Минуло пять лет.
Перенесемся в Париж на блестящий карнавал. Уже год, как Луи Наполеон вступил на французский престол и женился на прекрасной Евгении Монтихо, подруге детства королевы испанской Изабеллы.
Дождливым мартовским вечером множество богатых экипажей и просто наемных карет бесконечной вереницей тянутся к одному из тех веселых уголков Парижа, где наши предки умели жить, любить и веселиться намного непринужденнее, беззаботнее и веселее, чем мы, дети века сомнений и самоанализа. В доброе старое время в Шато-Руж можно было встретить скрытого под маской принца крови, герцогов, маркиз и графинь. Родовитая знать, связанная в своих салонах неумолимыми предписаниями строжайшего этикета, приезжала сюда отдохнуть душою, весело и непринужденно провести время вместе с молодыми девушками из народа, всегда красивыми и зачастую вовсе не успевшими вкусить плодов от древа познания добра и зла. В гостеприимных гротах и беседках Шато-Руж это невинное препровождение времени, не стесняемое никакими законами, часто переходило в самые утонченные по разврату и цинизму оргии.
В описываемый нами вечер у входа в Шато-Руж происходила сильная давка: любопытные гризетки и работницы, несмотря на проливной дождь, не могли удержаться от желания рассмотреть всех гостей, съехавшихся на бал-маскарад в веселый кафе-шантан. Однако нельзя сказать, чтобы прибывающие гости удовлетворяли любопытству публики, так как все почти мужчины и дамы, выходившие из карет, были в костюмах, а лица их были закрыты черными масками.
Но вот к крыльцу подъехала карета, из которой вышли две маски -- монах в коричневой рясе и маленький, почти шарообразный послушник, возбудивший своей особой громкий взрыв хохота.
-- Ты взял на себя все расходы, брат Жозе,-- весело шепнул послушник монаху,-- так плати!
Худощавый человек в рясе вытащил из потайного кармана, где явно позванивало золото, деньги и получил в кассе билеты.
-- Тебе, брат Жозе, следовало выбрать другой костюм,-- не успокаивался послушник.-- Ты поступил чересчур смело.
-- Я нарочно выбрал этот костюм, брат Кларет, дерзость меньше рискует,-- отвечал монах, у него из-под маски выбилась рыжая борода.-- Да и чего же нам бояться?
-- А если сюда явится Олоцаго со своими друзьями? Он, кажется, хорошо тебя знает еще с тех пор, как ты был начальником ордена "летучей петли".
-- Не беспокойся. Дон Салюстиано Олоцаго сегодня вечером находится в Тюильри, а завтра ночью, даст Бог, будет уже в наших руках. Я узнал, что он посещает Bal de l'opera.
-- Отлично,-- шепнул иезуит.-- Значит, нам представляется случай быть еще на одном балу во славу Санта-Мадре, и это будет исполнено нами -- ведь подобное посещение также входит в круг наших тяжких обязанностей.
-- Для меня гораздо легче отыскать завтра Олоцаго, нежели найти сегодня монахиню Франциску Суэнца, бежавшую из Бургосского монастыря,-- отвечал Жозе. Читатель, наверное, узнал в нем брата Франциска Серрано. Он жил вместе с новым духовником королевы братом Кларетом в Париже, где ему было поручено отцами Санта-Мадре отыскать дона Олоцаго, посланника Изабеллы при дворе Наполеона, и лишить его возможности вредить инквизиции.
Удалось ли сие двум испанским монахам и как удалось, этого мы не станем здесь описывать, а будем следить за двумя благочестивыми братьями лишь в той мере, в какой это необходимо для хода нашего повествования.
-- А уверен ли ты, что Франциска Суэнца находится в Шато-Руж? -- спросил Кларет.
-- Похититель покинул ее, и она продолжает и здесь, как мне сказали, предаваться ужасному греху.
-- О заблудшая сестра! Однако откуда ты почерпнул эти сведения?
-- От брата Эразма из здешнего монастыря кармелитов; он случайно услышал, как во дворце одной графини говорили о ее красоте.-- Жозе с товарищем вошли в большую высокую залу, где царило веселье.
Жозе остановился у одной из колонн, что поддерживали галерею, откуда раздавалась музыка, и стал рассматривать многочисленных гостей и убранство залы. Обитые темно-красным бархатом стены, расписные ниши, где стояли мягкие кресла и били благоуханные фонтаны, мелодичная музыка действовали расслабляюще.
Рядом с залой находился зимний сад. Здесь среди мраморных колонн и зелени были расставлены столы и стулья, а напротив них находились беседки, обвитые зеленью. В зимнем саду был свой оркестр; он играл попеременно с оркестром залы, и под его музыку танцевали. На галерее располагались отдельные кабинеты, куда могли удалиться от шума толпы все, кто жаждал уединения и даруемых им наслаждений.
Убранство залы было до того ослепительно, что Жозе невольно остановился, чтобы привыкнуть к окружающему блеску этих пышных чертогов разврата.
Некоторые ниши, прибежища влюбленных, были уже задернуты красными драпри, а посреди залы на гладком, как зеркало, паркете танцевали веселые маски.
Бальные туалеты дам, украшенные цветами, поражали изысканной смелостью, лица скрывали маленькие полумаски, порой дерзко приподнимаемые рукой любопытного кавалера, желавшего получше разглядеть личико своей дамы. Многие мужчины были в домино, между ними мелькали рыцари, разбойники, турки, индийцы, цыгане. Один гость рискнул даже явиться на этот праздник любви затянутым в трико, с небрежно перекинутым через плечо красным шелковым шарфом.
Пользуясь свободой маскарада, гости смеялись, шутили самым непринужденным образом, пили шампанское, кружились под звуки музыки так, что платья развевались и обнажали прекрасные ножки обольстительных масок более, чем это было принято даже в маскарадах Шато-Руж.
Вдруг раздался звук фанфар, приглашавший гостей в зимний сад посмотреть на танец вакханок и фавнов в стиле Людовика XV. Женщины, увенчанные плющом и прикрытые лишь небольшими тигровыми шкурками, представляли собой обольстительную картину. Ни одной из кружившихся в диком танце вакханок нельзя было отдать предпочтения: все были одинаково хороши, грациозны и легки. То неслись они, опираясь на руки фавнов, с виноградными венками на голове, то рука об руку вертелись в страстном упоении.
Блестящие темные глаза Жозе пристально следили за каждой фигурой, он не мог скрыть удовольствия от вида обнаженных женских форм. Брат Жозе уже слышал, что открывшееся его взорам сладострастное зрелище -- это лишь начало, за. ним последуют живые картины, еще более соблазнительные. Искусная постановка этих живых картин принадлежала какой-то высокопоставленной графине, недавно купившей в Париже роскошный дворец, о сказочном великолепии которого ходили легенды.
Внутренний голос говорил Жозе, что эта графиня, быть может, та самая женщина, о которой таинственно упоминал брат Эразм. Он попытался расспросить соседей, но никто не мог назвать ее имя. Известно было только, что в ее дворце устраивались увеселения, которые были еще роскошнее и соблазнительнее исполнявшихся здесь.
В то время как Кларет развлекался, ухаживая за хорошенькими масками, Жозе заметил в зимнем саду высокую стройную даму в черном шелковом плаще и такой же маске. Она стояла в тени колонны и могла наблюдать и за танцами и за входом в зимний сад. Хотя танец фавнов и вакханок приводил всех в восхищение, но опытный глаз Жозе заметил, что дама следила за ним с надменным равнодушием, зато частые взгляды, которые она с возрастающим нетерпением бросала на входящих в зал, явственно говорили, что она ждет кого-то.
Эта черная маска очень заинтересовала монаха, и он решил подойти к ней поближе. Но тут увидел, как блеснули ее глаза, когда она заметила вошедшего в зал Мефистофеля. Он был невысок, но, казалось, создан для своего красного костюма. Читатель может подумать, что он узнал в этой маске камергера Шлеве, однако это был не барон.
Красное трико плотно облегало грудь и ноги вошедшего. Он выглядел несколько худощавым. Красная маска, белые перчатки, шпага и шапочка с двумя красными петушиными перьями довершали костюм.
Маска эта понравилась рыжебородому монаху, возможно, потому, что между ними существовала некая связь. Мы должны заметить здесь, что брат Жозе был страшным вампиром, державшим в ужасе всю Испанию и особенно столицу -- Мадрид. Все усилия полицейских властей, направленные к тому, чтобы схватить его, были безуспешными. Потомок древнего дворянского рода, воспитанный любящей матерью, родной брат благороднейшего человека, он был безобразным извергом с рыжими волосами и бородой и скрывался в монастыре Санта-Мадре, чтобы под маской благочестивого монаха предаваться своим страшным наклонностям.
Итак, красный Мефистофель понравился ему. Тем более возросло в нем желание не терять из виду ни его, ни черную маску. Конечно, он понимал, что это вовсе не монахиня, которую ему поручили привезти обратно для водворения в Бургосский монастырь. Он сразу сообразил, что формы приглянувшейся ему дамы слишком роскошны для шестнадцатилетней Франциски Суэнца. Однако он не стал торопиться отыскивать Франциску. Он знал: прекрасная монахиня, куда бы она ни бежала, не избегнет его когтей. Видно, в сутолоке парижской жизни она считала себя в безопасности и уж во всяком случае не подозревала, что мадридские инквизиторы решили вернуть ее в монастырь.
Жозе почти одновременно с черной маской подошел к Мефистофелю и стал прислушиваться к их разговору.
-- Наконец-то,-- произнесла дама.-- Я уже думала, что меня обманули, хотя и не могла сомневаться в вашем почерке. Почему вы избрали для этой встречи именно Шато-Руж?
-- Шпионы князя следят за мной, и я не мог войти в ваш дворец, графиня, не выдав себя. Только так, в этой толпе, удастся мне передать вам желанную весть, хотя и здесь должны быть шпионы,-- отвечал вполголоса Мефистофель.
-- Вы не упоминали об этом в письме. Что же, вы вернулись один?
-- Нет, графиня, победа за нами: мне удалось совершить невероятное -- дочь князя в наших руках.
-- В наших руках? -- повторила черная маска. И Жозе почувствовал, как эта весть взволновала ее,
-- Это было трудное дело, графиня, не всякий взялся бы его исполнить. И если бы не моя ненависть...
-- Вы должны были отомстить за свою каторгу!
-- И если бы не помогла моя ненависть, я вернулся бы с пустыми руками.
-- Об этом мы поговорим после, мой друг, Я сумею вас вознаградить,-- проговорила черная маска.-- Но где же сейчас находится девушка?
-- В монастыре кармелитов, на улице Святого Антония.
-- Так вы с Ренаром снова вхожи туда?
-- Тайком, графиня! Девочка так ослабла, так ошеломлена дорогой, что покой...
-- Понимаю,-- прервала черная маска.-- Монастырь -- хорошее место, никто не заподозрит, что вы там. Я знакома с братом Эразмом и с настоятелем, больше того, они у меня в долгу.
-- Я знаю, они часто пользуются вашим гостеприимством.
-- Смотри ка, и здесь показывают гостям мои картины.
Мефистофель и Жозе оглянулись. Под звон колокола в задней части залы поднялся занавес. Взорам очарованных зрителей предстала живая картина необыкновенной красоты. Она изображала похищение сабинянок. Сцена меденно вращалась, в то время как участники картины не шелохнулись.
Впечатление, произведенное картиной, было так велико, что черная маска не могла скрыть своей радости от этого успеха.
-- И все это ваших рук дело, графиня! -- шепнул Мефистофель.-- Вы в самом деле становитесь властительницей умов.
Черная маска стала осматриваться кругом и заметила за откинутой драпировкой одной из ниш освещенное магическим светом поразительно красивое лицо юной девушки. Оно было мечтательным, даже меланхоличным. Темные блестящие глаза и перевитые жемчугом черные волосы ясно говорили о ее принадлежности к пламенным дочерям знойной Испании. Матовая кожа, характерная для южанок, придавала ей необычайную прелесть. Ее точеная обнаженная рука свидетельствовала о прекрасном сложении.
-- Обратите внимание на даму в жемчугах,-- сказала черная маска Мефистофелю.-- Необыкновенно хороша.
-- Я никогда ее здесь не видел.
-- Она новичок и не должна тут оставаться. Попробуйте под каким-нибудь предлогом завлечь ее ко мне во дворец.
-- От нее не оторвать глаз.-- Мефистофель продолжал рассматривать девушку.-- В ней есть какая-то особенная непонятная прелесть.
-- Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы дама в жемчугах не попала в руки какого-нибудь господина, а сегодня же ночью была бы у меня во дворце,-- настойчиво повторила черная маска.
-- Постараюсь, графиня,-- ответил Мефистофель.
Жозе самодовольно улыбнулся. Он не сомневался, что красавица в жемчугах и бежавшая монахиня Франциска Суэнца -- одно и то же лицо, и решился опередить Мефистофеля. Он быстро прошел в зал и тотчас же увидел, что ниша, где стояла красавица в жемчугах, завешена. Нужно было думать, что красавица там не одна; очевидно, в уединении, оставаясь невидимым из зимнего сада, ее общество разделял какой-нибудь кавалер, иначе как можно было понять это таинственно спущенное драпри -- ведь не за тем приезжали красавицы в Шато-Руж, чтобы проводить время в одиночестве за драпри, скрывающими их от любопытных взоров.
Жозе вошел в незанятую никем нишу рядом с той, где сидела прекрасная Франциска Суэнца. Из оркестра лились мелодичные звуки одной из тех идиллически страстных песен, что пользуются таким успехом у постоянных посетительниц Шато-Руж. Жозе прислушался к тому, что делалось в соседней нише. К своему удивлению он услышал, как нежный женский голос подпевал музыке. То унылый, то страстный, он действовал завораживающе. Жозе слушал, а красавица продолжала тихо напевать: "Однажды и я любила... прошло то время, прошло... я любила искренне, любила горячо, любила тебя лишь одного, тогда еще щеки мои умели краснеть. А теперь... теперь я брошусь в бездну ночи, туда, туда, где царят лишь деньга, веселье и вино..."
Песня эта, грустная и жалобная вначале, постепенно становилась пылкой и страстной: мигом наслаждения, но наслаждения всепоглощающего, способного хотя бы на время заглушить тяжелые воспоминания. Девушка пела с таким чувством, с каким можно петь только тогда, когда слова и мелодия глубоко трогают, отвечают настроению, сердце трепещет от воспоминаний.
"Ты один тому виною... прошло то время, прошло... Ты сорвал душистый бутон, а потом... а потом... ха-ха, ха-ха, ха-хз-ха... ты бросил меня. Так брошусь же я туда, туда, в бездну ночи, где царят лишь деньги, веселье и вино."
То безысходным горем, то жестокой насмешкой звучал голос красавицы, словно она хотела в этих звуках излить свое горе несчастной любви, освободить свою душу, измученную тяжкими укорами совести.
Жозе понял, что Франциска Суэнца находилась в нише одна. Он решил смело войти к ней и больше ее не покидать. Но в тот самый момент, когда монах приблизился к красной занавеси, тут же оказался и Мефистофель. Обе маски переглянулись, и монах схватил Мефистофеля за руку.
-- Что вам угодно? -- холодно спросил последний.
-- Сообщить вам кое-что важное,-- тихо ответил Жозе.
-- Говорите скорее, мне некогда!
-- Вы идете к даме в жемчугах, она принадлежит мне!
-- Ого! -- произнес Мефистофель вызывающе.-- А кто вам дал право на нее, монах?
-- Бургосский монастырь!
-- Вы шутите?
-- Говорящий с вами не костюмирован; он действительно монах.
-- Какое же дело благочестивому брату до красавицы в жемчугах? -- спросил Мефистофель с иронией.
-- Более дела, чем вы думаете, к тому же оно важнее того, что привело сюда вас. Передайте графине, что дама в жемчугах -- беглая монахиня Франциска Суэнца, а мне поручено ее тотчас вернуть в монастырь.
-- Вы что, решили сыграть со мной дурную шутку, благочестивый брат? Отбить у меня даму, а затем вдоволь надо мной посмеяться? -- Мефистофель отступил на шаг и вызывающе посмотрел на монаха.
-- Вы ставите меня в затруднительное положение. Могу ли я здесь показать вам документ, свидетельствующий о святом приказании отцов Санта-Мадре. Ступайте к графине и передайте ей мои слова.
-- Что вам известно о моих отношениях с графиней?
-- Вы ей служите и исполняете ее поручения.
-- Кто вы?
-- Вы меня не знаете, хотя я знаю вас. Спросите благочестивого брата Эразма из монастыря кармелитов о брате Жозе из Мадрида, стоящем перед вами.
-- Однако, судя по вашему произношению, вы испанец. Позвольте проводить вас к графине. Я хотел бы, чтобы вы сами повторили ей свои слова. Я послушник Эдуард из монастыря кармелитов.
-- Послушник Эдуард? -- повторил Жозе недоверчиво.-- Странное имя для монаха.
-- Я еще не принял постриг и потому ношу светское имя,-- отвечал Рыжий Эде.
-- Я с удовольствием исполнил бы твою просьбу, если бы не опасение, что красавица в жемчугах выскользнет у меня из рук.
-- Я войду к ней и буду стеречь ее до твоего возвращения.
-- Пожалуй, я могу положиться на тебя.
-- Графиня смотрит сюда. Ступай скорее, чтобы мне не пришлось долго оставаться в обществе обольстительной женщины.
-- Ты хочешь уже теперь упражняться в умении держать обет целомудрия? -- Монах устремил на Мефистофеля хитрый взгляд.-- Это весьма похвально, послушник Эдуард.
Мефистофель, приподняв портьеру, скрылся в нише, а Жозе направился к графине, в которой читатель, вероятно, уже узнал Леону Понинскую.
С явным нетерпением смотрела она на приближавшегося монаха, что имел серьезный, как ей показалось, разговор с Рыжим Эде. Напрасно старалась она угадать, кто он и не встречала ли она его раньше.
"Может быть, это Ренар,-- думала Леона.-- Но нет, это невозможно, он сейчас в Фонтенбло."
-- Черная маска,-- проговорил, подходя, монах,-- ты поручила послушнику Эдуарду отыскать красавицу в жемчугах.
-- Кто ты такой, монах?
-- Тебе довольно знать, что я монах, маска. Дама в жемчугах в моем распоряжении; сегодня же ночью я должен доставить ее туда же, где находится девушка, что привез тебе послушник.
-- Ты знаешь? Негодяй проговорился?
-- Говорите спокойнее и не так резко, графиня.
-- Вы знаете меня? Отвечайте, кто вы.
-- Вы узнаете об этом из грамоты.-- Отведя Леону в сторону, монах подал ей шкатулочку.
Леона поспешно открыла ее. В шкатулке находилась верительная грамота отцов Санта-Мадре, и хитрая графиня сейчас же переменила тон и уже вежливо спросила монаха:
-- И все же, откуда, благочестивый брат, вы знаете меня и что вам известно о девушке?
-- Девушка находится в монастыре кармелитов на улице Святого Антония.
-- Где и вы живете во время вашего пребывания в Париже?
-- Нет, графиня, я живу в другом монастыре, но сегодня же ночью я должен доставить даму в жемчугах в монастырь кармелитов.
-- С какой целью?
-- С тем, чтобы завтра или послезавтра отправить ее в Бургосский монастырь, откуда бежала монахиня Франциска Суэнца, называемая вами красавицей в жемчугах.
-- Теперь я все понимаю.-- Графиня улыбнулась под черной маской: в уме ее уже сложился план, как воспользоваться новым стечением обстоятельств.-- В таком случае я не имею права на прекрасную девушку, но не окажете ли вы мне услугу, благочестивый брат?
-- С превеликим удовольствием, графиня. Что вам угодно?
-- Вы сказали, что должны доставить монахиню сначала в монастырь кармелитов, а затем уже в Бургос?
-- Именно так, прекрасная графиня.
-- Не можете ли вы отложить на несколько дней ее отправление?
-- Это противоречит приказанию.
-- Я обещаю вам, ваша любезность окажет ордену большую услугу.
-- Ваше обещание не может изменить приказание... Однако я желал бы услужить вам и исполнить вашу просьбу, но при одном условии.
-- Каком же? -- поинтересовалась черная маска.
-- Чтобы вы открылись мне.
-- Вы многого требуете!
-- Не бойтесь, я обещаю вам во всем свое содействие.
-- В таком случае я желала бы видеть вас прежде, нежели вы отправите даму в жемчугах в Бургос. Спросите у брата Эразма графиню Леону Понинскую, и он приведет вас ко мне во дворец.
-- Благодарю вас, графиня, вы не раскаетесь, что открыли брату Жозе свое имя. А теперь должен покинуть вас, чтобы освободить Мефистофеля от караула.
-- Должно быть, он не наскучил ему.
-- До свидания, да благословят вас все святые! -- прошептал Жозе и удалился. Черная маска тоже через несколько минут исчезла из зала.
Испанец монах старался поскорее пробраться сквозь толпу, становившуюся с каждой минутой все более развязной и бесцеремонной.
Посреди зала продолжались танцы, они принимали все более чувственный характер. У столов, уставленных шампанским, толпились остальные гости.
Было уже за полночь, вино лилось рекой; гости разгорячились, и в Шато-Руж воцарилась вакханалия. Вино развязало не только языки, но и страсти, и все вокруг стало лишь отражением необузданного чувственного опьянения, сладострастного возбуждения ума, жажды бурных любовных приключений, полного забвения всякого воздержания и приличий.
Жозе тихо поднял красную портьеру. Мефистофель до того был погружен в созерцание прекрасной дамы в жемчугах, что не заметил движения ткани. Франциска Суэнца, действительно, обладала всеми прелестями едва развившейся женской красоты; и половины ее совершенств нельзя было оценить, видя ее лишь в просвете ниши. Теперь она предстала перед сладострастным рыжебородым монахом из монастыря Санта-Мадре во всем блеске своей дивной, обольстительной красоты.
Прелесть молодости сквозила в каждом движении прелестной девушки; ее почти прозрачные пальцы играли жемчугом, нити которого ниспадали с ее шейки на чудную снежно-белую грудь. Франциска улыбалась, но ее улыбка была совершенно иной, чем заученная улыбка танцовщиц. Она скрывала тайную грусть. Темные волосы девушки, перевитые жемчужными нитями, роскошно падали на прекрасной формы плечи. Дымкой грусти были подернуты ее чудные глаза, матовая бледность прелестных щечек оттеняла изящный маленький рот, подобный пурпурным розам ее милой родины. Желтое атласное платье, отделанное кружевами, было приподнято снизу душистыми ветками жасмина и открывало не только белую шелковую юбку, но и прелестные маленькие ножки в изящных атласных сапожках с золотыми пряжками.
Красота девушки пробудила в благочестивом брате Жозе желание назвать ее своею, а это было вполне в его власти. Он и не подозревал, что беглая монахиня из Бургоса так прекрасна. Воистину она обладала всеми качествами, что способны были до бешенства распалить его горячую кровь. Таких прелестей не создавало даже его необузданное воображение. Он, жертвами которого в Испании пало столько девочек, почувствовал, как вновь загорелась в нем жажда крови, утоляемая до сих пор лишь на невинных детях; глаза его заблестели ненасытной страстью, а щеки и губы стали мертвенно бледными.
Вампир уже рисовал в своем воображении наслаждение, с каким он обовьет эту красавицу и утолит свою противоестественную страсть ее горячей кровью.
Франциска Суэнца должна была пасть жертвой насильника, так же, как это было уже с цыганочкой в лесу Бэдова, с дочерью лавочника с Толедской улицы или дочерью вдовы из распивочной, одним словом, как со всеми бесчисленными жертвами, которых находили с неизменным признаком -- маленькой ранкой на нежной груди у самого сердца. Он не думал о последствиях, да и к чему ему было об этом думать, если он до сих пор сумел так ловко избежать наказания. Эта необузданная страсть превращала его в дикого зверя, жадно подкарауливающего свою жертву, чтобы в животном порыве схватить ее и медленно высосать из нее кровь. Нельзя не содрогнуться при мысли о возможности такого зверства; однако в разные времена появлялись такие люди, лишь внешне похожие на людей. Их называли вампирами, и никакие опасности, никакие наказания не могли исцелить их от ужасной нечеловеческой страсти.
Взглянув на монаха, красавица в жемчугах вздрогнула -- ей невольно вспомнились монастырские палачи. Но тут же она успокоилась -- ведь она находилась на маскараде в Шато-Руж. Мефистофель встал, уступая свое место монаху. Франциска Суэнца тоже хотела выйти из ниши, но Жозе схватил ее за руку.
-- Чего ты хочешь, маска? -- спросила девушка, не подозревая, что ее держит за руку посланец инквизиции.
-- Мне нужно сообщить тебе кое-что,-- прошептал Жозе, в то время как Мефистофель, раскланявшись, покинул нишу.
-- В чем дело?
-- Будь терпелива, я не могу здесь говорить с тобой.
-- Я тебя не знаю, сними маску!
-- Довольствуйся тем, что я знаю тебя,-- хрипло проговорил Жозе,-- а в доказательство я напишу тебе на руке твое имя.
Красавица в жемчугах была весьма удивлена. Она желала знать, чего хочет от нее маска. Монах, действительно, написал на ладони ее имя.
-- Следуй за мной,-- проговорил он тихо.
-- Куда ты хочешь меня вести?
-- На долгожданное свидание.
-- Прежде чем я пойду за тобой, ты должен сказать, кто тебя послал.
-- Меня послал твой возлюбленный, а ты думаешь, что он покинул тебя.
-- Это ложь! -- воскликнула красавица.
-- Так ты не пойдешь со мной?
-- Нет-нет... Твои слова не могут быть правдой.
-- Я так и передам сеньору; его очень огорчит такой ответ; он с нетерпением ждет тебя.
-- Быть может, он сообщил тебе условный знак?
-- Условный знак? Я его не требовал.
-- Так пойди и принеси его.
-- Ты шутишь, Франциска Суэнца. Сейчас уже за полночь, а пока я пойду к твоему возлюбленному и вернусь сюда -- настанет уже утро.
-- Что же мне делать?... А если он на самом деле вернулся ко мне? -- проговорила девушка, поддаваясь обольстительной надежде.
-- Впрочем, мне кажется, я могу дать тебе доказательство того, что я действительно поверенный твоего возлюбленного. Слушай! Он увез тебя из Бургосского монастыря!
-- Ты все знаешь...
-- Все. Не сомневайся. Он любит тебя всей душой и только по приказанию своего отца должен был отдалиться от тебя. Но он не может без тебя жить и возвратился...
-- Заклинаю тебя именем Богоматери, скажи, правду ли ты говоришь?
-- Не медли, он томится тоской в ожидании тебя.
-- Где же он ждет меня?
-- В предместье Святого Антония.
-- Он жил там. Благодарю вас! Пойдемте скорее.-- Щеки девушки разгорелись от счастья, в ней снова пробудилась надежда.-- Как могла я не поверить вам? Простите меня!
-- Как горяча ваша любовь,-- прошептал Жезе, выходя вместе с дамой в жемчугах из ниши.-- Подумайте, что было бы, если бы вы не уступили моим просьбам.
-- Подождите меня, я схожу за своим плащом. Франциска Суэнца отошла. Монах зорко следил за нею, чтобы теперь, когда он так ловко прибрал ее к рукам, какой-нибудь случай снова не отнял бы ее. Ему удалось шепнуть.маленькому кругленькому брату Кларету, чтобы он его не ждал,-- сперва он доставит в безопасное место беглую монахиню. Кларет был весьма доволен этим -- шумная жизнь и веселье всегда нравились ему, и он охотно предоставлял исполнение долга брату Жозе. Закутавшись в темный плащ, дама в жемчугах подошла к Жозе, и они вместе оказались на улице. Монах отыскал свою карету и крикнул кучеру:
-- В предместье Святого Антония,-- после чего прибавил вполголоса: -- Остановишься шагах в ста за последним домом, там, где начинается шоссе. Когда дама выйдет из кареты и удалится вместе со мной, поезжай обратно в Париж. Ты нам более не понадобишься. Вот твоя плата.
-- Слушаю, господин.-- Кучер внимательно рассмотрел деньги при тусклом свете ближайшего фонаря.
-- А вот тебе экю на чай!
-- Благодарю вас, господин.
-- Исполни все в точности,-- добавил Жозе и велел карете подъезжать к подъезду.
Франциска Суэнца села в карету, монах последовал за ней и запер дверцы. Карета помчалась.
-- Мне страшно,-- проговорила девушка.
-- Отчего же? -- спросил Жозе, снимая маску, теперь уже ненужную.-- Не потому ли, что вы дурно вели себя? Но ваш возлюбленный простит вам ваше посещение Шато-Руж, впрочем, при одном условии.
-- При каком же?
-- Если вы перед распятием поклянетесь, что вы не отдавались ни одному мужчине.
Жозе с нетерпением ждал ответа. Ему хотелось знать, чиста ли еще его жертва.
-- Своим спасением клянусь вам в своей невинности.
Франциска Суэнца и не подозревала, что ее слева еще больше разожгли кровожадную страсть ее провожатого.
-- Прекрасно.-- Его рука коснулась красивой руки девушки, словно этим движением он хотел выразить свою радость.-- Это большое счастье для вас!
-- Вы ищете что-нибудь? -- спросила Франциска, чувствуя, что провожатый теребит ее плащ.
-- Я уронил маску, позвольте...-- Жозе дерзкой рукой так высоко поднял платье девушки, что смог разглядеть не только коврик кареты, но и ладные ножки своей жертвы.
-- Позвольте вам помочь.-- Без малейшего подозрения девушка отодвинулась в сторону, освобождаясь от его руки.
-- Вот она! -- проговорил Жозе, заметив, что карета минует последние дома предместья, где уже погасли все огни.
-- Скоро ли мы приедем?
-- Через несколько секунд. Вы слишком нетерпеливы!
При этих словах своего провожатого Франциска опустила глаза. Карета остановилась. Влажные руки Жозе быстро отворили дверцы -- он был полон непреодолимого желания. Одним взглядом он убедился, что карета остановилась на шоссе, вдали от последних домов предместья. Монах выбрался на окутанную непроглядной тьмой дорогу и помог Франциске выйти из кареты.
-- Где мы находимся? -- спросила она, боязливо оглядываясь.
-- В предместье Святого Антония. Не так ли, кучер?
-- Именно так, господин!
-- Где же мой любимый?
-- Недалеко отсюда. Извольте следовать за мной.
-- Как холодно, да и дождь начинается,-- прошептала дрожа Франциска, когда они входили в лес.
-- Я ничего не чувствую! -- Голос Жозе дрожал. Страстное волнение заглушало в нем все остальные ощущения.
В эту минуту карета стала отъезжать.
-- Что это значит? -- остановилась Франциска.
-- Не бойтесь, он подождет нас возле домов.
-- Здесь очень темно и пустынно.
-- Пустынно, даже если неподалеку ваш возлюбленный?
Девушка замолчала, подавленная.
Жозе оглянулся на шоссе: карета исчезла, вокруг не было ни одной живой души. Кровь кипела в его жилах, губы похолодели, руки дрожали... Еще секунда, и прекрасная, юная девушка будет в его объятиях...
Они вошли в лес. Здесь было теплее и суше. Прошлогодние листья и ветви хрустели под ногами.
Вдруг Жозе обнял девушку, и она ощутила себя в железных тисках.
-- Что вы делаете? -- воскликнула она, видя у самого лица отвратительные блестящие глаза и чувствуя горячее дыхание своего провожатого.
-- Ты в моей власти,-- бормотал кровожадный монах,-- целиком в моей власти! Не сопротивляйся напрасно, ты принадлежишь мне телом и душой.
Страшный крик вырвался из уст испуганной девушки, когда она поняла с ужасом, что не может освободиться из рук монаха. Однако ее крики никто не услышал...
Франциска отчаянно защищалась; она собрала все свои силы, удесятеренные отчаянием, чтобы оттолкнуть от себя изверга, но тот все крепче прижимал к себе девушку, возбуждавшую в нем непреодолимое желание. Споткнувшись, она вместе с Жозе упала на землю. Из ее груди снова вырвался громкий, душераздирающий крик, умоляющий о спасении. Она чувствовала, как руки беспощадного зверя скользят по ее телу.
В отчаянии она вонзила ногти в лицо монаха, на что тот лишь громко и хрипло расхохотался -- ему знакомо было это последнее средство беззащитных жертв, которое делало его еще нетерпеливее и яростнее.
Франциска чувствовала, что слишком слаба, чтобы оттолкнуть негодяя; она изнемогала под его тяжестью. Монах грубо рванул ткань на груди бедной девушки, от ужаса и страха близкой к обмороку, и приблизил к ее нежному телу свои кровожадные губы.
Жозе сознавал, что прекрасная Франциска была прелестнее всех тех, что попадались ему доселе, жажда наслаждения, испытываемая им в эту минуту, затмевала все вокруг. До сих пор его жертвами были неразвившиеся девочки, теперь же он наслаждался зрелой красотой.
Едва ли не впервые вспыхнула в нем и заговорила с необычайной силой общечеловеческая страсть. Благочестивым братом Жозе овладела непреодолимая жажда обладать красавицей Франциской. Наконец, Суэнца, доведенная до изнеможения, вынуждена была уступить грубой силе. Она не отдавала себе отчета в происходящем, в полном беспамятстве девушка отдалась брату Жозе и лишь в последний момент, когда вампир приблизил свои отвратительные губы к ее груди, снова пришла в себя. Собрав все свои силы, она оттолкнула от себя бледное лицо мерзкого монаха, схватила его за волосы, но так как и это не помогло, обвила руками шею чудовища, чтобы задушить его. Когда Жозе опомнился от этого неожиданного нападения и начал защищаться, она, пользуясь удобным моментом, вскочила и побежала. Однако Жозе вскоре догнал ее. Впрочем, в этот момент бушевавшая в нем буря страсти улеглась настолько, что он снова обрел способность размышлять. Он осознал грозившую ему опасность, если обнаружится таинственное исчезновение молодой монахини. Движимый этим, он решил до поры до времени поместить ее в монастырь Святого Антония.
Монах схватил несчастную на руки и поспешил к монастырю. Там он опустил ее на землю и постучал молотком в ворота.
Франциска вскрикнула от ужаса, она поняла, что настоящие мучения ее лишь начинались. Только теперь она поняла, что злодей, так предательски ее обманувший, был действительно монахом.
-- Сжальтесь! -- умоляла она.-- Делайте со мной, что хотите, но не отдавайте в монастырь.
-- Я должен исполнить свой долг по отношению к монахине, нарушившей обет целомудрия.
-- Ведь это ты, изверг, заставил меня нарушить этот обет! -- воскликнула она в бессильной ярости.
-- Разве я обольстил тебя, сумасшедшая? -- нагло спросил Жозе в тот момент, когда брат привратник отворял ворота монастыря кармелитов.
Вампир передал свою жертву в руки игумена, попросив его держать ее в заточении, пока он не придет за грешницей монахиней, чтобы согласно приказанию инквизиторов отправить ее в Бургосский монастырь.
Игумен терпеливо выслушал жалобы, что рвались из истерзанного сердца несчастной. В подтверждение своих слов она показывала ему разорванное на груди платье, но могла ли эта бедная женщина навлечь подозрения на монаха из Санта-Мадре.
-- Она лжет, ваше преподобие,-- защищался благочестивый брат Жозе.-- Эта блудница хитра и опасна. Не было никакой возможности вывести ее из Шато-Руж, и я должен был сначала завлечь ее в уединенное место, чтобы схватить в безопасности. Там и разорвал я ей платье -- она защищалась, как кошка, посмотрите, преподобный отец, как она исцарапала мне лицо. Все, что она говорит,-- чистейшая ложь, она просто хочет отомстить мне.
Игумен, конечно, поверил горячо защищавшемуся монаху, а не монахине-отступнице, и велел отвести ее в одну из подземных келий, приказав содержать как можно строже.
Жозе покинул монастырь, чтобы с помощью Кларета исполнить остальные поручения, возложенные на него инквизиторами Санта-Мадре.