Мы оставили Сади и Зору в ту минуту, когда они проникли в тесный и отовсюду загороженный двор таверны и когда адмирал и его сообщники уже торжествовали свою победу.
Но когда вся толпа со свечами и фонарями двинулась во двор, чтобы излить свое бешенство на пленников, двор был пуст.
С дикими криками бросились полупьяные сообщники адмирала обыскивать все закоулки двора, но их поиски были бесплодны.
Наконец небольшая дверь в углу, о существовании которой они забыли, объяснила им исчезновение пленников.
Это привело их в бешенство, и они бросились в дверь, думая найти убежавших, но вместо Сади и Зоры они встретили нескольких полицейских, при виде которых более благоразумные и менее пьяные обратились в бегство.
Но адмирал и два его матроса продолжали шуметь, кричать и пытались сопротивляться. За это они были арестованы, что, впрочем, случилось с адмиралом не в первый раз.
Сади и Зора вернулись домой поздно вечером довольные, что так счастливо избавились от грозившей им опасности.
Это была та самая ночь, когда произошла в опере описанная нами выше сцена между Сарой Страдфорд, маркизом, герцогом и маршалом.
На другой день Сади решил больше не пытаться раздобыть бумагу под номером семьсот тринадцать и ехать в Константинополь, так как его уже ничто больше не удерживало в Лондоне.
В то же утро он сделал последний визит герцогу Норфольку.
-- Чем могу я быть вам полезным, благородный паша? -- спросил герцог после обычных приветствий.
-- Я люблю действовать открыто, герцог, и поэтому я прямо спрошу у вас, какую позицию займет Англия в случае войны. Мне поручено узнать, как будут действовать Франция и Англия, если не останется никакой возможности избежать кровопролития.
Герцог с удивлением взглянул на Сади. Тот спрашивал ни больше ни меньше, как о содержании бумаги под номером семьсот тринадцать.
-- Э, любезный паша, -- засмеялся герцог, -- кажется, вы такой искусный дипломат, что умеете пользоваться даже услугами дам для достижения своих целей. Поздравляю вас, тем более, что дама, о которой идет речь, так же умна, как хороша и любезна. Последнее, конечно, верно только тогда, когда она этого хочет. Разве вы не узнали через нее то, о чем вы теперь меня спрашиваете?
-- Нет, ваша светлость! Я действую прямо и никогда в этом не раскаивался. Этим путем можно достичь многого!
-- И вы достигли многого, как я вижу, так как поручение, подобное данному вам, не возлагается на первого встречного.
Накануне вечером Сара, выходя из своей ложи, потеряла копию бумаги под номером семьсот тринадцать, и поэтому содержание ее действительно не было известно Сади.
Но как бы в вознаграждение за эту неудачу герцог Норфольк сообщил молодому паше некоторые сведения о планах Англин относительно будущих событий. В свою очередь, Сади уверил герцога, что, вернувшись, он приложит все усилия, чтобы добиться издания новых законов и принятия мер для предупреждения кровопролития.
От герцога Сади поехал к Зоре и, простившись с ним, в тот же день оставил Лондон.
Между тем в Турции все больше и больше усиливались беспорядки и смута. Султан Абдул-Азис потерял голову, стал слушать самые нелепые советы, и этим он еще больше ухудшал положение государства.
Софты возбуждали народ, и толпы черни ходили по улицам Константинополя с криками: "Долой великого визиря!".
Оружейников буквально осадили покупатели. Даже старые ружья и ржавые сабли -- все раскупалось нарасхват. Шейх-уль-Ислам Кайрула-эфенди казался фанатичным софтам не очень энергичным, и они громко требовали его низложения.
Положение дел становилось невыносимым.
Войска набирались и вооружались с лихорадочной поспешностью.
В такое-то время вернулся Сади из Лондона и тотчас же отправился в Беглербег, чтобы доложить султану о результатах своей поездки.
Успех, увенчавший усилия Сади, произвел сильное впечатление на упавшего духом султана.
Когда в заключение Сади сообщил мнение герцога Норфолька о необходимых переменах и улучшениях, Абдулу-Азису пришла в голову неожиданная мысль.
-- Ты не только оказал мне новую важную услугу, так успешно исполнив данное тебе поручение, по и высказал благоразумные мысли, которые я вполне разделяю. За успешное исполнение поручения я награждаю тебя орденом Османие с бриллиантами, что же касается мыслей, то я поручаю тебе обработать их и изложить на бумаге как можно скорее. Теперь я нуждаюсь в благоразумном, опытном советнике, который ясно видел бы положение и нужды государства.
Новое возвышение Сади снова возбудило зависть при дворе. Завистники ие могли простить ему его быстрого возвышения, хотя он и был обязан этим только своим заслугам.
Но он не обращал на это ни малейшего внимания и, не теряя ни минуты, принялся за работу, порученную ему султаном.
Дело шло о необходимых переменах во внутреннем управлении, об уравнении в правах всех подданных султана, о средствах к прекращению восстаний, принимавших все более и более угрожающие размеры.
Дни и ночи работал Сади, не зная усталости, наконец его проект был готов и представлен на рассмотрение султана и министров.
Всякий, знакомый с обычаями Турции, конечно, не будет удивлен, узнав, что предложения Сади вызвали у министров целую бурю негодований и возражений и даже ненависть к их автору. Но султан нашел проект заслуживающим внимания и исполнимым и назначил Сади великим визирем.
Таким образом Сади достиг высшей степени почестей. Но вместе с его возвышением увеличивалась и опасность. Зависть сделалась скрытой, но от этого еще более опасной. Поэтому его друг Гассан не проявил большой радости, узнав о его новом назначении.
-- Я знаю, что ты хочешь сказать, Гассан, -- сказал Сади, заметив печаль Гассана, которым овладело смутное предчувствие близкого несчастья. -- Ты думаешь, кто высоко поднялся, может низко упасть! Но не бойся! Тому нечего опасаться, кого воодушевляет желание блага для своей родины, кто готов всем для нее пожертвовать!
-- Так ты думаешь, надеешься! Но сама эта уверенность в успехе твоего справедливого дела и погубит тебя!
Ты знаешь, что тебя давно уже преследует зависть! Ты знаешь бесчестные и своекорыстные намерения министров Гуссейна-Авни-паши и Рашида-паши.
-- Тем более я буду остерегаться их и защищать отечество от опасности, которой грозит ему исполнение их планов.
-- Все-таки я боюсь за тебя, Сади! Еще есть время! Ты еще можешь отступить. Не дай блеску почестей ослепить тебя, он влечет тебя на край гибели! Послушай меня!
-- Не трать напрасно слов, друг мой! Мое намерение неизменно. Я не могу отказаться от милости султана!
-- Я не поздравляю тебя с новым повышением, Сади! Теперь настали тяжелые дни. Тебе не преодолеть всех трудностей, которые будут преграждать тебе путь. Последний раз прошу тебя, остановись! Чтобы держаться в этой стране и при этом дворе, надо быть опытным в интригах и заговорах!
-- Довольно! -- прервал Сади своего друга. -- Было бы трусостью отступить теперь. Теперь-то, во время испытаний, и надо доказать свою любовь к отечеству и свое искреннее желание служить всеми силами его благу. Мое решение неизменно! Я охотно принимаю на себя огромнейшую ответственность, связанную с моим высоким положением. И я надеюсь на твою помощь, Гассан! Ты мой старый, мой единственный друг, ты будешь предостерегать меня, когда увидишь, что я вступил на ложную дорогу или сделал какую-нибудь ошибку!
Однажды утром, спустя несколько дней после этого разговора, слуги доложили Сади о том, что его хочет видеть какая-то девушка, которая уверяет, что она принесла великому визирю важные известия.
Сади тотчас подумал о несчастной дочери галатской гадалки, которую он вместе с Гассаном когда-то хотел спасти. Он приказал впустить девушку.
Предчувствие не обмануло Сади, на пороге действительно показалась Сирра, Черный гном, казавшаяся еще меньше ростом и безобразнее, чем прежде.
При виде Сирры перед глазами Сади невольно встал образ Реции. Сирра напомнила ему о его преступной забывчивости.
-- Наконец-то я нашла тебя, благородный паша, -- вскричала Сирра, падая на колени. -- Теперь ты можешь выслушать меня! Помоги мне! Случилось великое несчастье, и только ты один можешь помочь!
-- Говори, что привело тебя сюда?
-- Несчастье с Рецией! О, господин! Помоги той, которая тебя так верно и горячо любит! Не дай ей погибнуть! -- умоляла Сирра своим мягким, проникающим а душу каждого голосом. -- О, теперь, когда я нашла тебя, я уверена, что ты не оставишь в несчастье бедную Рецию! Ты не можешь ее оставить!
Голос совести говорил Сади то же самое, и он стоял бледный и неподвижный.
-- Ты говоришь про Рецию, дочь Альманзора? -- спросил он наконец.
-- Да, господин, про твою жену!.. И про твоего ребенка!
-- Ребенка? -- спросил Сади дрожащим голосом. -- Где же теперь Реция?
В эту минуту он почувствовал всю тяжесть своего проступка.
-- О благородный паша! Великое несчастье случилось с Рецией и ее ребенком, который был ее единственным утешением. Но в твоей власти исправить все. Твоя могущественная рука может защитить и освободить их.
-- Но скажи же, где Реция? Где ребенок?
-- Несколько дней тому назад дочь Альманзора вместе с ребенком нашла убежище в маленьком домике моей матери в Галате. Это бедная и тесная хижина, по Реция думала, что она будет в ней в безопасности до твоего возвращения. Но в одну ночь случилось ужасное несчастье. Двое каких-то людей прокрались ночью в дом, похитили Рецию, а меня связали и вместе с ребенком оставили в доме.
-- Кто же были эти дерзкие разбойники?
-- Была темная ночь, и я не могла их видеть, но я не сомневаюсь, что ее взяли рабы Бруссы.
-- Стамбульского торговца рабами?
-- Его яхта проплывала накануне мимо нашего дома, и он смотрел на Рецию, стоявшую на балконе. О, это наверняка были его люди!
-- Но где же ребенок?
-- О, не гневайся на меня, благородный паша, ребенка у меня украли!
-- Значит ты не берегла его!
-- Нет! Я берегла маленького Сади как зеницу ока! О господин! Это твой живой портрет. Аллах написал на его лице, что он твой сын! Я не спускала с него глаз...
-- И все-таки его у тебя украли? -- прервал Сади.
-- Выслушай, как это случилось, и потом суди меня, благородный паша! Когда Реция была похищена людьми Бруссы, я осталась связанная на полу, только к утру удалось мне развязать веревки. Я взяла тогда плакавшего ребенка и прижала его к своей груди, плача от горя. Прошло уже много времени, и было поздно гнаться за похитителями. Поэтому я пыталась сначала успокоить ребенка. Сначала он все требовал мать и отталкивал меня прочь...
-- И ты ничего не узнала о судьбе Реции?
-- Нет, ничего! Спустя несколько дней я воспользовалась минутой, пока Сади спал, и побежала в город, чтобы отыскать Бруссу. Но я не нашла его и ничего не узнала о Реции. Тогда я поспешила домой. Не более двух часов была я в отсутствии, но когда вернулась, ребенка уже в доме не было. Я искала его повсюду, в отчаянии думая напасть хотя бы на след похитителей, но все было напрасно. В это время я услышала о твоем приезде и поспешила к тебе, чтобы просить о помощи! О, не гневайся на меня, благородный паша!
-- Я нисколько не сержусь на тебя, хотя меня очень печалит, что мой сын больше не у тебя и ты не можешь отдать его мне. Ступай домой! Я приложу все усилия, чтобы отыскать Рецию. Будь уверена в моей вечной благодарности за любовь, которую ты питаешь к моей несчастной Реции! Но я вижу, ты бедна!
С этими словами Сади взял со стола кошелек с деньгами.
-- Я пришла сюда не за тем, чтобы требовать награды, благородный паша, -- сказала Сирра. -- Не для того спешила я к тебе! Ты и Гассан-бей, вы оба спасли мне однажды жизнь и этим заплатили мне за все мои услуги тебе! Моя любовь к Реции не нуждается в вознаграждении!
-- Все-таки возьми хоть эту небольшую сумму! -- настаивал Сади, протягивая кошелек Черному гному. -- Постарайся напасть на след ребенка. Если тебе понадобится для этого помощь, ты только скажи мне!
-- Лучшая награда за мои труды -- это твое обещание отыскать Рецию, твою несчастную жену! Да поможет тебе Аллах!
С этими словами Сирра вышла.
Сади задумчиво глядел ей вслед. Слова этого несчастного, изуродованного создания еще звучали в его ушах. Сколько чистой, верной любви, готовой на всякие жертвы, скрывалось под этой грубой оболочкой!
Что он сделал? Он покинул Рецию и забыл о ней, ослепленный стремлением к славе и почестям. Он был богат и знатен, наслаждался счастьем, а она, его жена, терпела нужду и лишения.
Где она теперь? Где она страдает? Где возносятся ее стоны и жалобы к престолу Всемогущего? Где ломает она в отчаянии руки, разлученная со своим сыном, со своим единственным сокровищем и утешением!
Сади позвал одного из слуг и велел ему привести тотчас же Бруссу, торговца невольниками.
Не прошло и четверти часа, как Брусса входил уже в дом нового великого визиря Сади-Рамана-паши, гордый и счастливый, что и этот сановник будет принадлежать к числу его клиентов.
Брусса не сомневался, что Сади хочет пополнить свой гарем его рабынями. Его круглое лицо сияло при мысли о громадной наживе.
-- Ты -- Брусса, торговец рабами? -- спросил Сади, увидев его.
-- Да, могущественный повелитель и паша! Бруссой зовется тот, кому выпало неслыханное счастье узреть твою высокую особу!
-- С такими словами обращаются только к султану, нашему повелителю! -- отвечал Сади, с презрением слушавший низкую лесть жадного торговца. -- Что за женщины находятся на твоем рынке?
-- Окажи моему роду высшую милость, благородный паша, и осчастливь своим посещением мой рынок. Высшие сановники не брезгуют смотреть на моих несравненных красавиц. У меня была куплена та невольница, которую Мехмед-Рушди-паша и Ахмед-Кайзерли-паша недавно подарили султану, нашему повелителю, тени Аллаха на земле!
-- Я спрашиваю тебя, какие женщины сейчас есть на твоем рынке? -- прервал Сади поток красноречия торговца невольниками.
-- Жаль, могущественный паша, что ты не послал за мной три дня тому назад. У меня были тогда три красавицы. Клянусь бородой пророка, они достойны были называться розами. Самую красивую из них, названную Гюль-Багар -- весенняя роза -- ты больше не найдешь: она продана. Но остальные две, роза Грузии и черпая роза, черкешенка, еще у меня, приди и взгляни на них!
-- Откуда достаешь ты невольниц?
-- Из Грузии, с Кавказа, из стран Нила, из Персии и Армении! Повсюду ездит твой раб, могущественный паша, чтобы покупать красивых девушек.
-- Ты говоришь, что покупаешь, -- правда ли это?
Этот неожиданный вопрос, казалось, изумил и испугал Бруссу.
-- Если бы ты знал, повелитель, какие громадные деньги трачу я ежегодно на покупку невольниц...
-- Я спрашиваю тебя, -- прервал Сади, -- всех ли ты покупаешь? Мне говорили, что ты часто похищаешь женщин и силой приводишь их на свой рынок.
-- Об этом я ничего не знаю, мудрый паша. Конечно, случается иногда что-нибудь подобное, но только как исключение.
-- Это не должно больше продолжаться! -- вскричал в гневе Сади. -- Это не будет дальше оставаться безнаказанным. Моим первым делом будет уничтожение этого позора нашей страны! Я знаю, что до сих пор на торговлю рабами и их похищение смотрели сквозь пальцы, но этого больше не будет! Я хочу положить конец этим низким и бесчеловечным делам!
-- Ты гневаешься на меня, могущественный паша и повелитель! Грозный взгляд твой поражает твоего преданного раба!
-- Ты не мой раб и не можешь им быть, побереги для других эту грубую лесть, которая только усиливает мой гнев! Ты говорил сейчас о трех женщинах, одну ты назвал розой Грузии, другую -- горной розой, третью -- весенней розой. Назови их настоящие имена!
-- Их зовут Надине и Зитта!..
-- А третья? Весенняя роза?
-- Ее уже нет у меня, могущественный паша. Ее звали Рецией!
-- Рецией! Где ты достал ее?
-- Я нашел ее в одном бедном доме в Галате.
-- И ты украл ее там?
-- Украл! Украл! -- вскричал Брусса с отлично разыгранным удивлением. -- Мой раб Джем привел ее ко мне. Значит, он украл ее? О, я убью его как собаку!
-- Горе тебе, если по твоей вине какое-нибудь несчастье постигнет Рецию! -- вскричал с гневом Сади. -- Ты говорил, что ее уже нет у тебя?
-- Весенняя роза уже три дня как куплена, могущественный паша и повелитель, -- отвечал в смущении Брусса.
-- Кем? -- спросил Сади в лихорадочном волнении.
-- Ее высочеством принцессой Рошаной, могущественный паша!
Сади вздрогнул. Это, очевидно, была не случайность, это было дело рук Рошаны! Узнав о Реции, она захотела захватить в свои руки соперницу, которую Сади предпочел ей.
Сади быстро принял решение, поступок Рошаны прекратил все его колебания, выбор был сделан! Он должен был спешить освободить Рецию, свою дорогую, верную жену!
Отпустив сильно встревоженного торговца невольниками, Сади велел заложить карету. Он хотел тотчас же ехать к принцессе.