Анна Андреевна. Да вамъ-то чего бояться? вѣдь вы не служите.
Добчинскій. Да такъ знаете, когда вельможа говоритъ, чувствуешь страхъ.
Гоголь.
I.
Помѣщикъ Андрей Ивановичъ Старожовъ всталъ съ восходомъ солнца. Закуривъ трубку, кашляя и шаркая по полу туфлями, онъ началъ бродить по комнатамъ, посвистывая но временамъ "чижика": эта маленькая демонстрація, по его мнѣнію, была тонкимъ намекомъ на то, что пора вставать.
Изъ сосѣдней спальни, подобно разбитому колокольчику, продребезжалъ голосъ Прасковьи Ивановны, его супруги; она отвѣчала на стукотню мужа:
-- Андрей Ивановичъ, Андрей Ивановичъ!... Да перестанете ли вы наконецъ стучать? Эхъ расходился съ ранняго утра... Андрей Ивановичъ просвисталъ финалъ "чижика".
-- Ей человѣкъ,-- т. е. Иванушка! проговорилъ смягчая голосъ, Андрей Ивановичъ, испугавшись повелительнаго "ей". Что за дрянная привычка кричать, подумалъ онъ, никакъ не привыкну къ этому... гуманному обращенію. Ну да и народъ-же бестія: знаетъ какъ подъѣхать, какъ укольнуть... Иногда руки вотъ такъ я чешутся -- терпи, не то попадешь еще въ журналъ. Я знаю, даже навѣрное знаю, что его п--ство слѣдитъ за каждымъ No Вѣстника: прочитываетъ его отъ a до z; прочтетъ, да и подумаетъ: "гмъ! А я вполнѣ былъ убѣжденъ, что почтенный Андрей Ивановичъ -- либералъ, передовой человѣкъ. Скверно. Кажется, не быть ему у насъ предводителемъ". Въ особенности эта прескверная исторія съ французомъ-управляющимъ меня мучитъ: экая диковина, что я за грубость велѣлъ тутъ-же, на полѣ, припречь его къ моей бричкѣ въ пристяжку -- и проскакалъ съ нимъ верстъ пять къ деревнѣ... Ну, да и постегивалъ же его Алешка, хе, хе, хе. Золотое было время.
-- Иванъ, Иванушка! прокричалъ опять Андрей Ивановичъ, выпрямляясь передъ зеркаломъ, и поправляя свои сѣдые волосы. Въ отвѣтъ на приглашеніе, передъ нимъ явился, начесанный, заспанный и босой Иванъ, почтительно ожидая приказанія своего барина.
-- Какова моя прическа, Ваня?
-- Оченно даже отличная.
-- Позови Дуньку.
-- Не велѣно пущать, проговорилъ, лукаво улыбаясь, Иванъ: барыня строго на строго наказала не ходить Дунькѣ въ вашу комнату. Какъ узнаютъ, не дай Богъ.
-- Молчать, дуракъ. Не велѣно?... А на конюшню хочешь, а? При словѣ "конюшня" Андрей Ивановичъ вспомнилъ, что вѣдь онъ либералъ, и поспѣшилъ пояснить роковое слово смягченнымъ "то есть": то есть, эка ты шутникъ, Иванушка, хе, хе, хе.... позови же ее. При послѣднихъ словахъ, дверь распахнулась -- и на порогѣ явилась Прасковья Ивановна, въ сопровожденіи дочери, довольно красивой брюнетки. Прасковья Ивановна была въ измятомъ чепцѣ и несла тарелку съ просфорой.
-- Что-о, Дуньку?... Безстыдникъ вы этакой, Андрей Ивановичъ, Бога-бы побоялись. Тутъ страстная недѣля, а онъ за Дунькой. Дочери-бы постыдились: вишь, какъ она, бѣдненькая, покраснѣла.
-- Fi, papa, проговорила Маша, стыдливо потупя взоръ.
-- Что!?? Ужъ ты пожалуста замолчи, не то я тебя твоимъ же оружіемъ: "права сердца", пискливо провизжалъ Андрей Ивановичъ, подражая голосу своей дочери.
Маша надула губки, и съ заученною небрежностью раскинулась въ креслахъ, поглядывая на живописно образовавшіяся складки своего платья.
Андрей Ивановичъ усѣлся пить чай, и вмѣстѣ съ тѣмъ, по заведенному обычаю, принялся завтракать. Онъ дожилъ до того счастливаго возраста, когда сердце вполнѣ подчиняется желудку: при видѣ жаренной индѣйки -- онъ забывалъ и жену, и дѣтей и всѣ свои тревоги. Прасковья Ивановна взглянула искоса на мужа: ей стало досадно, что онъ съ ножемъ въ рукахъ, и, можно сказать со страстію -- принялся ухаживать вокругъ индѣйки. "Что за несчастная я женщина! подумала она: не только что съ Дунькой, но даже съ индѣйкой должна я соперничать"! Прасковья Ивановна приготовилась уже разразиться обычною бранью,-- какъ вдругъ появился объѣздчикъ, привезшій вѣсть, что "ихъ п--ство прибудутъ завтра къ обѣду".
Поднялась бѣготня, суета; все стало готовиться къ торжественному пріему его п--ства. Андрею Ивановичу вздумалось блеснуть предъ своими, и онъ тотчасъ же заставилъ свою дочь, отличавшуюся красивымъ почеркомъ, писать приглашенія ко всѣмъ ближайшимъ сосѣдямъ.
-- Да смотрите же, Маша, не забудь пригласить и нашего молодого "сосѣда либерала". Терпѣть я его не могу, но онъ мнѣ необходимъ: во-первыхъ, онъ родственникъ его п--ства; а во-вторыхъ, сотрудникъ какихъ то журналовъ -- опасный человѣкъ.
Дверь растворилась -- и въ комнату вторично взошелъ объѣздчикъ. По въ этотъ разъ въ его физіономіи не было уже прежней торжественности. Онъ торопливо донесъ, что у почтовой дороги стоитъ валка чумаковъ, что она не хочетъ платить денегъ за выпасъ скота, что "бунтуются, дерется и побили на смерть прикащика".
Андрей Ивановичъ не вытерпѣлъ: "сѣдлать коня и взять топоръ. Живѣй"!
Минутъ десять спустя, Андрей Ивановичъ, съ людьми, уже мчался по направленію къ почтовой дорогѣ. Пріѣхавъ на мѣсто происшествія, онъ засталъ своего прикащика -- вовсе не мертвымъ, а перебранивающимся хроматическою бранью съ чумаками. Чумаки рѣшительно отказывались отъ платежа: такого упорнаго сопротивленія Андрей Ивановичъ никакъ отъ нихъ не ожидалъ. Схвативъ топоръ и подбѣжавъ къ одному изъ чумацкихъ возовъ, онъ принялся съ озартомъ рубить колеса. Но въ это же самое время, надъ самымъ его ухомъ раздался почтовый звонокъ: огромный дормезъ, шестирикомъ, промчался мимо, а изъ дормеза, улыбаясь, вѣжливо кланялись Андрею Ивановичу -- его п--ство и "сосѣдъ-либералъ".
Андрей Ивановичъ остолбенѣлъ.
Блѣдный, съ топоромъ въ рукахъ, посмотрѣлъ онъ вслѣдъ удалявшемуся дормезу. Надежда быть предводителемъ, а тамъ получить и орденъ -- рухнулась сама собою: его п--ство могъ убѣдиться теперь на яву, что Андрей Ивановичъ -- отсталый человѣкъ.-- "А все это вы, архибестіи, обратился онъ къ чумакамъ,-- каторжный вы народъ, грабители. Жилы тяните изъ тѣла. Вамъ бы головы рубить, а не колеса"! Андрей Ивановичъ посмотрѣлъ еще разъ въ даль.... Дормеза уже не было, а передъ нимъ растилась необозримая степь; легкія весеннія облака тихо плавали но голубому небу, бросая по степи подвижную тѣнь; теплый вѣтерокъ пробѣгалъ по верхушкамъ травы, нашептывая Андрей Ивановичу о давно быломъ и невозвратномъ времени. Чувство одиночества сжало его сердце: ему показалось, что онъ уже лишній человѣкъ на свѣтѣ, что его чуждаются новые люди; ему непонятны ни ихъ желанія, ни интересы; даже старые товарищи, вмѣсто прежняго радушнаго откровенія, сдѣлались какъ-то натянуты: они скрываютъ свои убѣжденія, свой образъ мыслей, и поютъ уже на иной, фальшивый тонъ. Андрею Ивановичу показалось тѣсно на свѣтѣ....
-- Я -- просто старая декорація въ новомъ представленіи.... нуль, ничто. Даже спокойно пообѣдать не дадутъ, -- обратился онъ снова къ чумакамъ. Чрезъ этихъ чертей нельзя будетъ даже въ глаза спокойно взглянуть; сосѣди, гости -- на смѣхъ подымутъ; его п--ство.... Ахъ вы архибестіи! Руби-жъ имъ колеса....
Утро. Въ помѣщичьемъ домѣ Андрея Ивановича Старожилова всѣ почивали мирнымъ сномъ; только камердинеръ пріѣхавшаго вчера генерала, да слуга Старожилова Иванъ -- не спали: они занимались чтеніемъ. Иванъ, подражая голосу мѣстнаго дьячка, читалъ изъ какой то старой засаленной книги, кожаной переплетъ который покоробился отъ времени и очень походилъ на покоробившееся лицо самаго чтеца, а камердинеръ, скрестивъ руки и важно разсѣвшись на стулѣ, какъ расписанный франтъ на вывѣски цирюльника -- внимательно слушалъ чтеца. Иванъ продолжалъ читать: "...а не-невѣрные и... и поганые турки ко-козлогласили, аріане-же нечестивые плясали какъ ско-скоморохи... и сіе же видѣхомъ... о томъ мы грѣшные ди-дивихомс..."
-- Пшш... тише! экъ разорался, произнесъ шопотомъ вошедшій на цыпочкахъ помѣщикъ Старожиловъ. "Ну что? обратился онъ къ камердинеру, ихъ п--ство почиваютъ"?
-- Почиваютъ-съ.
-- Пшш... послушай Иванушка, скажи ты дворнику, чтобы онъ непремѣнно убилъ сову: эта подлая птица мнѣ днемъ и ночью не даетъ покоя своими погребальными симфоніями... три года подъ окнами, ежедневно, смерть накликиваетъ... Какъ убьетъ, такъ сейчасъ-же прибить ее въ конюшнѣ надъ арабчикомъ: пусть домовой потѣшится. Да покрѣпче ее, бестію!... Скажи -- на водку получишь. Вчера дворникъ овечью шкуру на шапку просилъ -- и ту получитъ, какъ только убьетъ сову... Тутъ болѣзнь одолѣваетъ, исхудалъ такъ, что кажется солнце и луна сквозь ребра просвѣчиваютъ, а она, подлая, еще смерть призываетъ... Такъ, Иванушка, я боленъ, очень даже боленъ... таю какъ воскъ; здоровье мое -- какъ соломенка: отъ малѣйшаго дуновенія сломается. Всѣ полагаютъ, что я здоровъ, никто не вѣритъ моей болѣзни... ужъ сколько разъ я тебѣ твержу, что я боленъ, но и этого даже мало. Если мнѣ легче не станетъ,-- я напишу духовную.
-- О-о, охъ, Андрей Ивановичъ, простоналъ жалобно Иванъ.
-- Охать не можешь, а ты, Иванушка, приготовь мнѣ лучше позавтракать, да и самоваръ наставь. А что, попадьѣ лучше?
-- Ночью изволила Богу душу отдать.
-- Какъ? такъ она...
-- Умерли-съ.
-- Гмъ, гмъ... Можетъ быть, и я скоро за ней послѣдую, Иванушка... шутить нечего. А что, не правда ли, я сегодня блѣденъ, глаза мутны, губы посинѣли?
-- Точно такъ-съ, не прикажите ли малиноваго чаю приготовить?
-- Нѣтъ, Иванушка, лучше скорѣе позавтракать чего нибудь.
-- Слушаюсь-съ, произнесъ громко Иванъ.
-- Ш-ш-шь! прошепталъ Андрей Ивановичъ, подбирая полы халата и уходя на цыпочкахъ изъ лакейской.
Слуги переглянулись и улыбнулись.
-- Вотъ уже тридцатый годъ, какъ баринъ, мой ежеднево умираетъ, а здоровъ -- поди какъ: вола сшибетъ.
Андрей Ивановичъ отправился въ свой кабинетъ.
-- Никакъ не узнаешь, подумалъ онъ, что за птица его п--ство: нашъ или ихъ, -- обыкновенный, или современный человѣкъ? Вчера вѣдь онъ извинилъ мой поступокъ съ чумаками, говоря, что "это можетъ со всякимъ случится". Да и какая же въ самомъ дѣлѣ диковина, что я порубилъ колеса чумакамъ!... вѣдь за непослушаніе! было за что... И либералъ тоже самое сдѣлалъ бы на моемъ мѣстѣ: не изъ дерева же я?... А славная вещь быть предводителемъ. Прасковья Ивановна очень, очень обрадовалась бы. Гмъ, предводительша!... очень даже не дурно! А тамъ орденъ, красная лента на шеѣ: она очень мнѣ къ лицу, болѣе нежели сосѣду Галкину. Хотя онъ и либералъ, за то рожа дрянная, дамская, молочная, никакой важности, даже страху не внушаетъ: ну что онъ за предводитель!
Съѣхались сосѣди; большой обѣдъ. Прасковья Ивановна занимала его п--ство. Она красовалась въ новомъ чепцѣ, только что изъ картонки, и, къ ужасу дочери, забыла въ поспѣшности снять съ него пломбу и этикетку магазина съ цѣною 5 р. 75 коп.
-- Да, круто повернуло время! Отпѣть, какъ покойниковъ, хотѣло насъ молодое поколѣніе -- ну, да пока еще живемъ? проговорилъ его п--ство съ какою-то странною улыбкою.
"Сосѣдъ-либералъ" незамѣтно улыбнулся, а Андрей Ивановичъ подумалъ: "что это? не шутятъ ли ихъ п--ство? Вѣдь онъ, какъ кажется, человѣкъ нынѣшняго вѣка?"
-- Да-съ, какъ покойниковъ, торопливо повторилъ съ неловкой улыбкой Андрей Ивановичъ, привыкшій поддакивать старшему; живемъ, хотя съежились, но все-таки живемъ! И подумалъ: "ну что, въ самомъ дѣлѣ, если онъ пошутилъ?"
Андрею Ивановичу вдругъ сдѣлалось очень неловко.
-- Довольны ли вы вашимъ новымъ сосѣдомъ Воробьевымъ? Каковъ онъ? Проказникъ? спросилъ его п--ство.
-- Проказникъ-съ, ваше п--ство, повторилъ рѣшительно въ этотъ разъ Андрей Ивановичъ, твердо убѣжденный, что слово "проказникъ" сказано въ самомъ дурномъ смыслѣ: да притомъ, онъ, знаете, человѣкъ, неимѣющій никакого физическаго воображенія (Андрей Ивановичъ любилъ предъ старшими выражаться всегда высокимъ слогомъ).
-- Что это "планетный человѣкъ"? спросилъ его п--ство.
-- Это... знаете, ваше п--ство, дамскій человѣкъ.
-- Т. е. любитъ дамское общество.
-- Нѣтъ-съ: хозяйственную часть не понимаетъ...
Прасковья Ивановна мигнула мужу подкрашенными бровями, чтобъ онъ замолчалъ, при чемъ на чепцѣ расшаталась пломба, какъ маятникъ, но Андрей Ивановичъ не замѣчалъ ничего: все его вниманіе было сосредоточено на его п--ствѣ и на мысли -- унизить въ глазахъ его Воробьева, самаго опаснаго соперника на выборахъ. Андрей Ивановичъ не разставался еще съ надеждою быть предводителемъ.
-- Гмъ, такъ вотъ онъ каковъ! и его п--ство засмѣялся.
-- Да-съ; притомъ онъ, знаете (и Андрей Ивановичъ понизилъ голосъ), -- нигилистъ... атеистъ чистѣйшей воды; заговоритъ -- хоть святыхъ выноси! Иногда въ обществѣ подведетъ такія вакаціи, что не только дамамъ, но и всякому благовоспитаному дворянину очень неприлично слушать. Какъ пріѣдетъ ко мнѣ, -- то у меня дочь не смѣй выходить. Нравственность, знаете, можетъ пострадать.
-- Такъ вы его не принимаете у себя?
-- Нѣтъ-съ, ваше п--ство, не приличенъ-съ.
-- Жаль. А я надѣялся повидаться съ нимъ у васъ: онъ мой родной племянникъ.
Настала очень непріятная пауза. У окна послышался пронзительный крикъ совы; затѣмъ раздался выстрѣлъ... и вскорѣ, съ ружьемъ и съ совою въ рукахъ показался у дверей дворникъ.
-- Убилъ-съ.
-- Бобра! добавилъ Андрей Ивановичъ, избѣгая грознаго взгляда Прасковьи Ивановны.
Вечеромъ, послѣ отъѣзда его п--ства, Андрей Ивановичъ, ходя по кабинету съ сосѣдомъ Ивашкиннымъ, горько жаловался на свой промахъ. "Ну зналъ бы я напередъ, что его п--ство уже смѣненъ и навсегда оставляетъ нашъ край, то я, говоря съ нимъ, нечувствовалъ-бы этакого страха... А что, узнали ли вы, каковъ его намѣстникъ"?
-- Не изъ нашихъ либералъ-съ.
-- Тьфу! Тоже изъ передовыхъ?
-- Передовой, Андрей Ивановичъ: другихъ обходили чинами -- его никогда.