Погребение министров было произведено с большим великолепием и почестями, как будто они заслужили этот почет.
Поступок Гассана загладил их проступки, превратил их в мучеников, так как только немногие знали, что было причиной действий Гассана.
Гассан был приговорен к позорной смерти на виселице, но, как мы знаем, он нисколько не боялся смерти, он жертвовал жизнью ради своих убеждений, он страшно отомстил за смерть своего повелителя, он достиг своей цели и не желал ничего больше.
Мы оставили Гассана в то время, как он упал, тяжело раненный кавассами, и был отнесен в башню сераскириата. Он был ранен в спину и в голову, никто не знал, были ли его раны смертельными, но этого было достаточно, чтобы сломить сопротивление Гассана.
Когда Гассан был доставлен в тюрьму, известие о смерти Гуссейна уже распространилось среди солдат, и они отовсюду спешили, чтобы отомстить за смерть Гуссейна, и в слепой ярости бросались на Гассана, так что кавассы едва могли защитить его.
Но когда Гассана передали страже, то та без жалости бросила его в предназначенную для него камеру, не заботясь о его ранах.
На другой день по приказанию султана в тюрьму явился визирь с несколькими офицерами, чтобы допросить убийцу министров.
Войдя к Гассану, они нашли его, лежащего на полу в луже крови, на том самом месте, куда его накануне бросили солдаты.
Визирь наклонился к нему...
-- Мы пришли к покойнику! -- сказал он глухим голосом.
-- У великого шейха Гассана две глубокие раны, -- прибавил один из офицеров.
-- Он уже почти совсем окоченел, -- сказал другой.
-- В этом виноваты его сторожа, -- сказал после небольшого молчания визирь, -- и они не избегнут строгого наказания. Тем не менее мы подвергнемся большой опасности, если скажем об этом.
-- В таком случае мы умолчим об этом. Пусть другие, кто придет после нас, сообщат это неприятное известие, которое помешает публичному наказанию преступника.
-- Пусть другие донесут об этом! -- согласились все офицеры.
-- Пусть его смерть будет нашей тайной, -- решил визирь, -- мы ничего о ней не скажем.
Мертвый Гассан был оставлен на полу в луже черной, запекшейся крови. Комиссия оставила его, не тронув, двери были заперты, и ни султан, ни оставшиеся в живых министры, ни народ не подозревали, что приговоренный к виселице Гассан давно избавлен смертью от земного наказания.
Правда, стража донесла Кридару-паше, что Гассан не шевелится и лежит холодный и вытянувшийся...
Но Кридар-паша запретил повторять это под страхом смерти, так как убийца министров не должен был умереть.
Этого приказания было достаточно, чтобы заставить всех молчать.
В башне сераскириата распространился слух о смерти Гассана, но никто не смел говорить об этом открыто. Он был мертв, но это выдавали за неправду, так как он был приговорен к смерти на виселице.
Неожиданная смерть Гуссейна и последовавшие за ней события сделали несвоевременным захват Золотых Масок, которым должен был руководить Лаццаро, все еще находившийся в сераскириате.
Лаццаро тоже узнал, что Гассан мертв, и это представляло большое затруднение, так как его публичная казнь должна была состояться во что бы то ни стало.
Тогда Лаццаро попросил аудиенции у Кридара-паши и был принят им.
-- Ты -- грек Лаццаро, обещавший выдать нам людей, которых зовут Золотыми Масками? -- спросил Кридар.
-- К твоим услугам, благородный паша! Прошу тебя выслушать меня, я хочу передать тебе нечто о Гассане-бее, могу ли я говорить?
-- Говори!
-- В Афинах я был однажды свидетелем казни одного разбойника, которому, однако, удалось умереть раньше!
-- Какое же это имеет отношение к Гассану-бею?
-- Так как для устрашения других разбойника надо было казнить во что бы то ни стало, -- продолжал Лаццаро, -- то поступили следующим образом: виселицу сделали очень низкой, любопытных держали как можно дальше и повесили мертвого, так что никто из толпы и не заметил, что палач показал свое искусство над трупом.
-- Все это дело Будимира, а не твое и не мое, -- резко сказал Кридар и без разговора отпустил грека, но затем отдал приказание, как только придет Будимир, сейчас же отвести к нему Лаццаро.
Между тем день казни Гассана был уже объявлен, и в таком городе, как Константинополь, нашлось немало людей, желающих посмотреть на казнь.
Известие о смерти Гассана не было распространено в народе, который радовался предстоящему зрелищу.
В день казни черкес-палач явился в башню сераскириата. Этот человек, в котором, казалось, давно уже умерли все чувства, был странно взволнован известием о том, что ему придется казнить Гассана.
Войдя в тюрьму и увидев на полу безжизненное тело Гассана, палач почувствовал еще большее волнение.
-- Хм, у него такой вид, как будто он уже умер! -- раздался голос возле Будимира.
Палач обернулся, за ним стоял грек Лаццаро как человек, имеющий на это право.
-- Над Гассаном-беем нельзя исполнить никакого приговора, -- отвечал палач, -- он мертв.
-- Тем не менее он должен быть казнен, -- заметил Лаццаро.
-- Пусть его казнит, кто хочет! -- ответил палач.
-- Это значит, что ты не хочешь его вешать? -- спросил Лаццаро.
Палач немного подумал, затем повернулся к греку.
-- Ты прислан допрашивать меня? -- спросил он.
-- Нет, я прислан только дать тебе совет, -- дипломатично отвечал Лаццаро.
-- Это не моя обязанность -- вешать мертвых!
-- Ты не так понял меня, Будимир, -- перебил Лаццаро рассерженного черкеса, -- я должен дать тебе совет не относительно того, что надо казнить мертвеца, а относительно того, как устроить казнь, чтобы никто не заметил преждевременной смерти.
Будимир покачал головой.
-- Побереги свой совет для других, -- сказал он, -- я не нуждаюсь в твоих советах.
Лаццаро постоял еще несколько минут около черкеса, затем вышел вон.
Когда Будимир хотел уйти, то в коридоре его остановил караульный, говоря, что комендант башни требует к себе палача.
-- Комендант? -- рассерженно спросил Будимир. -- Скажите, какая честь! Иди вперед, я следую за тобой.
Черкес понял, что что-то не так, но он был совершенно спокоен и хладнокровен.
Придя к Кридару-паше, он поклонился ему.
Паша пристально взглянул в ужасное лицо палача, выражавшее непоколебимую волю.
-- Был ли ты у приговоренного? -- спросил Кридар-паша.
-- Да, я был у мертвого Гассана-бея, -- отвечал палач.
-- Завтра, после заката солнца, ты должен исполнить вынесенный ему приговор.
-- Этого я не могу сделать, благородный паша.
-- Не можешь?
-- Это не моя обязанность -- казнить мертвых!
-- И все-таки ты должен это сделать!
-- Кто это говорит? -- спросил Будимир, глядя в лицо паше.
-- Такой отдан приказ!
-- Я не стану казнить мертвого!
-- Ну, так тебя принудят к этому! -- с гневом вскричал Кридар.
-- Кто?
-- Я!
-- Этого ты не можешь сделать, благородный паша! -- со злобной улыбкой возразил Будимир.
-- Ты останешься здесь до казни, может быть, будешь тогда сговорчивее.
-- Силой ты от меня ничего не добьешься, благородный паша. Ты можешь держать меня здесь, но ты не сможешь принудить меня вздернуть на виселицу мертвого перед собравшимся народом. Кроме того, еще надо поставить виселицу.
-- Довольно! Ты думаешь, что только ты один можешь казнить, но есть и другие, способные сделать то же самое. Я нашел такого человека. Ты не хочешь совершить казнь, за которую назначено тройное вознаграждение, хорошо, в таком случае этот другой заменит тебя! Потому что казнь должна быть совершена! Ты же останешься здесь!
Казалось, что эти слова произвели неописуемое впечатление на Будимира, может быть, это была только ловкая ложь со стороны Кридара, подметившего слабую сторону этого непоколебимого человека, во всяком случае, слова Кридара не остались без внимания.
-- Что ты говоришь? -- поспешно спросил палач, -- Другой?
-- Ты отказываешься исполнить свою обязанность, хорошо! Тогда твое дело исполнит другой и получит тройное вознаграждение...
-- Что мне за дело до вознаграждения! Но никто другой не должен занимать моего места!
-- Ты думаешь, что только ты один способен на это?
-- Другой, когда я еще жив! Такого позора Будимир не перенесет.
-- Кто же виноват в этом...
Будимир, видимо, боролся с собой, затем подошел к Кридару.
-- Я исполню приговор! -- сказал он.
-- Как над живым?
-- Пока я жив, никто не займет моего места! Я согласен! Отпусти меня!
-- Твоих слов для меня достаточно. Ты свободен! Исполни завтра после заката солнца твой долг! -- закончил разговор Кридар-паша и отпустил черкеса.
К утру следующего дня на рыночной площади была готова виселица, но на этот раз она была построена гораздо ниже обыкновенного.
Еще задолго до заката солнца на площадь были приведены войска и поставлены густой стеной вокруг эшафота, чтобы помешать народу приблизиться к месту казни. Даже все ближайшие дома были заняты солдатами, так что никто из посторонних не мог бы увидеть вблизи, что будет происходить на эшафоте.
Несмотря на это, площадь была битком забита народом, который и не подозревал, что собрался смотреть на казнь мертвеца, и только уже впоследствии слухи об этом дошли до народа из иностранных газет.
Что касается опасений визирей относительно восстания из-за Гассана, то о нем не могло быть и речи, вся толпа собралась только из одного любопытства.
Редиф-паша и Кридар-паша находились в одном из домов на площади и смотрели из окна. Они лично убедились, что не грозит никакая опасность, и только хотели видеть, как исполнит палач свое отвратительное дело.
Солнце уже зашло, а кареты с преступником все не было видно, казалось, что Будимир запаздывал. Любопытные с удивлением качали головами, так как с Будимиром это случилось впервые.
Никто не знал, что ему было предписано опоздать, чтобы сильнее стемнело.
Наконец вдали показалась карета.
Солнце давно зашло, и вечерний сумрак уже распространился над Константинополем.
Напрасно толпа хотела рассмотреть казнь, темнота и войска, окружавшие эшафот, делали это совершенно невозможным.
По окончании казни войска удалились, и у виселицы было оставлено только несколько часовых. Толпа также стала расходиться.
На другое утро Будимир снял труп с виселицы. Так окончилась эта отвратительная комедия.