Через несколько дней после той ночи, когда грек и призрак Черного гнома внезапно появились среди дервишей, один из них нашел вблизи руин Сирру, совершенно истощенную от голода и жажды.
Вид этого странного существа тотчас же напомнил старому дервишу призрак Черного гнома, он подумал, что снова видит его перед собой, и, гонимый непреодолимым ужасом, хотел бежать.
В эту минуту к руинам приближался Шейх-уль-Ислам и увидел в страхе убегающего дервиша.
-- Что случилось? Что за причина твоего страха и бегства? -- спросил он. Дервиш бросился к ногам всемогущего главы всех мусульман и коснулся лбом земли в знак глубочайшей покорности.
-- О великий и мудрый шейх над всеми шейхами! -- воскликнул он. -- Я увидел призрак Черного гнома и испугался, что он вскочит на меня, как на грека два дня тому назад!
-- Призрак Черного гнома? -- спросил Мансур-эфенди.
-- Да, мудрый и могущественный Баба-Мансур, -- ответил дервиш и подробно рассказал ему о ночном происшествии как о чем-то сверхъестественном и чудесном, чем вызвал интерес у Шейха-уль-Ислама.
-- Ты говоришь, что существо это умерло и было похоронено? -- спросил он.
-- Точно так, могущественный и мудрый Баба-Мансур: существо это, которое выглядит наполовину человеком, наполовину каким-то странным созданием, воскресло из мертвых! Грек Лаццаро поклялся нам, что Черный гном умерла и что он сам похоронил ее. Ничего подобного никто еще не видел и не слышал. Создание это умерло, было похоронено, а теперь, однако, ходит среди живых!
-- Если только грека не обмануло сходство, -- заметил Мансур-эфенди задумчиво, -- тогда то, о чем ты рассказал, невозможно!
-- Это кажется невозможным и немыслимым, мудрейший из мудрецов, и все же это произошло. Я не слишком умен, чтобы дать тебе объяснение; я могу только сказать, что это случилось, больше ничего! -- продолжал дервиш. -- Грек узнал Черного гнома, которая вскочила ему на спину и хотела задушить его. Он говорит, что это был призрак умершего и похороненного создания! Особенно одна примета убедила его в этом: у Черного гнома в гробу недоставало левой руки, и у призрака ее тоже нет!
-- Куда подевалось это создание в ту ночь, когда вместе с греком очутилось среди вас?
-- Оно чуть не задушило грека, потом оставило его, как тень проскользнуло мимо нас и исчезло.
-- А где ты снова увидел его?
-- Здесь, среди старых деревьев, оно лежит в кустарнике и не шевелится!
-- Отведи меня туда, -- приказал Мансур-эфенди.
-- Как, великий и мудрый шейх над шейхами, ты хочешь...
-- Я хочу видеть это чудо!
-- Останься, исполни мою мольбу, останься здесь, -- просил дервиш.
-- Не думаешь ли ты, что я боюсь? Я приказываю тебе проводить меня туда, я хочу видеть это загадочное существо!
Дервиш вскочил, ломая руки.
-- Я боюсь за тебя, могущественный и мудрый Баба-Мансур, -- жалобно воскликнул он.
-- Ты боишься скорее за себя, чем за меня. Я это знаю! Но не медли! -- приказал Мансур-эфенди.
Дервиш понял, что отговорить шейха было невозможно, а потому, дрожа от страха, -- безобразное существо вызывало в нем непреодолимый ужас -- медленно пошел вперед. Шейх-уль-Ислам последовал за ним.
Тем временем уже начало смеркаться. Они скоро дошли до того места в чаще, где Сирра, полумертвая от голода и жажды, неподвижно сидела на корточках. Вид ее был так необычен, так страшен и ужасен, что Шейх-уль-Ислам невольно остановился -- такого создания он еще никогда не видел. Оно вполне заслуживало прозвища Черный гном. Одетая в черное платье, с лицом, покрытым до самых глаз темным покрывалом, сидела она, сжавшись в комок; фигуру ее едва ли можно было принять за человеческую.
Мансур-эфенди подошел к Сирре и нагнулся к ней. Затем, к невыразимому ужасу своего проводника, он дотронулся до Сирры -- она упала.
-- Удивительное создание, -- пробормотал Мансур, -- оно, кажется, мертво, но оно из плоти и крови. Возьми ее на руки и неси вслед за мной в башню Мудрецов, -- обратился он к дервишу.
Тот хотел отговориться.
-- Делай, что тебе приказано! -- повелительно сказал Шейх-уль-Ислам.
Дрожа всем телом от страха и ужаса, дервиш повиновался приказанию своего повелителя.
Он нагнулся к Сирре, упавшей от изнеможения, и поднял ее на руки. Она была так тяжела, что он едва мог нести ее.
Мансур-эфенди пошел к той части развалин, где в каменной стене находились маленькие ворота, которые он и отворил.
Он пропустил вперед дервиша с его пошей и последовал за ним. Из галереи одна дверь вела в зал совета, другая -- в смежный покой. Тут Мансур-эфенди велел дервишу положить бесчувственную Сирру на подушку и принести воды, фруктов и хлеба.
Дервиш, обрадовавшись, что наконец освободился от опасной ноши, поспешил уйти и через несколько минут принес, что требовалось. Затем он оставил Шейха-уль-Ислама одного с Черным гномом, и у того было время хорошенько рассмотреть ее. Он спрыснул бесчувственную Сирру водой, и она очнулась.
Она приподнялась и удивленно огляделась по сторонам. В первую минуту она не поняла, где находится, но потом узнала Шейха-уль-Ислама.
Мансур-эфенди дал ей поесть и напиться, что Сирра охотно и сделала.
-- Тебя ли зовут Черным гномом? -- спросил он ее.
Сирра кивнула головой.
-- Да, мудрый эфенди, так зовут меня за мою внешность, но мое имя -- Сирра, -- отвечала она, и ее звонкий, как серебряный колокольчик, приятный голос, которого никак нельзя было ожидать от нее, поразил Шейха-уль-Ислама.
-- Говорят, что ты воскресла из мертвых? -- продолжал оп.
-- Да, мудрый эфенди, грек Лаццаро похоронил меня, все считали меня умершей, но я не умерла, -- сказала Сирра. -- Я была жива, только не могла двигаться.
-- Ты была похоронена?
-- Я была зарыта в землю в гробу. Мне казалось тогда, что я должна была задохнуться и действительно умереть! Что было со мной дальше, я не знаю, мудрый эфенди. Когда я пришла в себя, я чувствовала только боль в остатке руки, которая теперь совсем зажила. Я лежала здесь, в лесу, возле меня стояли вода и пища, и лежала куча останавливающих кровотечение и освежающих листьев!
-- А ты не знаешь, Черная Сирра, каким образом очутилась ты снова на земле? -- спросил Мансур.
-- Нет, мудрый эфенди.
-- Чудо! -- пробормотал Шейх-уль-Ислам и, по-видимому, в душе его возникло намерение воспользоваться этим воскресшим из мертвых существом для своих целей! С помощью этого чуда он мог достигнуть многого, чего до сих пор не мог достичь другими путями.
-- Помоги мне, защити меня, мудрый и великий эфенди, -- говорила Сирра, и голос ее звучал так нежно и прекрасно, точно небесная музыка, -- я буду служить тебе за это!
-- Ты знаешь меня? -- спросил Майсур.
-- Нет, я вижу только, что ты -- знатный и мудрый муж, -- ответила Сирра.
-- Знаешь ли ты, где находишься?
-- Нет, мудрый эфенди, я вижу только, что нахожусь в степах, в здании, которое может дать мне кров.
-- Где ты жила раньше?
-- У моей матери Кадиджи.
-- Кто она такая?
-- Толковательница снов в Галате.
-- Знает ли она, что ты жива?
-- Нет, она, думая, что я умерла, отдала меня греку, чтобы он меня похоронил. Никто не знает, что я жива, кроме тебя и меня! Грек и моя мать Кадиджа, хотя и видели меня потом, но посчитали меня призраком! Они не знают, что я жива!
-- Не хочешь ли ты вернуться к своей матери?
-- Я лучше умру в лесу от голода и жажды! Смилуйся, мудрый великий эфенди, оставь меня здесь! Я охотно буду служить тебе за пищу, питье и кров! Укрой меня, спрячь меня от матери Кадиджи и грека! Я смогу быть полезной и сделаю все, что тебе будет угодно!
Мансур-эфенди задумался; он начинал понимать цепу этого странного существа. Что если ему спрятать ее и выдавать за чудо? Если переодеть ее, никому не показывать и воспользоваться ею как колдуньей или пророчицей? Султанша-мать была очень суеверна, и тут ему могло удасться приобрести над ней такую власть, что она даже и не подозревала бы этого. Само собой разумеется, она не должна была знать, чьих рук это дело, кто вывел на сцену это чудо и направляет пророчицу. Надо было только тайно и ловко взяться за дело, и тогда можно будет управлять султаншей Валиде с помощью Сирры! Чудеса и знамения оказывали сильное воздействие на султаншу. Теперь Шейх-уль-Ислам имел в руках верное средство! Если бы чудом возвращенная к жизни, руководимая и наставляемая им Сирра приобрела влияние на султаншу-мать, если бы окруженная тайной фигура странной девушки возбудила удивление султанши Валиде, тогда он мог бы надеяться воздействовать на нее через Сирру.
Развалины Кадри не должны были служить местом действия, это вызвало бы подозрение о его участии в этой игре! Также мало подходил для этого и дворец принцессы Рошаны. Надо было выбрать другое место, более подходящее. Никто не должен подозревать, что Шейх-уль-Ислам участвует в этой игре.
Ему, кстати, пришло на ум то обстоятельство, что воскресшая из мертвых, призрак, как называли ее грек и старая Кадиджа, не знала ни его, ни места, где находилась! Таким образом, он надеялся делать с ней, что ему вздумается, и обратить ее в свое орудие.
-- Ах, мудрый и благородный эфенди, не прогоняй меня! -- продолжала хитрая Сирра. -- И хотя я не знаю тебя, но все же умоляю о покровительстве!
-- Здесь ты не можешь остаться!
-- Нет? О, так ты меня не хочешь прогнать?
-- Будь спокойна, я укажу тебе место, где ты сможешь остаться!
-- Благодарю тебя за твое милосердие и доброту, мудрый и благородный эфенди, я охотно буду служить тебе. Где то место, в котором я найду себе убежище?
-- Я сам отведу тебя туда, Сирра!
-- О, твоя доброта так велика! Чем смогу я отблагодарить тебя?
-- Молчи обо всем, говори и делай только то, что я прикажу тебе.
-- Обещаю тебе это, великий и мудрый эфенди!
-- Кроме того, ты должна слепо повиноваться моей воле, никогда ничего не выведывать обо мне, никогда не расспрашивать о моих намерениях, никогда не оставлять то место, куда я отведу тебя, ничего не делать без моего согласия, ничего не говорить обо мне и никогда не желать возвращения к твоей матери, -- сказал Шейх-уль-Ислам.
-- Никогда, обещаю тебе это!
-- Ты начинаешь новую жизнь, новое существование! Мать твоя похоронила тебя, ты же ожила и стала другой!
-- Да, мудрый эфенди! Ты говоришь правду, я ожила для новой жизни!
-- Настолько ли ты оправилась, чтобы следовать за мной, в состоянии ли ты ходить?
-- Так далеко, как ты пожелаешь!
-- Я должен завязать тебе глаза!
-- Делай со мной все, что найдешь полезным и необходимым, великий и мудрый эфенди!
Шейх-уль-Ислам взял большой темный платок, с необыкновенной тщательностью завязал им глаза Сирры, набросил на ее плечи широкий плащ и помог ей закутаться в него. Она была мала, как карлица, и всегда выглядела уродом, как ни скрывай и ни укутывай ее безобразную фигуру.
-- Пойдем, я поведу тебя, ведь ты ничего не видишь! Я отведу тебя в одно место, где, если только беспрекословно будешь повиноваться мне, начнется для тебя беззаботная и прекрасная жизнь, -- сказал Шейх-уль-Ислам и взял Сирру за правую руку.
Из башни Мудрецов, где находились Мансур-эфенди и Черный гном, вела постоянно закрытая на замок дверь к выходу из развалин Кадри, которым пользовался только Шейх-уль-Ислам.
Он отворил двери и вошел, ведя Сирру, в темный коридор башни и скоро достиг отверстия в стене, почти совершенно закрытого терновником и другими кустарниками.
Отсюда он вместе с Сиррой вышел на воздух. Между тем уже настал поздний вечер, и везде царствовал мрак.
Шейх-уль-Ислам пошел, погруженный в думы, к карете, стоявшей по другую сторону развалин. Он сел в экипаж рядом с Черным гномом, захлопнул дверцы кареты и только тогда отдал кучеру приказание ехать к Рашиду-эфенди.
Конак этого знатного, но почти обедневшего вследствие склонности к мотовству человека был, очевидно, известен кучеру.
Рашид-эфенди был чиновником министерства внутренних дел и имел одно желание -- любым способом как можно скорее стать пашой или визирем, чтобы иметь возможность разом поправить свои дела и начать богатую и роскошную жизнь.
Рашид был слепо предан Шейху-уль-Исламу, которому он был обязан своим положением. Он и теперь вел роскошную жизнь и имел в своем распоряжении маленький дворец, роскошнее и изящнее которого трудно было и желать. Он надеялся уплатить свои долги, как только, сделавшись визирем или муширом, будет располагать большими средствами, а пока брал в долг все новые суммы и всегда находил людей, которые охотно ссужали его деньгами без всякого ограничения. Он принадлежал к тем натурам, которые проводят всю жизнь в развлечениях, и таких людей в Константинополе очень много, так называемые знатные круги переполнены ими.
Скоро карета остановилась перед домом Рашида в Скутари.
Мансур-эфенди приказал Черному гному не выходить из кареты, а ждать его возвращения и хранить глубокое молчание. Затем он вышел из экипажа и вошел в дом.
Рашид недавно вернулся со службы, кончил обедать и курил сигару, прихлебывая горячий черный кофе из своей богато разрисованной чашки.
Когда слуга доложил ему о Шейхе-уль-Исламе, он бросил сигару и поспешил навстречу своему могущественному покровителю, чтобы проводить его в гостиную.
Мансур-эфенди был по обыкновению спокоен и непроницаем. Оставшись наедине с Рашидом, он сел на подушку.
-- Ты недавно просил моего покровительства для одного бедного софта [ софтами в Турции называют людей, изучающих законы и богословие ], -- начал он, -- сообщи мне некоторые сведения о нем.
-- Ты и об этом помнишь, мой высокий и мудрый Мансур-эфенди! -- восхвалял его Рашид. -- Ты ничего не забываешь, ничто не ускользает из твоей памяти. Дозволь мне удивляться тебе и выражать мое благоговение.
-- Кончай свои похвалы, -- прервал его Шейх-уль-Ислам, -- как зовут софта?
-- Его зовут Ибам, могущественный и мудрый Мансур-эфенди! Ибам живет в доме своей матери, недавно умершей. Пока она была жива, он был зажиточен, теперь же, когда он должен хозяйничать сам, он стал беден, так как не знал цену денег и не обращал на них внимания. Оп живет в мире фантазий, и я боюсь за его будущее.
-- Чем же бредит этот софт?
-- Всем сверхъестественным.
-- Сколько ему лет?
-- Лет тридцать, но он выглядит пятидесятилетним.
-- А где он живет?
-- На Садовой улице, рядом с большим минаретом, мой мудрый и могущественный Мансур-эфенди.
-- Ты не знаешь, почему он не занимает более высокое положение?
-- Он и не стремится к этому! Он просто учится к мечтает.
-- Он один живет в доме?
-- Совершенно один.
-- Велик ли его дом?
-- В два этажа: внизу живет Ибам, наверху жила его мать.
-- Общается ли он с другими софтами?
-- Нет, он вообще избегает общества и живет совершенно уединенно.
-- Значит, это именно тот человек, какой мне нужен, -- внезапно сказал Шейх-уль-Ислам и встал.
-- Смею ли узнать, в чем дело?
-- Ибам через несколько дней станет знаменитым человеком, его будут посещать самые знатные лица, -- отвечал Мансур-эфенди, -- в его доме появится чудо.
-- Чудо?
-- Конечно! Чудо и знамение!
-- Какое оно? Прости мне мое любопытство.
-- Это ожившая из мертвых девушка, обладающая даром пророчества, которой являются чудесные видения, так что я мог бы назвать ее пророчицей!
-- Пророчицей?
-- Она будет находиться в доме Ибама!
-- Должно ли это остаться тайной?
-- Нет! Чудо могут увидеть все! Расскажи об этом и в серале, если хочешь!
-- Султанша Валиде наверняка заинтересуется чудом, может ли мушир Изет донести ей об этом?
-- Отчего же нет, ведь пророчицу могут посетить все! Только не упоминай при этом моего имени!
-- Признаешь ли ты ее в самом деле пророчицей, мой мудрый и могущественный Мансур-эфенди?
-- Пока еще нет, но в скором времени это случится, -- закончил Мансур-эфенди разговор и простился с Рашидом, проводившим его до выхода.
Шейх-уль-Ислам снова сел в карету, приказал кучеру ехать на Садовую улицу и остановиться около большого минарета. Карета покатилась и вскоре остановилась у назначенного места.
Мансур-эфенди вышел и приказал кучеру ожидать его здесь, затем вывел Сирру из кареты и исчез с нею среди кустов и деревьев, окружавших минарет. Он довел Сирру, глаза которой все еще были плотно завязаны, до большого, слишком роскошного для предместья Скутари пестро раскрашенного дома, в котором, в большой комнате внизу, софт Ибам сидел с настольной лампой у рабочего стола и прилежно занимался вычислением математических формул. Возле него лежали открытые книги по астрономии, а сбоку стояли реторты, до половины заполненные всевозможными эссенциями, колбы странной формы и многие другие предметы, назначение которых для несведущего было непонятно.
Софт Ибам был так погружен в свое занятие, что был глух и слеп ко всему остальному. Дверь его дома была еще не заперта, хотя уже приближалась полночь. Его бледное лицо с большими беспокойными темными глазами, редкие, местами уже поседевшие волосы, длинная борода -- все это подтверждало не только усердие, с которым он занимался своими математическими вычислениями, но и справедливость слов Рашида, недавно намекнувшего, что в будущем ему грозит сумасшествие. Но он был еще в полном рассудке, если не считать его веры в сверхъестественные явления и его беспокойного стремления во что бы то ни стало постичь непостижимое.
Мансур с минуту смотрел с безлюдной улицы в окно на мудрствующего софта, и довольная улыбка скользнула по его мрачному лицу. Этот софт был именно тем человеком, который был нужен для исполнения планов Шейха-уль-Ислама -- из него можно было сделать фанатика, готового пожертвовать жизнью ради своего дела.
Мансур-эфенди тихо приказал Черному гному не поднимать шума, и поднял Сирру на руки. Она позволяла делать с собой все.
Он вошел в дом с задней стороны. Комната, в которую он вошел, была освещена маленькой лампой, из нее лестница вела на второй этаж. Мансур тихо поднялся по ней и наверху опустил Сирру.
Тут, наверху, в коридоре, широком и длинном, находилось много дверей. Мансур отворил одну из них.
Она вела в большой женский покой, выходивший во двор дома. Он был снабжен хорошо сохранившимися диванами и столом, на полу был дорогой ковер, другой ковер разделял покой на две части. В этот покой ввел Мансур Черного гнома, снял с нее повязку и тихо отдал ей какие-то приказания. Затем он оставил комнату и неслышно спустился по лестнице.
Не будучи никем замечен, он вышел из дома и вернулся к своей карете, поджидавшей его на другой стороне улицы у минарета. Приказав кучеру подъехать к дому софта Ибама и остановиться там, он сел в экипаж и доехал до дверей дома, в котором только что был. Тут он вышел из кареты и велел кучеру дожидаться. Войдя в дом, он направился к дверям той комнаты внизу, где занимался софт, и постучал.
Дверь тотчас была отворена. Бледный софт Ибам, одетый в широкий рваный кафтан, стоял перед Мансуром-эфенди. Он пристально смотрел на гостя своими большими черными глазами.
-- Знаешь ли ты меня? -- спросил Мансур, входя к нему в комнату.
Ибам, по-видимому, сильно испугался.
-- Ты -- Шейх-уль-Ислам, мудрый и великий Баба-Мансур, -- произнес он глубоким, глухим голосом. -- Какая милость и честь пали на долю простого софта?
-- Ты посылал за мной, софт, -- сказал Мансур все еще изумленному Ибаму.
-- Я?! Мудрый и могущественный Баба-Мансур! Как мог я дерзнуть на это?
-- Нарочный, посланный от тебя час назад, явился ко мне!
-- Нарочный? -- спросил Ибам, дрожа и побледнев еще больше. -- Он приходил к тебе?
-- Он принес мне известие, что в твоем доме случилось чудо!
-- Чудо в моем доме?
-- Так сообщил мне нарочный!
-- Велик Аллах, мудрый и могущественный Баба-Мансур, -- воскликнул софт, -- дух, которого я вызываю, повиновался! Вот победа моего учения! Но не к тебе вызывал я его, а к себе! Прости мне мой дерзкий поступок! Это и есть чудо, о котором ты говоришь!
-- Ошибаешься, софт! Твой нарочный сказал мне, будто чудо находится в одном из верхних покоев твоего дома, и мне хотелось бы взглянуть на него!
Ибам снова устремил на Мансура-эфенди свой страшный, как у мертвеца, взгляд.
-- Чудо наверху, в моем доме? Пойдем же посмотрим и убедимся, действительно ли постигла меня подобная награда, -- сказал он и схватил лампу.
-- Иди впереди, я пойду за тобой, -- приказал Мансур.
С торжественной важностью, бормоча вполголоса странно звучащие слова, поднялся софт Ибам с лампою в руке по лестнице, между тем как Мансур-эфенди, не спуская с него глаз, следовал за ним.
Вверху Ибам открыл сначала одну дверь -- покой был пуст. Затем он подошел к другой и отворил ее -- там на ковре сидело на корточках, как страшный призрак, существо, какого софт еще никогда не видел.
При виде его он содрогнулся. Затем сверхъестественная радость преобразила его мертвенно-бледное лицо! Заклинание духов удалось ему! Вот перед ним сидело странное, необыкновенное существо, и таинственный вестник сообщил, что в его доме случилось чудо!
Он опустился на колени и пробормотал несколько невнятных слов.
-- Кто ты? -- закричал Мансур-эфенди Черному гному.
-- Меня зовут Сирра, -- зазвучал нежный ангельский голос, который вызвал блаженную улыбку на преобразившемся лице софта. -- Я -- мертвая и погребенная дочь Кадиджи, толковательницы снов из Галаты!
-- Ты была похоронена?
-- Да! Но я восстала из могилы!
-- Как это случилось?
-- Не знаю! Когда я пришла в себя, я оказалась не в могиле, куда похоронил меня грек Лаццаро!
-- Чудо и знамение! -- воскликнул софт, и его бледное лицо при ярком свете стоявшей перед ним на ковре лампы блаженно улыбалось. -- Чудо в моем доме! Какая награда! Какая милость!
-- Я не знаю, где я, -- продолжала Сирра, -- но я вижу много людей, приходящих ко мне с разными вопросами, с просьбами предсказать их будущее и поведать о далеких странах -- я узнаю среди них и знатных, и богатых, и мать Кадиджу тоже! Защити меня от нее и от грека -- я не хочу уходить отсюда! Я хочу остаться здесь!
-- Да, ты должна остаться здесь! -- воскликнул софт.
-- Я допрошу толковательницу снов Кадиджу и грека Лаццаро, -- сказал Мансур-эфенди, -- только после их показаний можно объяснить этот странный случай! До тех пор держи это существо в своем доме.
-- Торжество! Награда! -- восклицал между тем Ибам.
-- Уйди и оставь воскресшую из мертвых одну! -- приказал Мансур-эфенди. -- Я хочу узнать обо всем, что имеет связь с необъяснимыми показаниями странного существа! Я хочу выслушать не только грека и толковательницу снов, но и муэдзина на кладбище, вырывшего могилу! Необходимо разобраться с этим таинственным случаем! Закрой и охраняй дверь!
Мансур-эфенди вышли с софтом из покоя, где Черный гном осталась снова одна.
Софт в невыразимо гордом и торжественном расположении духа остался караулить у двери, а Мансур-эфенди спустился с лестницы и вернулся к своему экипажу, который тотчас же быстро умчался с ним по тихой и пустынной Садовой улице.