От издательства

Имена простых русских людей Ефима Алексеевича и Мирона Ефимовича Черепановых, благодаря исследованиям советских историков, заняли выдающееся место в историк техники, в истории развития нашего отечественного машиностроения.

В первой половине XIX в., в глухую пору крепостничества, талантливые крепостные изобретатели-механики Черепановы создали на Урале, на Нижне-Тагильских заводах Демидовых, одно из первых в России и крупное для того времени «механическое заведение», ставшее центром передовой технической мысли. Здесь Черепановы строили оригинальные заводские и рудничные машины, создавали станки и машины для производства машин. Самым замечательным делом Черепановых было изобретение одного из первых в мире паровозов, строительство двух первых русских паровозов, создание первой железной дороги в России с паровой тягой.

После великих русских изобретателей И. И. Ползунова — творца первой в мире универсальной паровой машины для заводских нужд — и К. Д. Фролова, создавшего целую рудничную систему машин, приводившихся в действие центральным двигателем, Е. А. и М. Е. Черепановы обогатили теорию и практику отечественного машиностроения наиболее смелыми техническими решениями.

Черепановы продолжили и развили почин в создании машинной техники И. И. Ползунова и К. Д. Фролова, опиравшихся в своем творчестве на прогрессивные технические идеи великого корифея русской науки М. В. Ломоносова. Они продолжали и талантливо развили также инициативу выдающихся русских техников — первых строителей железных дорог — А. С. Ярцова, устроившего чугунную рельсовую дорогу на Александровском артиллерийском заводе в Петрозаводске в 1788 г., и П. К. Фролова (сына К. Д. Фролова), построившего конную чугунную рельсовую дорогу на Алтае в 1806—10 гг.

Простые русские люди Е. А. и М. Е. Черепановы так же, как родоначальник новой техники крестьянский сын М. В. Ломоносов, зачинатели машинной техники — солдатский сын И. И. Ползунов и сын заводского мастерового К. Д. Фролов, творя в стране, придавленной самодержавно-крепостническим строем, руководились в своем техническом творчестве стремлением облегчить тяжелый труд крепостных людей и умножить славу отечественной промышленности. Эти мысли и чувства были запечатлены в следующих словах Е. А. Черепанова в письме заводчику Демидову: «…Полезные устройства, облегчая силы трудящихся, вместе обращают внимание на себя соседственных заводчиков и увеличивают славу заводов»^[1].

Выдающиеся технические открытия и изобретения Е. А. и М. Е. Черепановых не получили широкого распространения в крепостнической России. Крепостной строй тормозил внедрение машинной техники в производство.

Паровозы Черепановых, их машины и другие заводские механизмы не вышли за пределы вотчины Демидовых — Нижне-Тагильских заводов. Правящие классы и заводчики-крепостники, раболепствуя перед иностранщиной и поощряя зарубежные технические новшества, игнорировали отечественные изобретения. Не было также оценено замечательное творчество Черепановых позднее промышленными кругами капиталистической России. Более того: имена талантливых изобретателей с течением десятилетий были утрачены. Их открыла лишь после Великой Октябрьской социалистической революции советская наука.

Историкам отечественной техники удалось восстановить основные этапы самоотверженного технического труда Е. А. и М. Е. Черепановых. Имена изобретателей и строителей первых русских паровозов и других оригинальных машин пользуются теперь громадной популярностью в массах трудящихся.

Техническая деятельность Е. А. и М. Е. Черепановых освещена в общих трудах по истории техники, в многочисленных журнальных и газетных статьях, в художественных произведениях. Однако, для целостного освещения творчества Черепановых, их крупнейшего вклада в технику сделано далеко не все. Материалы о жизни и деятельности выдающихся изобретателей систематизированы недостаточно. Многие архивные документы пока не найдены. Не создана еще обстоятельная монография о Черепановых.

Предлагаемая вниманию читателей брошюра инж. Ф. И. Бойко, написанная, главным образом, на основе документов Нижне-Тагильского и Свердловского государственных архивов и историко-литературных источников, в известной мере, дополняет опубликованные ранее работы о Черепановых. Некоторые документы вводятся автором в оборот впервые и вскрывают новые моменты в техническом творчестве замечательных русских изобретателей.

Пожелания и замечания по содержанию брошюры издательство просит направлять по адресу: Свердловск, ул. Карла Либкнехта, д. 23, Урало-Сибирскому отделению Машгиза.

Технико-экономическое развитие России в первой половине XIX в.

ворческая деятельность знаменитых русских механиков Е. А. и М. Е. Черепановых совпадает с первой половиной XIX в.

В первой половине XIX столетия Россия была отсталой крепостнической страной. В это время в России преобладало крепостное хозяйство дворян-помещиков; заводов и фабрик было очень мало. Но в технико-экономическом развитии России этот период характеризуется новыми явлениями. В недрах крепостного хозяйства развивались новые, прогрессивные для того времени капиталистические отношения, зародившиеся еще в XVIII в. Старое крепостное хозяйство разлагалось.

Все отрасли хозяйства страны все более охватывались товарно-денежными отношениями. Рост внутреннего рынка, развитие внешней торговли, все усиливавшееся применение вольнонаемного труда в отдельных отраслях промышленности, переход передовых отраслей производства к новой технике, увеличение промышленного населения — эти и другие предвестники разложения крепостного хозяйства ощущались с каждым новым десятилетием все сильнее. Крепостное право, стоявшее на пути роста капиталистических отношений, усиленно подпиравшееся реакционным самодержавием, тормозя их развитие, не могло, однако, приостановить распада старого хозяйственного строя и к середине XIX в. этот строй переживал уже острый кризис.

Важным показателем развития новых, капиталистических отношений было введение машин. Машинами на более широкой основе обзаводились молодые отрасли русской промышленности — хлопчатобумажная, суконная и другие, применявшие вольнонаемный труд. Быстрое внедрение машин в этих отраслях промышленности пошло со второй четверти XIX столетия. С 30-х гг. все чаще стали применяться паровые двигатели. Подавляющее большинство машин выписывалось из-за границы, но и в России начали возникать предприятия для производства машин — машиностроительные заводы.

Введение машин знаменовало собой превращение капиталистической мануфактуры в капиталистическую фабрику — начало технико-экономического переворота в русской промышленности.

Полную противоположность молодым отраслям промышленности представляла горнозаводская промышленность, сосредоточенная, главным образом, на Урале. Основанная на принудительном труде крепостных людей, русская металлургия сильно отставала в своем развитии. «В основе „организации труда“ на Урале, — указывал В. И. Ленин, — издавна лежало крепостное право»^[2]. Это было главной причиной застоя уральской промышленности, начавшегося в первой четверти XIX в.

«Во времена оны, — писал В. И. Ленин, — крепостное право служило основой высшего процветания Урала и господства его не только в России, но отчасти и в Европе… Но то же самое крепостное право, которое помогло Уралу подняться так высоко в эпоху зачаточного развития европейского капитализма, послужило причиной упадка Урала в эпоху расцвета капитализма»^[3].

Если к концу XVIII в. Урал был крупнейшим не только в России, но и во всем мире районом производства чугуна и железа и занимал основное место в вывозе металла на зарубежные рынки, то уже в первой трети XIX в. он стал утрачивать свое значение. Производство и экспорт черных металлов начали падать. В 20-х годах XIX столетия чугуна выплавлялось меньше, чем в начале века. По подсчетам В. И. Ленина, Россия производила чугуна «…в 1806 г. — 12 млн. пуд., в 30-х годах — 9—11 млн. пуд., в 40-х годах — 11–13 млн. пуд., в 50-х гг. — 12–16 млн. пуд.»^[4]

Экспорт железа составлял, как указывал В. И. Ленин, — «…в 1782 г. ок. 3,8 млн. пуд., в 1800–1815 гг. — 2–1 млн. пуд., в 1815–1838 гг. — ок. 1 1/3 млн. пуд.»^[5].

Одной из причин застоя горнометаллургической промышленности была отсталая техника производства. Большинство казенных и частных чугуноплавильных и железоделательных заводов было построено и оборудовано в XVIII в. и почти не обновлялось. На заводах по-прежнему господствовал старый кричный способ производства железа.

Доменное производство основывалось на холодном дутье. Основой заводской энергетики оставалось водяное колесо. Машины насчитывались единицами.

Внедрение новой техники тормозилось крепостнической организацией труда на заводах. Казна и крепостники-горнозаводчики предпочитали введению машин и технических усовершенствований жестокую эксплуатацию подневольного труда крепостных людей и хищническое использование рудных и лесных богатств.

Однако и в этих условиях новая техника в виде, главным образом, изобретений представителей передовой русской технической мысли — новых заводских механизмов, машин и устройств — прокладывала себе путь и на предприятия горнозаводской промышленности и особенно там, где это вызывалось неотложными потребностями производства или где технические новшества сулили большие прибыли заводовладельцам.

Петербургский машиностроительный завод Берда, созданный на исходе XVIII в., изготовил в первой четверти XIX столетия до 130 заводских машин. Рудничные и заводские машины строили Александровский механический завод в Петербурге, Костромской завод Шиповых, Калужские заводы Мальцевых, Екатеринбургская механическая фабрика и другие первые русские машиностроительные предприятия, возникшие в первой половине XIX в.

Большой вклад в строительство машин для заводов и рудников внесли талантливые уральские и сибирские механики, мастера-умельцы.

Отличные паровые машины строил в 1793 г. на Нерчинских заводах барнаулец М. С. Лаулин.

В 1799 г. заводскими мастерами была построена первая паровая машина на Урале, на Гумешевском руднике.

В 1806–1807 гг. на Алтае барнаулец П. М. Залесов создал модель первой русской паровой турбины.

Между 1810–1818 гг. талантливый сибирский паротехник С. В. Литвинов разработал проект самой экономичной в мире паросиловой установки, сооружал машины на Колывано-Воскресенских и Нерчинских заводах.

В 1810 г. барнаулец Н. Г. Смирнов построил паровую машину в военном арсенале Петербурга.

Оригинальные машины для полировки снарядов создали в период Отечественной войны 1812 г. мастера на Кушвинском, Бисертском, Каслинском, Кыштымском, Верх-Исетском, Шайтанском, Сысертском, Ревдинском и других заводах Урала.

В 1814 г. была построена паровая машина на заводах Лазаревых.

Успешно строил на Верх-Исетских заводах машины собственной конструкции в 1815–1817 гг. техник А. Вяткин.

В 1817–1821 гг. механиками В. Чистяковым, Г. Шестаковым, Н. Беспаловым, Д. Вишняковым, П. и К. Казанцевыми на Пожвинском заводе был построен первый русский пароход с железной трубой.

В 1833 г. в Петербурге демонстрировалась доставленная с Урала машина высокого давления в 47 л. с., построенная на Пожвинском заводе мастером М. Назукиным.

В период с 1807 по 1849 г. развернулось многообразное техническое творчество талантливых уральских механиков-машиностроителей Е. А. и М. Е. Черепановых, создавших одно из первых и самых крупных в то время в России «механических заведений», сооружавших оригинальные машины и станки, построивших первую в стране рельсовую дорогу с паровой тягой, закрепивших за Россией место родины одного из первых паровозов в мире.

Нижне-Тагильский горный округ, где жили и творили Черепановы, был одним из самых крупных горнозаводских округов Урала. Центр округа — Нижне-Тагильский завод, основанный в 1725 г., по уровню технического оснащения считался в то время одним из лучших частных заводов Урала.

Нижне-Тагильские заводы принадлежали на правах посессии Демидовым. Владельцем заводов в первой трети XIX в. был правнук Никиты Антуфьева-Демидова — Николай Демидов.

В начале второй четверти XIX столетия в Нижне-Тагильский горный округ входили девять заводов: Нижне-Тагильский, Выйский, Висимо-Уткинский, Висимо-Шайтанский, Верхне-Лайский, Нижне-Лайский, Верхне-Салдинский, Нижне-Салдинский и Черноисточинский^[6].

В округе насчитывалось пять железных рудников, один медный, три золотых и один серебряный; кроме того, в восточной части округа было много золото-платиновых приисков. Главнейшим железным рудником был Высокогорский, находившийся на юго-западном склоне горы Высокой, близ Нижне-Тагильского заводского поселка. Кроме Высокогорского рудника разрабатывались еще четыре железных рудника: Жеребцовский, Лебяжинский, Салдинский и Журавлевский^[7].

Нижне-Тагильский завод выплавлял чугун и медь, выделывал полосовое, сортовое и листовое железо, жесть, листовую медь, латунь, изготовлял паровые и другие машины и занимался отливкой различных вещей из чугуна^[8].

В 3 км от Нижне-Тагильского завода находился Выйский медеплавильный завод, построенный в 1721 г. После 1814 г., когда был открыт у подножия Высокой горы Медно-Рудянский рудник^[9], Демидов построил на Выйском и Нижне-Тагильском заводах еще две медеплавильные печи. Выйский и Нижне-Тагильский заводы стали в округе основными центрами по выплавке меди^[10].

Хотя Нижне-Тагильские заводы были технически оборудованы лучше других частных заводов, основой их производства был тяжелый ручной труд. К заводам еще в XVIII в. были приписаны тысячи крепостных крестьян окрестных и дальних деревень. Кроме того, Демидовы по праву дворянства покупали в центральных губерниях и переселяли на заводы много помещичьих крестьян. К первой четверти XIX в. за Нижне-Тагильскими заводами числилось более 20 тыс. «непременных работников» и мастеровых, работавших на положении «вечноотданных» владельцу.

Положение «работных людей» Нижне-Тагильских заводов характеризовалось жестокими формами эксплуатации. Время работы на производстве, использование труда женщин и детей, санитарные условия всецело зависели от произвола владельцев и их приказчиков. Рабочий день продолжался 14–16 и более часов, на тяжелые рудничные и заводские работы посылались женщины и дети. «Работные люди» находились в полной власти заводских приказчиков и за малейшую провинность подвергались телесным наказаниям.

Жестокие порядки, тяжелые условия труда крепостных людей на демидовских заводах нашли отражение в художественной литературе, в частности в романах бытописателя Урала Д. Н. Мамина-Сибиряка «Горное гнездо» и других. Наиболее жестокими формами эксплуатаций отличался труд в рудниках, или, как их называли раньше, «в горе». «Работа „в горе“, на глубине восьмидесяти сажен, — писал Д. Н. Мамин, — по всей справедливости, может назваться каторжной, чем она и была в крепостное время… Самый сильный человек „израбатывается“ под землей в десять-двенадцать лет, так что поступает на содержание к своим детям в 35 лет»^[11].

Е. А. и М. Е. Черепановым, которые, будучи крепостными Демидовых, сами испытывали всю тяжесть подневольного труда, были особенно близки и понятны страдания закрепощенного трудового народа.

Неустанно улучшая производство, создавая новые заводские механизмы, сооружая самые совершенные для своего времени машины, Черепановы стремились облегчить тяжелую долю простых «работных людей». Предлагая заводовладельцам то или иное техническое новшество, они прежде всего имели в виду облегчение условий труда заводских тружеников. Е. А. Черепанов считал, что «полезные устройства» облегчают силы трудящихся^[12]. Эти патриотические, освободительные идеи пронизывают все сорокалетнее техническое творчество Черепановых, их самоотверженный труд на благо родины.

Начало творческой деятельности Черепановых

ерепановы вышли из той среды заводских крепостных людей, о которой Д. Н. Мамин-Сибиряк писал, что она выработала особый «тип тагильского мастерового», который сложился «рядом поколений, прошедших через огненную работу».

Отец Ефима Алексеевича Черепанова, Алексей Петрович числился по документам крепостным крестьянином поселка Выи. В Вые Алексей Петрович неотлучно прожил всю свою жизнь (1747–1829 гг.)^[13]. Он работал на Выйском заводе Демидовых, имел большую семью и жил в постоянной нужде. Кроме жены, Марии Семеновны, на его попечении было пять незамужних сестер. Когда Алексею Петровичу исполнилось 27 лет, появились дети. Первым родился в 1774 г. сын Ефим. Через четыре года родилась дочь Мария, а еще через восемь лет — сын Алексей.

Документов о жизни и деятельности Ефима Алексеевича Черепанова в молодые годы, к сожалению, до настоящего времени найдено очень мало. В архивных материалах имя Е. А. Черепанова появляется только в 1800 г., когда он поступил на работу в Выйский завод.

В 1806 г. Ефим Алексеевич вместе с младшим братом Алексеем значились «работниками» Выйского завода. В том же 1806 г. Ефим Алексеевич был назначен на должность «плотинного ученика», а в 1807 г., в молодом возрасте, мы видим его уже в должности плотинного мастера Выйского завода.

Должность плотинного мастера считалась тогда на заводах Урала ответственной. На эту должность назначались мастеровые, обладающие большим производственным опытом, отличавшиеся хорошим знанием заводского хозяйства, техническими наклонностями. Обязанностью плотинного мастера Е. А. Черепанова была постройка плотин, сооружение заводских механизмов и наблюдение за их работой. Заводская контора, характеризуя в 1811 г. работу «плотинного» Черепанова, аттестовала его: «хорош и способен».

Своей технической сметливостью, знанием производства, трудолюбием Е. А. Черепанов обратил на себя внимание управителей, и заводовладельцы все чаще стали прибегать к помощи Черепанова при решении сложных производственных вопросов.

Летом 1813 г. управляющий Нижне-Тагильскими заводами Данилов был вызван Демидовым в Московскую заводскую контору. Отправляясь в Москву, Данилов взял с собой Е. А. Черепанова. Здесь Ефим Алексеевич участвовал в работе разных комиссий, образованных Демидовым для решения заводских дел. В ноябре Нижне-Тагильская заводская контора получила от Демидова письмо, в котором он писал: «Привезенный вами из заводов и вами рекомендованный известный Черепанов найден мною по пребывании его со мной в Москве и употреблении его в разные комиссии человеком честным, усердным и расторопным; рекомендую вам его употреблять, этот человек кажется может пользу принести».

Вскоре заводская контора поручила Е. А. Черепанову ответственное дело. Для получения технических товаров, прибывших в Архангельский порт, была снаряжена комиссия из «простых служителей». Руководителем ее решили послать Е. А. Черепанова. 31 декабря 1813 г. управляющий заводами доносил Демидову, что «осмелился избрать Черепанова», как «служителя», известного «во всесторонней расторопности».

Владелец Нижне-Тагильских заводов Николай Никитич Демидов, живя за границей, оценивая громадные выгоды, которые может дать введение паровых машин на производстве, еще летом 1811 г. предложил управляющему заводами Данилову в виде опыта «сделать маленькую паровую машину». Но Данилов не согласился, ссылаясь на отсутствие каменного угля, на то, что «паровая машина не может привести в действие кричных молотов» и что поручить постройку машины якобы некому. Больше же всего Данилова пугали возможные убытки. «А когда не получим успеху, — писал он Демидову, — натурально с тем вместе потеряем материалы и время рабочих людей».

Вопрос о постройке паровых машин вновь встал в июне 1814 г., после встречи Демидова с Е. А. Черепановым в 1813 г. в Москве. В разговоре с Ефимом Алексеевичем Демидов узнал, что у Черепанова уже имеется план постройки паровой машины. Е. А. Черепанов и нижне-тагильский механик Александр Любимов заявили Демидову, что берутся построить эту машину.

Но Данилов снова заупрямился. На запрос Демидова он отвечал: «О постройке к медному руднику паровой машины мы уже думаем, но это суть предмет великой важности, требующий продолжительного размышления и тончайшей всесторонности. Не довольно быть механику в постройке паровой машины, надобно, чтобы он был хороший математик, физик и гидравлик. Следовательно невозможно положитца на А. Любимова с Черепановым, но и ни на кого, который бы опытом не доказал непременно здесь в Сибири (тогда Урал называли Сибирью — Ф. Б. ) своего-искусства, а аттестаты и словесное уверение дело пустое».

В то время паровые машины пытались строить иностранные мастера, служившие на уральских заводах. Были такие мастера и на Нижне-Тагильских заводах. Однако все попытки иностранцев кончались неудачей. Так, например, в 1810 г. на Нижне-Тагильских заводах работал в качестве механика англичанин Брайс, который ничего не сумел сделать и «после продолжительного бездействия, — неожиданно собравшись…уехал, не сказав никому прежде о своем отъезде». Данилов писал Демидову: «в здешнем крае множество перебывало ученых иностранцев, кои по сим устройствам большею частью наводили вред и убытки казенным и партикулярным заводам».

Данилов ссылался также на большую стоимость постройки паровой машины и предупреждал Демидова, «что при малейшей ошибке или порче в один час может затопить рудники и тем лишить добычи руд на должайшее время».

Хотя Н. Демидова и привлекали большие выгоды, которые могла дать паровая машина, но и на этот раз он согласился с доводами своего управляющего. «Вы, — отвечал он Данилову, — очень умно судите о паровой машине — постройка оной действительно не безделица и сопряжена с большими издержками, а потому и надо взять всякие предосторожности, дабы не ошибиться в выборе человека к постройке оной, чтобы не полетели время и деньги».

Вопрос о постройке паровой машины, таким образом, пока отпал. Е. А. Черепанову пришлось отложить на время осуществление своей идеи.

Вместо паровой машины контора Нижне-Тагильских заводов решила строить на Медно-Рудянском руднике конную водоподъёмную машину. Строительство машины было поручено Е. А. Черепанову. Ефим Алексеевич, имея уже опыт постройки таких водоподъёмников, решил строить новую машину из металла, «во избежание частых остановок и починок, сопряженных с деревянною», и надеялся закончить постройку к началу июля 1814 г. Но машина была построена только в конце года. В строительство машины был вложен громадный труд, потребовавший много уменья, времени и сил (фиг. 1).

Фиг. 1. План конной водоподъемной машины, построенной Е. А. Черепановым на Медно-Рудянском руднике.

Н. Демидов, вращавшийся в зарубежных промышленных кругах, не упускал случая и возможности похвалиться своими заводами, показать, что у него все не так, как у других горнозаводчиков. Раболепствуя перед иностранной техникой, он хотел блеснуть тем, что и его заводы могут перенимать заграничные образцы.

В 1821 г. по приказу Демидова самые способные заводские ученики и лучшие мастера, и в их числе Е. А. Черепанов, были отправлены за границу, в Англию, для ознакомления с зарубежным опытом.

Ефиму Алексеевичу было наказано изучить в Англии водоотливные «огневые машины» Ньюкомена. Но эта поездка ничего нового Черепанову дать не могла и не дала. За несколько лет до поездки он имел свой проект создания паровой машины. Английского языка Е. А. Черепанов не знал. Ему удалось осмотреть лишь внешний вид английских машин. Не получив представления о их внутреннем устройстве, он не мог извлечь для себя ничего полезного из иноземного опыта. Поэтому, чтобы не терять понапрасну времени, Е. А. Черепанов скоро вернулся на родину. По возвращении в Нижний Тагил, Ефим Алексеевич вновь обратился к обязанностям «плотинного мастера». В феврале 1822 г. он, чтобы иметь «способы показать врожденные таланты», был назначен «прикащиком в главную заводскую контору».

Будучи давно убежден, что водяное колесо перестало удовлетворять нужды растущего заводского производства, Е. А. Черепанов приступил к осуществлению своей идеи сооружения паровой машины. В свободное от работы время он создавал небольшую «практическую модель паровой машины силою против четырех лошадей», надеясь вначале приспособить ее для вращения жерновов мукомольной мельницы, которую начали строить под его руководством.

Идея постройки паровой машины могла возникнуть у Е. А. Черепанова под влиянием чтения технической литературы. Нижне-Тагильская заводская контора получала в то время из Петербурга журналы и технические книги. Кроме того, Ефим Алексеевич не мог, конечно, не знать о паровой машине, построенной в 1766 г. И. И. Ползуновым на Алтае, не мог он не знать также о паровых машинах, построенных на Гумешевском руднике, на В.-Исетском и других заводах. В 1814 г. в Нижний Тагил приезжали заводчики Лазарев и Всеволжский, которые рассказывали, что на их заводах «строится паровая машина новейшей конструкции». Управляющий Нижне-Тагильскими заводами Данилов ездил на заводы Лазарева и Всеволжского, чтобы осмотреть эту машину. Об устройстве ее Е. А. Черепанов мог узнать со слов Данилова, но, возможно, что и сам видел лазаревскую машину.

Е. А. Черепанов строил свою паровую машину три года. Она была готова в 1824 г. и приспособлена к мукомольной мельнице. В 1825 г. Нижне-Тагильская контора сообщала владельцу: «Паровая машина действует довольно успешно и в каждые сутки на обоих поставах может перемолоть не менее 90 пудов ржи».

Машина была построена целиком из местных материалов и заводу обошлась очень дешево— 1076 руб. 80 коп. Демидов признал, что на строительство её «кошт выходит самый незначущий». Одновременно с машиной Е. А. Черепанов построил углеобжигательную печь.

Постройка паровой машины была выдающимся событием для Нижне-Тагильских заводов. В честь строителя Е. А. Черепанова была отлита из серебра ваза, украшенная затейливым орнаментом и турмалинами^[14]. На вазе выгравировали надпись:

«Ефиму Алексеевичу Черепанову. Устроение первой паровой машины на рудниках и заводах Нижне-Тагильских 1824 года» (фиг. 2).

Фиг. 2. Серебряная ваза, украшенная орнаментом и турмалинами, отлитая в честь Е. А. Черепанова. На вазе надпись: «Ефиму Алексеевичу Черепанову. Устроение первой паровой машины на рудниках и заводах Нижне-Тагильских 1824-го года».

Управляющий заводами и приказчики, похвалив искусство Е. А. Черепанова, вскоре признали, однако, машину невыгодной и велели от мельницы «отставить». Они написали хозяину в Петербург, что, когда мельница действует водой, занят только один мельник на постав, а для паровой машины надо, кроме машиниста, занимать людей на рубке и на возке дров. Эти доводы подействовали на Демидова. Демидов стал сомневаться в выгодности паровых машин вообще. Приказчики писали: «Вновь строить такие машины контора необходимости не предвидит», и Демидов согласился с ними.

Позднее Нижне-Тагильская контора в отчете записала: «Первая паровая машина здесь построена была в виде опыта искусства заводского механика Черепанова при Выйском заводе в 1824 году, которая не надолго была употреблена при мукомольной мельнице».

В 1831 г. машину перенесли в «механическое заведение», где она в течение пяти лет приводила в действие станки, а в 1836 г. ее передали на платиновый прииск.

В год окончания постройки и пуска машины над Нижне-Тагильскими заводами нависла угроза закрытия медного рудника, богатейшего не только во всей России, но и в Европе. В 1824 г. медный рудник дал 661,5 г меди. Добычу меди можно было значительно увеличить путем расширения и углубления разработок, но мешала вода, заливавшая рудник.

Три конных насоса не могли справиться с притоком подземных вод, хотя на машинах непрерывно посменно работали 216 лошадей и 145 погонщиков и конюхов. Содержание трех конных машин обходилось заводам более 63 тыс. руб. в год. Кроме того, от тяжелой работы каждый год выходило из строя 60 лошадей^[15].

Вода, подмывая породу, разрушала крепь. Каждый день можно было ожидать обвала.

Закрытие рудника грозило заводам ежегодным полуторамиллионным убытком. Демидов решил заняться усовершенствованием водоотливных машин. В этом случае он также полагался на заграничные образцы. «Для посмотрения машин, коими вытягивается вода из медных рудников», вместе с управляющим заводами Любимовым были отправлены в Швецию лучшие тагильские мастера: Е. А. Черепанов, надзиратель слесарного производства Степан Козопасов, уставщик кричного дела Савва Желваков и сын Е. А. Черепанова — Мирон Ефимович.

Мирон Ефимович Черепанов родился в 1803 г.(фиг. 3).

Фиг. 3. Ревизская сказка 1834 г. с данными о Е. А. Черепанове и М. Е. Черепанове.

Как все дети крепостных, он очень рано, с 12 лет, начал работать. В школе он не учился; грамоте его научил отец и, как видно, научил хорошо, так как Мирон Ефимович сразу поступил на должность писца в контору Выйского завода.

Проработав писцом четыре года и ознакомившись с производством завода, с чертежами разных машин, Мирон Ефимович стал просить заводское начальство о переводе на производство. В 1819 г. его назначили на работу «по строительной части». Работал он, как и отец, хорошо и уже в 1820 г., как видно из конторской записи, получил 75 рублей «наградных».

Когда Ефим Алексеевич начал строить свою первую паровую машину, Мирон Ефимович горячо помогал отцу в составлении чертежей и в строительстве машины.

Демидов считал, что Мирон Ефимович «имеет большую наклонность к познанию устройств заводских» и что «со временем может исправлять должность отца своего, которая требует большой опытности и познания в заводских устройствах». Посылая М. Е. Черепанова в Швецию, Демидов руководствовался соображениями личной выгоды. «Практика его сыну (Е. А. Черепанова — Ф. Б. ) нужна очень, — указывал он, — как собственно для него, равно и для моих польз». Посланцы пробыли в Швеции три месяца и возвратились в Нижний Тагил в сентябре 1825 г.

На Нижне-Тагильских заводах в это время была заведена новая должность — механика или «прикащика механических заведений». На эту должность был назначен Ефим Алексеевич Черепанов, а Мирона Ефимовича назначили плотинным мастером на Выю.

Вместе с новым назначением Ефим Алексеевич был зачислен в «штат служащих», что считалось большой честью. До этого он, согласно записи в послужном списке, числился в «рабочем классе».

Служащие завода освобождались от физической работы, получали от конторы жалование и провиант. Для детей служащих на Вые содержалось мужское заводское училище, в которое мальчик из «рабочего класса» мог быть принят только в том случае, если «отец его окажет какую-нибудь услугу, приносящую пользу хозяевам»^[16]. Из школьников готовили будущих усердных служащих Демидова.

Исключение из «штата служащих» производилось с позором особым приказом конторы и объявлялось на всех девяти заводах Нижне-Тагильского горного округа. Так, например, был исключен из числа служащих приемщик древесного угля Скороходов «за небрежение выгоды господ хозяев». Его представили заводскому исправнику «для оштрафования».

Зачисление Е. А. Черепанова в приказчики означало, что хозяин ждал от него немаловажных услуг.

«Механическое заведение» Черепановых. Строительство паровых машин

а территории Выйского завода вместе с медеплавильными и другими печами находилась в особом двухэтажном корпусе механическая фабрика или, как её тогда называли, «механическое заведение» Черепановых. Здесь много лет под наблюдением Е. А. Черепанова изготовлялись разные заводские машины, механизмы и приспособления для демидовских и других заводов Урала (фиг. 4).

Фиг. 4. План и фасад корпусов «механического заведения» Черепановых и кузницы Выйского завода.

Выйская механическая фабрика имела четыре отделения: два токарных, сверлильное и столярное. Сначала в отделениях станков было мало, но Черепановы, создавая машины для производства машин, из года в год пополняли ее оборудование и к 1837 г. в механической фабрике уже было: шесть токарных (фиг. 5), один зуборезный, три сверлильных и три винторезных станка (фиг. 6) и шесть подъемных воротков. В 1840 г. в механической фабрике, кроме этого оборудования, работали два гвоздарных станка (фиг. 7), продольно-строгальный (фиг. 8) и паровая машина в 10 л. с., приводившая в действие все механизмы фабрики.

Фиг. 5. Один из токарных станков Выйского «механического заведения» Черепановых: вверху — фасад, внизу — план.

Фиг. 6. Винторезный станок Выйского «механического заведения» Черепановых: вверху — «концевой вид», внизу — план.

Фиг. 7. Гвоздарный станок Выйского «механического заведения» Черепановых: вверху — план, внизу — «концевой вид».

Фиг. 8. Продольнострогальный станок Выйского «механического заведения» Черепановых.

В 1837 г. в Выйском «механическом заведении» работали 85 человек, в кузнице — 4 и в слесарной 1, но, когда производилась «отковка и отливка разной принадлежности к машинам», число кузнецов доходило до 18, а слесарей до 43 человек.

Ефим Алексеевич был строг и взыскателен к подчиненным мастеровым, но и сам работал наравне с ними.

Своим отношением к труду, к мастеровым он резко отличался от большинства тех демидовских служащих, которые с перечислением в штат быстро усваивали барские повадки.

«Механическое заведение» Черепановых обслуживало всю группу Нижне-Тагильских заводов и заслуженно может быть названо центром передовой технической мысли того времени. Здесь создавались паровые машины, части паровозов Черепановых, самые разнообразные заводские механизмы, металлообрабатывающие станки: токарные, строгальные, сверлильные, винторезные, штамповальные и другие.

Изделия, выходившие из «механического заведения» Черепановых, а также изготовленные под наблюдением их в других местах, отличались добротностью, точностью и долговечностью в работе. Недаром на Вые и на других демидовских заводах мастеровые с гордостью говорили — «Черепановские инструменты» или «Черепановская работа».

Другая механическая фабрика была построена на Нижне-Тагильском заводе. Все оборудование этой фабрики изготовлялось под руководством Черепановых.

Руководя механическими заведениями, Черепановы утверждали все проекты и чертежи, а также самые работы по устройству плотин, водяных ларей, паровых машин, воздуходувных установок, кричных молотов, прокатных станов, лесопильных мельниц и других заводских устройств.

В 1846 г. «Горный журнал» «между множеством замечательных предметов в Нижне-Тагильском заводе» упоминал «о не слишком обширном, но весьма хорошем механическом заведении, с прекрасными станками», в котором изготовлялись «частично по заказам паровые и другие машины…»^[17].

Одной из первых крупных работ, проведенных Черепановыми в Выйском механическом заведении, было строительство паровой машины значительной мощности для откачивания воды из шахт медного рудника.

К сооружению этой машины Черепановы приступили в начале 1826 г. Демидов приказал Нижне-Тагильской заводской конторе допустить к постройке водоотливных машин отца и сына Черепановых и Козопасова, «дав им все нужные на то способы».

Поводом к этому послужил неожиданно вспыхнувший пожар на двух конных водоподъемных машинах («погонах»). Пожаром были уничтожены машина, колесо, вал; в шахте обгорели бревна крепления.

Сооружение паровой машины не было для Черепановых новым делом, — они, как указывалось выше, сумели построить небольшую паровую машину еще в 1824 г. Но создавать сложную металлическую машину без теоретически обоснованных расчетных данных было очень трудно. Трудности, однако, не испугали Черепановых, они смело взялись за работу. Их самоотверженный труд увенчался успехом: в октябре 1827 г. паровая машина двойного действия была построена. Это в условиях крепостнического государства было настоящим подвигом.

Какой, действительно, громадной одаренностью, талантом, необычайной силой воли, выдержкой и настойчивостью должны были обладать Черепановы, чтобы в такой короткий срок при общем низком уровне техники того времени, при отсутствии у них специального образования, создать, точный механизм, предварительно разработав собственную его конструкцию и произведя все технические расчеты!

Что строительство паровой машины было делом беспримерным и необычно трудным, понимал и Демидов. В одном из его писем, присланных на имя Нижне-Тагильской конторы еще до постройки машины, имеются такие строки: «В полной мере знаю, сколько трудно устройство паровой машины. Есть ли одна маленькая штучка в оной не будет хорошо потрафлена, то вся машина не действительна!» Далее Демидов указывал, что если бы Черепанов мог «устроить оную (т. е. паровую машину — Ф. Б. ), то бы это было чудо, почти не постижимое».

Паровая водоотливная машина Черепановых развивала мощность до 36 л. с. и заменила 216 лошадей. Это был сложный механизм, основанный на точных расчетах. Демидов писал, что «сия машина многодельная и премудреная в расчислениях верности». Машина обошлась заводу 15 тыс. рублей. За сутки она сжигала 2 куб. сажени дров и подавала в минуту от 35 до 38 пудов воды. Ее работа стоила в 12 раз дешевле, чем работа конной машины; содержание ее обходилось 5 тыс. рублей в год^[18].

Машину установили на Анатольской шахте, где она приводила в действие два насоса, диаметр поршней которых достигал 5 вершков, а ход — 12 вершков. Полностью установка для выкачивания воды из шахты была закончена в марте 1828 г. Черепановы были вполне удовлетворены работой машины. Ефим Алексеевич 17 марта 1828 г. писал Демидову: «Паровая машина пущена мною в действие, — труды мои и моего сына увенчались, и даже сверх чаяния моего, совершенным успехом! Она пошла в действие, как лучше нельзя желать».

Несколько ранее закончил сооружение своей штанговой водоотливной машины Козопасов. Машина Козопасова действовала от водяного колеса, установленного у плотины заводского пруда.

Заводская контора использовала обе машины. Они работали поочередно: штанговая летом, пока в пруду было много воды, а паровая — зимой.

Одновременно с постройкой паровой машины Е. А. Черепанов в апреле 1828 г. построил золотопромывальную машину оригинальной конструкции, которая промывала в день от 800 до 1000 пудов золотоносного песка и заменяла 24 рабочих и 8 лошадей. В том же году Черепановы построили еще две таких же золотопромывальных машины.

После того, как первая паровая машина Черепановых показала хорошую работу, «механическое заведение» получило заказ на постройку второй паровой машины.

Вторая машина двойного действия мощностью 40 л. с. была построена Е. А. Черепановым в 1830 г. и приспособлена к насосам Владимирской шахты (фиг. 9).

Фиг. 9. Паровая машина в 40 л. с., построенная Черепановыми для Владимирской шахты в 1830 г.

Эта машина по своему устройству была значительно лучше первой. 5 декабря 1830 г. Нижне-Тагильская контора доносила новому владельцу заводов П. Н. Демидову: «Строющаяся под руководством Ефима Алексеевича при Медно-Рудянском медном руднике вторая паровая машина отстройкою кончена и вчерашний день по полудни в 12 часу была перепущена. Судя по первоначальному ея действию, подает большую благонадежность на отливку воды из медного рудника. Отдавая полную справедливость механику в устройстве и отделке ея, контора нимало не сомневается в том, чтобы, она не была полезна, — может уверить в том, что сия машина далеко превосходит устройством и отделкою первую» (фиг. 10).

Фиг. 10. Донесение Нижне-Тагильской заводской конторы Демидову о пуске паровой машины, построенной Черепановыми в 1830 г.

Вместе с постройкой паровой машины на Медно-Рудянском руднике строились также водоотливные насосы с передаточным механизмом. Изготовление насосов и установка машины были закончены в январе 1831 г. 29 января Нижне-Тагильская контора сообщила Петербургской главной конторе: «Машина по установлении в горе труб пущена в полное действие на две трубы; оборотов делает в минуту до 15; выносит воды каждая труба по 3 ведра, а в минуту до 20 ведер». При этом заводская контора еще раз подчеркивала, что «сия вновь отстроенная машина далеко превосходит первую как чистотой отделки, а равно и механизмом».

Вторая паровая машина заменила три конных «погона», состоявших из 224 лошадей, и приводила в действие два насоса с диаметром поршней 6 вершков, с ходом 11 вершков.

После сооружения второй машины Черепановы построили еще одну паровую машину «силою в 40 лошадей в заводах наследниц Расторгуева».

За постройку второй меднорудянской паровой машины Е. А. Черепанову в 1832 г. была выдана денежная награда, а в марте 1833 г. «он, Черепанов, удостоен награды медалью». С серебряной медалью Ефим Алексеевич был изображен художником на портрете, сохранившемся до наших дней^[19]. В конце марта 1833 г. Е. А. Черепанова назначили приказчиком по механической части на Салдинские заводы. В этом же году Демидовы решили выдать ему «вольную», т. е. освободить «из крепостного состояния».

Е. А. Черепанову в это время было уже 59 лет, но, несмотря на преклонный возраст, он продолжал работать на производстве, не щадя своих сил.

В конце августа 1833 г. Нижне-Тагильские заводы осматривал директор Петербургской главной заводской конторы Данилов. Совещание руководителей завода обсудило вопрос об «улучшении некоторых частей заводского управления» и решило дать отдельным служащим помощников, в том числе и «механику Ефиму Черепанову, тож двух помощников».

Нижне-Тагильская контора по этому поводу писала: «Механическая часть при заводах требует неусыпной деятельности, наблюдения и улучшения; механик же Ефим Черепанов по многому ему занятию от старости лет иметь должное наблюдение за механизмом по всем заводам не в силах. Здешнею конторою признано за нужное определить ему кроме старшего помощника, находящегося у него сына Мирона Черепанова, еще младшими помощниками, по возвращении из Санкт-Петербурга, Павла Мокеева и Аммоса Черепанова, как людей к сей части несколько способных и подающих надежду к приобретению впредь познаний, с тем, дабы они под руководством Ефима Черепанова могли более познакомиться с механикою, необходимою при заводах».

В ноябре 1833 г. Ефим Алексеевич решил получить аттестат о своей службе у Демидовых. Но Петербургская контора отказала ему в этом. По мнению демидовских управителей, право работника на документальное признание полезности его работы возникало «только по окончании службы или когда служащему откажут от должности».

Смысл решения главной конторы был ясен: хотя механик Е. А. Черепанов и вышел «из крепостного состояния», но о свободном труде он не должен был и помышлять, пока находится «на службе господ-наследников».

Посылая «вольную» Ефиму Алексеевичу, главная контора приказала явиться в Петербург М. Е. Черепанову.

На Нижне-Тагильском заводе вводилась прокатка листового железа. «Механическое заведение» Черепановых должно было строить катальные машины. Мирону Ефимовичу предписывалось осмотреть лучшие столичные заводы, чтобы перенять все пригодное для своего «заведения».

Мирон Ефимович приехал в Петербург весной 1833 г. Здесь он ознакомился с постановкой дела на столичных машиностроительных заводах — Александровском, Колпинском, Берда, осмотрел Петербургскую бумажную фабрику, «примечая все годное для Выи».

Между Петербургом и Кронштадтом курсировало паровое судно, перевозившее пассажиров. Мирон Ефимович подробно ознакомился с его Устройством.

Побывал он также на строительстве громадного Исаакиевского собора, где ставились знаменитые гранитные колонны. Это посещение оказалось особенно поучительным. От берега реки Невы к стройке для перевозки массивных колонн была проведена железная дорога («колесопроводы»). М. Е. Черепанов узнал, что еще два года назад на доставку пяти колонн требовалось четыре дня, а по «колесопроводам» такие же пять колонн доставлялись за один час.

Наблюдая за работой дороги, Мирон Ефимович сравнивал с нею доставку руд и металлов на лошадях по уральскому бездорожью. Сколько времени, сил и средств можно было сберечь, если бы, например, возить медную руду с рудника на Выйский завод по таким же «колесопроводам»!

Задолго до поездки в Петербург Мирон Ефимович, которого давно занимала мысль о постройке железной дороги, начал сооружать «паровую телегу». Наблюдения на петербургском строительстве укрепили его в решении довести начатое дело до конца.

В Петербурге главная контора демидовских заводов предписала М. Е. Черепанову ехать в Англию, чтобы изучить там «выделку полосного железа посредством катальных валов, томление и плавку стали».

В Англии Мирон Ефимович пробыл все лето 1833 г. и вернулся в Петербург к осени. Но эта поездка оказалась для него бесплодной, как и поездка в свое время его отца Ефима Алексеевича. С конструкциями машин познакомиться ему не удалось, как не удалось увидеть и чертежей: у англичан не было особенного желания раскрывать «секреты» своих изобретателей^[20].

27 сентября 1833 г. Мирон Ефимович вместе с двоюродным братом Аммосом, находившимся в это время в Петербурге, отправились в обратный путь на Урал через Москву. В Москве братья прожили несколько дней, ожидая попутный груз. В эти дни они побывали в некоторых московских «механических заведениях», интересовались устройством разных машин. Из Москвы Черепановы поехали через Ярославль с целью осмотра здешних заводов.

В Нижний Тагил Мирон Ефимович привез из Петербурга предписание главной конторы: «контора признала справедливым за усердие, оказываемое Мироном Черепановым по части своей, и для поощрения к трудам на будущее время наименовать его механиком Нижне-Тагильских заводов так, чтобы отец его почитался при оных впредь первым, а он вторым». Далее главная контора предлагала «должность плотинного при Выйском заводе возложить на кого-либо другого, а его, Черепанова, употреблять исключительно по механической части по всем вообще Нижне-Тагильским заводам» и рекомендовала «пользоваться замечаниями Черепанова по выделке железа, томлению стали и другим предметам, могущими послужить к улучшению заводских производств».

В ноябре было получено письмо от директора главной конторы Данилова. Находясь в Петербурге, Мирон Ефимович сумел убедить Данилова в необходимости улучшения оборудования Выйского «механического заведения». Данилов в письме предлагал: «при Выйском заводе устроить две вагранки и небольшое для медных отливок производство; присовокупить оные к фабрике Черепановых, переместить туда литейщика Звездина, и вообще пополнить заведение Черепановых всем нужным, дабы успешно могли устраиваться машины, без особого пособия других заведений»^[21].

Паровозы и рельсовая чугунная дорога с паровой тягой Черепановых

амым выдающимся делом Е. А. и М. Е. Черепановых и самой большой их заслугой перед отечественной техникой было создание первого в России и одного из первых в мире паровозов и первой русской железной дороги с паровой тягой.

Транспорт в первой половине XIX в. был одной из наиболее отсталых отраслей хозяйства крепостнической России. Отсталая экономика крепостного хозяйства тормозила развитие совершенных видов транспорта. Самым распространенным видом транспортных связей были грунтовые дороги. Перевозки грузов и пассажиров осуществлялись, главным образом, гужом. Грунтовые дороги находились в жалком состоянии, бездорожье было настоящим бичом для хозяйства страны. Все тяготы по гужевым перевозкам, по строительству и ремонту дорог лежали на крепостном крестьянстве, которое отбывало тяжелую дорожную повинность.

Более удобными путями сообщения были реки. Однако, водные пути, вследствие слабой пропускной способности рек и очень короткого срока навигации, не могли удовлетворять потребностей в перевозках. На водных путях господствовали средневековые, самые жестокие в крепостной России формы эксплуатации труда, — например, известный по своей изнурительности бурлацкий промысел.

Крайне отсталые пути сообщения были тормозом в развитии промышленности и других отраслей хозяйства.

Особенно тяжело отражалась отсталость транспорта на положении уральской горнозаводской промышленности, удаленной от важнейших торговых центров страны тысячеверстными расстояниями. Для перевозки руды, флюсов, древесного угля, вывозки породы, отходов производства, доставки в центры страны готовой продукции использовались гужевые и речные перевозки, выполнявшиеся тысячами крепостных людей. С выработкой рудников, расположенных близ заводов, и вырубкой лесов в ближайших заводских дачах радиус перевозки, руд и древесного угля все время увеличивался. Доставка руды и древесного угля — на десятки, а порой и на сотни километров в первой половине XIX в. была уже частым явлением, причем расстояние рудников и мест углежжения от заводов все более удлинялось. Для перевозки сырья и готовой продукции заводы, кроме массы лошадей «непременных работников», занятых на перевозках, должны были содержать сотни своих лошадей^[22].

Продукция заводов Урала доставлялась в Москву, Петербург, на юг России, главным образом, речными путями. Кроме того, по рекам перевозились на заводы руда, уголь и лес. Так, например, домны Пожевского, Чермозского и Сюзвинского заводов питались бурыми железняками из месторождений по рр. Яйве или Кыну, перевозимыми за 200–350 км. Были и такие заводы, как Очерский, Рождественский, Камбарский, Боткинский, Ижевский, куда сырье доставлялось с расстояний 700 и более километров.

Неудачный сплав или недополучение сырья нередко приводили к временной остановке и бездействию заводов. Чтобы обеспечить нормальную работу, заводы должны были создавать многолетние запасы сырья. Непродолжительность срока навигации приводила к тому, что каждую зиму на водных путях зимовали тысячи судов с грузами, стоившими десятки миллионов рублей.

Основной транспортной магистралью на Урале была река Чусовая, которая поднимала до 70 % всех отправляемых водой горнозаводских грузов. Она обслуживала больше 40 заводов, в том числе наиболее крупные.

Грузы сплавлялись в специальных барках — «коломенках», подымавших до 130 г груза. Для перевозки 75–85 тысяч т грузов готового металла весной требовался флот в 700–750 судов. «Коломенки» часто разбивались о прибрежные камни и скалы бурной реки Чусовой; ценные грузы гибли в воде.

На заводских перевозках по Чусовой была ежегодно занята сезонная армия сплавщиков, достигавшая 20 тыс. и более человек, приходивших на Урал из Вятской, Казанской, Нижегородской губерний^[23]. Картины тяжелого изнурительного труда чусовских сплавщиков были образно запечатлены в очерке бытописателя Урала Д. Н. Мамина-Сибиряка «Бойцы», отмеченном В. И. Лениным в классическом труде «Развитие капитализма в России»^[24].

Разложение крепостного хозяйства, все усиливавшаяся его работа на рынок привели к сдвигам в положении транспорта. Задерживая развитие усовершенствованных транспортных связей, крепостное хозяйство, все более приспосабливаясь к условиям товарного производства, не могло уже довольствоваться примитивными гужевыми и речными перевозками.

В связи с новыми потребностями страны правительство в начале XIX в. предприняло работы по расширению старых водных систем и строительству новых речных каналов (Северо-Екатерининский, Огинский каналы, Мариинская водная система и др.). В первой четверти столетия было положено начало пароходству. В 1815 г. начал плавать первый пароход на Неве. В 1817—21 гг. талантливые уральские крепостные мастера построили на Пожвинском заводе первый русский пароход, чем заложили основу Волжско-Камского пароходства.

Но наиболее важным явлением было строительство первых железных дорог. Передовая техническая мысль талантливых русских техников уже давно работала над вопросом о создании более совершенных сухопутных средств передвижения. Зачатки железнодорожного транспорта в виде лежневых дорог появились в горнометаллургической промышленности России в XVII–XVIII вв. Система замечательных гидротехнических сооружений, возведенных в 60-х годах XVIII в. великим русским гидротехником К. Д. Фроловым на Змеиногорском руднике (Алтай), включала в себя рельсовые лежневые пути, по которым ходили вагонетки, приводимые в движение силой водяного колеса. В 1788 г. на Александровском заводе (Петрозаводск) известный деятель техники А. С. Ярдов построил первую в истории русского железнодорожного транспорта чугунную дорогу для внутризаводских перевозок. Эта дорога была построена, когда подобных дорог в Западной Европе еще не было; в США, Франции и в Германии такие дороги стали строить спустя несколько десятилетий. Почин А. С. Ярцова в начале XIX в. был продолжен на Алтае известным русским техником П. К. Фроловым — сыном К. Д. Фролова. В 1806–1810 гг. П. К. Фролов построил в районе того же Змеиногорского рудника, где ранее его отец возводил свои гидротехнические сооружения, значительную межзаводскую рельсовую чугунную дорогу, которая работала конной тягой.

Дело этих провозвестников железнодорожного транспорта продолжили в тридцатых годах XIX в. отец и сын Черепановы, построившие первые паровозы и первую русскую железную дорогу с паровой тягой в Нижне-Тагильском горном округе.

Задача механизации заводского транспорта была успешно решена Черепановыми благодаря тому, что созданное ими «механическое заведение» стало одним из первых и крупных по тому времени машиностроительных предприятий и что сами они имели уже большой опыт строительства паровых машин. Свои паровозы и чугунную железную дорогу с паровой тягой Черепановы строили на базе «механического заведения», которое выпускало разнообразные машины и станки, создаваемые изобретателями.

Первые паровозы были созданы Черепановыми на основе собственных расчетов, конструкций и чертежей. М. Е. Черепанов приступил к постройке «паровой телеги» для перевозки тяжестей задолго до своей поездки в Англию.

29 сентября 1833 г. Петербургская главная контора писала Нижне-Тагильской заводской конторе: «Между тем он (Мирон Ефимович — Ф. Б. ), по пристрастию своему, как и отец его, к паровым машинам, надеется быть в состоянии устроить паровые телеги для перевозки тяжестей. А поэтому дать ему способ таковые из-за нужнейших работ приготовить: одну для употребления при заводах, а другую для присылки сюда на показ. К чему (паровая телега — Ф. Б. ) может быть пригодится и давно Черепановым уже начата » (курсив наш — Ф. Б. ).

Мирон Ефимович вместе с отцом и двоюродным братом Аммосом Алексеевичем с большой настойчивостью взялся за достройку своей «паровой телеги», или, как они стали ее называть, — «сухопутного парохода»^[25].

Пока не установлено, что послужило для Черепановых непосредственным поводом к созданию «сухопутного парохода». Но, очевидно, мимо их внимания, которое постоянно было приковано к техническим новшествам, не могло пройти обсуждение вопроса о постройке рельсовых дорог, начавшееся в России в первой трети XIX столетия. Не исключено, что натолкнуть Черепановых на постройку чугунной дороги могла статья проф. Петербургского университета Н. П. Щеглова об Алтайской дороге, построенной в 1806–1810 гг. П. К. Фроловым, напечатанная в 1830 г. в газете «Северный муравей». Эту газету в числе других столичных изданий того времени, как это установлено архивными данными, получала Нижне-Тагильская заводская библиотека.

За ходом постройки «сухопутного парохода» Черепановых Нижне-Тагильская заводская контора следила по особым рапортам, включавшимся Выйской конторой в общую отчетность, сохранившуюся до наших дней. Из Выи в Нижний Тагил два раза в месяц присылалось «двухседмичное сведение (двухнедельные рапорты — Ф. Б. ) о наличности материалов при Выйском заводе и какие… продвижаются при заводе вновь заводимые постройки».

Эти «двухседмичные сведения» сообщают много важных сведений о сооружении Черепановыми паровозов.

В «сведении» с 24 декабря 1833 г. по 7 января 1834 г. сообщалось, что «ко вновь строящемуся пароходному дилижанцу („сухопутному пароходу“ Черепановых — Ф. Б. ) приготовляются деревянные модели, по коим отливаются чугунные и медные припасы, равно и отковываются железные принадлежности, кои исправляются своими рабочими; где находилось разных цехов рабочих до 21 человека».

Во второй половине января 1834 г. отливка главных частей, очевидно, была почти закончена и Черепановы начали их сборку. «Сведение» за время с 21 января по 4 февраля 1834 г. указывало: «пароход уже в довольном виде збирается отделкою. Работа сия исправляется своими рабочими, коих обращается до 13 человек».

Вскоре «сухопутный пароход» был собран, начались его испытания. В «сведениях» за время с 4 по 18 февраля сообщалось, что «пароход уже в довольном виде собран отделкою и неоднократно на первый раз перепущен был».

Во время пробного пуска было обнаружено много недоделок; «исправление продолжается своими рабочими» — писала Выйская контора.

Черепановы упорно добивались цели. Много трудностей было, например, с изготовлением топки, которая давала мало жара; разогревался слишком медленно и давал мало пара котел; «печь, им (М. Е. Черепановым — Ф. Б. ) избранная — говорилось в „сведениях“, — не давала жара, так что котел долго нагревался и паров оказалось недостаточно».

Котел стали нагревать сильнее, но он не выдержал этого испытания. «Пароход, — гласило „сведение“ с 18 февраля по 4 марта, — уже был почти отстройкою собран и действием пущен, в чем успех был, но оного парохода котел лопнул».

Черепановы тотчас же приступили к изготовлению нового котла. Чтобы несчастье не повторилось, новый котел изготовляли с особой тщательностью. Через месяц в «сведениях» с 18 марта по 1 апреля, указывалось, что «ко вновь строящейся пароходке перестраивается паровой котел, спаиваются для оного пароходные трубы, пристраивается печь, ровно и другие к оному вещи».

Черепановы всячески улучшали конструкцию котла. Выйская контора писала: «После первых опытов для усиления жара прибавлено в котел некоторое число парообразовательных медных трубок и теперь имеется оных до 80».

К концу июня 1834 г. новый паровой котел был установлен. Повытчик (делопроизводитель — Ф. Б. ) Кирилл Королев, составлявший в Выйской конторе «двухседмичные сведения», 8 июля писал: «вновь строящейся пароходный дилижанец с успешностью отстройкою оканчивается, который уже часто-временно в действие пускается, через что успех желаемый показывает, и еще некоторые члены у оного перестраиваются».

В «сведениях» с 8 по 22 июля сообщалось, что на постройке «пароходного дилижанца» было занято 11 рабочих (фиг. 11).

Фиг. 11. «Двухседмичное сведение» с 8 по 22 июля 1834 г. о ходе постройки Черепановыми первого «пароходного дилижанца» (первого паровоза).

Препятствием явилось отсутствие у «сухопутного парохода» приспособления, с помощью которого можно было бы изменять направление его движения. Поэтому Черепановы занялись «приисканием удобного механизма для содержания парохода способным ходить взад и вперед без поворачивания».

Обратное движение долго не удавалось Черепановым, о чем докладывала Нижне-Тагильская контора Петербургской главной конторе, указывая, что трудно наладить «впуск паров в другую сторону и действие эксцентрического колеса, приводящего в движение паровые золотники». Но скоро и это препятствие было преодолено Черепановыми. В «двухседмичных сведениях» с 5 по 19 августа сообщалось: «Пароходный дилижанец отстройкою совершенно окончен, а для ходу оного строится чугунная дорога и для сохранения дилижанца отстраивается деревянный сарай».

По Выйскому полю — от реки к горе Высокой — прокладывался рельсовый путь длиной 400 сажен (854 м ). Впоследствии это поле (пустырь) было застроено жилыми домами. Там, где была проложена чугунная дорога, образовалась улица, которую в честь первого «сухопутного парохода» назвали «Пароходной».

Всеми работами по строительству рельсовой дороги руководили Черепановы. Они показывали рабочим, как укладывать деревянные плахи, как укреплять на них чугунные «колесопроводы» или рейки. «Колесопроводы» отливались на Выйском заводе, форма их была почти такая же, какую имеют наши рельсы. К плахам они прикреплялись железными гвоздями.

Материалы для дороги начали изготовлять весной 1834 г. В рапорте от 8 июня «Об отливке при вагранках разных чугунных припасов за май месяц» Выйская контора указывала: «Механику Черепанову для дороги к пароходу отлито брусьев 62 штуки, весом 248 пудов и подстаментов 91 штука, весом 91 пуд». В июне было отлито «подстаментов» 44 штуки, весом 214 пудов; «брусьев» 30 штук, весом 120 пудов, и «досок» 2 штуки, весом 2 пуда. В июле вагранка отлила «для дороги к пароходу» 12 штук «подстаментов», весом 12 пудов, и 12 штук «брусьев», весом 54 пуда.

Представляет интерес рисунок верхнего строения пути, приведенный впервые современным исследователем технического творчества Черепановых В. С. Виргинским в № журнала «Железнодорожный транспорт» за 1951 г., взятый им из найденного недавно «Плана чугунной дороги для парохода, устроенного при Нижне-Тагильских заводах» от 22 марта 1835 г.

«Из рисунка, — пишет В. С. Виргинский, — видно, что на дороге применялись грибовидные чугунные рельсы Расстояние от нижней грани шейки до поверхности катания было наибольшим в средней части рельса (приблизительно 13,5 см) и наименьшим в концах, в месте стыков (10,5 см). Ширина головки рельса составляла 7,7 см, а шейки около 1,7 см.

Рельсы имели 1 сажень (2,13 м ) в длину и укреплялись впритык в солидных чугунных подушках высотой 19 см и шириной основания 29 см. Эти подушки, в свою очередь, были укреплены на деревянных шпалах, число которых, таким образом, соответствовало количеству стыков. Шпалы имели в длину 2,26 и в ширину 27 см.

Если сравнить черепановские „колесопроводы“ с принятыми в то время за рубежом типами чугунных рельсов, то можно убедиться в том, что чугунные рельсы Черепанова отличались рядом преимуществ. Чугунные рельсы, известные в то время за рубежом, подразделялись на несколько типов — уголковые, желобчатые, эллиптические и грибовидные. Первые три типа устарели и пригодны были только для конных дорог. Некоторые типы грибовидных рельсов английских дорог имели значительно меньшие размеры и соответственно меньшую прочность. Они часто ломались именно в местах стыков, хотя имели в длину всего один ярд (0,9 м ) или 4 фута (1,2 м ).

Черепановские рельсы были в два раза длиннее, но работали без поломок. Это позволяло применять вдвое меньшее количество подушек и экономить на иных расходах по сооружению верхнего строения пути. Меньшее количество стыков обеспечило и более плавный ход подвижного состава. Конечно, отливка рельсов большей длины представляла дополнительные трудности для литейщиков, но заводской коллектив справился с этой задачей.

Ширина колеи дороги — 2 аршина 5 вершков (1 645 мм) — была самостоятельным решением Черепановых. Она ничего общего не имела ни со стефенсоновской колеей в Англии (1 435 мм), ни с шириной колеи некоторых английских и ирландских дорог, отклоняющихся от стефенсоновской. „Чугунка“ Черепановых была первой русской дорогой с широкой колеей в нашем теперешнем понимании»^[26].

Работы по устройству пути для «парохода» шли спешно и не приостанавливались даже на время страды. В «сведениях» с 22 августа по 5 сентября указывалось: «прочие постройки по случаю страдного времени все остановлены, кроме как некоторые переправки происходят у пароходного дилижанца и строится для оного чугунная дорога по Выйскому полю, где и обращается рабочих своих до 26 человек».

В сентябре 1834 г. все работы по строительству «сухопутного парохода» были закончены. «Пароход» поставили на «колесопроводы». К нему прицепили особый фургон с запасом древесного угля и воды. К фургону была прицеплена «приличная повозка для всякой поклажи или для пассажиров в числе 40 человек»^[27].

В день, назначенный для пуска чугунной дороги, в повозку нагрузили 200 пудов руды. У топки встал сам изобретатель — Мирон Ефимович Черепанов и, по сигналу заводского начальства, дал ход (фиг. 12).

Фиг. 12. Рельсовая дорога Черепановых с паровой тягой.

«Пароход» двинулся с места и пошел со скоростью 12–15 верст в час^[28].

Так появился на свет первый русский и один из первых в мире паровозов, так была открыта первая русская чугунная дорога с паровой тягой. Все в паровозе и чугунной дороге было отечественное. Они были построены по чертежам русских изобретателей, русскими мастерами, полностью из отечественных материалов.

Пуск первого паровоза и первой рельсовой дороги с паровой тягой был событием громадной исторической важности, знаменовал собою решительный поворот не только в развитии транспорта, но и техники вообще.

В мае 1835 г. появилось первое описание паровоза и дороги Черепановых в печати. «Горный журнал» в статье «о сухопутном пароходе», устроенном на уральских заводах, рассказав об успехах Черепановых в строительстве паровых машин, писал: «сухопутный пароход, ими устроенный, ходит ныне в обе стороны по нарочно приготовленным на длину 400 сажень чугунным колесопроводам…

Пароход их неоднократно был в действии и показал на деле, что может возить более 200 пудов тяжести. Самый пароход состоит из цилиндрического котла длиною 5 1/2 футов, диаметром 3 фута, и из двух паровых лежачих цилиндров длиною 9 дюймов, в диаметре 7 дюймов»^[29].

Во время пуска первого паровоза в нем были обнаружены некоторые неисправности. Весной 1835 г. изобретатели исправляли паровоз. Мартовские и апрельские «двухседмичные сведения» 1835 г. сообщали, что «пароходный дилижанец разбирается и переправляется»^[30].

Успешно соорудив первый паровоз, Черепановы приступили к постройке второго, более мощного.

В «двухседмичных сведениях» с 30 сентября по 14 октября 1834 г. указывалось: «для могущего вновь строиться второго пароходного дилижанца приготовляются разные принадлежности».

Второй паровоз строился очень быстро.

Как видно из «двухседмичного сведения» с 9 по 23 декабря 1834 г., строительство в это время шло уже полным ходом. «2-му пароходному сухопутному дилижанцу, — сообщала Выйская контора, — приготовляются разные медные, чугунные, железные и прочие принадлежности, как-то отливаются, отковываются и в токарных станах исправляются обточкою со всякою поспешностию, где при исправлении оных находилось рабочих своих до 59 человек». А через два месяца «двухседмичное сведение» 17 февраля — 3 марта 1835 г. извещало: «Пароходной… 2-й дилижанец уже совершенно отстройкою кончен и перепускай, который с желанным успехом действует, но еще некоторые части к улучшению доводятся, где при исправлении всего оного находилось рабочих своих разных цехов до 62 человек».

В следующем «двухседмичном сведении» с 3 по 17 марта 1835 г. Выйская контора донесла: «Пароходной же 2-й дилижанец уже совершенно отстройкою кончен»(фиг. 13).

Фиг. 13. «Двухседмичное сведение» с 3 по 17 марта 1836 г. об окончании Черепановыми постройки второго «пароходного дилижанца» (второго паровоза).

В июльской книжке «Горного журнала» за этот же год была опубликована вторая статья о паровозах Черепановых «Известия о другом сухопутном пароходе, устроенном в Уральских заводах в 1835 году». Напомнив о построенном изобретателями первом «сухопутном пароходе», журнал писал: «Ныне Черепановы устроили другой пароход большого размера, так что он может возить за собою до тысячи пудов тяжести. По испытании сего парохода оказалось, что он удовлетворяет своему назначению; почему и предположено ныне же продолжить чугунные колесопроводы от Нижне-Тагильского завода до самого медного рудника, и употребить пароход для перевозки медных руд из рудника на завод».

В следующем, 1836 г. Черепановы продолжили чугунную рельсовую дорогу, как и предполагалось, от Выи до самого медного рудника; по ней возили руду с рудника на Выйский завод. Длина дороги была не менее 3,5 км. Это видно из сохранившегося рапорта Нижне-Тагильской конторы Петербургской главной конторе от 31 июля 1836 г. (фиг. 14).

Фиг. 14. Рапорт Нижне-Тагильской заводской конторы от 31 июня 1836 г. о предполагаемой постройке «чугунной дороги» для доставки руд с медного рудника на Выйский завод.

«Для облегчения перевозки с рудника в Выйской завод медных руд и подрудков, — указывалось в рапорте, — здешняя контора предположила устроить чугунную дорогу, по которой несравненно будет легче и более перевозить руду; почему и поручила механику Мирону Черепанову сначала осмотреть место, где удобнее можно провести дорогу, а потом составить смету, во что она может коштовать (обойтись — Ф. Б. )».

Подтверждением тому, что дорога была построена и имела длину не менее трех с половиной служит найденный нами план Выйского завода за 1840 г. (фиг. 15).

Фиг. 15. План Выйского завода с нанесенной на нем рельсовой дорогой Черепановых, (см. поз. 36).

На плане нанесена часть этой дороги с надписью «рудовозная дорога». Руду можно было возить на Выйский завод только с медного рудника, находившегося от завода на расстоянии трех с половиной км. А если учесть, что дорога не могла быть совершенно ровной, то длина ее могла быть и более 3,5 км^[31].

В то время, когда М. Е. и Е. А. Черепановы создавали свои паровозы, строили и осваивали первую русскую рельсовую чугунную дорогу с паровой тягой, вопрос об усовершенствовании русского транспорта, о строительстве железных дорог, возникший в первой трети XIX в., уже широко обсуждался в прогрессивных общественных кругах. Механизация транспорта, начатая практически впервые на Нижне-Тагильских заводах Черепановыми, была частью этого движения за новый транспорт, разраставшегося с каждым годом. Во главе движения стояли такие передовые деятели науки и техники того времени, как ученые М. С. Волков, Н. П. Щеглов, П. П. Мельников, Ф. В. Чижов, инженеры Н. В. Липин, А. М. Баландин и другие, выступавшие с оригинальными проектами строительства железных дорог. Большинство участников движения группировалось вокруг Петербургского института путей сообщения, созданного в 1809-10 гг.

Однако движение поборников железнодорожного транспорта сталкивалось с сопротивлением реакционных кругов и, прежде всего, высшей сановной правительственной бюрократии, в среде которой было немало иностранцев, заклятых врагов русского народа. Наиболее ярыми противниками строительства железных дорог в правительстве Николая I были иноземцы — министр финансов Канкрин и глава ведомства путей сообщения Толь. Канкрин считал железные дороги ненужной и вредной затеей для России, угрожая, что они приведут к потрясению основы государства — крепостнической системы, сделают «еще более подвижным и без того недовольное оседлое население». Толь распространял версию о железных дорогах, как проводниках демократических, республиканских идей. Влиятельные иноземцы на русской службе преследовали низменные цели: им была на руку отсталость русского транспорта, тесно связанная с экономической и военной отсталостью России.

Под диктовку этих врагов русского народа вела свой поход против железных дорог реакционная печать, отражавшая интересы правящих кругов и крепостников-помещиков. Реакционные газеты и журналы публиковали десятки статей, направленных против прогрессивного движения за развитие железнодорожного транспорта и его представителей. Примером таких выступлений может быть анонимная статья, появившаяся в апрельском номере журнала «Общеполезные сведения» за 1835 г., написанная якобы «русским» крестьянином, — «Мысли русского крестьянина-извозчика о чугунных дорогах и пароходных экипажах между С.-Петербургом и Москвой»^[32].

Автор статьи всячески расписывал вред, который железные дороги принесут извозному промыслу, а тем самым — коннозаводству, торговле овсом и процветанию постоялых дворов. Убытки от железных дорог в этих отраслях рисовались тяжкими для государственного хозяйства, могущими привести к сокращению сбора оброка и податей. В заключении статьи автор утверждал, что «русские вьюги сами не потерпят» чугунных дорог, «занесут снегом колеи», «заморозят пары».

Лживые утверждения авторов-мракобесов были опровергнуты практикой. Когда писались подобные статьи, на Урале работала первая рельсовая дорога с паровой тягой. Паровозы и дорога Черепановых «разрешили сомнения на счет климата». Зимой, в жестокие уральские морозы на Вые благополучно возили по колесопроводам руду: пар не замерзал, колесопроводы не ломались, паровозы были послушны управлению.

К русскому изобретению — паровозам Черепановых, к построенной ими рельсовой дороге с паровой тягой — крепостническое правительство отнеслось с полным пренебрежением. В столице уже хорошо было известно о том, что сделали Черепановы на Урале. Газеты «Северная пчела», «Русский инвалид» и «Коммерческая газета» перепечатали в 1835 г, обе статьи «Горного журнала» о строительстве первых русских паровозов. Однако, правящие круги не только не оценили, но постарались попросту «не заметить» творчества изобретателей. Когда встал вопрос о постройке первой опытной железной дороги от Петербурга до Царского Села протяжением 25 верст, николаевские вельможные министры отдали строительство в концессию иностранному проходимцу Герстнеру. Паровозы и рельсы решено было приобретать за границей.

Не лучше отнеслись к паровозам и рельсовой дороге Черепановых заводовладельцы. Если вначале Демидовы проявляли к ним какой-то интерес, так как это удовлетворяло их тщеславие, то вскоре успехи Черепановых перестали их интересовать. У Демидовых не было серьезных намерений механизировать заводской транспорт; механизации они предпочитали крепостную гужевую повинность.

С паровозами и рельсовой дорогой Черепановых случилось то же, что происходило в крепостнической и капиталистической России со всеми открытиями и изобретениями простых русских людей. Не прошло и трех десятилетий, как не только паровозы и дорога Черепановых, но имена их были забыты официальной наукой.

Но великий русский народ, из глубин которого вышли Черепановы и которому они служили своим замечательным творчеством, сохранил память о выдающихся изобретателях.

Наша Родина признательна Мирону Ефимовичу, Ефиму Алексеевичу и Аммосу Алексеевичу Черепановым, чей самоотверженный труд и техническое творчество выдвинули ее на одно из первых мест в мире в строительстве железных дорог с паровой тягой. Паровозы и рельсовая дорога Черепановых начали действовать в России ранее, чем в Германии, Италии, Австрии, Бельгии. Голландии и некоторых других странах.

Паровозы Черепановых были лучше паровозов английского изобретателя Стефенсона, которыми так кичатся и которые не перестают рекламировать чванливые англичане. Достаточно посмотреть на схемы паровозов Стефенсона и Черепановых, чтобы убедиться, что паровоз русской конструкции совершеннее английского. По своему внешнему виду паровоз Черепановых напоминает современные паровозы, чего нельзя сказать о паровозе Стефенсона.

Созданием паровозов и строительством рельсовой дороги с паровой тягой М. Е., Е. А. и А. А. Черепановы внесли в технику железнодорожного транспорта вклад мирового значения.

Творчество Е. А. и М. Е. Черепановых в 1835–1842 гг. Третья паровая машина

троительство «сухопутных пароходов» и рельсовой дороги потребовало от Черепановых громадного труда. Они должны были не только совершенно самостоятельно вести все технические расчеты, делать чертежи, решать сложные, неведомые до того времени вопросы организации производства, наблюдать за ходом строительства, но и заботиться о материалах, о рабочей силе и постоянно принимать непосредственное участие в тяжелых производственных работах. Несмотря на это, изобретатели не были освобождены от других обязанностей «по механической части». Одновременно они изготовляли в Выйском «механическом заведении» самое разнообразное оборудование для демидовских и других заводов — строили доменные воздуходувные меха, прокатные станы, кричные молоты, лесопильные мельницы, золотопромывальные машины, гидросиловые и другие производственные установки.

Еще в начале 1834 г. Черепановы приступили к сооружению третьей паровой машины для медного рудника. За два месяца до этого, управляющий Петербургской главной конторой Данилов писал Нижне-Тагильской конторе: «Предположено немедленно заняться составлением проектов для приготовления третьей паровой машины к медному руднику».

О ходе строительства новых машин и заводских устройств Выйская контора так же регулярно, как о паровозах, посылала «двухседмичные сведения» Нижне-Тагильской конторе, а последняя каждый месяц сообщала Петербургской. Так, например, в «двухседмичном сведении» за время с 31 марта по 14 апреля 1835 г. сообщалось: «К вновь строющейся при Усть-Уткинской пристани лесопильной мельнице для двух рам некоторые принадлежности оканчиваются исправлением, а также для третьей паровой машины приготовляются разные медные, чугунные, железные и прочие принадлежности, как-то отковываются, отливаются, отсекаются и в токарных станах исправляются обточки со всякою поспешностью».

В 1834—35 гг. Черепановы выполняли на всех демидовских заводах, рудниках и приисках так много самых разнообразных работ, что заводовладельцы решили регламентировать деятельность «механического заведения» специальным положением. 26 октября 1835 г. из Петербурга в Нижний Тагил было прислано «Постановление о механических занятиях в Нижне-Тагильских заводах».

«Постановление» определяло, что «механические занятия» на заводах лежат на обязанности Черепановых, которые должны руководить всеми «занятиями, до механической части относящимися», рассматривать и утверждать все работы по устройству плотин, прорезов, сливов, водяных ларей, паровых машин, мехов, раскатных, сверлильных, токарных и всяких иных станков. «Черепановым, — говорилось в „постановлении“, — предоставляется право везде иметь главный надзор и наблюдение за машинами, постройками и поправками оных».

На Черепановых возлагалось своевременное изготовление проектов, чертежей, описаний, «а буде возможно, то и смет» всех машин и устройств, решение о сооружении которых будет принято главной заводской конторой, уполномоченной владельцами отвергать предложения, «есть ли проект неудобоисполнительный, слишком коштоватый или бесполезный». Контора, — добавляли владельцы, — «ответствует перед хозяевами в нерадении и стеснении усердных слуг».

В «постановлении» указывалось, что «Черепановы обязаны объезжать все заводы» и осматривать все «заводские заведения» без исключения.

Не называя имен, но имея, очевидно, в виду и Черепановых, хозяева внушительно предупреждали: «Известно здесь, что в заводах многие хорошие люди держатся весьма странного правила: что буде они составили какое-либо предположение, то они же и должны выполнять оное и никто другой не имеет Права вмешиваться, иначе они обижаются, — якобы тем стесняется их усердие; но правило сие при. знается фальшивым и даже вредным заводовладетелям, ибо нельзя допустить мнения, чтобы домашние природные механики могли быть безошибочны (курсив наш — Ф. Б.), а члены главной конторы не могут быть всеведущи».

Павел Демидов, подписавший это «постановление», предлагал: «правила сии вести безоговорочно».

Демидовы, стремясь получать от заводов все больше и больше прибыли, допускали лишь самые минимальные затраты на новое строительство и ремонт заводских построек и оборудования. Анатолий Демидов предлагал из Парижа Нижне-Тагильской конторе не производить «самовольно», без разрешения, на заводах никаких «новых построек и благоустройств», «чтож касается до устройства машин и всего, что касается до механической части», — «списываться с Петербургской конторою».

На это предписание и «постановление» о «механических занятиях» Нижне-Тагильская контора 29 ноября 1835 г. отвечала: «при заводах никогда и ни под каким видом не допускалась постройка вновь каких-либо машин прямо по проекту, кем-либо представленному без рассмотрения» и заверяла владельцев, что их воля «о препоручении механических устройств в ведение Черепановым вполне будет выполнена». «С присланного вами постановления, — добавляла контора, — нм для руководства выдана копия и вменено в непременную обязанность объезжать все заводы, рудники и прииски для наблюдения за механическою частию».

В декабре А. Демидов снова требовал от заводской конторы особой осмотрительности в расходовании средств на исправление заводских устройств. Напоминая, что он уже «приказывал конторе», Демидов писал: «и ныне подтверждаю оных (построек — Ф. Б.) только не делать всех вдруг, а понемногу и с должной осмотрительностью, рассматривая заблаговременно сметы и планы и представляя смотрение за работами людям, дело свое знающим; так лишь только можно избавиться от промахов, кои иногда бывают». При этом он делал выговор конторе за аварию прореза плотины Нижне-Тагильского завода, исправленного «без надзора», отчего «весеннею водою оный прорвало и тем причинило немалый убыток».

Демидовы, не ценя заслуг Черепановых, не щадили их. Несмотря на свой 62-летний возраст, Е. А. Черепанов вынужден был разъезжать верхом на лошади по всем заводам и рудникам округа для осмотра работ по ремонту и перестройке заводских устройств.

Об одном из таких объездов Ефим Алексеевич 26 января 1836 г. рапортом доносил заводской конторе: «В объезд свой по Нижне-Тагильским заводам я между прочим заметил, что при Верхне-Лайском заводе ларевой, в Верхне-Салдинском вешнячный прорезы по ветхости своей весьма не надежны к дальнейшему времени». Ефим Алексеевич предлагал «принять заблаговременно меры к поправке или перестройке тех прорезов».

В ответ на этот рапорт последовал ордер управляющего, который обязывал Е. А. Черепанова вновь съездить на «упомянутые заводы» и вместе с «прикащиками тех заводов сделать соображение, сколько и каких для поправки помянутых прорезов потребно будет материалов».

В это же время потребовалось немедленно ремонтировать ларь Нижне-Тагильского завода. Эта работа была также возложена на Е. А. и М. Е. Черепановых. Черепановым было приказано заключить договор «с вольными людьми» и заняться перестройкой ларя. 31 января 1836 г. Нижне-Тагильская контора рапортовала главной конторе: «Вольных людей подряжено для помянутой постройки 150 человек, которые по словам механиков Черепановых могут покончить ту работу к октябрю месяцу».

Черепановым же контора предписывала иметь «главной и бдительной присмотр за перестройкою» заводскою ларя, «сделать на оный план и доставить на рассмотрение в здешнюю контору», «вести верный учет всем материалам и работам», «ежедневно доставлять в главную контору рапортицию, что сделано и что делается и где сколько находится людей».

С постройкой ларя Нижне-Тагильского завода Черепановы очень торопились; в течение лета им нужно было успеть еще отремонтировать ларевые прорезы в Верхне-Салдинском, Висимо-Уткинском и Верхне-Лайском заводах.

Между тем Демидовы, в погоне за получением высоких доходов, нашли контракт на перестройку Нижне-Тагильского ларя «мало-обдуманным». П. Демидов в марте 1836 г. писал по этому поводу на Нижне-Тагильские заводы: «нахожу, что ежели есть каковая-либо возможность не приступать в нынешнем году к постройке ларя и фабрик, непременно от того удержаться, хотя бы с пожертвованием чего-нибудь, по мало-обдуманному учиненному контракту». Он предлагал решить вопрос, не «может ли Нижне-Тагильской заводской ларь простоять еще год, то-есть до страды будущего 1837 г. с каковыми-либо поддержками». Но это письмо было получено в Нижнем Тагиле уже тогда, когда ремонт заводского ларя был начат.

Стремясь увеличить свои доходы также за счет увеличения выработки железа, Демидовы задумали в это время построить на Черноисточинском заводе прокатные машины. В том же письме П. Демидов предлагал «две или три раскатные машины устроить при Черноисточинском заводе», но «исследовать на месте через прикащика И. Ф. Макарова и механиков Черепановых, сколько машин там можно устроить, сообразуясь с обыкновенным скопом (запасом — Ф. Б.) воды».

Чтобы побудить Черепановых к большему «усердию», заводовладельцы решили «облагодетельствовать» Мирона Ефимовича выдачей «вольной», а Ефима Алексеевича одарить перстнем: Вместе с письмом об этом от 5 июня 1836 г. Нижне-Тагильская контора получила из Петербурга от главной конторы отпускную на М. Е. Черепанова, которая была ему вручена 29 июня, в «день ангела» П. Демидова.

Но «вольная» ничего не изменила в положении Мирона Ефимовича. Благодеяние Демидовых М. Е. Черепанову так же, как ранее его отцу Ефиму Алексеевичу, выглядело на деле издевательством. «Свобода», данная Мирону Ефимовичу Демидовым, стоила недорого. М. Е. Черепанов был «освобожден» из крепостного состояния, как и его отец, один, без семьи.

Жена, четыре дочери и мать Мирона Ефимовича остались по-прежнему крепостными. Это были теперь заложники в руках заводовладельцев. По-прежнему Мирон Ефимович был прикован к Выйскому заводу. К тому же вскоре от него была взята подписка о том, что он остается на демидовских заводах.

После выдачи М. Е. Черепанову «отпускной» управляющий главной конторой Данилов, опасаясь, как бы. Черепанов не ушел на другие заводы, поспешил связать его обязательством работать на Нижне-Тагильских заводах. «Вы извещаете, — писал из С. Петербурга Данилов заводской конторе, — что раздали отпускные, в том числе Черепанову, но не упоминаете, взяли ли от него каковое-либо обязательство на службу доверителям, как мы вам писали. Буде не взяли, то советую взять на всякий непредвидимый случай».

Обязанности Черепановых все время возрастали. В конце 1885 г. при «механическом заведении» было решено открыть ремесленное училище, для чего надстроить над «заведением» второй этаж и «снабдить его нужными станками и инструментами». Помещение для училища надстраивалось и оборудовалось под непосредственным наблюдением Черепановых и было готово в конце июля 1836 г. В августе училище было открыто. 10 учеников из 5 класса (старшего класса Выйской школы. — Ф. Б. ) поступило в учение ремеслам по части столярной, кузнечной и слесарной под присмотр механика Мирона Черепанова, и он же должен показывать им на практике строение разных машин, плотин ларей, прорезов и проч. Таким образом, М. Е. Черепанов стал воспитателем новых механиков для демидовских заводов.

Между тем, строительство машин и другого оборудования в «механическом заведении», постройка и ремонт заводских устройств шли под руководством Черепановых своим чередом.

Нижне-Тагильская контора извещала Петербургскую: «Постройка здешнего заводского ларя идет довольно успешно. Когда окончится постройка ларя, то освободившиеся плотники подрядятся к перестройке Верхне-Салдинского вешнячного прореза, который в настоящее время находится в самом ветхом положении и требует перестройки по прежней необходимости, потому-что от прорыва его может произойти вред не только Верхне-Салдинскому, но и Нижне-Салдинскому заводу… Также потребуется перестроить в нынешнем году ларевой прорез в Верхне-Лайском заводе, куда и посылается механик Ефим Черепанов для осмотра на месте прореза».

В конце ноября 1836 г. «заводский ларь при Нижне-Тагильском заводе постройкой (был — Ф. Б.) покончен». Ларь, — отмечала заводская контора, — «во всех частях построен плотно и отчетисто. За присмотром постройки этого ларя находились механик Мирон Черепанов и плотинный Осип Щербинкин».

Помимо заводских устройств, владельцы и управляющие заставляли Черепановых выполнять и другую работу, не относившуюся к их обязанностям. Осенью 1836 г. Е. А. Черепанов был командирован в Пермь для принятия памятника Н. Демидову, сделанного в Париже.

Спустя месяц, Петербургская контора доносила Демидовым: «Памятник доставлен до города Перми благополучно, где принят нарочно командированным туда механиком Ефимом Черепановым… поручено ему, Черепанову, устроить… особенного устройства сани для перевозки памятника в Нижне-Тагильский завод под его наблюдением».

Весной 1837 г. доставленный Е. А. Черепановым памятник установили в Вые, неподалеку от линии черепановской чугунной дороги.

В феврале 1836 г. в Нижне-Тагильском заводе неожиданно вспыхнул пожар, которым была уничтожена лесопильная «мельница». Е. А. и М. Е. Черепановым было-«предписано немедленно доставить план устройства ряжей, а также освидетельствовать все чугунные и железные вещи и годные к употреблению немедленно исправить». Черепановы принялись за постройку новой лесопильной «мельницы», которую закончили в августе. В одном из рапортов Петербургской конторе заводская контора отметила, что лесопильная мельница, пущенная «в действие на все четыре-рамы, нисколько не уступает прежде бывшей» (фиг. 16).

Фиг. 16. План и фасад каменной лесопильной «мельницы» при Нижне-Тагильском заводе (разрез).

Насколько широки и многообразны были в эти годы обязанности Черепановых, видно из краткого перечня работ, выполнявшихся ими. Помимо руководства «механическим заведением» Черепановы чинят заводские плотины; осматривают размытую плотину и ряж при Усть-Уткинской пристани; строят две листокатальных машины для Черноисточинского завода, круглую пилу для лесопилки, подъемную ручную машину для Верхней Салды; исправляют паровые машины, установленные ранее на медном руднике; наблюдают за кричным производством и чугунными отливками; осматривают место на реке Вые для постройки плотины и мукомольной мельницы; сооружают в Висимо-Уткинском и Выйском заводах двухрамные лесопильные мельницы; делают новые меха для доменного производства; изготовляют для Горного института две модели золотопромывальных машин; налаживают на Висимо-Уткинском заводе кричное производство; строят десятисильную паровую машину для «механического заведения».

Несмотря на такую перегрузку Черепановых, главная контора считала, что они еще «могут заняться чем-либо другим». Поэтому им предложили изготовлять переносные лампы; разработать проект сорокасильной паровой машины, приспособив ее для откачки воды из двух шахт медного рудника; построить тридцатишестисильную паровую машину с двумя котлами для воздуходувных мехов медеплавильной «фабрики» Выйского завода и многое другое.

Больше же всего Черепановы были заняты строительством и ремонтом заводских гидросиловых установок, — их снова превращали из механиков в плотинных мастеров. Мечта строить новые, более совершенные паровозы все более отходила на задний план. Но вот, в мае 1837 г. надежды Черепановых на то, что их паровозы и рельсовая дорога будут по настоящему оценены и признаны, вновь воскресли. Представлялась возможность показать «сухопутный пароход» человеку, одного слова которого было достаточно, чтобы Черепановым поручили их заветное дело. Нижне-Тагильские заводы готовились к встрече наследника престола — сына Николая I — будущего императора Александра II, путешествовавшего тогда по России.

В Нижнем Тагиле и Вые засыпали песком лужи, приводили в порядок дороги, белили стены домов, учили жителей, как вести себя при встрече.

На заводах спешно ремонтировали постройки, убирали с заводских территорий мусор, чистили и белили помещения «фабрик». Черепановым по «механическому заведению» было предписано «полы поправить, стены выбелить, машины, равно меха иметь в исправности и совершенной чистоте, дорогу чугунную исправить, пароход тоже иметь в совершенной готовности». В день встречи Е. А. Черепанов должен был находиться в «механическом заведении», М. Е. Черепанов — «у парохода», а А. А. Черепанов — «у модельной».

27 мая девятнадцатилетний наследник престола прибыл со свитой в Нижний Тагил. Заводские управляющие записывали каждое слово, сказанное им, в специально заведенной бархатной книге. Но замечания Александра были так редки и кратки, что все уместилось на одной странице. Не отличались они ни оригинальностью, ни блеском ума. Александру были чужды интересы производства и потому было не до заводов, которые ему усиленно старались показать.

Следуя в экипаже с Выйского завода к горе Высокой, Александр увидел памятник Демидову и велел объехать вокруг него. Осмотрев памятник, он ничего не сказал. В этот момент управляющий Любимов указал на «сухопутный пароход», при котором находился М. Е. Черепанов.

Александр рассеянно посмотрел в сторону машины и спросил:

— Кем устроен?

— Заводским механиком Мироном Черепановым, — последовал ответ.

Наследник кивнул головой и велел продолжать путь. Этим и закончилась встреча выйского механика с будущим императором России.

Равнодушие престолонаследника было не случайным. Члены императорской фамилии и царские правящие круги, привыкшие угодливо отдавать предпочтение иностранцам, не хотели «замечать» того, что сделано русскими новаторами.

Перед приездом Александра на Урал в губернском городе Перми была устроена выставка «образцов изделий фабричной, заводской, ремесленной и всякого рода произведений местной промышленности». Демидовские заводы послали на выставку 165 разных экспонатов — от чугунных бюстов заводовладельцев, подсвечников, листового железа, гвоздей, штыковой меди, посуды, малахита до лисьего капкана и всяких «редких ископаемых» вроде «зуба мамонта». Не оказалось только места для замечательных творений Черепановых.

В начале 1838 г. остро встал вопрос об окончании постройки третьей паровой машины для Медно-Рудянского рудника, так как было принято решение об углублении рудника до 40 и более сажен, «а имеющиеся на руднике две паровые и две штанговые машины от времени пришли в ветхость».

Третья паровая машина строилась Черепановыми с расчетом обслуживания трех насосов, чтобы могла заменить существующие паровые машины. Сама машина была уже построена; оставалось закончить изготовление насосов, построить фундамент, перестроить «креки» (кривошипы — Ф. Б.). Так как при постройке машины оказалось, что поставить в шахте три насоса невозможно, то было решено строить два насоса с увеличенным подъемом воды в трубах. Для установки машины был построен кирпичный корпус.

28 февраля 1838 г. управляющий Нижне-Тагильскими заводами издал специальный приказ, который предписывал: «механикам Черепановым, чтобы они без промедления времени занялись окончанием третьей паровой машины». Вместе с тем, Черепановым предлагалось принять «все возможные меры к подкреплению и поддержанию Анатольской и Владимирской паровых машин, особенно из них первой», озаботиться «приготовлением вещей, могущих потребоваться при переборке или перестройке тех машин».

В связи с достройкой третьей паровой машины было составлено предписание, определявшее, чем преимущественно должны заниматься Черепановы. «На попечении механиков Черепановых, — говорилось в нем, — состоят нижеследующие занятия: а) достройка третьей паровой машины при медном руднике; b) устройство двоих мехов при доменном производстве; с) устройство десятисильной паровой машины для механического заведения; d) устройство небольших мехов для кузнечного и другого производства; е) приготовление небольшой гвоздаренной машины и f) приготовление механизма для пильной мельницы для Нижне-Салдинска. Все эти предметы должны покончиться не далее трех или много четырех месяцев, некоторые же из них гораздо скорее».

Строительство всех этих машин, за исключением десятисильной машины для «механического заведения», было закончено в мае, а «гвоздаренной машины» даже в апреле 1838 г.

Третья паровая машина была пущена в ход в мае и в первые же месяцы показала, что «весьма легко может качать воду не только с нижней дистанции 40-й сажени, но и более, ежели потребуется углубление рудника». Производительность ее была такая, что она могла «почти заменять прежние две машины, т. е. Анатольскую и Владимирскую» (фиг. 17).

Фиг. 17. Третья (Павловская) паровая машина, построенная Черепановыми в 1838 г.

В течение первых трех месяцев мощность машины использовалась неполностью, так как основание под зубчатыми колесами оказалось слишком слабым. Заводская контора отмечала, что «подстаменты, укрепленные на балках, трясутся, а винты, их укрепляющие, подвергаются поломке», кроме того «пар не был возводим до надлежащей степени, а когда и возводился, то не был достаточно поддерживаем из малозначительного расчета сбережения дров».

8 июля 1838 г. все три паровых и две штанговых машины медного рудника были тщательно обследованы при участии М. Е. Черепанова. Участники обследования пришли к заключению, что, если вновь построенную третью, или, как ее называли, Павловскую паровую машину, довести до нормальной мощности, то она действительно способна почти заменить две прежних паровых машины.

М. Е. Черепанову было предписано держать в котле третьей машины полное давление пара «потому, что ежели машина действительно доведена будет до желанной степени, найдется экономия в людях, сбережении дров, мази и проч.»

Было решено отремонтировать Анатольскую и Владимирскую паровые машины, которые, «помогая Павловской машине», могли заменять зимой обе штанговые машины, что позволяло «употреблять воду на заводские производства». Нижне-Тагильская контора подтвердила прежние приказания Черепановым «о заблаговременном приготовлении всего потребного для поправки Анатольской паровой машины, с тем, чтобы непременно приступить, если не в течении будущего августа, то с первых чисел сентября к разломке и поправке». По окончании же ремонта Анатольской паровой машины, с весны 1839 г., предполагалось приступить к «поправке Владимирской».

Но, так как с момента завершения строительства третьей паровой машины до начала ремонта Анатольской был промежуток в три месяца, то управляющие решили, что «они (Черепановы — Ф. Б.) могут заняться чем-нибудь другим». Черепановы получили приказание составить проект «приготовления еще одной 40-сильной паровой машины» для откачки воды одновременно из двух шахт медного рудника, по примеру построенной ими в 1834 г. паровой машины в 40 сил на Сакардинском медном руднике наследниц Расторгуева.

В 1838 г. из столичной демидовской конторы поступило в Нижне-Тагильскую предписание отобрать для Петербургской промышленной выставки 1839 г. все, что может «прославить заводы Демидовых». Черепановым было предложено подготовить для выставки «в небольшом виде паровоз и настричь машиною фунта три гвоздей».

В сравнительно короткие сроки Черепановы построили действующую модель паровоза — «маленькой паровоз». Модель была выполнена в масштабе около половины натуральной величины паровоза, имела в длину 1,33 м, в ширину 0,72 м и в высоту (с трубой) — 1,6 м. Изобретатели придали ей двадцать дымогарных труб и механизм для перемены направления движения.

Началась отправка экспонатов на выставку. В ящики уложили чугунные бюсты заводовладельцев, образцы известного тагильского листового железа, гвозди, медь, тальк, малахит и другие предметы. Оставалось упаковать несколько вещей и в том числе модель черепановского паровоза. Ящиков не хватило и места для экспонатов осталось немного. Администрация заколебалась: послать ли модель паровоза Черепановых или жеребца, отлитого на заводе из чугуна. В конце концов решили послать чугунного жеребца.

В «росписи ящикам, назначенным к отправке в С.-Петербург на выставку» были сделаны пометы: «Машины: маленький паровоз — остался, для резки гвоздья — есть».

Так снова, второй раз русская общественность была лишена возможности увидеть предметы замечательного творчества Черепановых.

Модель паровоза была помещена в Нижне-Тагильском музее, где простояла около шестидесяти лет, после чего была перевезена в Петербург и установлена в музее Института инженеров железнодорожного транспорта, где находится и в настоящее время (фиг. 18).

Фиг. 18. Модель паровоза Е. А. и М. Е. Черепановых.

Сохранились чертежи этой модели, выполненные инж. Р. Р. Тонковым и доставленные им в начале нашего столетия в управление Нижне-Тагильских заводов. В данное время они хранятся в Свердловском областном и Нижнетагильском городском музеях краеведения.

Чертежи не совсем соответствуют приведенным ранее размерам. Кроме того, в самой модели не хватает некоторых существенных частей распределения.

По описанию Р. Р. Тонкова, парораспределение в общих чертах представлялось в следующем виде (фиг. 19–20).

Фиг. 19. Чертеж модели «сухопутного парохода» (паровоза) Черепановых.

Фиг. 20. Чертеж модели «сухопутного парохода» (паровоза) Черепановых (разрез по АВСД).

Золотники приводились в движение от эксцентриков I и II, сидящих на задней оси. Два паровых цилиндра А с золотниками Б были расположены горизонтально, а кривошипы В и B 1 — под углом 90°. Эксцентриковые тяги а и a 1 лежали на болтах двух вилок б и б 1.

Передача движения золотникам совершалась при помощи валиков в и в 1, на которых были закреплены захваты г и г 1, проходившие через прорезы головки золотниковых штоков д и д 1.

Перемена хода, насколько можно судить, совершалась поворачиванием эксцентриков вокруг оси на четверть оборота в другую сторону. Эксцентрики были свободно насажены на заднюю ось и с помощью рычагов могли быть сцеплены с правым или левым дисками, закрепленными на оси.

Эти диски имели квадратные отверстия на расстоянии (в проекции) четверти окружности друг от друга; в отверстия входили шипы эксцентриков. При сцеплении с правым или левым диском эксцентрики служили для переднего и заднего хода.

Эксцентриковые тяги а и а 1 при перемене хода поднимались рычагами е, е 1, е 2 и тягами ж, почему распределение прекращалось и паровоз продолжал двигаться по инерции. Далее машинист передвигал эксцентрики до сцепления с обратным диском, вследствие чего тяги получали движение обратное бывшему. После этого рычагами Р и Р 1 и тягами Т машинист подвигал, вилки б и б 1, поворачивал валики в и в 1 с захватами и золотниками до положения, при котором опущенные на вилки эксцентриковые тяги попадали гнездами на болты.

Паровоз имел предохранительный клапан Г, запорный клапан Д, питательные насосы Е и Е 1, приводимые в движение от эксцентриков, и выпуск мятого пара в трубу Ж. Паровозная рама была составлена из толстых деревянных брусьев^[33].

Неудача с отправкой модели паровоза на Петербургскую выставку 1839 г. не сломила волю Черепановых к новым творческим дерзаниям. Черепановы глубоко верили в то, что они творят большое и нужное дело, облегчающее труд простых тружеников. Они воочию видели, какую громадную пользу приносят производству построенные ими паровозы и рельсовая дорога, которые продолжали успешно работать^[34], какие большие, далеко еще нераскрытые, возможности заключены в создаваемых ими машинах. Поднявшись высоко над уровнем технической мысли своего времени, Черепановы, не колеблясь, принимали новые смелые технические решения.

М. Е. Черепанов вскоре задумал постройку парохода для буксирования судов из Перми по рекам Каме и Волге до Нижнего Новгорода и обратно. Осенью 1839 г. он подал в Нижне-Тагильскую заводскую контору докладную записку с проектом и сметой.

Мирон Ефимович надеялся построить пароход силами 20 рабочих «не более, как месяца в 4» и считал, что «материалов потребуется не более как до 1000 пуд. чугуна, столько же железа и пудов до 15 меди».

Какова была судьба этого предложения? Был ли построен этот пароход? Тщательные архивные изыскания, предпринятые для получения ответа на эти вопросы, пока не дали результатов. Но известно, что портреты Е. А. и М. Е. Черепановых написаны художником — их современником — на фоне не только паровоза, но и парохода. Это является известным основанием к тому, что изыскания в архивах должны быть продолжены.

В том же 1839 г. Е. А. и М. Е. Черепановы построили еще две паровые машины мощностью 10 сил каждая. Одна из них была установлена в «механическом заведении» Выйского завода, а другая — на Вилюйском золотом прииске.

Горное начальство, видя, что строительство машин в Нижне-Тагильском округе разрастается, стало косо смотреть на деятельность Черепановых. В декабре 1839 г. главный начальник горных заводов хребта Уральского потребовал от заводской конторы отчета: «при каких именно устройствах или для чего заведены паровые машины в округе Нижне-Тагильских заводов, когда устроена каждая из них; во сколько сил; сколько времени каждая действовала; сколько дров потреблялось каждогодно; не оставлены ли вместо того в бездействии какие-либо другие заведения, устройства, требовавшие горючего материала, и с чьего разрешения все это сделано; если же разрешения не было испрошено, то почему?».

На это требование контора ответила подробным объяснением, причем, чтобы не подвергать себя ответственности за расходование большого количества дров, сжигаемых в котлах паровых машин, она указывала: «Все восемь паровых машин действуют не постоянно, а временно, именно только зимой при недостатке в заводских прудах и приисках воды». А когда паровые машины работали, то «котлы отапливались только древесными отходами, а лес берегли».

Уральское горное правление не удовлетворилось, однако, этим объяснением и прислало в Нижний Тагил чиновника, который занимался выяснением дела на месте.

Е. А. и М. Е. Черепановы продолжали строить свои машины под постоянной угрозой со стороны горного начальства. В 1840 г. они построили паровую машину мощностью в 4 л. с. для платинового прииска и давно задуманную паровую машину в 10 л. с. для воздуходувок Выйских медеплавильных печей.

Последняя машина имела оригинальную конструкцию: для нагревания котла был использован «теряющийся жар самих медеплавильных печей». Устройство такой котельной установки к паровой машине «для мехов к безостановочному действию на случай в пруде маловодья» М. Е. Черепанов задумал еще в 1835 г. и работал' над созданием ее несколько лет.

Новые паровые машины показали в работе хорошие результаты, а потому Черепановы решили продолжать строительство подобных машин. Заводская контора сообщала главной конторе, что «еще две (такие же — Ф. Б. ) паровые машины уже заказаны домашним механикам Черепановым».

Ефим Алексеевич Черепанов работал по-прежнему, не покладая рук, хотя был уже стар и силы оставляли его. Еще в 1838 г., когда ему исполнилось 64 года, он, «чувствуя болезненные припадки и не будучи в состоянии далее продолжать службу», просил уволить его на пенсию.

Заводская контора тогда же передала вопрос о пенсии на разрешение главной Петербургской конторы. Дело затянулось и чем более затягивалось, тем больше опутывалось сетями волокиты. Не были учтены ни пятьдесят лет самоотверженного труда Ефима Алексеевича, отданных демидовским заводам, ни его громадные заслуги.

Еще четыре года работал Ефим Алексеевич, ожидая со дня на день решения вопроса. 15 июня 1842 г. он скончался, так и не дождавшись положительного ответа от заводовладельцев. 4 июля 1842 г. заводская контора известила главную контору о кончине «старшего своего механика Ефима Черепанова, первого строителя паровых машин в Н.-Тагильске». «Он был, — писала она, — 68-ми лет и помер от апоплексического удара, выезжавши еще накануне смерти по делам службы».

После смерти Ефима Алексеевича с просьбой «о положении пенсии» обратилась в главную контору его жена Евдокия Семеновна. Она писала, что сын ее М. Е. Черепанов получает жалование, «которого ему при семействе, из девяти душ состоящем, не всегда достаточно». Признав просьбу справедливой, Демидовы пенсии, однако, не назначили, ссылаясь… на отсутствие у Петербургской конторы утвержденных штатов.

После смерти Е. А. Черепанова, М. Е. Черепанов, заменивший отца, работал на демидовских заводах семь лет. Мирон Ефимович по-прежнему со свойственной ему энергией и настойчивостью продолжал решать самые смелые технические задачи, создавал новые заводские машины.

Самым выдающимся сооружением М. Е. Черепанова в эти годы была паровая машина мощностью 60 л. с., построенная им в 1847 г. на медном руднике для откачки воды. Архивные документы особо подчеркивают значение этого дела для заводского производства, а один из них даже указывает, что, создав эту машину, М. Е. Черепанов «совершил значительный подвиг».

Мирон Ефимович умер после болезни 5 октября 1849 г., сорока шести лет, в расцвете творческих сил, проработав на демидовских заводах около 34 лет. После смерти М. Е. Черепанова осталась большая семья, состоявшая, кроме двух дочерей, выданных им при жизни замуж, из жены 44 лет, двух сыновей 11 и 6 лет, трех дочерей 21, 14 и 8 лет и престарелой матери 75 лет.

В ходатайстве о пенсии семейству М. Е. Черепанова Нижне-Тагильская заводская контора отмечала заслуги Мирона Ефимовича перед заводами. Он, — указывала контора, — «много содействовал» работе отца Е. А. Черепанова, под руководством которого производились «все значительные устройства по заводам в прежнее время, а затем непосредственно занимался многими устройствами по механической части, а равно оказал немаловажные услуги при перестройке заводских плотин, которые производились под главным его наблюдением и руководством».

Документ заводской конторы весьма показателен для характеристики отношения управляющих и приказчиков Демидовых к творчеству М. Е. Черепанова. На первый план выдвигались его заслуги «при перестройке заводских плотин», а о выдающейся заслуге — изобретении первых паровозов и создании первой рельсовой дороги — контора не сказала ни слова. Слуги Демидовых видели в Черепановых прежде всего прежних плотинных мастеров; им ближе была старая рутинная заводская техника, чем передовые технические идеи, проводниками которых были Черепановы. Дело Е. А. и М. Е. Черепановых после их смерти с успехом продолжал Аммос Алексеевич Черепанов, который, как нам уже известно, работал в тесном содружестве с Мироном Черепановым. Аммос Алексеевич доводился Ефиму Алексеевичу племянником, а Мирону Ефимовичу братом.

А. А. Черепанов родился в 1816 г. в семье брата Е. А. Черепанова — Алексея Алексеевича (1786–1817 гг.). Аммосу не исполнилось еще и года, когда умер его отец. Овдовевшей жене Алексея Алексеевича Черепанова, получавшей 60 рублей пенсии в год, нелегко было воспитывать двух детей, оставшихся на ее руках. Ей помогал Ефим Алексеевич.

Когда Аммосу исполнилось 9 лет, его отдали в Вый-скую школу. В школе он учился хорошо, получая по всем предметам отметки только «порядочно» и «изрядно». По окончании школы в 1829 г., по просьбе Е. А. и М. Е. Черепановых, его назначили в помощь механикам.

Аммос был хорошим учеником дяди и брата. Он отлично выполнял чертежи, помогал в строительстве машин. При его непосредственном участии была построена Владимирская паровая машина. Заводская контора не раз отмечала его работу премиями.

Летом 1833 г. Аммос Алексеевич побывал, как указывалось выше, в Петербурге и после возвращения был назначен младшим помощником механика к Е. А. Черепанову в «механическое заведение». Здесь он принимал активное участие в создании паровозов, железной дороги и третьей паровой машины, строившихся дядей и братом.

В 1835 г. А. А. Черепанова назначили механиком Медно-Рудянского рудника с подчинением Ефиму Алексеевичу. Здесь он также успешно справлялся с производственной работой. Через три года Аммос Алексеевич работал механиком Нижне-Тагильского завода, причем в конце 1840 г. был привлечен «к преподаванию ученикам при Нижне-Тагильском заводском училище черчения планов».

Проработав в должности механика более шести лет, он в мае 1845 г. перешел на Лайский завод, где получил место приказчика. Под его руководством на этом заводе началось применение разных машин и механизмов. Завод стал выпускать больше продукции. Нижне-Тагильская заводская контора отметила особую заслугу «приказчика Черепанова по устройству Верхне-Лайских кричных мехов». В половине 1848 г. Аммоса Алексеевича снова назначили младшим механиком на Нижне-Тагильский завод. Он снова стал помощником М. Е. Черепанова, который был назначен старшим механиком и механиком всех заводов Нижне-Тагильского горного округа.

Наиболее выдающимся новаторским делом А. А. Черепанова было создание им большого парового трактора. Трактор перевозил тяжести с Нижне-Салдинского на Верхне-Салдинский завод и с Верхне-Салдинского на Нижне-Салдинский. Этот трактор получил в народе название «парового слона»^[35]. Аммос Алексеевич Черепанов умер в 1857 году, 41 года, оставаясь крепостным.

После его смерти «механическим заведением» Выйского завода руководил надзиратель Иван Боташев.

Техническое творчество замечательных русских механиков Черепановых, их опыт еще при жизни Ефима Алексеевича и Мирона Ефимовича находили последователей на других предприятиях горнозаводской промышленности.

По примеру черепановских паровозов талантливые крепостные мастера, имена которых пока остаются неизвестными, построили в 1839 г. на Пожевском заводе горнозаводчиков Всеволжских паровоз для Царскосельской железной дороги, открытой в 1838 г. На дороге работали паровозы, купленные за границей, в Англии. Пожевской паровоз оказался дешевле и лучше иноземных и был «более способен» для работы в условиях суровой русской зимы. Но так же, как и первые паровозы Черепановых, этот паровоз не был признан царскими чиновниками — путейцами.

Основоположники передовой транспортной техники

ерепановым вместе с их предшественниками — Фроловыми — по праву принадлежит первое место среди основоположников современного железнодорожного транспорта. Как паровая машина, изобретенная И. И. Ползуновым, открывала новую эпоху в развитии промышленности, так первые рельсовые дороги, созданные Фроловыми и Черепановыми, и первые паровозы Черепановых знаменовали новый этап в развитии сухопутных путей сообщения.

«Раз только, — указывали К. Маркс и Ф. Энгельс, — вы ввели машину в качестве средства передвижения в страну, обладающую железом и углем, вы не можете помешать тому, чтобы эта страна сама стала производить эту машину»^[36]. А позднее Ф. Энгельс писал: «В тот день, когда Россия ввела у себя железные дороги, введение этих современных средств производства было предрешено»^[37].

В первой половине XIX в. наше отечественное железнодорожное строительство только еще начиналось, железные дороги строились медленно, их было ничтожно мало — и это было одной из причин поражения царской России в Крымской войне. Но после отмены крепостного права в период развития промышленного капитализма строительство железных дорог пошло быстрее и развернулось в 80–90 гг. Быстро пошло и развитие железнодорожной техники, основы которой были заложены практической деятельностью Черепановых и теоретическими трудами их современников ученых П. П. Мельникова, М. С. Волкова, А. И. Баландина и других.

Последователи этих носителей передовой русской технической мысли продолжали их традиции, обогащая важнейшие отрасли железнодорожного транспорта открытиями, утверждавшими приоритет нашей Родины в области транспортной науки и техники. К их числу принадлежат, прежде всего, такие выдающиеся инженеры-паровозостроители, как А. П. Бородин, Н. П. Петров, М. В. Гололобов, Н. Л. Щукин, А. С. Раевский, Б. С. Малаховский, Н. И. Карташов. Они создавали самые передовые конструкции паровозов, паровозы с машинами двойного расширения, катковые механизмы, локомотивы с паронагревателями, сочлененные локомотивы и многие другие. Они обогатили транспортную науку и технику многими теоретическими исследованиями мирового значения. Таковы, например, гидродинамическая теория трения Н. П. Петрова, его тяговые расчеты, расчеты рессор, рельсов, исследование непрерывных тормозных систем и проч.

Трудами этих передовых деятелей техники паровозостроения «к началу XX столетия Россия полностью освободилась от иностранной зависимости в области паровозостроения. К этому же времени были созданы многие замечательные конструктивные формы русских паровозов, дальнейшее развитие которых привело к самым передовым результатам паровозостроения»^[38].

Неоценимый вклад внесли известные русские инженеры — мостостроители Д. И. Журавский, Н. А. Белелюбский, Л. Д. Проскуряков и другие. Возводя оригинальные по конструкциям и не превзойденные по прочности мостовые сооружения, они обогащали технику мостостроения смелыми и оригинальными решениями принципиальных теоретических вопросов.

Виднейшими теоретиками и практиками отечественного паровозостроения и мостостроения были созданы передовые русские научные школы, которые, получив затем свое наиболее плодотворное развитие в советское время, пользуются мировой известностью. На них равняется транспортная наука и техника всего мира.

Однако в крепостнической и капиталистической России, при полном равнодушии правящих классов к успехам передовой отечественной научно-технической мысли, неверии их в творческие силы народа и постоянном слепом преклонении перед иностранщиной, у русских ученых и техников не было возможностей для широкого творчества. Упорная борьба с отсталостью, застоем, косностью, рутиной в технике отнимала много сил.

Только Великая Октябрьская социалистическая революция, освободившая нашу Родину от господства капиталистов, и помещиков и положившая начало новой эре в истории развития человечества, положила также начало новой эре в развитии научно-технической мысли.

Только в годы советской власти транспортная наука и техника, окруженные постоянным вниманием большевистской партии, пошли по пути поступательного движения вперед и достигли невиданных высот.

В Советском Союзе созданы лучшие образцы мирового паровозостроения — паровозы ИС, ФД, Л, 2–3—2 и другие.

Железнодорожный транспорт стал у нас одной из важнейших и ведущих отраслей народного хозяйства, мощным фактором развития и правильного размещения производительных сил, важнейшим средством обороны страны.

«СССР, как государство, — сказал в 1935 году на приеме железнодорожников товарищ И. В. Сталин, — был бы немыслим без первоклассного железнодорожного транспорта, связывающего в единое целое его многочисленные области и районы. В этом великое государственное значение железнодорожного транспорта в СССР»^[39].

Первоклассный железнодорожный транспорт создан в нашей стране. СССР стал могучей железнодорожной державой.

Эта мощь нашего железнодорожного транспорта с особой силой проявилась в годы Великой Отечественной войны, когда «советский железнодорожный транспорт выдержал нагрузку, с которой едва ли справился бы транспорт другой страны» (И. Сталин)^[40].

В настоящее время железнодорожный транспорт СССР насчитывает 123 тысячи км путей, не считая путей промышленных предприятий, несколько десятков тысяч паровозов и сотни тысяч вагонов. Имеются паровозы мощностью до 3000 л. с., которые водят по стальным путям нашей страны поезда весом 2000–3000 т со скоростью 50–70 км/час.

Великий советский народ, наследуя творчество замечательных русских механиков Черепановых, по достоинству оценил их выдающиеся труды, их роль пионеров парового железнодорожного транспорта России.

Передовая советская наука, восстанавливающая историческую справедливость, впервые сказала нашему народу правду о роли и значении творчества Черепановых, которое на протяжении более чем трех четвертей века попиралось правящими классами царской России^[41].

Советские люди бережно хранят память о Черепановых. В Нижнем Тагиле, на Вые о замечательных механиках постоянно напоминают названия улиц: Черепановы Верхняя и Нижняя, где они жили, Пароходная, — где были проложены «колесопроводы» первой железной дороги с паровой тягой в России, по которым ходили черепановские паровозы. На доме (фиг. 21), в котором жили Черепановы, установлена мемориальная доска.

Фиг. 21. Дом в г. Нижнем-Тагиле, на ул. Верхней Черепановой, в котором жила семья Черепановых.

К столетию со дня смерти Мирона Ефимовича Черепанова, исполнившемуся в 1949 г., рабочие и инженеры старейшего в Нижнем Тагиле металлургического завода имени В. В. Куйбышева построили макет паровоза Черепановых в натуральную величину, увеличив для этого вдвое размеры модели паровоза, хранящейся в музее Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта. Этот макет установлен теперь в историческом зале Нижне-Тагильского музея краеведения; его постоянно могут видеть тагильчане и приезжие.

Будучи достоянием советского народа, технические идеи и творчество замечательных русских механиков Черепановых живут в созданном за годы сталинских пятилеток передовом социалистическом машиностроении, в лучших в мире паровозах, построенных на советских паровозостроительных заводах, в рельсовых стальных путях, опоясывающих из края в край во всех направлениях великий и могучий Советский Союз.

Список основных источников

К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., тт. IX, XXIX.

В. И. Ленин, Развитие капитализма в России. Соч., т. III.

И. Сталин, Вопросы ленинизма, 11 изд.

И. Сталин, О Великой Отечественной войне Советского Союза, 1946 г.

История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков), Краткий курс.

Свердловский областной государственный архив (СОГА): ф. 59, оп. 12, д. 7689; ф. 25, оп. 2, д. 7840; ф. 43, оп. 1, д. 13.

Нижне-Тагильский городской государственный архив (НТГА): ф. 13, оп. 1, дд. 73, 104, 114, 115, 124, 129 и 147; ф. 13, оп. 3, дд. 57, 422, 430, 447, 465, 467, 555, 644, 646, 648, 649, 666, 686, 702, 704, 709, 714, 717, 720, 724, 728, 729, 827, 840, 843, 865, 882, 904, 907, 908, 913, 955, 961, 1088, 1310, 1321; ф. 13, оп. 16, дд. 39, 82, 83, 90, 92, 108, 257.

«Горный журнал»: 1826 г., ч. II; 1830 г., ч. IV; 1834 г., ч. I; 1835 г., ч. II. и III; 1844 г., ч. III; 1902 г. № 5.

Коммерческая газета, 1835 г. № 63 и 69.

A. Д. Карцев, Паровоз Черепановых, Трансжелдориздат, 1939 г.

Б. Федорова, Крепостной Тагил (1701–1861 гг.), Свердлгиз, 1940 г.

Нижний Тагил, сб., Свердлгиз, 1945 г.

B. В. Данилевский, «Русская техника», 1948 г.

A. Бармин, литературно-художественный альманах «Прикамье» № 11, 1948 г.

B. С. Виргинский. Возникновение железных дорог в России до начала 40-х годов XIX века, Гострансжелдориздат, 1949 г.

Л. Б. Януш, Русские паровозы за 50 лет, Машгиз, 1950 г.

Журн. «Железнодорожный транспорт» № 6, 1951 г.

Д. Кашинцев, История металлургии Урала, т. I, 1939 г.

C. Струмилин, Черная металлургия в России, 1935 г.