Типъ италіанскаго говоруна.
Ахъ, почтеннѣйшій синьоръ, благослови васъ Богъ! проговорилъ радостно содержатель кофейни въ Неаполѣ, взвидя меня, въ первый разъ посѣтившаго его кофейню.-- А это вѣрно вашъ товарищъ? добавилъ онъ умильно, указывая на моего соотечественника. Очень радъ; очень радъ... Вотъ только что я говорилъ о васъ съ моимъ дорогимъ зятемъ: онъ въ восхищеніи отъ васъ... Я васъ ожидалъ, какъ писанное яичко. Садитесь, вотъ сюда: у меня всегда приготовлено для васъ самое лучшее мѣсто. Ну, а теперь я вамъ поднесу шоколадъ, какой и самъ кардиналъ не пьетъ; да и гдѣ ему пить такой! Мой шоколадъ былъ и будетъ лучшимъ въ Неаполѣ. А отъ чего онъ лучшій?... а?... ну, скажите, отъ чего? Оттого, что Богъ ниспослалъ мнѣ свое благословеніе: я достоинъ теперь предложить свой шоколадъ и самому папѣ. Но, милѣйшій мой синьоръ, какъ полагаете вы?... Чтобы составить подобный шоколадъ, на это необходимо знаніе классическихъ наукъ, нужно быть математикомъ, химикомъ, медикомъ -- чортъ меня возьми! О, это стоитъ мнѣ проклятыхъ трудовъ: они доводятъ меня часто до изступленія... Да, да... Нужно быть превосходнымъ механикомъ. Ахъ, милое мое сердце, если я только подумаю, что я взялся за такое простое механическое ремесло, то на меня нападаетъ страшная меланхолія; а все таки оно сопряжено съ химическимъ процессомъ, съ знаніемъ классическихъ наукъ... Вѣдь, я, милѣйшіе друзья, римлянинъ, кровный римляпинъ, гербъ у меня дворянскій. Клянусь черной кровью сатаны, что я кровный аристократъ, обладатель великолѣпнѣйшаго герба и -- знайте -- я презираю чернь. Да здравствуетъ король Францискъ II.
При послѣднемъ восклицаніи содержатель кофейни, маленькій кругленькій старикашка ударилъ восторженно кулакомъ по столу, но замѣтивъ звѣрскій взглядъ капуцина, молча сидѣвшаго за послѣднимъ столикомъ, тотчасъ же оправился.
-- Ахъ! дорогой мой патеръ, обратился онъ къ капуцину, съ намѣреніемъ задобрить его; вотъ я только что сказалъ: "Да здравствуетъ король!" Знайте же, что я даже и не думалъ произнести подобное восклицаніе; но въ этомъ я ничуть не виноватъ: вѣроятно, чортъ произнесъ моими устами, это восклицаніе, такъ какъ я вчера вечеромъ забылъ помолиться. Смѣшно въ этомъ только то, что я не монархистъ, а чистый демократъ; притомъ набоженъ, ярый католикъ... Вѣдь я папистъ -- чортъ меня укуси.
Капуцинъ произнесъ брань на папу: онъ принадлежалъ къ партіи Гарибальди.
-- Э-эхъ, т. е. не папистъ!... постоянно сбиваюсь на этихъ проклятыхъ окончаніяхъ, на этихъ истахъ. Я гарибальдистъ, гарибальдистъ, милое дорогое сердце мое. Evviva Garibaldi.
-- Evviva Garibaldi! произнесъ капуцинъ, бросивъ на столикъ деньги за шоколадъ и выходя изъ кофейни.
-- Да, душа моя, продолжалъ хозяинъ кофейни, когда то блестѣли на всѣхъ моихъ пальцахъ золотыя кольца, вокругъ головы моей сіяло что то въ родѣ алмазнаго рога, какой обыкновенно носили венеціанскіе дожи... Къ чорту! Вѣдь я служилъ венеціанской республикѣ первымъ теноромъ въ театрѣ Санъ Бенедето. Клянусь кровью всѣхъ мадонъ, что публика только одного лишь меня хотѣла слушать. Когда я выходилъ на сцену, то обыкновенно раздавался такой громъ рукоплесканій -- какъ на страшномъ судѣ. Всѣ кричали: "Вотъ, вотъ онъ! Да здравствуетъ! Браво, великій римлянинъ!" А я -- небрежный поклонъ публикѣ -- вотъ и все. Три года сряду я одинъ только и поддерживалъ этотъ театръ. Пусть я буду проклятъ, если вы теперь найдете хоть одного хорошаго тенора въ Италіи; всѣхъ настоящихъ пѣвцовъ нельзя даже сравнить съ кускомъ засохшаго козьяго сыра. Клянусь кровью бѣшеной собаки, что я выполнялъ роли министровъ; ну, а чтобы быть дипломатомъ, то на это, какъ вамъ извѣстно, нужно имѣть голову, дьявольскій умъ. Да къ черту театръ, поговоримъ лучше о древностяхъ. Видѣли вы Пальверію, гдѣ жилъ папа Браски, а? Pracca Natione? а тульянскую темницу -- нѣтъ?... Знайте же, что вы видите предъ собою самаго извѣстнѣйшаго и знаменитѣйшаго антикварія и археолога. Для этихъ наукъ я часто рисковалъ моею жизнью: весь свѣтъ удивляется, какъ это я живъ и понынѣ... Я лазилъ въ гробницы Люція Сципіона Барбата, во всѣ гроты великихъ республиканцевъ, которыхъ да хранитъ Богъ и святая Дѣва... Ходилъ въ катакомбы -- но къ чему далеко заходить: есть и безъ меня много дураковъ, которые, изъ за дрянной какой нибудь древней надписи, пускаются въ катакомбы и жертвуютъ жизнью. Одно мнѣ только досадно, что я не видѣлъ уха Діонисія Сиракузскаго, но не все-же можно видѣть!... Скажите, пожалуста, вѣдь эта дрянь, Діонисій Сиракузскій, говорятъ, былъ христіанинъ, католикъ?... Жаль, что его не отправили на галеры. Я навѣрное отправилъ бы его туда, потому, какъ вы можете судить изъ моего разговора, я, въ центрѣ Неаполя, республиканецъ, другъ латинской свободы. А что, видѣли вы небольшую колонну на Cam o vaccino, по дорогѣ въ Santa Maria Liberatrice, а?... да?... Ну, вотъ тамъ-то стоялъ народный трибунъ, громко взывая: "Всѣ римляне должны здѣсь собраться!" Ахъ, кстати, я получилъ на дняхъ свѣжія салами. Знаете, недавно я имѣлъ небольшой скандалъ въ Café Corso. Пью я, знаете, кофе; нѣсколько плебеевъ затѣяли драку и, опрокинувъ мою чашку, облили мои совершенно новые панталоны изъ брабантскаго сукна. Я не вытерпѣлъ; я произвелъ надъ ними страшное пораженіе. Я презираю плебеевъ, презиралъ и буду презирать всегда, потому что я принадлежу къ древнѣйшему римскому аристократическому роду... Что это? Вы собираетесь уйти? Вѣроятно въ каѳедральную церковь св. Янурія посмотрѣть на большую функцію? Благослови васъ Богъ, милыя души. Вечеромъ-же если вы случайно вспомните меня, вашего единственнаго друга, то заходите: мы потребуемъ свѣжія салами, приготовленныя мною собственноручно для васъ однихъ, а также и пастетъ изъ макаронъ; ну, и въ заключеніе, выпьемъ по стаканчику сиракузскаго. Благослови васъ св. Дѣва и св. Антоній дуанскій.