Сцена, разыгравшаяся в кабинете королевы между Изабеллой, Гонсалесом Браво и контр-адмиралом Топете, повлекшая за собой преследование Энрики, имела и другие последствия.
Изабелла не могла преодолеть своего негодования, с тех пор как ей попали в руки шифрованные письма Прима и Серано.
Крайне взволнованная, она всю ночь просидела над бумагами и, узнав по почерку письмо Серано, тотчас приказала пуститься в погоню за Энрикой.
-- Я думала разлучить этого контр-адмирала с ней, велев немедленно отправиться в Кадис, но, кажется, этим самым устроила им свидание. Я не подозревала, что эта сеньора, называющая себя герцогиней де ла Торре, была уже на пути в Кадис, с помощью Топете попала на корабль и теперь мчится на Тенерифу в объятия своего Франциско. О, я умираю от досады! Как они ненавистны мне! Остается надеяться на то, что преследователи настигнут Энрику, и тогда она почувствует мою власть. Для нее во мне нет жалости, нет пощады, вместо его объятий она пойдет к позорному столбу! Я заставлю показывать пальцами на эту герцогиню из народа, даже если придется всех подкупить. Эта проклятая Энрика будет так унижена и наказана, как только может наказать моя власть, и это станет настоящим бальзамом на мое сердце!
Голубые, когда-то мечтательные глаза королевы метали молнии.
Когда она только собралась дотронуться до колокольчика, адъютант доложил ей о приходе министр-президента и генерал-интенданта.
-- Превосходно, пусть войдут, -- сказала королева, все еще держа письмо Серано в руках, -- это подходящие люди для моих планов.
Марфори и Гонсалес Браво, подобострастно кланяясь, вошли в кабинет. Сегодня они являлись самыми близкими друзьями королевы.
Дон Марфори, грудь которого была сплошь увешена блестящими орденами, с удовольствием отметил, что при его появлении лицо королевы просияло. Изабелла любила этого человека, который был настолько бессовестен, что при каждом случае хвастался этой любовью.
Не дожидаясь приглашения, он подошел к королеве, поцеловал руку и многозначительно заглянул в глаза.
-- Дорогой дон Марфори, -- начала Изабелла, обворожительно улыбаясь, -- вы пришли сюда сообщить нам день нашего отъезда, и мы должны сознаться, что искренне радуемся случаю оставить тягостную для нас столицу.
-- Если вы, ваше величество, желаете, двор может уже завтра перебраться в Эскуриал.
-- Превосходно, не будем медлить! Как здоровье благочестивой сестры Патрочинио? Может ли она ехать с нами?
-- Доктора сообщили мне, что состояние здоровья несчастной сестры самое плачевное. Раны причиняют ей ужасные страдания, и, кажется, никогда не будут излечены.
-- О, станем молиться за бедную страдалицу, -- сказала королева, обратив взоры к небу, -- она перенесла много несправедливостей, и мы должны вознаградить ее за все. Значит, она не может сопровождать нас?
-- Она очень желает этого, ваше величество, и потому поедет, вопреки совету врачей.
-- И только для того, чтобы находиться вблизи нас! О, эта любовь трогает нас до слез! Как счастливы мы, что еще, кроме вас, имеем столько верных друзей вокруг себя. И вас, господин министр, мы считаем в их числе.
-- Милость вашего величества для меня благодеяние. Да будет, суждено мне и впредь доказывать мою искреннюю преданность вашему величеству! -- сказал лицемер Браво, изобразив на лице чистосердечие.
-- Для этого скоро представится случай, господин министр. Садитесь, господа, -- продолжала королева, опускаясь на мягкую оттоманку, -- нам приятно видеть вас сегодня у себя. Вы знаете, какую находку мы недавно сделали в замке Дельмонте, вам также должно быть известно, что контр-адмирал Топете участвует в сговоре, планы его нам неясны, но, по всей вероятности, они враждебны нам.
-- Я считаю своей обязанностью обратить на них внимание вашего величества, -- подтвердил Гонсалес Браво.
-- Вы помните, господин министр, как оскорбил вас контр-адмирал в нашем присутствии.
-- Этот неотесанный дон Топете, очевидно, также один из тех своевольных господ, -- прервал Марфори, -- которые в прежнее время осмеливались считать двор своим домом.
-- Совершенно верно, дорогой генерал-интендант, вы точно выразились. Да, дон Топете относится к числу этих господ, и мы должны сознаться, что он нам так неприятен и при своей кажущейся честности кажется таким ненадежным, и даже опасным, что мы во что бы то ни стало хотим его устранить.
-- Это и мое убеждение, -- вступил Гонсалес Браво, -- я только дожидался этих слов вашего величества, чтобы приняться за дело. Контр-адмирал так глубоко оскорбил меня, что я считаю делом чести отыскать его в Кадисе.
-- Но ведь не для того, чтобы вызвать на дуэль и рисковать своей жизнью! Нет, нет, господин министр, дон Топете недостоин этого, вы должны придумать иные способы обезопасить его.
-- К несчастью, письма, которые я имел честь передать вашему величеству, не дают оснований для этого.
-- Застрелите его, господин министр-президент, -- подхватил Марфори, -- это самое простое средство.
-- Нет, нет, дон Топете, как мы имели случай убедиться, очень меткий стрелок, и мы боимся, что вы не устоите против него.
-- Я с радостью пожертвую собой для высокой цели служить вашему величеству.
-- О, мы верим в вашу глубокую преданность, господин министр, и ни на минуту не сомневаемся, что вы можете рисковать для нас своей жизнью. Но это дело недостаточно велико и высоко для такой жертвы.
Гонсалес Браво низко поклонился -- он достиг нужного эффекта.
-- Так застрелите его, вызвав на спор, -- упорствовал Марфори, -- вы не понесете за это никакого наказания, можете не сомневаться. Зачем же церемониться с такими отвратительными личностями?
-- Господин генерал-интендант, мы ничего не хотим знать о заговоре.
-- Прошу извинения, если я немного увлекся, -- отвечал Марфори, -- речь идет о наказании. Господин министр-президент лицо оскорбленное, и дон Топете тут ничего не может сказать в свое оправдание. В подобных случаях потерпевший, не теряя своего достоинства, может отомстить за себя.
Гонсалес Браво, который, по-видимому, лучше понял слова королевы, поднялся.
-- Я постараюсь показать себя верным слугой вашего величества, -- сказал он с многозначительной улыбкой, в которой внимательный наблюдатель мог прочесть многое, -- и прошу только ваше величество о сохранении высокой милости ко мне и о трехдневном сроке.
-- Я знаю, как твердо можно рассчитывать на вас, господин министр. Надеюсь увидеть вас через три дня в Эскуриале здоровым и счастливым, и могу уверить, что не премину щедро вознаградить вас за важные услуги, -- отвечала королева ласково, -- многоуважаемый дон Марфори в действительности вовсе не так опасен и страшен, каким иногда кажется, он немного увлекается.
Но я знаю, что он такой же преданный и верный кавалер, как и вы, господин министр-президент, и с каждым днем делается мне необходимее.
Гонсалес Браво поклонился королеве и Марфори и отправился готовиться к тайному путешествию в Кадис. Он отыскал каких-то отставных разорившихся дворян, сообщил им свое намерение и снабдил такой суммой, что они через несколько часов превратились в изысканно и роскошно одетых кавалеров, которые как нельзя более подходили для осуществления плана министра.
В сопровождении этих двух господ Гонсалес Браво отправился в Кадис, чтобы отыскать контр-адмирала Топете.
Не говоря уже об оскорблении, нанесенном ему контр-адмиралом, почтенный министр-президент имел и другие причины уничтожить его: во-первых, того желала королева, во-вторых, великие инквизиторы Санта Мадре просили своего преданного слугу не пропускать такого удобного случая, а Гонсалес был слишком послушным воспитанником патеров, чтобы не исполнить приказания святого трибунала.
Прибыв со своими спутниками в Кадис, он немедленно послал одного из них во дворец Топете.
Честный и прямодушный контр-адмирал, который, как предчувствовала Изабелла, знал о путешествии Энрики с Примом и Рамиро, получив загадочные для всех, но понятные ему шифрованные письма, занялся делами, о которых шла речь в письме.
Он ожидал на днях "Нигеру" с изгнанными генералами. Их возвращение должно было стать сигналом ко всеобщему выступлению, которое начнется с флота, где все -- от офицеров до простых солдат и матросов, были глубоко преданы Топете и безоговорочно выполняли его приказания и распоряжения.
Для путешествия из Кадиса на Канарские острова требовалось несколько дней, к тому же различные неожиданности могли увеличить этот срок.
Топете, целиком занятый своими делами, и не имевший времени ни на что другое, неприятно поразился, когда ему доложили о сеньоре, приехавшем по поручению Гонсалеса Браво.
-- Покончим как можно скорее с этим делом, -- сказал он расфранченному дворянину, -- какое поручение у вас от господина министра?
-- Вызов на дуэль на пистолетах, господин контр-адмирал, -- отвечал секундант.
-- На пистолетах? Ну, многоуважаемый сеньор, вы, по всей вероятности, знаете, что выбор оружия должен предоставляться мне, поэтому ваше предложение слишком опрометчиво, -- сказал Топете с завидным хладнокровием, -- однако я не желаю навязывать своему противнику оружие, которое ему не нравится. Дон Браво любит пистолеты. Хорошо, возьмите пистолеты. Мне все равно. Можете выбрать сабли или шпаги.
-- Надо уметь владеть всеми видами оружия так, как вы, господин контр-адмирал, чтобы так говорить.
-- Благодарю за любезность! Скажите тому, кто вас послал, что я принимаю его предложение, мы будем драться на пистолетах -- двадцать шагов при первом выстреле, пятнадцать при втором, десять при третьем и так далее, но до этого, надеюсь, не дойдет.
-- Значит, сегодня вечером?
-- Да, можно и так.
-- У дона Гонсалеса Браво только три дня, поэтому надо торопиться. Потрудитесь прийти со своим секундантом сегодня вечером в десять часов к монастырю, который находится в одной миле от Трокадеро.
-- Хорошо, а оружие?
-- Я принес его с собой, чтобы показать вам, господин контр-адмирал, -- сказал дворянин и передал Топете роскошный бархатный футляр, где лежали два пистолета. -- Потрудитесь убедиться, что оба пистолета совершенно одинаковы и не отличаются один от другого ни на волосок.
-- Вижу. Но часто случается, что один стреляет легче другого, однако, меня это не волнует. Принесите сегодня вечером пистолеты, но кому принадлежат они? -- вдруг спросил Топете.
-- Мне, господин контр-адмирал, и я считаю честью для себя, что они будут использованы вами и доном Гонсалесом Браво.
-- Хорошо, в назначенный час я приеду к монастырю, мои секунданты -- доны Риверо и Посада.
-- Честь имею кланяться.
Топете простился с секундантом дона Браво, не чувствуя никакого подвоха, точно так же, -- как не видел ничего дурного в вызове на поединок, который был сделан по всем правилам, так что не возникало никаких подозрений.
Топете даже рад был случаю отомстить человеку, которого ненавидел, потому что, уничтожив этого льстивого и коварного советника королевы, он надеялся облегчить их общую задачу.
Спустя несколько часов он послал одного из своих офицеров к донам Риверо и Посаде с просьбой отправиться с ним в девять часов вечера к монастырю, недалеко от Трокадеро.
Доны Риверо и Посада тотчас догадались, в чем дело, но не знали, кто был противником. Они взяли с собой шпаги и пистолеты и ровно в девять часов вечера подъехали к дворцу Топете, перед которым уже стоял экипаж.
Долорес со слезами просила мужа быть осторожным и поберечь себя, но ее муж, как обычно в таких случаях, успокоил ее:
-- Не тревожься, милая Долорес, ты знаешь, у меня довольно сильная и твердая рука. К тому же не я вызвал его на дуэль, а он меня, поэтому моя совесть будет чиста, если я убью этого негодяя. Прощай, моя дорогая, -- через два-три часа я обниму тебя. А, здравствуйте, друзья, -- воскликнул Топете, увидев Риверо и Посаду. -- Вы глазам своим не поверите, когда увидите противника.
-- Без секретов, старый друг, -- сказал Риверо, -- говори, кто это такой?
-- Гонсалес Браво, министр-президент ее величества.
-- Как, этот мошенник! Ну, Топете, должен сказать, что стоять против такого человека на поединке -- позор. Он не достоин такой чести. Стреляй хорошенько и убей его наповал.
-- Постараюсь, иначе он убьет меня.
-- Кто дает оружие?
-- Его секундант, какой-то господин -- я забыл его имя. Он принес их сюда, это были отличные пистолеты.
-- Торопитесь, -- сказал Посада, -- и покончим с этим делом, которое никому из нас не доставляет удовольствия. Я не могу видеть этого негодяя.
Они сели втроем в крытый экипаж. Топете приказал кучеру ехать по той улице, где жил его доктор, остановиться у дома и послать лакея попросить его в карету.
Через полчаса экипаж уже мчался по улицам и проехал ворота крепости. Около десяти часов он выехал на узкую гористую дорогу, которая вела к монастырю. Обогнув монастырь и приблизясь к лесу, дон Топете увидел на опушке карету.
Риверо, выходя, посмотрел на часы.
-- Нам нечего извиняться, до десяти часов осталось пять минут, -- проговорил он, -- мне кажется, что противники стоят вон там, за опушкой леса, на открытом месте.
-- Скорее, -- сказал Топете, выскакивая из экипажа и приглашая доктора следовать за ним, -- нас уже ждут.
Последовали весьма короткие и натянутые поклоны. Попытка к примирению была отвергнута обеими сторонами.
-- Зарядим пистолеты, господа, -- сказал секундант Браво, -- потрудитесь взять, дон Посада, оружие для господина министра, я буду иметь честь зарядить пистолет для контр-адмирала. Только таким образом можно удовлетворить обе стороны.
-- Хорошо, начнем. В это время дон Риверо и второй секундант дона Браво отмерят двадцать шагов, -- отвечал Посада, наскоро сравнив пистолеты и убедившись, что они одинаковы.
-- Потрудитесь взять одну из этих пуль, я возьму вторую, -- сказал нарядный надушенный сеньор, передав дону Посаде изящную коробочку.
Закончив приготовления, секунданты передали оружие противникам, стоявшим в двадцати шагах друг от друга, и отошли в сторону.
Луна ярко освещала местность, помогая дуэлянтам целиться.
Когда секунданты увидели, что противники готовы, они громко крикнули:
-- Стреляйте!
Раздались два выстрела одновременно.
Топете пошатнулся, поднял левую руку и вскрикнул дрожащим голосом:
-- Черт возьми! Это обман! В моем пистолете не было пули! Секунданты негодующе запротестовали.
-- Он ранен, -- проговорил Риверо и подбежал к своему другу на помощь.
-- Пуля, кажется, лишила дона Топете рассудка, -- усмехнулся Гонсалес Браво, опуская руку с выстрелившим пистолетом, -- я слышал, как его пуля просвистела над моей головой.
-- Клянусь Пресвятой Девой, -- крикнул Топете, напрягая силы, -- мой пистолет имел холостой заряд! Пустите меня, я докажу этому негодяю шпагой, что я не школьник!
В то время как доктор поддерживал контр-адмирала, раненного в левое плечо и просил его не подвергать свою жизнь вторичной опасности, Посада и Риверо схватили его пистолет.
-- Его зарядил секундант дона Браво. Он извлек пулю, это мошенничество, это измена! -- воскликнул Посада.
-- Вынимайте шпаги, господа, теперь до нас дошла очередь отомстить за ваш позорный поступок, за ваш гнусный сговор! -- крикнул Риверо, вне себя от гнева, и выдернул шпагу.
-- Вы слишком вспыльчивы, сеньор. Нам будет очень жаль, если вы сами отдадите себя в руки стражи, которая, видимо, узнав о дуэли, скачет сюда, -- сказал Гонсалес, -- собирайтесь, друзья, нам тут нечего больше делать.
-- Жалкие негодяи! Оставайтесь здесь и защищайтесь! -- вскричал взбешенный Риверо и бросился к министру, который, иронически улыбаясь, готовился со своими сообщниками отправиться к экипажу, -- вы боитесь стражи и наших шпаг!
В эту минуту подъехал офицер с шестью солдатами и очень почтительно поклонился министру.
-- Видите, что с нами делают, господин лейтенант, защитите нас от этих людей.
Когда Риверо, в порыве ярости, замахнулся на министра, к нему подскакал офицер.
-- Вы арестованы, господа.
-- Только мы, господин лейтенант? Потрудитесь арестовать и этих трусов!
Гонсалес Браво и его секунданты быстро сели в карету, прежде чем Посада успел помешать им.
-- Имена этих господ нам известны, позвольте, прежде чем составить протокол, узнать ваши имена, -- вежливо проговорил офицер, -- вы знаете, что так требует закон.
-- Черт возьми, -- сказал Посада, скрипя зубами, -- негодяи улизнули! Топете был прав! Он скорее умрет, чем скажет неправду: его пистолет оказался без пули.
Офицер испугался.
-- Это происшествие для меня загадка, господа, -- сказал он, -- из мадридского министерства только что пришло приказание арестовать лиц, дравшихся здесь у монастыря... дон Топете ранен... министр так поспешно уехал... Вы обвиняете его и адъютантов в самом наглом обмане.
-- Мне кажется, настало время положить конец этим грязным проделкам, -- произнес Риверо грозным голосом, -- вы сами видите, что они сговорились для того, чтобы устранить этого благородного сеньора. Исполняйте свои обязанности, господин лейтенант, но не забудьте упомянуть о тех, кто убежал, и подробно описать все, что здесь произошло.
-- Непременно, господа, но мне кажется, что это мало поможет, -- заметил офицер, подходя к раненому. -- Господин контр-адмирал давно пользуется моим глубочайшим уважением. Надеюсь, что его рана не опасна.
-- Черт возьми! Постарайтесь, доктор, чтобы я недолго оставался в постели, мне сейчас дорог каждый день.
Офицер понял слова Топете: в Кадисе не только во флоте, но и в других войсках распространилась весть о готовящемся перевороте. Все знали, что вот-вот должен грянуть гром и ждали его, в то же время добросовестно исполняя все указания правительства, чтобы не вызвать никаких подозрений.
Офицер, выполнив свои обязанности, посоветовал секундантам Топете не поднимать пока тревоги.
Они крепко пожали ему руку, и он ускакал со своими солдатами, после того как Топете усадили в карету. Около полуночи они возвратились в Кадис. Ворота крепости тотчас же отворились, как только было произнесено имя контр-адмирала Топете.
Топете против обыкновения был молчалив и угрюм.
-- Нет им пощады! -- прошептал он, вылезая с помощью Риверо и Посады из кареты. -- Время настало!