называли шпионом.
Он был в форме французского подпоручика. Если бы его не сопровождали два человека с заряженными ружьями и если бы не было предварительного донесения, то маршал не признал бы в нем шпиона; поэтому маршал с удивлением посмотрел на пленника, который отдал ему честь.
Император также взглянул на сильного и рослого молодого офицера.
-- Вы пойманы как шпион, -- обратился к нему Базен. -- Как удалось вам проникнуть в самую. крепость? Мундир этот вы сняли, вероятно, с убитого подпоручика...
-- Нет, господин маршал, -- отвечал пойманный на беглом французском языке, -- это платье я украл полчаса тому назад из караульной у ворот Мазелль.
Базен и Наполеон обменялись взглядами.
-- Из караульни! Как же удалось вам проникнуть к самым стенам крепости?
-- Это моя тайна, господин маршал!
-- Какой мундир вы оставили в караульне вместо этого? К какой части войска принадлежите вы?
-- Я уланский офицер, -- ответил пленник.
-- Это неслыханная смелость, и только темнота могла благоприятствовать вашему дерзкому предприятию! Какую цель имели вы?
-- Исследовать валы и окопы у ворот Мазелль.
-- Вы откровенны, и я не могу не удивляться вам, -- сказал Базен.
-- Неслыханно, -- прибавил Наполеон.
-- Так вы улан! Расскажите нам, как вы делаете свои рекогносцировки, о которых рассказывают столько чудесного!
Пленник смеясь пожал плечами.
-- В этом нет никакого секрета и никакого колдовства. Хороший конь, отвага и некоторая смышленость -- вот все, что нужно для этого! Счастье смельчаку всегда благоприятствует.
-- Знаете вы, что ожидает вас? -- спросил Базен.
-- Смерть, господин маршал.
-- И однако вы не побоялись проникнуть в крепость?
-- Солдат не должен бояться смерти! Столько же чести быть пронзенным пулями здесь, как и на поле битвы, где я каким-то чудом до сих пор избегал смерти!
-- Я обещаю вам жизнь, если вы сделаете мне одно сообщение! Я знаю, что ваши дивизии намерены обложить Мец. Укажите мне самое слабое место этого кольца; скажите, какая дорога еще свободна, и я дарю вам жизнь!
-- Я не думаю, господин маршал, чтобы вы могли ожидать, чтобы немец был изменником! Я приготовился к смерти. Не старайтесь узнать от меня что бы то ни было. Вы тщетно будете домогаться, и я очень сожалею, что вы такого мнения о солдате! Разве французы делаются изменниками, если могут спасти свою жизнь и приобрести богатство?
Слова пленника произвели на императора и на Базена весьма неприятное впечатление.
-- Есть у вас невеста или жена?
-- Нет, господин маршал, но есть старая мать, у которой я единственный сын!
-- Подумайте о своей старой матери, которую убьет известие о вашей смерти!
-- Я уже думал о своей матери и простился с ней! Она стала бы презирать меня, перестала бы считать своим сыном, если бы я постыдно и изменой купил себе жизнь! Быть может, моя мать не перенесет моей смерти; но в таком случае мы оба перейдем в вечность, и она, благословляя меня, закроет свои усталые глаза!
Базен пристально посмотрел на этого уланского офицера, который при этих воспоминаниях о своей матери был глубоко взволнован и однако ни на волос не уклонился от своей чести и долга.
-- С такими солдатами я покорил бы весь мир, ваше величество, -- сказал Базен вполголоса императору. Затем он подошел к пленнику и протянул ему руку.
-- Вы останетесь мной довольны, -- сказал он твердым голосом, -- хотя я не имею власти и права даровать вам жизнь, ибо обычай войны предписывает смерть всякому шпиону, и стража ворот Мазелль потребует этого, но я ускорю ваше дело и облегчу вашу смерть!
-- Благодарю вас за это, господин маршал, потрудитесь передать мое последнее прости моей доброй, старой матери! Вот моя записная книжка, из нее вы узнаете все!
Базен подал знак часовым. Они увели пленного из кабинета. Затем Базен позвал одного из своих адъютантов и приказал ему, чтобы военный суд сейчас же вынес приговор уланскому офицеру.
-- Распорядитесь назначить для экзекуции двадцать верных стрелков, чтобы пленник умер при первом же залпе, -- заключил он, и когда адъютант ушел, обратился к императору: -- Желаю вам счастливого пути, государь, предоставьте мне спасти вас и возвратить вам трон!
Базен оставил кабинет.
Людовик Наполеон долго и неподвижно стоял в задумчивости. Он видел, что его трон пошатнулся!
Конечно, падение не было еще очевидно для всех, но он чувствовал его неизбежность.
В кабинет вошел императорский принц, слабый мальчик.
Людовик Наполеон заключил его в свои объятия.
-- Мы должны оставить Мец! Осторожность требует того!
-- Это ужасно! Мы попадем в руки врагов, -- сказал принц.
Наполеон выразительно посмотрел на дитя Франции, своего преемника; он видел, что этот сын Евгении ничем не обладает, что делало бы его способным занять трон, что это робкий, женоподобный мальчик; и кому же лучше этого мужа 2 декабря знать, какие качества необходимы повелителю Франции.
Все рушилось вокруг него, рушились его надежды и ожидания; он должен бежать с принцем в туманную ночь из города, куда за несколько недель прибыл так торжественно; он вынужден искать проселочную дорогу, чтобы избежать немецких разъездов, которые почти уже готовы были отрезать ему путь в Париж! Да и мог ли он рисковать возвратиться в Париж с дитятею Франции?
Он уезжал из Парижа, провожаемый торжественными криками и всеобщим ликованием, теперь ему предстояло встретить одни насмешки и брань, а быть может, и покушение на жизнь!
Через час несколько экипажей потянулось из крепости по направлению к проселочным дорогам на Верден и Шалон. В первом экипаже находилось двенадцать офицеров, вооруженных с ног до головы, потом следовал другой, в котором сидел император с принцем; сзади в телегах ехала прислуга.
Когда этот поезд, походивший на ночное погребальное шествие, выезжал из крепостных ворот, раздалось двадцать выстрелов. Молодой улан пал мертвым, пронзенный пулями.
-- Прощай, мать, -- произнес он. Затем все умолкло.